А под сенью клена...

Тика коснулась губами горячечного лба алого мага, её пальцы запутались в седых, поблекших после Испытания волосах. Рейстлина ей жаль - жаль, как птичку со свёрнутой шейкой (или, скорее, как передавленною телегой змею). Он снова зашелся в кашле, давясь собственной кровью, и опустил голову девушке на колени в бессилии. Будь он в здравом рассудке, ни за что бы так не сделал, а только сжал бы покрепче древко шершавого посоха, скорчившись у одного из высоких деревьев, коих за время странствия они покидали немало. Или хотя бы подошёл к Карамону — но сейчас сил не было. Рейстлину на неё плевать, должно быть (как и на всех остальных в компании, что путешествует в войну из Утехи), да и Тика с неким стыдом признаётся себе, что не скинула его на землю только потому, что Карамон вот-вот, да и взглянет на неё с благодарностью. И потом скажет, мол, спасибо, что заботишься о моем хилом и больном брате, Тика, давно тебе хотел сказать, что я тебя люблю — и поцелует крепко, как только умеет. А умеет Карамон, бессомненно, хорошо... Тика склоняет голову над Рейстлином, пряча стремительно алеющие щеки. Не дай боги этот заметит своими часами песочными вместо зрачков, вот тут она со стыда и правда помрет на месте! На их небольшой лагерь уже находит темнота, осень является сумерками и алыми кленами. Золотая Луна и её благоверный что-то творят в котелке под довольное ворчание старого гнома, а сам Флинт вновь вырезает из дерева какую-то безделушку. Тассельхоф же, перебивая абсолютно всех, рассказывает хмурому Стурму историю всей своей семьи и сродников, не забывая правильно говорить каждое имя. Танис с Карамоном... Тика оглядывается, и вскоре замечает силуэты полуэльфа и одного из братьев Маджере за колючим, но сейчас сухим и голым кустом. Рейстлин же кашляет, кровь вытирая такими же алыми рукавами собственной мантии, отчего та темнеет. И рыжая девушка вновь обращает на него внимание, проводя рукой по седым волосам. — Тика. — она впервые за вечер слышит шелестящий шепот Рейстлина, который наконец поднимает голову с колен. Даже не по фамилии зовет, как обычно, имя говорит, как до этого его Испытания магов. — Я знаю, зачем ты это делаешь. Не из жалости, и хоть на том спасибо, однако... Тика вздрагивает, ниже голову наклоняя (а если Карамон услышит? Да тут ни заботой о Рейстлине, ничем не помочь уже будет) и хмурясь. — Я не против, если ты заберешь его. Он мне не нужен. — Рейстлин лишь произносит это, так лицо Тики багровеет. Смущение ли, непонимание, она и сама не понимает, но почему-то выражение лица мага напоминает ей заскучавшего хозяина какой-то зверушки, которая ему надоела. Ох, если бы у Тики меч не лежал у соседнего дерева, она бы! — Карамон тебя любит так сильно, а ты ничего и никогда не ценил. — Тика говорит это, и пусть в голосе звучит искренняя неприязнь, она головы не поднимает. Отойти на пару шагов, смотреть на неё с Рейстлином, и это как раз идеальная картина для Карамона. — Он мне сказал, что не сможет мной дорожить так, как тобой, ведь именно ты владеешь сердцем собственного близнеца! Он меня не видит даже. Так, хотя бы, видит мою заботу к тебе. — меж пальцев девушки струится седая прядь (её хочется дернуть, выдернуть совсем!), и Тика сдерживает свою злость, чтобы не говорить уж совсем громко. Она знает, что весь их небольшой лагерь с ней согласится, да только Карамон ни за что не послушает. — Ты, очевидно, плохо слышишь. — в голосе Рейстлина сквозит едкая насмешка, но его прерывает очередной приступ надрывного кашля. — Я же сказал... Забирай его, Тика. Я с радостью сыграю так любимую Карамоном роль хилого калеки, лишь бы он окончательно отстал от меня, а ты оставила его у себя. Моему брату стоит учиться быть личностью, а не частью чего-то. Иначе он останется таким идиотом. — маг закрывает глаза. И Тике ответить нечего. Вернее, нет, конечно, есть чего, но при Карамоне на Рейстлина кричать нельзя. Эх, а Стурма бы это не остановило, конечно, но Стурм и не собирается быть с Карамоном так, как того желает она. Поэтому остаётся только сверлить противного мага взглядом и следить, чтобы тот, не дай бог, не захлебнулся кровью, слюной, мокротой, или чем там еще можно? Впрочем, неважно. — Ему с тобой хотя бы по одному пути. Эта история стара, как мир. — лучше бы Рейстлин рот закрыл, а не глаза. Хотя, конечно, без взгляда мерцающих золотом гляделок было спокойнее. — Вы вернетесь после войны — если выживете, конечно, восстановите родную деревню — если будет, что восстанавливать, и заживете вместе в доме под сенью валлинов. А в конце истории вы, счастливые, понарожайте детишек. — Тика теперь еще сильнее раскраснелась, смущенно накручивая рыжий локон на палец. Однако что это она, перед этим вот... Бедным... Краснеть? Ну уж нет. — Может и так! — тонкие седые пряди меж пальцами левой руки Тики сплетаются в кривую, страннейше глупую косичку. А потом она вдруг замирает. Ведь и правда, что-то она слишком глупит. Ей нужен Карамон без брата, Рейстлину не нужен брат совсем... — постой, Рейстлин, значит, если... — Да. Только пообещай, чтобы писем и попыток связаться от него не было в будущем. Никогда. — Рейстлин вновь открывает глаза. На лице появляется довольная усмешка. Тику пробирает, он выглядит как торговец, завершивший удачную сделку. Нет, все-таки, неправильно это... — Мы в расчёте, Тика Вэлайн? Или тебя назвать Маджере, так, заранее? — и алый маг смеется хрипло, потом вновь откашливаясь кровью. — В расчёте, Рейстлин. Или лучше золотце? — и Тика смеется искренне, наблюдая за вспыхнувшим от смущения Рейстлина. — Заткнись лучше, Тика, иначе не видать тебе моего, — маг хмурится, вновь разрушая любое мгновение тепла, — близнеца. — А ты спи. — Девушка закатывает глаза, но замолкает, рыжие кудри падают на плечи. Рейстлин тоже молчит теперь, вскоре погружаясь в беспокойный сон, все также лежа у Тики на коленях. Через несколько минут, под треск близкого костра и она, уронив голову на грудь, заснула. Вскоре подходит Карамон. Склоняется над дорогим братом, целуя его в горячий лоб. Неуклюже осторожно накрывает и Рейстлина, и Тику своим плащом, садится рядом, обнимает её за талию. И закрывает глаза, быстро погружаясь в крепкий сон. Так они и остаются под осенним, облетающим кленом. Посреди же ночи Тика понимает, что с двумя близнецами больше ни за какие обещания спать не будет. Нет уж, дудки! А то выбор между проснуться от храпа Карамона, от которого вздрагивает весь их небольшой отряд, или от кашля Рейстлина, от которого вздрагивает только Карамон, а потом будит весь отряд, потому что пытается найти котелок для отвара, — нет, он Тику совершенно не устраивает.