Тихое течение дней

      Утром находиться среди людей всегда проще. Крестьяне ещё сосредоточены и не отвлекаются от работы, чтобы почесать языками, а значит, и его никто не вовлекает в праздные разговоры. Солнце ещё не так палит, не так сильно воздействует на его истинную суть, и маскировочные талисманы держатся лучше и прочнее. Накопленные за ночь силы ещё даже не начали иссякать, и можно не опасаться, что накрепко заблокированная темная Ци вырвется и насмерть перепугает почтенного пожилого даочжана, живущего в храме неподалеку. Хотя, конечно, вряд ли кто испугается (скорее уж с интересом сбегутся посмотреть), но он не хочет зазря будоражить соседей. Матушка тоже всегда просит только лишь о покое, а ее желания для него — закон.       Он работает наравне со всеми, и даже лучше многих: быстро, точно, неутомимо. Подвернув рукава и штанины простого крестьянского одеяния, подобрав каштановые волосы и прикрыв голову старенькой растрепанной доули. Девушки бросают на него украдкой взгляды, весело перешептываются и смущённо хихикают, а их родители беззлобно поцыкивают на них. Все знают, что и он, и его матушка жили здесь ещё когда не родились деды и прадеды нынешнего старшего поколения. Все знают, кто они такие. И, конечно, ни одна девица не подойдёт ближе, чем на строго выверенное расстояние. Но поддразнить его — святое. Просто такая игра, в которую играли ещё бабушки этих девушек. Он помнит их всех. И совершенно не обижается. Всего лишь такая традиция, что поделать.       Когда солнце начинает подбираться к зениту, он желает всем хорошего дня и собирается домой. Перед самым уходом староста, как водится, интересуется здоровьем матушки и не нужно ли им чего. Он благодарит и заверяет, что нет, им всего хватает. Ему в ответ говорят, что, конечно же, они могут обращаться при любой нужде. При этом и он, и староста, и все крестьяне знают, что обращаться, в случае чего, будут не они — обращаться будут к ним, ведь именно благодаря их семье в округе вот уже третье столетие нет и следа мелкой нечисти. Все всё понимают, но, как водится, он искренне благодарит старика за заботу и щедрость. В конце концов, это тоже — традиция.       Дом встречает его блаженной прохладой — защитные талисманы не пропускают столь мучительный для демонов зной — и негромким пением матушки. Цзянь Лань, нарядная и лишь слегка украшенная косметикой, скользит по комнатам, неторопливо накрывая на стол. В ее искусно уложенных волосах сверкает подвеска дорогой шпильки — недавнего подарка отца. Значит, сегодня они будут обедать втроём. Это замечательно. Он сможет показать отцу свои успехи в каллиграфии и обсудить прочитанные трактаты. И матушка будет счастливее обычного.       Он снимает маскировочные талисманы, и большое бронзовое зеркало отражает странное создание, левая сторона которого — человеческая, принадлежащая молодому красивому юноше лет семнадцати, а вот правая — неестественно белая, словно вылепленная из белого воска, который после лепки потек, да так и застыл неровными волнами. Глубоко посаженный правый глаз светится холодным темным огнем, в отличие от тепло-карего левого. Цоцо вздыхает, глядя на свое отражение. Два столетия упорного совершенствования, а результат все ещё недостаточный. Ему нужно трудиться усерднее. Отцу нужен помощник, и как можно скорее, да и ему самому надоела эта бесконечная возня с талисманами…       Матушка, шурша платьем оттенка цин, кладет прохладную ладонь ему на щеку, ту из них, которая белая.       — Мой Цоцо самый красивый, — с бесконечной нежностью говорит она, поглаживая большим пальцем его холодную кожу и глядя в разноцветные глаза. — Совсем как его отец. Я так горжусь…       Фэн Синь появляется спустя две палочки благовоний. Цоцо ненадолго тактично выходит во двор, якобы, чтобы набрать воды, но на деле — чтобы дать родителям возможность поприветствовать друг друга наедине. После они едят приготовленные матушкой блюда и слушают рассказы отца о том, что сейчас происходит в мире. Послушать всегда есть что — Фэн Синь не часто может вырваться со службы, и новости накапливаются с избытком. После обеда, пока Цзянь Лань убирает со стола, отец интересуется его успехами. Он просматривает написанное и подсказывает ему, что исправить в каллиграфии, растолковывает смысл тех или иных философских и военных трактатов. Будущему небесному чиновнику необходимо многое знать, и Цоцо внимательно ловит каждое слово. После, когда солнце уже окрашивает лес за околицей в малиновый, он вновь надевает талисманы, и они с отцом идут к реке, где Фэн Синь до сумерек учит его стрелять из лука. Пока что получается не очень, но Цоцо не расстраивается: у них впереди все время этого мира. Научится.       Они возвращаются глубоким вечером, и их встречают свет резного фонарика над дверью и запахи вкусного ужина. И Цзянь Лань, умиротворенно склонившаяся над вышивкой.       Позже, ночью, будут звёзды за открытым окном, ласковый ветерок, долетающий до изголовья и беспокойная перекличка птиц где-то в лесу. И спокойный сон от понимания, что родители сегодня — вместе, а значит — счастливы. Утром отец вновь уйдет на службу, а они вновь останутся ждать. Матушка будет просто и размеренно жить, а он — учиться, совершенствоваться. И, возможно, — кто знает! — в следующий приход отца сможет выйти с ним из дому уже без талисманов.