Из Небраски с любовью

      Не найдя Шелдона на привычном месте, Леонард не сильно расстроился. Его нельзя в этом винить — каждая минута, проведённая без занудной непрекращающейся болтовни над ухом, являлась благословенным даром Божьим, и раскидываться ими было как минимум кощунственно. Подарки судьбы стоило принимать с благодарностью и без лишних вопросов — несколько часов он этим и занимался, в блаженном одиночестве пересматривая дополнительные материалы к «Зелёному фонарю» 2011 года. Сидя на месте Шелдона, прихлёбывая его любимый горячий шоколад (естественно, с идеальным балансом молока, какао и корицы) — и насвистывая имперский марш. То есть, зарабатывая страйки с такой наглостью, словно у него в запасе имелся как минимум тройной стак хит-поинтов.       По-настоящему беспокоиться он начал лишь к трём — близилось время обеда, а Шелдона всё не было. А ведь он никогда не пропускал время обеда, с маниакальной посекундной точностью (швейцарские часы могли удавиться от зависти) поднося первую ложку ко рту ровно в 15:10. Напрашивалось всего два вывода: или он решил поэкспериментировать с собственным расписанием посещения туалета, или всё-таки сошёл с ума окончательно и теперь готовил суперзлодейский план по захвату мира где-то в катакомбах под городом. Они все знали, что это когда-нибудь случится — сам Леонард ставил на то, что Шелдон изобретёт луч смерти ещё до тридцати пяти. Говард делал ставку на сорок, Радж решил воздержаться — бедный индийский мальчик считал, что невмешательство убережёт его от гнева Купера — а Пенни уверяла их, что самое страшное уже произошло, и теперь Шелдон лишь ждёт удобного момента.       Пенни. Леонард нахмурился. Кажется, он догадывался, куда мог запропаститься его гениальный дылда-сосед.       Перед дверью в квартиру Пенни он замер и прислушался — воспитание не позволило ему просто завалиться в квартиру соседки, пока её не было дома. Впрочем, о вежливости беспокоился явно только он один, потому что из-за закрытой двери доносилось мерное бормотание Шелдона (как это, интересно, он зашёл, не постучав свои обычные три раза?). Леонард закатил глаза и толкнул дверь. Увиденное… не то чтобы всерьёз удивило — серьёзно, его в целом было сложно удивить, жизнь с Купером сама по себе являлась огромным изумлением — но всё же заставило его брови подняться к линии роста волос, а руку потянуться в задний карман джинс за телефоном.       — Я знаю, что пожалею о том, что спросил… — Леонард ущипнул себя за переносицу. — Но что, позволь поинтересоваться, ты делаешь?       Шелдон, оккупировавший «своё» кресло и обложившийся плюшевыми игрушками Пенни с ног до головы (похож он при этом был или на уродливую ростовую куклу магазина «Teddy Bear», или на сильно утрированного педофила), бросил на него абсолютно невозмутимый взгляд.       — Леонард, твои интеллектуальные способности частенько ставят меня в тупик, но иногда ты превосходишь сам себя. Для любого человека, если только он не страдает глазными заболеваниями (не считая миопии на её начальных стадиях, потому что в таком случае она не мешает людям воспринимать действительность, а лишь ухудшает качество получаемых изображений), было бы совершенно очевидно, что я сижу в кресле.       Леонард мысленно досчитал до пяти и напомнил себе, что получение Нобелевской премии из тюрьмы весьма трудноосуществимо.       — Я перефразирую свой вопрос, грёбаный ты зануда, — терпеливо произнёс он. — Почему ты сидишь в квартире Пенни, в обнимку с её игрушками?       Шелдон не сразу нашёлся с ответом — одно только это заставило Леонарда обеспокоенно подойти ближе. Неуверенный Шелдон являлся злом гораздо большим, чем привычный язва-Шелдон. С последним было хотя бы понятно, что делать.       — Пенни уехала к родственникам в Небраску, — наконец нехотя выдал Купер.       Ну конечно, и как это Леонард сам не догадался. Для этого ненормального в порядке вещей выдать ничего не объясняющую фразу с таким видом, будто это что-то само собой разумеющееся.       — Я в курсе, Шелдон, мы вместе помогали ей погрузить чемоданы в машину, — Леонард закатил глаза. — Ну, хотя как «мы» — я грузил их, а ты мешался под ногами и умолял Пенни не уезжать. Но я всё ещё не понимаю, как это связано с тем, что ты косплеишь маленькую девочку, которой все на Рождество подарили одинаковых уродливых медведей.       В ответ на это Шелдон с видом оскорблённой невинности сильнее прижал к груди особенно страшненького Тэдди, на ухе которого небрежно болтался розовый Пенни-Цветик — ещё один привет из далёкого и счастливого прошлого. Выглядело всё это донельзя комично.       — Во-первых, я никого не умолял. Во-вторых, шанс, при котором этой воображаемой девочке подарят столько медведей на одно Рождество — крайне мал. Я не буду прибегать к точным расчётам, потому что считаю утомительным разбрасываться гениальностью моего мозга на твои фантазии, не наделённые даже минимумом обязательных вводных, — всю эту тираду Шелдон выдал на одном дыхании, ни разу не вдохнув, чем подтвердил многолетнюю теорию о своём внеземном происхождении. — И в-третьих. Недавно я прочитал в одном журнале статью о способах преодоления неприятных эмоциональных ощущений, связанных с иррациональными привязанностями.       Он отвёл глаза, как всегда делал, когда нервничал — и, ну, Леонард честно не завидовал мишке, потому что эта хватка выглядела даже слишком крепкой — но продолжил даже увереннее и быстрее, чем раньше.       — И там было сказано, что лучший способ заключается в окружении себя предметами, напоминающими о субъекте, с которым связаны неприятные ощущения. Сначала я подумал о спальне Пенни и вещах в её шкафу, но вы уже объясняли мне, что проникновение в такие интимные сферы жизни является неэтичным и общественно наказуемым явлением, — Шелдон карикатурно взмахнул руками, словно не мог смириться с глупостью данного высказывания. — Поэтому я остановился на игрушках.       Леонард потратил добрый десяток секунд на то, чтобы попытаться расшифровать поступившую информацию. Мозг ожидаемо закипел — порой понять Шелдона было сложнее, чем решить уравнение по ядерной физике. Когда ему наконец удалось разобраться в хитросплетениях шелдоновских формулировок, Леонард расплылся в удивлённой и торжествующей улыбке. Прошло много времени с тех пор, как он привык к чему-то между Пенни и занозой-в-заднице-Купером, и ещё больше — с момента, когда он научился видеть то, какими очаровательными они порой были. Этот случай был один из таких.       — Шелдон, да ты соскучился по ней! Ты обложился медведями Пенни, чтобы не чувствовать себя так одиноко? Господи, милота-то какая.       Купер тут же оскорблённо вскинулся и возмущённо свёл брови к переносице. На его щёки набежал бледный румянец.       — Из твоих уст это звучит, как какое-то… ребячество!       — Шелдон, у тебя в руках медведь с надписью «Мистер Лапушкин» на пузе, что это, если не ребячество? — Леонард закатил глаза и сделал несколько шагов к двери. — Ладно, я рад, что всё это — не какой-то дурацкий эксперимент, который заставит Пенни в ужасе съехать из Пасадины. Можешь обжиматься с Лапушкиным, сколько твоей душе угодно.       Шелдон за его спиной сказал что-то ещё, но Хофстедтер его уже не слушал — он слишком занят тем, что набирает сообщение.       Леонард (14:58)       (прикрёплённая фотография) Пенни, возвращайся скорее. Твой любимчик уже сходит с ума от тоски.       Пенни (15:01)       ЛОЛ. чёрт, он милашка. и ты тоже <3 не скучайте, скоро буду!       …спустя несколько дней Леонард едва не обливается горячим кофе от неожиданности — входная дверь с оглушительным грохотом распахивается, и Шелдон на пороге сияет какой-то совершенно несвойственной ему… человеческой, что ли? радостью. В руках у него — какая-то бумажка, на которой Хофстедтер, основательно прищурившись, может различить картинку поезда, несущегося по рельсам где-то в степи. Шелдон держит её так бережно, словно в руках у него как минимум фигурка Бэтмена из золотой коллекции.       — Пенни прислала мне открытку из Небраски! — довольно заключает он. — Конечно, она неправильно приклеила марки, и умудрилась допустить в сообщении из четырёх слов две пунктуационные ошибки и одну грамматическую… — он придирчиво разглядывает письмо, тщетно пытаясь скрыть собственное искрящееся удовольствие, осевшее на дне глаз. — А ещё использовала неправильную бумагу для писем… Ты ведь знаешь, что для отправки писем нужна совершенно особенная…       — Шелдон!