Pure morning

Тяжелое биение собственного сердца. Касания к своим острым выпирающим ребрам. Привкус успокоительного на языке. Такой была каждая ночь Рана. У него нет проблем с тем, чтобы провалиться в тяжелый, дурманящий сон. Но спустя пару часов глубокой ночью он всегда открывает глаза: потому что чувствует, как ледяные руки кошмаров впиваются в его горло. Ран всегда видит один и тот же страшный сон – он сидит на пустом берегу, серое небо сливается с морем, и создается ощущение, что жизнь обрывается именно здесь. Ветер треплет волосы, но старшего Хайтани это не волнует. Он вглядывается в горизонт, ведь именно туда ушел Риндо: бросил его, предал, выбрал кого-то другого. Ран любил так сильно, он был готов бросить себя к ногам брата, сделать для него все, разбиться вдребезги – но Риндо это было не нужно, он держал за руку чужого человека. Сейчас Ран тоже лежит и вглядывается в темноту в углу комнаты. Он в собственной кровати, но все равно откуда-то слышит шум волн и далекие крики чаек. Именно в этот момент талию старшего обвивают две горячие, уверенные руки. – Снова кошмары? – Риндо шепчет это сзади прямо брату в шею, а потом чуть целует его бледную, почти прозрачную кожу. Ран сдавленно кивает. Во время этих жутких снов он никогда не кричит, не дергается, не издает ни звука – просто резко открывает глаза и мелко дрожит, глядя в никуда. Но Риндо чувствует его. Чувствует без слов и объяснений. – Мне кажется, что в моем сердце тысячи стеклянных осколков, – старший Хайтани шепчет это, пока его обнимают такие знакомые руки. – Это очень больно. – Тогда я вытащу каждый со всей возможной нежностью, – Риндо целует самый верхний выступающий позвонок брата. – Это все равно будет больно. Я испачкаю пальцы и губы кровью из твоего сердца. Но я спасу тебя. – Я знаю. После этих слов Ран все-таки поворачивается к младшему. Сейчас под одеялом они оба абсолютно голые – чтобы ощущать друг друга предельно близко, чтобы не было преград, чтобы касаться кожа к коже. Братья лежат настолько рядом, что соприкасаются кончиками носов, и их дыхание смешивается в темноте. Ран кладет ладонь на щеку Риндо и с осторожностью, словно боясь, гладит его – внешне они отличаются так сильно, но глаза у них одинаковые: это видно даже в темноте. Глубокие, фиолетовые глаза – ориентир, по которому они смогут найти друг друга даже на разных концах света. – Иди сюда. Риндо тянет брата на себя. Одеяло сползает в сторону, а Ран оказывается сидящим на бедрах младшего. В комнате темно, но через задвинутые шторы пробивается свет уличного фонаря: в этом свете видно, как по узким плечам Рана рассыпались длинные пряди. Волосы брата – это особенный фетиш младшего. Сейчас в темноте они почти черные и достают до поясницы. Риндо берет одну прядь с и неподдельной любовью пропускает ее сквозь пальцы, пока Ран сидит на нем и смотрит сверху вниз. Ночь искажает границы, ночь вытаскивает наружу все личное, ночь открывает слабости. Пухлые, всегда чуть надутые губы. Глаза с искорками озорного лукавства. Ямочки на щеках, возникающие даже при слабой улыбке. Таким Ран видит Риндо. И это его одержимость. Младший брат для него больше, чем долгий сон в теплой постели, чем любимая теплая кофта, которую он носит уже несколько лет, чем дневник с самыми сокровенными мыслями – больше, чем все. И Риндо это знает. Поэтому он отпускает волосы брата и взамен берет его бледные руки с вуалью выпирающих вен, а затем бережно переплетает их пальцы. Язык любви – в каждом нежном касании. Ран наклоняется и приникает к чужим губам: сначала поцелуй невинный, почти детский, но затем язык старшего скользит в рот брата, переплетаясь с его языком. Рану никогда не хватает малого. Если речь о Риндо, то он хочет получить его всего. Поэтому сейчас Ран не отпускает язык младшего, дразняще кусает его губы и стонет в поцелуй. Риндо чувствует, как длинные мягкие волосы брата ложатся на его грудь, щекоча кожу: для него Ран – это острые шипы, за которыми никто не видит самую хрупкую в мире розу. А он, Риндо, видит и сделает все, чтобы ее сберечь. Он первым отстраняется от чужих губ – только чтобы опуститься ниже. Теперь он целует шею брата, а затем прижимается носом к его яремной впадине: сердцебиение Рана здесь слышно едва ощутимо, до Риндо долетают лишь его отголоски. Старшему Хайтани нравится, когда брат слушает его сердце – Рану кажется, что так ему получится донести гораздо больше. Риндо с нежностью целует его выступающие ребра, он гладит их кончиками пальцев, пересчитывая: худоба Рана – это тоже его фетиш. Кожа старшего такая нежная, что на ней даже после легких прикосновений губ остаются отиетины. – Я хочу как можно больше следов, – Ран шепчет это, подставляя шею. – Укуси меня. Оставь отпечатки. И Риндо послушно кусает. А Ран кусает в ответ его – и так они буквально сплетаются в клубок на кровати: кожа обоих покрывается засосами и отпечатками зубов. В этом нет вульгарности, нет ничего пошлого или вызывающего – в каждом поцелуе братьев только чувственность и привязанность. Ран замирает, когда снова оказывается сверху. Теперь он прикусывает ключицы брата, вылизывает его соски, теребит их языком, и они оба уже возбуждены. На простынях следы смазки, твердый член Риндо упирается в бедро старшего, и тот пошире расставляет ноги и отодвигается чуть назад, чтобы два ствола прижимались друг к другу. Прикусив губу, Ран начинает дрочить им обоим. Возбужденные члены трутся друг об друга, нити смазки тянутся между двумя головками и оплетают пальцы старшего. Риндо стонет. Ему нравится чувствовать тяжесть Рана на себе, нравится, как волосы липнут к ему лицу, нравится, что один из засосов на груди старшего прямо у сердца. Ран наклоняется и облизывает сначала свою головку, а потом головку брата – он ласкает оба члена языками, смешивает смазку и слюну, и в этом есть особенная близость. В спальне становится предельно жарко, Риндо уже мокрый от пота и возбуждения, его желание концентрируется в приятной тяге в низу живота. И он не выдерживает первым. Младший Хайтани чуть толкает брата назад и расставляет его ноги шире. Прикусив губу, Ран стонет, открывая тугое колечко мышц, и облизывает пальцы Риндо – не потому, что это поможет, а потому что ему хочется. Они с братом снова целуются, и теперь у губ Рана вкус их смешанной спермы: и это возбуждает Риндо еще сильнее. Младший Хайтани вводит в брата сразу три пальца и начинает двигать ими размеренно, чуть лениво – словно не видит, как Ран требовательно двигает бедрами. Ран любит секс. Секс – единственное, что помогает ему спрятаться от ночных кошмаров. Для старшего Хайтани это не просто плотская утеха – это способ быть с Риндо предельно близко, чувствовать его, сливаться в целое. Риндо достаточно пальцев, чтобы довести брата до глубоких стонов и оргазма, но сейчас он специально дразнит Рана, едва касаясь нужной точки внутри него. Все тело старшего напряжено, он дрожит от желания и пытается выгибаться, двигать бедрами, расставлять ноги – что угодно, только бы усилить это приятное щекочущее ощущение внутри. И Риндо не может долго не давать старшему того, чего он так хочет: потому что сам любит до безумия, до дрожи, до перехвата дыхания. Он вынимает пальцы, и тут же приставляет головку к растянувшемуся проходу. Риндо давит, наслаждаясь самим процессом – как его член растягивает стенки, как входит все глубже, вбиваясь в Рана. Ощущение приятной заполненности. Горячие руки Риндо на пояснице. Слезы на ресницах от ощущения близости самого важного человека. Так Ран ощущает их секс с Риндо. Они буквально становятся рабами друг друга: сливаютмся телами, сердцами, душой. Младший толкается в чужое тело, а Ран расставляет ноги и насаживается, выгибаясь в пояснице – он почти скачет на Риндо, его волосы вздрагивают при каждом движении, сердце колотится. Тугое кольцо мышц Рана сжимает член младшего, и это так хорошо, что он уже даже не контролирует стоны. Риндо почти натягивает брата на себя, а тот прижимается носом к его виску, опаляя нежную кожу возбужденным дыханием. Сначала кончает младший – прикусив губу, он изливается в тело Рана, сходя с ума от одной мысли, что брата изнутри заполнит его сперма. Ран заснет в его руках, а семя Риндо будет вытекать из него и засохнет не бедрах: старший думает об этом же, поэтому сжимает ягодицы и, прикрыв глаза, тоже кончает. Белесые теплые разводы спермы брызгают на разгоряченную кожу на груди Риндо. Ночь за окном остается все такой же темной, но в комнате становится значительно теплее. Два дыхания почти сливаются в унисон, и Риндо не позволяет брату слезть с него – он так и оставляет Рана на своей груди, хоть лежать так и неудобно: выпирающие тазобедренные косточки старшего впиваются в кожу. Но Риндо все стерпит, чтобы чувствовать эти губы у своей шеи. Им не нужен никакой душ: братья привыкли засыпать так – голые, взмокшие, перепачканные спермой. Младший гладит Рана по волосам, перебирая пряди – самый верный способ усыпить его. – Кто бы тебя ни забрал. Куда бы ты ни ушел, – Ран сонно приподнимается и смотрит в фиолетовые глаза напротив. – Я везде тебя найду. Я верну тебя. Ты только мой. – Только твой, – Риндо целует старшего в лоб и кладет руку на его поясницу, сильнее прижимая к себе. – И каждое утро мы будем встречать вместе. Сердцебиение, что медленно приходит в норму. Размеренное дыхание Риндо у самого уха. Вера, что они с братом навечно связаны друг с другом. Таким было ожидание каждого утра Рана.