Креста нет.

*** Он подошёл, смотря на меня своими фиолетовым глазами. Взгляд был полон холода, безразличия, но. Если приглядеться, то где-то там за холодом скрываются серьёзные намерения. Блондин сглотнул, хотя в этой ситуации хотелось смеяться. Ему это казалось забавным. На часах 4 часа 22 минуты, за окном мутное, серое небо. Снег валил так, что казалось будто он будет до самого их пятого этажа. Хлопья снега крутятся, может это могло показаться красивым, но щас Гоголя только мутит, хоть и на его лице улыбка и глаза с искрой предвкушения, что же будет на этот раз? Снежные штучки — как их называл Николай, валятся, а внутри блондина холод, зима везде. Как же он ненавидел мёрзнуть, но к сожалению всегда замерзал. Человек напротив тоже мёрз, но у него это было из-за его болезненной худобы, и каких-то возможных болезней. Сейчас под глазами его синяки и то ли от недосыпания, то ли от болячек. Коля, сидевший на табуретке сложил ногу на ногу, а руки сложил на коленки, всем своим видом показывает что готов услышать своего друга. Фёдор подошёл в упор и смотрел сверху вниз. — Где твой крест? — Самый неожиданный вопрос для Коли задал брюнет. Гоголь глупо похлопал глазками, улыбнулся шире. — Какой крест, Федь? — Насмешливо спросил того. — Ты обязан носить крест на шее, так Бог велел. — Холодным тоном произнес Достоевский. — А я не верю в этого, твоего Бога! — Уже громче ответил Николя и звонко рассмеялся. Федор шёркнул ногой по полу. — Каждое твое слово — грех. — Вдруг на лице его бледном как фарфор, уголки губ поднялись верх, взгляд уже не был таким непонятым, у него была какая-то цель. — Как наш Коленька собирается грехи вымаливать, если считает что Бога нет? — Вот уж прошу извинить, буду жить как-нибудь со своими грехами и дальше. — Гоголь встал, теперь они уже оба стояли вплотную. Фёдор обвел взглядом стройное тело в белой, растянутой футболке. Ключицы ели виднелись, светлые глаза сверкали, а шрам на одном из них уже ели виден тонкой полосочкой. Яновский чувствовал на себе чужое дыхание, на удивление теплое, казалось что от такого мертвеца как Фёдор мог исходить только холод. Губы его сухие и искусаны, из некоторых ранок виднелась застывшая и потемневшая кровь. У Коли же наоборот, губы алые, мягкие, нежные. Как же холодно в комнате, стоять босыми ногами на полу не самая лучшая идея, но кажется Коле наплевать на свое здоровье, впрочем как и всегда. Даже если заболеет то что будет? Если от болезни он сляжет, что с того? Пока он себя нужным не чувствовал никому, кроме Федора. Интересно, а чувствует ли Федор что ему нужен Коля, так же как он ему. — Иди к чёрту. — Прошипел Гоголь, с улыбкой которая скрывала агрессию, хоть и вроде он не злился. Достоевский взял его за руку, грубо и резко. Коля, почувствовавший прикосновение будто лёд вздрогнул, может он и мёрз, но тело отдавало тепло, может быть и последнее. Существует теория, что когда человек мёрзнет и вдруг резко по телу проходит волна тепла, значит что тело готовится коньки отбросить. Может у Коли так же? Однако, такое состояние постоянное, значит тело готовится умирать круглосуточно? Что за бред. Ледяная рука с теплой как огонь, были очень контрастны. Тем временем Гоголь пока пытался прокрутить всю ситуацию в голове, что-то сегодня не так, по обыденности Коля весёлый, может угадать его дальнейшие действия. Но сегодня он не понимал, что задумал Русский Демон. Что творится, что происходит? Что в голове его, больной? Неужели, когда Николай сам совершал что-то безумное, то второй пытался быть и оставаться спокойным и рассудительным, выходит щас наоборот? Коля послушно плелся за другом. Хватка рук была сильной, он выместил будто всю внутреннюю силу на эту слабую часть тела Гоголя, кажется ещё чучуть и он сломает два пальца. Чего не скажешь по лицу, оно как и прежде спокойное, глаза с чем-то потайным, но губы разлились в хитрой улыбке. Ноги быстро, послушно шагали за черноволосым. Улыбка становилась шире на бледном лице со светлыми глазами, боль давала ему некое наслаждение. Мазохист. Искра в глазах снова появилась. Федор шел в быстром темпе, смотрел вперёд, волосы неудобно лезли в лицо, но щас это не важно. Они пришли в комнату, она была светлой и просторной, это был зал. Они теперь стояли на месте. Жили они в старой квартире, старой но красивой и по своему изящной. Преимуществом являлось что помещение было большим, может даже и слишком огромным для двоих парней. А почему вообще они живут вместе? Это. стечение обстоятельств. Во время учебы было удобно, а квартира попалась вообще листовкой которая залетела в окно, прямо в чай. И взяли её обмокшую, и набрали номер, который как кстати заканчивался на цифры «666». Знак ли? Ремонт желал думать только лучшего, делать новый — лень, и денег нет. В целом двум юношам это и не было главной проблемой, если они вообще считали это за проблему. Зато как хорошо было в некоторые моменты напиваться до потери памяти, валяться на холодном полу, и думать о жизни. Пьяные философы это кошмар, а в такой обстановке так вообще напились однажды до такого состояния что возомнили себя великими писателями, вышли на балкон, а точнее доползти в обнимку, это же тоже самое что дойти. Открыли окно, и начали орать. Рассуждения, такие глубокие что они сами не замечали как переходили от лирики к политике, к политике которая была действительна в двадцатом веке, к слову. Как могли критиковали, прощались с жизнью. Одна из таких закончилась тем что они вдвоём пришли в ЗАГС, девушка стоящая администратором округлила глаза, а потом охранник выгнал их пинком. В последнее время конечно, таких ситуаций не было, и неизвестно будут ли ещё. Как же такой благородный Достоевский мог довести свою жизнь до такого? Как же все законы в Библии и тому прочее? Не он ли докопался щас до товарища-собутыльника за крест. Он сам же не обдумывал эти поступки и никак не объяснял, будто бы и не было этого. Противоречия самому себе, интересно. Достоевский ослабил хватку, но руку всё так же держал. Гоголь стоял взади, и смотрел на спину. Даже сквозь рубашку видно, как у того выпирают кости. Другой, свободной рукой Коля аккуратно, ели касаясь провел пальцами по костям сквозь ткань. Фёдор чуть вздрогнул. Кто знает, что в его голове? Но что-то это, прервалось. Он повернул голову назад, смотря на своего сожителя. Пока Фёдор хотел поменять эмоцию на своем лице, в голову светловолосого пришла звезда. Он прыгнул на Федора, валя того на пол. Снова пол. Худое тело упало, он ударился головой, звук удара прошёлся по ушам Коли, заставляя снова тянуть сладкую улыбку. Фёдор, только зло шикнув, ждал что будет дальше минуты две. За две минуты Гоголь прошёлся взглядом по бледному лицу, тёмно-лавандовые глаза, а в них блеклая искра злости. Он его пожирал одними глазами. Шло не по плану. Темные губы в кривой полоске. Ему это не неприятно, ему не нравится быть сдавленным чужим телом. Федор пытаясь быстро вырваться, хотел столкнуть руками нелёгкое тело, но его опередили. Худощавые как две палки руки схватили, и прижали верх в пол, над головой. Федор бы хотел вырвать их, но сил у Коли тоже предостаточно. Достоевский думал, как же действовать? Он перестал сопротивляться. А зачем? — Федя, — слащаво протянул Гоголь. — Не отводи от меня своих глазок. Придавленный же сразу отвернул голову в сторону, усмехнувшись. На что чужие руки взяли его за подбородок, нежно и повернув к себе. — Чего добиваешься этим? — Почти безэмоционально спросил русский. — Увидим, посмотрим, узнаем. Чего угодно! — Белобрысый выглядит безумно и одновременно адекватным. Такое возможно? — Я жду дальнейших твоих действий, весь в предвкушении. — Это вроде и сарказм, а вроде и нет. Федор ели улыбается. — Я бы тебе крест этот, засунул знаешь куда? — Разумеется это был не вопрос. Вторая рука потянулась и стала поглаживать впалый живот, медленно поднимая ткань. Кожа там была нежной и такой же бледной как снег в январе. Сначала один палец стал прикасаться круговыми движениями, а потом и второй. А Дост-куну кажется всё равно. Он словно щас не тут, он чего-то ожидает. И никак не собирается реагировать, на все телячьи нежности белокурого. — М? Мгновенно руку на животе остановили, когда она начала медленно перемещаться вниз, к штанам. Достоевский легко вырвался из плена одной руки, было не так тяжело. Пока Гоголь думал на что реагировать на то что его остановили, или то что просто так отбросили. Гоголь всё ещё сидит, а ведь он в одной футболке, а как ему ещё дома ходить? Ну, или сидеть на бёдрах. И в этот же миг, Фёдор быстро поменял их местами. Вот он то уже не станет так легко проигрывать. Сразу обездвижит Колю, не даст времени подумать , не будет жалеть. — Ха! Ловко. — Усмехнулся шут, а его руки снова сжали до боли. — А ты думал что не смогу? Снова разочаровал в себе. — После слов брюнет чуть не впился ногтями в кожу запястья. — Ц. У меня синяки от тебя останутся, с царапинами. — Улыбка начала уже сужаться, а глаза перестали быть такими. Уверенными? — Мне нравится. — Улыбнулся Достоевский. Гоголь потерял инициативу, её украл его прелестный друг. Да, именно украл. Федор уже не станет повторять ошибок товарища, лучше найти другой способ. Достоевский снимает со своих Брюк ремень, и связывает им руки, которые и так покраснели, и даже были в ели заметных царапинах. — Ахуел? — Глаза с вызовом, улыбки будто и не было. — Надо отвечать за свои поступки и проступки, Коленька. — Он затянул ремень крепко. — А мат — тоже грех. Демон приложил ладонь к лицу друга, обвёл подбородок. А потом, резко приподнял его, это было быстрое движение, казалось что он мог просто порвать связки между горлом и головой. И так же быстро, широкая улыбка, кажется с острыми клыками появилась. Словно кот из «Алиса в стране чудес». Светлые глаза метнулись сначала в темные глаза, до того грешные, но похоже их хозяин даже не думает об этом, он же сам себе Бог. А потом вниз, а если быть точнее то в ноги висящего сверху грешника. Большим пальцем он отодвинул нижнюю губу, и залез внутрь рта. Влажно. Теплый, сырой язык в миг же облизнул палец, а белые зубы прикусили его. — Ах, ты мразь. — Оба улыбались точно хищные звери. — Я мразь? — Наигранно обиженно спросил Гоголь, Фёдор высунул палец и сразу положил себе в рот, чтобы остановить кровь. — Хуже. — Могу быть кем угодно. Фёдор взял за футболку лежащее тело, и немного приподнял ближе к себе, затягивая в поцелуй. И совсем никаких нежностей, нет. Сразу протолкнув в рот блондина свой язык, провел по ряду белоснежных зубов, которые так хорошо кусали кожу, а потом плёлся с чужим языком. Грубо, не медля. Казалось бы, щас Коля и не пытается бороться за эту долбаную инициативу, поддаётся. Но нет, Федор всё равно хочет что-то доказать, выиграть. Снова блондин полностью лежит на полу, а вот голова брюнета склонилась вниз. Поцелуй заканчивается тем, что белокурый кусает другого, а тот в свою очередь отстраняется на последок кусая губы, до крови, и слизывая эту же кровь, которая по его вине будет на чистых губах. Вкус крови можно сравнить со вкусом металла, даже ржавого. Этот вкус был у обоих. Может быть он останется навсегда? — Всё честно. — Совершенно спокойно как бы прокомментировал Достоевский. — А мне поебать на честность! Холодные, мертвые почти руки пошли в атаку на беззащитное тело. Сначала по талии, потом по рёбрам. А потом и к груди. Сразу же взяв и ущипнув за сосок губы прильнули к шее, грубый массаж, а такое вообще бывает? Кусая шею и целуя, оставляя за собой красные пометки он спускался ниже. Пометки, а для чего? Он знает что Николай никуда не уйдет от него. Просто любоваться глазами, потом смотря на тело, которое он сам же изводил. Ключицы. Там был больше задействован язык, неужто проявляет тепло. Оттянув резинку трусов и наконец оторвавшись он остановился, дабы посмотреть, каковы его успехи? За все эти ласки Коля только мычал, не проронив не единого стона, а уж тем более крика. Да, такое вот соперничество. Нет, когда он и хотел сорваться на столь желание звуки для друга он прикусывал губы. Достоевский немного нахмурился, вау эмоция? — Я ещё заставлю тебя покричать. — Много обещающе конечно, он что пытается напугать? — Хочешь. на ушко тебе сладко покричу? — Усмехнулся Гоголь. — Так что слух потеряешь. — На флирт не похоже совсем. Желаешь поспорить? — …Мм Так же мгновенно рука проникла под ткань нижнего белья, начиная водить верх и вниз, верх и вниз. Из уст блондина, всё же вышел, слабый, хриплый стон, что насладило слух Фёдора. — Ну? Ты проиграл. — А я и не спори… — Его заткнули поцелуем. — Тогда, попытка номер два? — Насмешливо спросил своего клоуна. Арлекино улыбнулся. Полностью избавившись от нижнего белья блондина, которые обтягивали выпирающий орган, он занялся свой ширинкой, спустив брюки до колен. Достоевский привстал. Он поднёс свои два пальца к устам окровавленным. — Ещё раз укусишь, я тебе всю задницу порву. — Ц! Это будет изнасилование, Феденька. — Усмехнулся Коля. — Лучше бы, я тебе рот ещё заткнул. — Снова пальцы были в мокром месте. Обильно смоченные слюной два длинных, ровных пальца вошли в узкое, горячее отверстие. Вот уже от боли светловолосый и воскрикунул. А из уст темного лишь довольный смешок. Успокаивать, зачем? Пусть накричится вдоволь. — Чёрт, ебаный! — Гоголь пытался издавать меньше криков, слезы в уголках глаз. — Сорви голос, ради меня. Пальцы растягивали, потом он принялся способом ножниц. Не короткие пальцы, впрочем, не долго погодя нашли простату. Всё же время Коля лишь удерживал крики, тихо матерился. А потом до того сильно вздрогнул, что чуть самого Достоевского с себя не сбросил. Очередной крик, но уже не от боли. По телу прошёлся приятный ток, удовольствие, странное ощущение. Боль уже уходила на второй план. Фёдору нравилось наблюдать за всей картиной. Пепельные волосы уже растрепались. И вот! Даже резинка что держала слабую косу слетела. Серебряные, взъерошенные волосы по полу… По линолеуму, кстати. Глаза заплаканные, немножко крови на губах. Лицо красное, то ли от стыда, то ли от усталости вскрикивать. На костяшках синяки, где-то стёрто до крови. Фёдору определенно нравится это, от собственного превосходства, до возбуждения. Боли почти нет. — Давай уже. Чёртов садист. — С натянутой улыбочкой потребовал Коля. Фёдор вошёл, сразу на всю длину. Блондин закинул свои ноги на плечи сожителю-ебитилю. Достоевский схватился обеими руками за бёдра, оставляя покраснения. Точно синяки останутся. Быстрые движения, резкие толчки… Крики сменялись стонами, громко. Рай для чёртовых ушей, прикрытыми чёрными прядками. С каждым толчком, всё приятнее. — Ф.Федя! — Крик. Короткий крик, оборвался. Достоевскому хотелось целовать Гоголя, может и намного больше и уже давно, но так же он хотел и мучать его. Но не в силах само обладать прильнул к губам, уже нежным поцелуем, искусные губы стали мокрыми. Фёдор целовал так, как хотел бы бить, но он не сделает этого. Он будет только мучать, но уже не щас. Снова углубив поцелуй в страстный, Фёдор только набирал темп и толчков которые уносили верх и в низ, во всех смыслах. И действий языком. Гоголь не успевал за чужим языком, спокойный, равнодушный Фёдор, ты ли это? Оба излились, одновременно. Белая жидкость стекала по ягодицам. — Так, где твой крест? Коленька.