In another life

Просыпаться в реабилитации — отстойно. Но к счастью, не в первый раз. Кевин знает, как себя вести, чтобы не доставлять себе больше проблем. Заученные ответы, очень яркое раскаянье со слезами и соплями. Идеальное выступление. Главное напомнить, что он просто много работает, его спортивная карьера движется к логичному завершению и всё такое. Упомянуть, что у него не так давно умер отец. И он развелся. И скучает по дочери. Да, это идеально. То, как ему на самом деле на всё плевать, никто не узнает. — Продумываешь речь для личного терапевта? — слова-язвы нежно ложатся, захватывая его внимание. — Пытаешься изобразить, как хорошо меня знаешь? — ударить в ответ, потому что так проще. Нил двигается. Всё такой же тихий и плавный, как кот. Присаживается на шаткий стул у его койки. И смотрит. Смотрит. Глазами своими дурацкими, впивающимися в него как ножи. Губы морщатся в отвращении. Джостен и его любовь к больницам. Чёрт знает, как именно его травмировали больничные палаты и капельницы, но Кевин знает суть. Он не спрашивает. Его тьма с тьмой Нила знакомы довольно тесно. Но вряд ли они когда-нибудь подружатся. Их травмы как паззлы не сходятся, это место крепко занял Эндрю. Фыркает собственным мыслям. Кевин зеркалит отвращение, но уже по своим причинам. — Будешь так пить, играть не сможешь, — скучающе сообщает, пальцы в свои, помутневшие с годами, рыжие волосы запускает. Выглядит весьма правдоподобно равнодушно. Но Кевин знает, злорадно и счастливо, Нил не делает чего не хочет. И вот он здесь. — Что будешь скучать по мне на поле? — Никто с тобой не сравнится, о, великий, Кевин Дэй, — и это даже не сарказм. Похвала ложится на сердце тяжелым грузом. Приятно, но с оттенком тоски. И они разговаривают. Игры, рейтинг, сокомандники. Безопасная территория, которая должна делать их обоих такими счастливыми. Но Нил явно забалтывает, лавирует, избегая какой-то темы. И если это аналог заботы о Кевине, он возьмет это. Зацепится за иллюзию внимания, вслушиваясь в знакомый голос, пока глаза блуждают, впитывают всё, что он может забрать в свою память навсегда. Эти израненные руки со спортивными мозолями, старыми и ярко-белыми шрамами, длинные пальцы, дергающие завязки толстовки. Кожа блестящая здоровым загаром, Флорида идёт ему на пользу. Или любовь. Ах, да, у них с Эндрю не любовь, а нечто, что они не называют спустя столько лет. Глупо. Не Кевину судить, конечно. Он любил где-то примерно никогда, всегда лавируя на грани «почти». И жалость к себе почти утягивает его в транс, но Нил знает, как усыпить бдительность и ударить исподтишка: — Итак, ты развелся. — Вау, целый час держался, я в ахуе, Нил. Что ты хочешь знать, мой древний любопытный друг? — Я из-за тебя вообще-то в брак верил, мудила. Кевин смеется. Красиво и правильно, как для интервью, специально, чтоб увидеть как в ответ на него очаровательно нахмурятся, чтобы и этот кадр затащить в свою коробку воспоминаний. Чтобы разозлить в ответ. Но нихрена он не чувствует. На месте, где должен быть отчаянный слой печали только глубокая яма, а на дне кто-то аплодирует его собственной пустоте. — Да, нет никакой истории. Мы разошлись, чтобы перестать раздражать друг друга. Никакой драмы не случилось. Обошлось без скандальных измен и всего такого. — Типа ты ей не изменял? — холодная усмешка украшает лицо Нила. — Я всегда ей изменял, Нил. И не смотри так на меня, хорошим я никогда не был. Я бы и не женился на ней никогда, если бы Ами не родилась. Казалось, это правильный ход. По крайней мере, папочка гордился мной. Его трофейный сын. — Ну, и дерьмо же ты. — Эй, я тут проблемными родителями не меряюсь, не начинай. Тут ты навечно победитель. Как ты это делаешь? — Что делаю? Не трахаю всех подряд и остаюсь верным в ценных для меня отношениях? В саркастичных репликах должен быть готовый ответ, но Кевин не верит. Такому искусному лжецу верить — себе дороже. Тьма Нила прослеживается в каждом его слове, что-то скрывается за всей этой бравадой и обидой на Кевина. То с кем он спит — его дело, но Нилу настолько не плевать, что это любопытно. Это побуждает подначивать и провоцировать снова и снова. Улыбается он ослепительно, он в курсе, и даже хладнокровный Джостен немного плывет. Впивается в его лицо, успев предварительно закатить глаза. И в этой тишине есть что-то голодное, выискивающее, пока они изучают лица друг друга. Нил остается боязливым и контакт первым разрывает он, отвлекаясь на изучение обстановки. Его вид усталый от перелёта, губы покусаны, а его скользящий по ним язык вечно отвлекает. И Кевин знает, что в этом раунде он победил, хотя не должен был. Затрагивать отношения с Эндрю — минное поле, но играть в сапёра Дэю чертовски нравится. Это его любимое развлечение здесь, со всеми этими тоннами препаратов и групповой терапией. Когда ему не надо притворяться, что ему хочется, чтоб его спасли, он играет с людьми, впиваясь в их реакции. И Кевин знает, что задел что-то. Нет, Нил Джостен — поистине хороший парень для отношений, он не изменит, не сорвется и не откажется, но дело ведь в причинах. И тут нет никакого благородства или пожизненной преданности одному. Это другое и Кевин готов пить дальше не просыхая, если в один из визитов, он докопается до сути. Ведь его бывший сокомандник — восхитителен во многом, но он не хороший человек. Кевин знает это, потому что отлично научился видеть себе подобных. Поэтому ему необходимо продолжить: — Нил, я знаю, что ты не такой, но я знаю, что ты сдерживаешь в себе кучу дерьма. Просто сгораю от любопытства, чем эта ложь так отличалась бы. Ты врёшь ему в лицо постоянно, годами. Да-да, ты защищаешь его от всего дерьма, что клан требует с нас, это почти мило, но ты врешь ради собственного блага. Ты всегда будешь выживальщиком. Сжатые кулаки и ярость ледяных глаз идеальны. Кевин обожает это. Быть правым. Быть жестоким. Он хочет облизать эти злобные глазные яблоки, почувствовать этот гнев на вкус, как дозу того, что затопит его разум, как алкоголь. Ему нельзя будет пить ещё две недели в клинике и ещё несколько месяцев сверху, чтобы, ну, знаете, быть хорошим. Его блестящая репутация сломленного спортсмена, который борется с зависимостью. Никому не надо знать, что он давно не сражается. Напротив, он усаживает всех своих демонов рядом, распивая в их компании лучший алкоголь. Кевин садится, болезненно тыкая в собственную вену пальцем, привлекая внимание и получая шлепок по руке. Его хватка на тонком запястье сильная, а реакция чрезмерно быстрая, ведь он тоже годами выживал. Ногти впиваются в точку пульса, царапают. Ему нравятся эти жестокие руки Нила, нравится жестоко обращаться с ними в ответ. — Я тебя обидел? Мне так жаль, — в его тоне нет ничего искреннего, но его пальцы почти нежно оглаживают запястье, не отпуская. Нил не сопротивляется, а Кевин трепещет от ещё одной небольшой победы. — Я могу казаться тебе сломленным, но разве это можно так назвать, если я сделал это сам? Я пью больше, чем мне стоило бы и наслаждаюсь этим. Я сплю с каждым, кого захочу и живу этим. Мне нравится выигрывать везде, так что, не знаю, не вини меня за тщеславие. — С каждым кого захочешь? — Нил спрашивает тихо, а Кевин ликует. Он такой же испорченный, если это всё, что его цепляет в услышанном. — Я не так заинтересован во взаимности и романтике, Нил. Мне нравится, что не иметь тебя мучительно для нас обоих. — Кевин ловит чужое возмущение и не сопротивляется, когда рука, в которую он вцепился, исчезает. — Давай, Нил. Скажи, что никогда обо мне не думал, не считал меня кумиром, не пускал слюни и не держался рядом, впитывая всё, что я мог тебе дать. Скажи, что не ревел, когда я выпустился, что эти прощальные объятья не были отчаянными. Скажи, что ты не приезжаешь с другого конца страны, чтобы увидеть меня. Его плечи сжимают со всей силы и это здорово. Эта хватка такая смертоносная и правильная, что умереть прямо сейчас не жалко. Пальцы дрожат там, где обхватывают его, а Кевин смеется. Легко, впервые за долгое время. Можно просто замереть в этом моменте и смотреть, как интенсивно движется чужая грудная клетка. — Мы бы убили друг друга. Свели бы с ума тем, как мы похожи. У нас одинаковые одержимости и схожие обязательства, это была бы катастрофа, — тон Нила такой же, как и он весь сам сейчас. Дрожащий и запыхавшийся. — Это то, что ты говоришь себе каждый день? — и Кевин хочет что-то ещё, напоследок, ведь это скоро закончится. Пальцы смело хватают толстовку, притягивая его почти в объятья, но это скорее захват. Попытка прижать сердце к своему собственному и посмотреть, у кого пульс зашкаливает сильнее. Нил не двигается, почти не дышит, пока наконец физически не сдается. Его голова опускается на плечо, рядом со своими руками, ведь он не в силах разжать хватку. Кевин практически наслаждается моментом. Знакомый привкус горечи уже так привычен, что легко игнорируется. Так что, Кевин будет считать это восхитительным объятьем, а как это выглядит со стороны уже неважно. Провести рукой по спине, слушать прерывистый выдох, как музыку, прижаться к уху и шептать, как величайшую тайну, хотя может так и есть: — Я всё равно не перестану этого хотеть. И ты тоже. Нил кивает, ударяясь лбом о его плечо, пока не находит в себе силы отпустить. Выпутаться из чужих рук, отвернуться к двери, явно размышляя, стоит ли просто сбежать. Но Кевину уже плевать. Этого воспоминания ему хватит на какое-то время. И может, это жалко, но у него слишком мало моментов, которые заставляют его чувствовать себя живее. Он будет упиваться тем, что сломал ещё одну стену Нила, представляя, какой тяжелой будет его поездка обратно. В свой тихий домашний уют. Наверное, у него заканчиваются попытки возвращаться к нормальной жизни после рецидивов. Стоило бы остановиться и не превращать каждый перерыв в играх в недели запоя. Просто небольшой вызов самому себе. Он разрушил уже достаточно, ему хватило того страха, который он прочел в Ниле за секунду до того, как он вырвался из его хватки. И последующие планы уже рисуются в голове Кевина, а препараты медленно гасят его сознание, но Нил ещё здесь, стоит у двери, всё ещё борясь с желанием обернуться. И это вызывает интерес и заставляет бороться с сонливостью. Оно того стоило, когда в его сторону посмотрели с мягкой улыбкой. Редкое явления от Нила вообще, а для Кевина тем более. И он сохранит в памяти и это тоже. — Может, это вышло бы, знаешь, в другой жизни. И этот улыбающийся силуэт растворяется, когда Кевин перестает бороться с эффектом снотворного. Его глаза счастливо закрываются. Он уже знает, что воспримет эти слова в своей манере. Нил окончательно проиграл обронив это. Решение принято. Ему нужна ещё одна такая встреча. И он получит желаемое. Всё очень просто. Он выйдет из этого элитного места спасения и выпьет снова. И снова, пока, преследующие его со снах, голубые глаза не окажутся реальностью ещё один раз в попытке спасти того, кто выжег в себе всё хорошее много лет назад.