***
Дилюк наблюдает за ним некоторое время, не решая доверять свою спину и преимущественно ставя в конец кортежа, сопровождающего Дилюка по городу. По виду мальца сложно сказать, насколько он этим недоволен — непроницаемое лицо и пустые глаза совершенно не выдают его истинных намерений, которые, Дилюк уверен, парень все-таки тщательно скрывает. Не может эта машина, которую Фатуи спаяли в идеального цепного пса, оказаться доброй и милой зверушкой. Еще где-то примерно месяц Дилюк позволяет ему ошиваться поблизости на важных встречах с Фатуи, решая проверить их реакцию на это. Наверное, он играет с огнем — или скорее с неуправляемым тайфуном — и не осознает, что ждет его в конце, но Чайлд Тарталья убивает человека без колебаний, когда тот наставляет на Дилюка пистолет, действуя в три раза быстрее всей его охраны вместе взятой. Каждый раз. Дилюк Рагнвиндр славился своим тактичным отношением, уважением к бизнес-партнерам и практически полностью прозрачной жизнью, которая исключала все темные пятна на кипенно-белой рубашке и грязь на рукавах пиджака. Дилюк никогда не говорил своим людям прямо, когда кого-то нужно было убить. Но Чайлду и слова не нужны — он действует на опережение, по первой мысли, по первому взгляду. По легкому кивку. Дилюка подкупают понятливые люди, даже если их понятливость — результат тщательной дрессировки. Поэтому он не удивляется тому, что оставляет Тарталью с собой наедине все чаще. Это как будто является закономерностью. В комнате, полной до зубов вооруженных людей, Дилюк всегда выбирает Аякса с одним единственным пистолетом. Такое доверие мальчишке явно льстит — Дилюк все чаще видит довольную улыбку своей бешеной собаки, когда он называет имя Чайлда, выбирая сопроводителя.***
На самом деле Чайлд Тарталья оказывается достаточно разговорчивым. Так Дилюк узнает его возраст — восемнадцать. Всего восемнадцать. Так же он узнает и то, что Чайлд родился в многодетной семье, которая продала его Фатуи, а уже после начались несколько лет бесконечных тренировок. Этой информации Дилюку вполне достаточно, но мальчишка не спешит затыкаться. Даже под строгим взглядом. Это тоже подкупает. — Куда это мы, босс? — фамильярно улыбается Тарталья, прижимаясь лбом к окну, сидя на пассажирском сидении рядом с Дилюком, который перечитывает отчетность за последний месяц от завода «Рассвет», а вместе с этим и пометки своих секретарей. — Личное дело. — Так далеко от города? У вас что, есть тайная семья, которую вы прячете от СМИ? — смеется парень, переводя внимание на Дилюка, а после высовывается к недовольному водителю и смотрит прямо на дорогу. Дилюк подмечает, каким внимательным взглядом Чайлд провожает указатель на дороге, и тихо хмыкает, тут же смотря обратно в отчет. Прекрасно знает, что мальчишка успел понять, что именно так развеселило Дилюка. Они играют в эту игру уже два месяца. — Есть, — в итоге отвечает Дилюк, когда они подъезжают к огромному коттеджу, спрятанному за трехметровым забором, — только я ее не прячу. Это официальное место регистрации Крепуса Рагнвиндра, и об этом знают банки и управляющие компании, которые ежемесячно отправляют мне счета за это место, хах. Тарталья задумчиво мычит, во все глаза рассматривая пост охраны, внутренний дворик и все входы и выходы, заметные на первый взгляд. Дилюк милостиво позволяет ему сделать это, раздумывая над этой милой невинностью. Куда же подевался тот суровый цепной пес? Выходит, только скалить клыки он и умеет. Дилюк водит Чайлда за собой практически по всему дому, позволяя разузнать внутреннее строение и прикинуть в голове примерный план огромного здания. Дилюк идет с ним даже до отцовского кабинета, но дальше — в нем остается хоть какое-то количество самосознания — не пускает. Тарталья на это только улыбается, пожимая плечами, и обещает сторожить дверь. Да, думает Дилюк, как настоящий сторожевой пес. Придумывающий, как бы укусить руку своего хозяина. Но в этот раз Фатуи удивляют Дилюка и превосходят сами себя. На коттедж действительно нападают. Пока Крепуса Рагнвиндра и важных документов там нет, разумеется. Но делают это не Фатуи. Дилюк только увидев эмблему на фирменных куртках бандитов понимает, что Фатуи продали информацию Похитителям сокровищ, обставив все так, будто последние сами разнюхали через охрану Дилюка все необходимое. Тарталья, припечатывающий одного из банды похитителей сокровищ к полу, выглядит непоколебимо-ужасающе. Так, будто бы сейчас действительно мстил. Ладно. Этот раунд за ними. Но в коттедже все равно ничего важного не было, просто хотелось проверить свои скромные догадки, которые вдруг оказались правдой. Чайлд Тарталья — милый маленький крот, которого Фатуи заслали в объятия своего конкурента-партнера. Чайлд Тарталья — все равно, что маленький мотылек, застрявший в сетях паука. Дилюк уж это гарантирует.***
Это чертовски хуевый день. Как и затея Дилюка. Чертовски хуевая. Он подумал, что может диктовать условия французским «друзьям», находясь на их территории, и уже пятнадцать минут со своими парнями пытался отстреляться в отеле на окраине Парижа, в котором они остановились, чтобы не привлекать много внимания. Черт. Черт. — Хотите, я убью их для Вас? — безумно улыбается Тарталья, до сих пор карауливший проход на крышу вместе с еще одним человеком Дилюка. Они должны были выбежать туда только в самом крайнем случае, если ситуация сильно накалится, поэтому занятие этих двоих было не стратегически важным. Но пусть Тарталья думает, что да. Пусть наслаждается. — А взамен? — интересуется Дилюк, замечая, как дрожат его пальцы, когда он перезаряжает пистолет. — Хочу поцелуй. — Ха, — тянет губы в улыбку Дилюк, высовываясь на мгновение из-за стены и тут же отшатываясь назад, пока в угол врезается чья-то меткая пуля, — дерзай, герой. И кидает тому прямо в руки свое оружие. Тарталья действует быстро: почти подставляется под выстрелы, дерется врукопашную, практически не тратит пули. Словно вихрь, сносящий все на своем пути, он обрушивается на людей в черных костюмах с автоматами в руках. Телохранители Дилюка его прикрывают — Тарталью могут задеть, но Дилюк не отдает приказа быть аккуратнее — и дают пространство для маневров. Но парню это, кажется, совсем не нужно — он с голыми руками набрасывается на вооруженных до зубов шестерок, как голодная собака на кости. Выглядит ужасающе. Выглядит так, как будто это будет сниться Дилюку в кошмарах. Но он все равно думает о том, какой же награды за подобное заслужил Чайлд Тарталья. Он так и застывает, а после чуть дергается, когда видит окровавленного парня, идущего ему навстречу. Подходит сам, чтобы рассмотреть, скольких Тарталья устранил, и кивком головы посылает своих людей проверить дальше. — Итак, — нетерпеливо скалится Чайлд, и только сейчас Дилюк замечает, что рыжая бестия чуть выше него, — я убил всех. — Что, правда? — улыбается Дилюк, сохраняя невозмутимое выражение лица, а после окидывает брезгливым взглядом грязную одежду парня. — Твои наклонности меня не касаются. И ты весь в крови. — А если я помоюсь? Тут же станете по такому случаю геем? — продолжает гнуть линию мальчишка. Дилюк закатывает глаза, но не пытается осадить его: — Стану гетеро, чтобы ты прекратил лезть ко мне. — Хах?! Так вы гей! О, Боже, желтая пресса будет в восторге…***
Обморок от переутомления — это какая-то шутка прямиком из старых пьес. По крайней мере, для Дилюка. Во всяком случае, до сегодняшнего дня. В который он встал из-за рабочего стола, прошел два шага, а после ноги внезапно подкосились, а лицо чуть не встретилось с полом. Только потому что Дилюк успел сгруппироваться. Ну и Тарталья подлетел почти мгновенно, оттаскивая его на диван с такой силой, что Дилюк не удивился бы, узнав, что малец способен поднять его. Но проверять он бы не хотел, конечно. Не в ближайшую вечность. Через десять минут Дилюк устает отмахиваться от горничных с аптечкой и ужином в руках и все-таки соглашается отдохнуть. Но только сегодня. Этого оказывается достаточно всем, кроме Чайлда Тартальи. Малец и не думает уходить, даже когда длинная стрелка часов делает круг два раза. — Я повторяю, что ты свободен, уже десятый раз за вечер, Тарталья, — устало говорит Дилюк, откладывая книжку по бизнес-аналитике, которую не мог начать уже пару недель. Довольно странным образом, но сейчас появилась свободная минутка. — Да, я провожу тут свое внерабочее время, — уверенно отвечает Чайлд, закидывая ногу на ногу в кресле напротив. — Разве тебе разрешали? — Мне не запретили. Этого, я считаю, достаточно. Дилюк прячет улыбку за книгой, чуть приподнимая ее на уровень своих глаз, но все равно не может прекратить растягивать губы до боли. А ведь казался таким послушным и покорным. Вот оно что, значит, на самом деле. Вот он какой. Воинственный и язвительный. Впрочем, как и все подростки, надо полагать? Особенно с обстоятельствами Тартальи. Дилюк хмыкает, возвращаясь к чтению и пропадая в книге еще на полчаса. Когда он пытается проморгаться, замечает неосмотрительно заснувшего в кресле Тарталью и не может сдержать улыбки. Такой невинный во сне. Будто бы беззащитный. — Ты же не спишь, да? — М-м, — тянет парень, лениво приоткрывая левый глаз, — я в режиме ожидания. — И чего ждешь? — Свой обещанный поцелуй, конечно же.***
Целует его Дилюк не так, как представлял Тарталья. Даже не так, как представлял он сам. Вокруг них опять дождь из пуль, врезающихся в обломки машины Дилюка. Их подкараулили в пути, не пожалели собственной машины и скинули в кювет. Дилюк запомнил номера. Но это, скорее всего, никак не поможет установить, кто послал убийц. Бесполезно. Как и то, что Дилюк безуспешно пытается реанимировать своего недышащего телохранителя, держа два пальца на его горле прямо под веной и пытаясь распознать пульс. Из-за каши в голове и звуков стрельбы не получается сосредоточиться, но он словно ощущает, как медленно стучит сердце Чайлда. И это пугает. Прямо сейчас на его руках умирает человек. Нет, не так. Сейчас на его руках умирает Тарталья. И эта мысль рассеянным осознанием тает где-то под ребрами, стягивая все органы неприятной коркой. Нельзя останавливаться. Нельзя разрешать этому наглому щенку умирать без разрешения. Иначе он и на том свете доставать будет, а Дилюк уверен, встретятся они таким темпом довольно скоро. Все тело дрожит, вздрагивая под звуки очередных выстрелов, но Дилюк не позволяет себе бояться. В идеале — он пытается быть уверенным в своих людях и положиться на них. Они обязаны отстреляться. Сейчас, по крайней мере пока за перевернутой машиной рядом лежит еще один раненый человек — его несчастный секретарь, которому не повезло сегодня поехать на переговоры с Дилюком. — Даже, — рывок, ладони на чужой грудной клетке, — не смей, — рывок, пальцы нащупывают мечевидный отросток, — умирать, — рывок, и Дилюка всего встряхивает, — без дозволения, черт тебя дери! Дилюк может проверить дыхание только ладонью, но даже так понимает, что Тарталья больше не дышит. Поэтому естественным кажется зажать нос мальчишке и обхватить чужие губы своими, держа его лицо и дважды выдыхая. Раз, два, три. Раз. Раз, два, три. Раз. Он проделывает это еще несколько раз, пока тело в его руках не начинает трястись, а ослабшие пальцы хвататься за одежду своего спасителя. Да. Вот так. Тарталья именно такой, какой нужно. Живой. — Уже лучше, — бормочет Дилюк, слыша затихающие выстрелы, и оттаскивает хрипло дышащего Чайлда к секретарю, а сам бежит к своей охране, надеясь помочь им и себе дожить до вечера. С Божьей помощью, может быть.***
Дилюк прекрасно осознает, из-за чего его глупое сердце периодически пропускает удары, но предпочитает игнорировать любые напрашивающиеся выводы, думая о делах. О работе, об отце и, возможно, совсем немного о Тарталье. Который делает из всех его планов кровавое месиво, каким привык делать недоброжелателей, что выступают против Дилюка. Наверное, поэтому прямо сейчас он сидит в частной больнице, принадлежащей сестре его хорошей подруги. Наверное, поэтому он чистит мандарин, не поддающийся рукам. Наверное, поэтому он принес Тарталье его любимые сладости, несколько раз перед этим уточнив у медсестер, какие из них Чайлду можно есть. — Я Вам нравлюсь, — ухмыляется Аякс, когда Дилюк принимается разделять целый мандарин на дольки. — Естественно. А еще я сенатор Соединенных Штатов Америки. — Но Вы сидите тут со мной и делаете всякие милости, — не прекращает улыбаться малец. — Ты со мной тоже сидел. — Так это вежливость? Или Ваше собственное желание? — не унимается Чайлд, подползая ближе к нему на кровати. — Должен ли я тебе об этом говорить по первому требованию? — А Вы жадничаете? — Все, Тарталья. Надеюсь, в следующую нашу встречу ты уже выйдешь на работу. — А-а! Нет! Я же так болен! Вы придете еще, я уверен! — кричит уже в спину Чайлд, пока Дилюк открывает дверь палаты и борется с желанием обернуться. — Потому что я Вам нравлюсь, ха-ха! Ну уж нет.***
— А Вы мне нравитесь, — криво улыбается Тарталья, тесно прижатый к стене и лишенный всякой возможности двинуться. По крайней мере он выглядит таким. Дилюк не имеет ничего против его игр — особенно на званном ужине, куда он притащил мальца в качестве сопровождения. Всем быстро стало ясно, в какой именно роли господин Рагнвиндр рассматривает бестию, что крутится вокруг него слишком тесно. К счастью, эти «все» были достаточно умны, чтобы держать рты на замке. А Тарталья… Дилюк не был уверен, почему тот не замолкает: от глупости или храбрости? Кажется, что второго. Но сейчас оба варианта были совсем не к месту. — Тебе не кажется, что некультурно говорить такое после того, как сорвал мои дружеские переговоры с группировкой Цисин? — шипит Дилюк, сильнее сжимая чужие запястья над рыжей макушкой. В темном коридоре. Наедине. Черт возьми. — Да бросьте, — тихо хихикает Чайлд, — я просто показал этой белобрысой белке, что за Вас ведется жесточайшая борьба, и она благоразумно решила… — Тарталья. — Я ведь ничего не сказал ей! — вскидывается Чайлд, дергаясь в руках настолько сильно, что Дилюк нервно дергает губой — если охранник захочет освободиться по-настоящему, ему будет тяжело сдерживать мальца в руках. — И поэтому она спросила меня, почему моя охрана такая любопытная и смотрит настолько внимательно, — не прекращает гнуть линию Дилюк, все же отчитывая зверя перед собой, как провинившегося щенка. Ведь Дилюк тоже видел этот взгляд. И не только сегодня вечером. Он видит его постоянно: за завтраком, на который обыденностью стало приглашать Тарталью, на встречах — Дилюк научился чувствовать этот взгляд затылком — тоже, даже когда они немного говорят о пустяках перед сном. Взгляд Чайлда всегда пустой-холодный-нечитаемый и… жадный. Неотрывный. Тарталья смотрит только на него, только так — страстно, внимательно, лишний раз не моргая. Словно готовый напасть на жертву хищник. Но Дилюк знает, что страх показывать ему нельзя. Бешеный пес должен знать свое место — у ног своего хозяина. Поэтому Дилюк не боится, прижимая Тарталью к стенке в коридоре, ведущей в банкетный зал. Поэтому глаза Тартальи горят восторгом и еще одной странной эмоцией, которую Дилюк не может познать, пока мальчишка не впивается в него поцелуем. Целоваться с Тартальей оказывается так же приятно, как разговаривать о рыбалке. Удовольствие… спорное. Но все внутри струится мурашками, когда неопытные и детские поцелуи становятся глубже, а хватка на лацканах его рубашки все сильнее. Наверняка помнется. Наверняка Дилюк растеряет весь свой благородный вид. Наверняка это вызовет вопросы. Но сейчас в голове только мальчишка в его руках, который неумело высовывает кончик языка и подается бедрами навстречу, пытаясь вымолить больше ласки. Дилюк выдыхает сквозь сжатые зубы и не противится себе — укладывает ладони на чужие ягодицы и с силой сжимает. — Ха, — скалится Чайлд, смотря хищным взглядом прямо в глаза, — я все-таки Вам нравлюсь? Дилюк ничего не отвечает. Повезло, что у него появился способ затыкать этот говорливый рот.***
Поцелуи в кабинете, в машине, в туалете офиса. Во время совещания за дверью, на парковке, в тесной кабинке. Дилюк берет все, что ему предлагают — его натура такая же жадная, страстная, дикая — и не скупится отдавать Тарталье в три раза больше, хмыкая, когда наигранное мычание становится честными стонами. Это льстит, это подпитывает бурлящий океан внутри, готовый разорвать каждого в клочья. Вопреки всем выстроенным планам, все это приводит Дилюка в вип-комнату его же ночного клуба «Закат». Вопреки всем планам на что-то нежное и аккуратное, чтобы обезоружить и удивить Тарталью, все происходит… по-обычному. По крайней мере, кидает он мальчишку на кровать вполне отточенными движениями, не пытаясь неуместно переключаться на нежность. Прямо сейчас. Пальцы скользят по чужому обнаженному телу так легко и просто, что Дилюк поверил бы, скажи Чайлд сейчас, что он — воск или глина. Такой податливый, открытый и очаровательный. Дилюк впервые видит его смущение — красные щеки, озорные искры в глазах и мокрое пятно на животе от тесно прижатого к нему члена. — И не стыдно тебе? — улыбается Дилюк, проводя двумя пальцами по груди к животу, а после ниже, лишь немного оглаживая крайнюю плоть подушечками пальцев. — Хах, — сжимает губы в тонкую полоску Тарталья, отворачиваясь и посмеиваясь куда-то в сторону, — нет. Наверное, действительно не стыдно. Дилюк хмыкает, накрывая чужой член ладонью и растирая предэякулят по всей длине, с забавляющимся выражением лица смотря на чужие страдания. Мальчишка чертовски возбужден, сильно недоволен, но его обиженное лицо выглядит прекрасно в голубом неоне комнаты, сменяющимся бездонной и темной синевой. Дилюк скользит по нему взглядом неотрывно, касается везде, где только пожелает, и только улыбается на чужое нетерпеливое бормотание. — Всему свое время. — И не стыдно Вам, — шипит мальчишка, возвращая колкость, и тут же затихает, когда Дилюк вытаскивает из специальной прикроватной коробочки презервативы и парочку одноразовых упаковок лубриканта. Дилюк видит, как стремительно расширяются его зрачки, заполняя чернотой голубые океаны. — Ох, стыдно ли мне? Хах, — мурчит Дилюк, наклоняясь к чужой груди и ведя языком по ребрам к соскам, — нет, Тарталья. А дальше все смазывается в одно неоново-синее пятно. Чужое тело в шрамах размывается, перед глазами только это восхитительно честное выражение лица, украшенное похотью и вожделением. Дилюк лишь на секунду задумывается, смог бы Тарталья сыграть такое, но после отметает эту мысль в сторону и пытается сосредоточиться на своем личном десерте на этот вечер. Тарталья и выглядит, как самое сладкое угощение — выгибается к нему, разводит колени и раскидывает руки в стороны, выпрашивая объятия. Мило. Дилюк замечает, что начинает по-глупому довольно улыбаться, отвлекаясь от тянущего внизу живота возбуждения. Он понимает, что это все значит. Весь мир сжимается в одной точке — под руками тело горячее, влажное, внезапно такое маленькое. Тарталья в его руках тянется, словно слепой котенок, упрямо не желая смотреть в глаза и тут же тая от поцелуя, толкаясь бедрами в руку Дилюка. — Где же твоя выдержка? — хмыкает Дилюк, с силой сжимая пальцы на чужом члене. — В бездну выдержку! Его так резко дергают вниз, что Дилюк едва успевает выставить одну руку вперед и нависнуть над мальчишкой ближе, чем он был до этого. Действительно такой нетерпеливый. — Ты ненасытный, Тарталья. Но больше испытывать терпение голодного зверя Дилюку не хочется. Он наклоняется еще немного, проводит носом по чужой скуле, выше к виску, оставляет легкий поцелуй на лбу и оглаживает рукой, начиная легкими и практически невесомыми движениями изводить свою податливую жертву. Тарталья шумно вздыхает, протестующе мычит и что-то шепчет о том, что этого мало, но Дилюк и так это знает. Он нарочно выполняет требование не до конца, разрешая себе пару секунд насладиться этим отчаянным лицом перед собой, а после вновь сжимает пальцы на мокрой головке и опускает кисть, выдаивая из Тартальи всю спесь. Мальчишка тут же хрипло вздыхает, сипит, дрожит и жмурится. Как будто никогда подобного не ощущал. Как будто его в первый раз ласкают вот так. И Дилюк решает побаловать его — движения руки становится все быстрее, все теснее, все вокруг становится влажным и грязным. — Тебе хорошо, Тарталья? — улыбается Дилюк, сжимая пальцы, а после расслабляя ладонь, и мокрой от смазки рукой надавливает на яички, безумно улыбаясь восторгу в чужом бешеном оскале. — Ха… ха… Еще, — закатывает глаза Чайлд, приоткрывая губы, — и… Ха… не так. — М-м? — Называй меня не так. Н-нет, еще! Ха. Да, да, так… Я Аякс, зови меня так, да, да, я… — Вот как, — улыбается Дилюк, надавливая второй рукой на живот мальчишки, чтобы тот не брыкался, когда пальцы вновь с силой его сжимают, — как пожелаешь, сокровище. Да, Аякс, вот так. Умница. Этим же вечером Дилюк приказывает службе безопасности узнать все о человеке из Фатуи по имени Аякс.***
— А сегодня мы куда, босс? — как ни в чем не бывало улыбается Аякс, вжимаясь щекой в стекло автомобиля и провожая ленивым взглядом мелькающие высотки. — Опять к Вашему отцу? Надеюсь, теперь Вы меня представите? — Нет, не к отцу, — на секунду отвлекается от планшета Дилюк, подмечая, что дорога и правда похожа. Хах. — Думаю, тебе будет достаточно узнать об этом, когда мы туда приедем. Аякс улыбается на это, по-лисьи щурясь и совсем не выглядя как человек, которого Дилюк изводил полночи. Но, наверное, это к лучшему. Потому что у мальчишки хватает сил подвинуться ближе и, не отрывая взгляда от окна, осторожно взять свободно лежащую на колене руку Дилюка, чтобы переплести пальцы. В отражении окна автомобиля Дилюк может даже разглядеть, как дергаются губы мальчишки в подобии робкой улыбки. В груди слегка печет от этого, но мужчина заставляет себя вернуть свое внимание к планшету и перечитыванию деловой переписки. В планах было закончить с делами еще до того, как они приедут, но оторвать взгляда от Аякса не получается. Дилюк проговаривает в голове его настоящее имя снова — раз, два, три — и звучит все так же необычно и красиво. Наверное, потому что оно древнегреческое. Или, может быть, из-за самого Аякса все в нем казалось для Дилюка чем-то волшебным и возвышенным. Это были новые ощущения для Дилюка. Настолько новые, что по запястьям каждый раз гуляли к плечам мурашки, стоило Аяксу его невзначай коснуться. Но он старался держать лицо и держаться сам — по возможности, сколько сможет. Сдаваться его крепости пока было рано. Поэтому в машине Дилюк ограничивается лишь сцепленными пальцами и позволяет Аяксу открыть ему дверь машины, а не наоборот, хотя это он привез мальчишку… на свидание. — Тир же лучше ресторана? — вздыхает Дилюк, смотря на огромный стрелковый полигон перед ними. — Однозначно, — восторженно улыбается Аякс.***
— А это что? — выгибает бровь Дилюк, смотря на жижу в тарелке перед собой. — Хм… Суп. — Суп, — вторя Аяксу, задумчиво повторяет Дилюк, — суп, значит, Аякс? С чем он? — Морепродукты. — Морепродукты… — Я попросил у твоего повара несколько самых больших креветок и щупальца осьминога, а еще гребешки, мясо краба и… этот… еж? — Еж… — Ну хватит! Босс, уверяю, это съедобно. Шеф же не помер, когда попробовал. — Не помер сразу? — выгибает одну бровь Дилюк, поднимая глаза на растерянного Аякса. — Ну… я могу сходить и проверить его. Как бы. Ну, — мнется парень, — Вы же разрешили мне… похозяйничать. Вот я и подумал, что приготовить ужин весьма практично и романтично… Наверное. Аякс отводит взгляд куда-то в сторону, пока Дилюк раздумывает над этой опасной жижей в его тарелке. Видимо, другого ужина Аякс не предусмотрел. И шеф-повар, наверное, валяется где-то на кухне в анафилактическом шоке. Но выхода ведь не остается, да? Аякс смотрит на него такими глазами, так трогательно нервничает и кусает щеку, что Дилюк просто не может отказать. А когда он просыпается на следующий день, делает две вещи: благодарит Бога, что проснулся, и действительно удивляется, что в супе не было хорошо замаскированной отравы.***
Аякс вихрем врывается в его кабинет вечером, даже не постучав из приличия хотя бы раз. — Угадайте, что я сейчас делал, м? — лукаво улыбается он, опираясь руками на рабочий стол Дилюка. — Даже предположить не могу. Разумеется, может. Он знает расписание Аякса лучше своего собственного и в курсе абсолютно всего, что происходит с парнем, пока Дилюк не рядом. В этом очень помогает скрытая камера наблюдения, установленная в комнате Аякса, которую ему выделили сразу после вступления в должность телохранителя. Изначально это было мерой предосторожности, но сейчас за мальчишкой наблюдать уже просто забавно — Аякс не очень грамотно распоряжается личным временем, предпочитая несколько часов потратить на тренировку и только полчаса перед сном на проверку новостей в соцсетях. Разумеется, из-за этого он уставший слоняется по комнате, но не может заснуть. И в итоге все равно приходит к Дилюку в спальню. — Точно не можете? — ухмыляется Аякс, отвлекая от мыслей. Дилюк вопросительно выгибает бровь, не понимая, на что намекает парень, а после проходится по нему внимательным взглядом. Подмечает интересные детали: еще не сошедший румянец с щек, чуть влажные волосы, наспех зализанные за уши, обкусанные губы и шальной блеск в глазах. Вот как. Дилюк сдерживает смешок, но улыбается и прикрывает глаза, откидываясь на спинку кресла: — Бесстыжий мальчишка.***
В какой-то мере Дилюк понимал, что тело Аякса совершенно не искушено удовольствием. Тот сам рассказывал, что попал в ряды Фатуи еще в детстве, а изучение всего телесного и граней наслаждения тяжело провернуть в армейских условиях. Поэтому он оказывается безумно отзывчивым. Пугливым в какие-то моменты, в какие-то — когда он заявился в кабинет Дилюка и похвастался тем, что подрочил — безумно наглым и соблазняющим. Аякс сам для себя открывал формы удовольствия с восторгом, а для Дилюка удовольствием было просто смотреть на это. На чужое лицо с каплями спермы, на грудь с потеками и манящие алые губы. В какой-то момент Дилюка настолько увлекает дрессировка его щенка, что Аякс становится все более рассеянным на работе. Становится мягким и податливым, послушным и легко управляемым. Дилюк не знает, рад ли он этому. Но пока Аякс сидит на его бедрах в полностью тонированной машине и тихо вздыхает после очередного глубокого поцелуя… Дилюк готов признаться в том, что он совсем немного…***
Дела сегодня идут из рук вон плохо. Последнюю неделю каждый раз товару с заводов «Рассвет» добраться до магазинов мешают какие-то мистические обстоятельства. Вплоть до исчезновения всей партии напитков и устранения водителей фур. Дилюку многого стоило выйти на банду дилетантов, которые решили, что у них есть право заниматься разбоем и сбывать разбавленное вино по своему усмотрению. Ничтожества. Но Дилюк все равно выбил с ними приватную встречу, назвав это «переговорами». И уже два часа пытался понять, что этим червям на самом деле нужно. Пока они только хвалились тем, что у них вышло обокрасть самого Дилюка Рагнвиндра посреди бела дня, но атмосфера в пустом кафе нового еще не заселенного района нагнеталась все сильнее последние пятнадцать минут. Дилюк этого не пугается — по левое плечо стоит Аякс — и не собирается никому уступать, пока рядом с ним его бдительный ручной пес. Он вздыхает, щуря глаза на мальчишку, который гордо назвался «главой». Бандит, как и все те подонки, которые стоят за спиной этого дурака. Они не сдали оружия. Они не проявили уважения. Дилюк искренне пытался обойтись с ними, как со взрослыми, но их ребяческое поведение значит, что ко всему действию они либо не относятся должным образом из-за глупости, либо из-за самоуверенности. Проще говоря, скорее всего, им просто хочется и дальше упиваться своей властью. И попробовать совершить какое-то очередное безрассудство. Атмосфера в кафе становится все напряженнее. Кажется, вокруг вот-вот начнут разлетаться искры, но пока еще нет — пока что воздух тяжелеет, сгущается и оседает в легких не сильными спазмами. Опасно. — Я не собираюсь платить вам за путь, который был выкуплен у главы таких шавок, как вы, еще моим отцом, — спокойно начинает Дилюк, постукивая тремя пальцами по столу как будто бы в раздражении. На самом деле это отрепетированный способ для привлечения внимания Аякса, который стоит позади него. Четвертое постукивание служит сигналом. «Всех убить». — Вот как, — ухмыляется тот самонадеянный мальчишка, скаля свои зубы, — тогда, боюсь, мы не договоримся. Щелкают предохранители. Дилюк прикрывает глаза и… … ничего не происходит. Аякс не выполняет команду. Он все также не двигается. Блять. Пистолет наставляют точно на Дилюка, он слишком близко к ним, чтобы иметь достаточно пространства для маневра, поэтому первый выстрел звучит совсем рядом. Дилюк резко дергается вправо, пуля летит влево, спокойствие трескается на режущие горло осколки. На мгновение он гневно оборачивается, ловя бездумный взгляд своего телохранителя. Все равно что два синих стеклышка. — Аякс! — рычит он изо всех сил, замечая, как еще за секунду до этого в чужих глазах трогается лед, и парнишка вдруг отмирает. А дальше Дилюку остается только вовремя подстрелить одного ублюдка, которого Тарталья случайно оставляет в живых во время свершения своей мести. Он ломает людям лица, приговаривая, что каждый, кто посмеет тронуть Дилюка, будет наказан. Наказан Аяксом. И внутри от этого что-то сжимается. Крики и хрипы эхом отдаются в ушах, а звук сломанных костей прочно пока сидит в памяти. Когда они садятся в предусмотрительно оставленную подальше от кафе машину, шофер сидит в полном ужасе. — Господин Дилюк, это… — Не моя кровь. Поехали уже, — устало вздыхает Дилюк, прикрывая глаза и представляя, сколько расходов ему принесет уборка полностью залитого кровью зала. Шофер вздыхает, кидая неоднозначный взгляд на Тарталью и заводит машину. Дорога тянется в тишине, пока Дилюк отрешенно смотрит в окно, изредка в бликах от фонарей рассматривая отражение машины, в котором заметно очертание сгорбившегося Аякса. Наверное, пора. — Не хочешь объяснить? — Мне, — вздыхает Аякс так несчастно, когда Дилюк кидает на него короткий взгляд и трет устало виски, — очень жаль. — В итоге со мной ничего не случилось, — только, вероятно, это просто удачное стечение обстоятельств, — но это не значит, что у меня нет вопросов к тебе. — Я отвлекся. — Я понял это, Тарталья, — прикрывает глаза Дилюк, пытаясь совладать с желанием назвать его Аяксом, но они не наедине, а о понятии личных границ ему все еще хорошо известно, — я дам тебе немного времени. Хорошо? — Да, — он звучит почти жалко, — босс. Вряд ли время поможет в этой ситуации, думает Дилюк. Думает, но все оттягивает разговор точно так же, как и Аякс.***
После искреннего раскаяния Тартальи странные происшествия действительно прекращаются. Теперь он хотя бы выполняет работу отлично и без внезапных ошибок. Но вне работы, когда двери в кабинет господина Рагнвиндра закрываются на ключ… Аякс становится куда более отрешеннее. Молчаливее, спокойнее, постоянно витает в облаках. Дилюк уже давно понял: что-то происходит. Только никак не мог понять, где именно и за кем он не досмотрел. Незнание убивает. Ровно как и Аякс, который в кровати прижимается к нему так близко, словно пытается прилипнуть навсегда. — Ты как осьминог, — вздыхает Дилюк, почесывая чужую спину и подушечками пальцев ощупывая множество рубцов от шрамов. — Нет, я каракатица, — тихо бормочет парень, утыкаясь носом в шею Дилюка настолько тесно, что сам едва дышит. — Тогда уж наутилус. — Фу. — О чем ты думаешь? — срывается с губ так непроизвольно и неожиданно, что Дилюк чуть не прикусывает щеку от досады. Аякс ничего ему не отвечает. Только шумно сопит в шею, щекоча ее горячим дыханием, сжимает пальцы на плечах Дилюка чуть сильнее и сам как будто напрягается всем телом, готовясь к удару. Жаль, что Дилюк лишь целует его в макушку. — О тебе, — тихо выдыхает мальчишка, будто боясь, что его действительно услышат. «Тебе», значит? Такого ответа, в целом, уже достаточно для понимания. — И что надумал? — Пока ничего. А потом резко вскидывается, седлая бедра Дилюка, и этого тоже оказывается достаточно.***
— Тарталья. Снова завис. — Тарталья, — терпеливо повторяет Дилюк. Парень даже не моргает. — Аякс, — тихо шепчет Дилюк, осторожно касаясь ладонью чужой щеки. Руку тут же сдавливает болью — парень успел среагировать, но не до конца. А может и правда позволил себя коснуться. Но все равно контролировал каждое движение поблизости от себя. Удивительный талант. — Все в порядке. Рука Аякса тут же разжимается, освобождая запястье Дилюка от мертвой хватки, а сам он по-глупому моргает, удивленно хлопает глазами и как-то неуверенно тянет короткое: «Да?» — Поедешь со мной в офис, — вздыхает Дилюк, проверяя время на наручных часах, — будешь со мной на переговорах. Не отвлекаться, понял? — Да, босс, — кивает Тарталья, и его лицо из разжененно-расслабленного становится острее любого лезвия, а взгляд темнеет на несколько синих тонов. Какой деловой. Дилюк хмыкает, забирая со стола папку с нужными документами, а сам думает о том, насколько выполнима его просьба. И связана ли она как-то с тем, что вместо своих мыслей Аякс теперь полностью сосредотачивает внимание на заднице Дилюка, пока они идут к машине?***
Поздний вечер пятницы всегда сопровождается накопившимся делами за неделю, которые Дилюк усиленно откладывал в течение нескольких дней. К сожалению, многие письма и предложения требуют ответа, а доклады и отчетность нельзя просто так игнорировать. Поэтому, когда время переваливает за полночь, Дилюк все еще сидит в своем кабинете. Шторы зашторены, чтобы не расстраиваться лишний раз, когда взойдет рассвет, большой свет чуть приглушен, но весь заваленный документами стол отлично освещает настольная лампа. Непримечательный вечер. В дверь пару раз стучатся, а после Тарталья заходит с чашкой дымящегося кофе, который уже привык приносить в кабинет каждый вечер пятницы — да и не только пятницы, если честно сказать — и шутить про подработку горничной тире секретаршей. Правда, в этот раз все не так обычно, как Дилюк привык. — Ну что ты встал? — вздыхает Дилюк, поднимая глаза на чужую растерянность. — А… Ну… Мне кажется, кофе уже остыл, — задумчиво бормочет мальчишка. — Ты же только что заварил его? — Ахах… Ну да, — чуть ведет плечом Аякс, опуская взгляд и нервно облизываясь, пытаясь сказать еще что-то, но никаких шансов к отступлению Дилюк ему не дает: — Неси сюда. Ужас, мелькнувший в чужих глазах всего на секунду, является совершенно новой эмоцией, которую Дилюк замечает в мальчишке. В первую встречу лицо Тартальи было полностью бесстрастно и нечитаемо, сейчас — Дилюк замечает абсолютно все. Страх, злость, паника. Дилюк видит, как он нервничает, даже понимает, почему. Дилюк знает, что в кофе должен быть яд. Дилюк сжимает в руке под столом пистолет. Они играли в эту игру с самого начала — с самого первого взгляда — и задолго до поцелуев, близости или признаний. В комнате Аякса всегда была камера, но сам парень не всегда был честен с Дилюком: взгляды, слова, стоны. Все это тоже было частью игры. Дилюк замечал, когда тот лжет осознанно, а Аякс понимал, когда его ловили с поличным. Интересным опытом оказалось держать подле себя бешеную собаку, выдрессированную тебя убить, Дилюк признает. Тем увлекательнее было понемногу снимать с него корочку за корочкой, добираясь от неконтролируемого убийцы Тартальи до нежного и честного Аякса. Боже, как многогранен этот мальчишка. В нем одновременно живут и юношеская неопытная любовь, и закаленная сталью преданность. Аякс не разочаровал бы его, выбрав служить до конца, думает Дилюк. Но расстроил бы. Потому что служить всяким подонкам, для которых ты только мясо… достаточно грустно. Дилюк еле заметно вздыхает и внимательно следит за каждым шагом мальчишки, поглаживая большим пальцем предохранитель на пистолете. Громко сглотнув, Аякс подходит к столу, ставит перед Дилюком кружку и опускает взгляд. Разве Дилюк не обещал ему немного времени? Он дает Тарталье ровно три секунды. Одна. Дилюк смотрит на него снизу вверх, но понятия не имеет, каким сейчас может быть его взгляд. Злой? Расстроенный? Может быть, пустой и равнодушный, как тогда, за переговорным столом с Фатуи? Две. Наверное, ему должно быть немного грустно от мысли, что Аякс решил все же убить его. Дилюк очень старался просчитать все варианты исхода событий, чтобы выжить сегодня ночью, как только узнал о кроте, который должен был передать Тарталье яд из Снежной. Скорее всего, Аякс сможет убить его голыми руками, даже если у Дилюка будет пистолет. Это все еще немного восхищало. Три. Дилюк признает поражение перед Царицей и прикрывает глаза, готовясь вытащить из-под стола пистолет, но Аякс быстрее хватается за кружку и выпивает содержимое сам. Выпивает сам. Несносный ребенок решил не выбирать и убить себя, а не его. Даже не понимая, что уже сделал выбор. Аякс мог последовать приказу своей хозяйки или просто вылить кофе на пол и обо всем поговорить, если бы принял то, что он будет на стороне Дилюка. Но он решил выпить кофе сам, даже зная, что в нем должен быть сильный яд. Который вряд ли бы убил без мучений. — И зачем ты это сделал? — М-м… я очень хотел пить? Хах, — смеется Аякс, чуть пошатываясь и опираясь руками на стол. Дилюк выдвигает ящик, спрятанный под столом и убирает туда пистолет. Это невыносимо, черт подери, это совершенно лишает его дара речи. Пить он хотел. Боже. Дилюк трет ладонями лицо, не зная, как спокойно пережить эту ситуацию. Она была в одном из вариантов развития событий этого вечера, но представлять и переживать — разные вещи. Здесь не помогут ни репетиции, ни успокоительные. Тут уже вообще ничего не поможет. Сердце колотится в груди, как ненормальное, а ладони на щеках оказываются влажными. Аякс напротив выглядит настолько же испуганным, потерянным и… слишком уязвимым. Вот значит, как выглядит человек, готовый к своей скорой смерти? — Можно… подержать тебя за руку? — как-то безнадежно спрашивает Аякс, прикусывая губы. — Ты ведь догадался. Дилюк ласково улыбается ему, решая не останавливать это непроизвольное представление, и тянет парня за руку к себе на колени. Привычная и приятная тяжесть даже немного успокаивает, а после сердце и вовсе перестает биться в ушах. Аякс обнимает его сам. Признает поражение и сдается. Они сидят в тишине достаточно долго — около десяти минут, в которые большую часть времени Аякс изо всех сил делает вид, что не всхлипывает, хватаясь за Дилюка в отчаянных объятиях, а остальное время просит прощения голосом настолько надломленным, что хочется остановить все это, но. — В-все, — всхлипывает парень, — я чувствую… умираю. Жар по всему телу. Н-наверное это… сердце остановится скоро… — Тише, Аякс, — шепчет Дилюк, зарываясь пальцами в пушистые рыжие волосы и чуть массируя. — М… м-м, сердце так б-бьется… Да… Все? Люк, я… Л-люк… — Ты такой глупышка, — вздыхает Дилюк в его макушку, прижимая теснее и поглаживая по пояснице, шепча, что он рядом. По крайней мере, это немного помогает. Истеричное всхлипывание сменяется на тяжелое дыхание с хрипами, Аякс хватается за него все сильнее, дышит чаще, а после замирает на пару секунд. О, Дилюк тоже это чувствует. Все-таки они сидят слишком тесно. — Я так и знал! Я знал, что я неубиваемый! — сияет Аякс, приподнимаясь на бедрах и прижимаясь еще теснее в радостных объятиях, из-за чего его вставший член щедро проезжается по животу Дилюка. Он резко вздыхает, по-шальному улыбается, а после тут же бледнеет. — Блять. Или это предсмертное? Или, быть может, это афродизиак в кофе?***
— Что… ты… сделал? — шумно дыша через рот, хрипит Аякс, облизывая пересохшие губы. Дилюк воспринимает это действие как попытку соблазнения и после чуть улыбается, сжимая бедра мальчишки пальцами со всей силы, выбивая тихий стон боли. Какой Аякс сейчас милый. Открытый и дезориентированный. — Немного подумал над твоим поведением и сделал выводы, — пожимает плечами Дилюк, очерчивая пальцем чужой выпирающий позвоночник и оглаживая ладонью взмокшую в тесной рубашке спину. От легкой и незатейливой ласки Аякс тут же начинает дышать чаще, нетерпеливо поддаваясь бедрами еще теснее, пытаясь потереться, вжаться и приласкаться, но Дилюк не собирается уступать ему прямо сейчас. Он хмыкает, касаясь мягких волос и внимательно рассматривает чужое напряженное лицо, в прямом смысле физически ощущая, насколько тяжело Тарталье, насколько он не может себя контролировать, как послушной дрожью отзывается на каждое прикосновение. Дилюк видит, как он изламывает брови, пытаясь вытерпеть эту пытку, но его хваленая выдержка плавится под горячими руками. Дилюк кусает губу, мысленно удерживая себя от любых резких действий, и приподнимает Аякса под бедра, укладывая прямо на бесконечные бумаги, раскиданные по рабочему столу. — Ч-что ты... — Решаю помочь тебе исправить последствия твоего неосмотрительного выбора, — хмыкает Дилюк, поглаживая чужую щеку в обычной нежной манере, но после касаясь кончиками пальцев шеи, обводя кадык и не отрывая взгляда от помутненной синевы в чужих глазах. Ведет по шее, без труда расстегивает тугие пуговицы на чужой рубашке, улыбается тому, как от напряжения втягивает живот Аякс, чуть хмыкает, когда на поглаживание паха мальчишка тихо мычит. И надавливает ладонью на чужой член через классические брюки, выбивая из Аякса что-то между поскуливанием и всхлипом. — Не пристало моему личному эскорту издавать такие похабные звуки, Тарталья. Дилюк улыбается, видя в синих глазах легкую растерянность, а после утешающе гладит чужое бедро, обтянутое в ткань штанов. От них тоже надо избавиться. Как и от всей одежды в принципе. — Б-босс? — Не бойся, я не настолько зол на тебя, — мычит Дилюк, расстегивая чужой ремень и стягивая брюки куда-то на пол. Кажется, он слышит даже облегченный вздох, но пока не понимает, чему именно так радуется его мальчик. — Люк, — на пробу зовет его Аякс, чуть ерзая на столе и стараясь приподняться на локтях, — Люк, я… прошу… — Надеюсь, что прощения, — ненужное белье Дилюк откидывает еще дальше, чем штаны. Аяксу куда больше идет быть полностью обнаженным при нем. — Д-да, — шумно выдыхает мальчишка. Дилюк довольно ухмыляется, перекатывая на языке это дрожащее и испуганное «да», наслаждаясь кроткостью и послушанием парня, а после решает вознаградить его парочкой движений рукой по всей длине возбужденного члена. Афродизиак определенно подействовал, но это совершенно не предел того состояния, до которого Дилюк хочет довести Аякса. Сейчас его нетерпение скорее похоже на шутку. — Не беспокойся, — мурчит мужчина, — я обязательно позволю тебе кончить. Сегодня. То, как дергается член в руке лишь от пары слов, вызывает ошалелую улыбку. Неужели Аякса так сильно возбудил тот факт, что на часах всего лишь час ночи? «Сегодня» будет длиться еще двадцать два часа и несколько минут. Угрозами не возьмешь лучшего телохранителя, не так ли? Дилюк им даже гордится. — Да, Аякс, умница. Ты ведь знаешь, что сейчас ты весь полностью мой, да? — шепчет Дилюк, наклоняясь и сжимая ладонь, выбивая несчастный скулеж, пока ведет пальцами по всей длине, едва касаясь, а после надавливает под яичками. Аякс не кричит. Пока. — Да, Люк, да, — нетерпеливо вздыхает Тарталья, дергаясь в руках и пытаясь выгнуться как можно ближе к пальцам и ладони вновь, чтобы ощутить хоть еще немного внимания, в котором так отчаянно нуждается его тело, — прошу, совсем каплю, Люк, мне очень жаль, я так хочу, Люк… Его лепет на вкус безумно сладкий, когда Дилюк сцеловывает чужую панику, наслаждаясь тем, как взгляд Аякса плывет, а сам он начинает все сильнее дрожать. — Я п-прошу тебя, — уже тише добавляет Аякс, до крови прикусывая губы и жмуря глаза изо всех сил. У него ведь никого не было до Дилюка. Он ведь никогда не получал ничего просто так. Дилюк чувствует, как Аякс под его ладонями весь сжимается, вздрагивает и в то же время нетерпеливо дрожит, едва может контролировать свои смазанные просьбы, но не умоляет, не унижается, только просит, просит, просит и требует. — Хорошо, — соглашается с его напором Дилюк, проводя пальцем по влажному члену и едва надавливая ногтем на крайнюю плоть, тихо посмеиваясь тому, как Аякса тут же подбрасывает на столе. Очаровательно. Все сумасшедшие мысли, которые крутились в голове Дилюка последние пару месяцев, тут же пчелиным роем забиваются в голову. Боже, как он часто представлял то, как трахнет Аякса прямо за этим столом. В кресле, насаживая на себя, или заставляя опираться локтями о стол и раздвигать ноги, или, блять, смотреть на него неотрывно, прямо как сейчас. Потрясающе. Дилюк вздыхает, пытаясь успокоиться, но возбуждение пульсирует внизу живота, и отвлечься не получается, хочется разорвать мальчишку перед собой. В то же время в голове мерцает красным неоном «нельзя», напоминая ему о том, что Аякс боится, даже если хочет его. Поэтому Дилюк решает начать с малого. Смазка в первом ящике, в котором нормальные люди — и Дилюк раньше — хранят письменные принадлежности, лежит уже несколько недель. Это было достаточно спонтанным решением. Через неделю после этого Дилюк доложил туда и упаковку презервативов. Нужно быть готовым к любому исходу событий, разве нет? Дилюк всегда придерживался этого мнения. И, приказывая заменить препарат, который должны были отдать Тарталье, на афродизиак… Дилюк предположил и то, что происходит прямо сейчас. Но это все равно чертовски смущает. Смазки явно недостаточно, палец скользит туго, Аякс словно назло сжимается сам, мешая мало-мальскому прогрессу, но его можно понять, можно простить за это — он сводит бедра от ужаса, боясь даже самых слабых ощущений дискомфорта. — Тише, — вздыхает Дилюк, наклоняясь к Аяксу и оставляя невинный поцелуй на его щеке, — я не буду делать больно. Доверишься мне разок, хорошо? Мальчишка тут же кивает, но бедра расслаблять не спешит, а после грязно ругается и хватает свое колено ладонью, изо всех сил стараясь развести ноги, чтобы им двоим было удобнее. Дилюк тихо шепчет похвалу, но сам прикусывает губу и уговаривает себя не спешить, ведь Аякс изо всех сил старается для него. Предать такое хрупкое доверие — кощунство. Становится правда легче. Аякс как будто насильно расслабляется, из-за чего на каждом толчке пальцу неожиданно становится туго, но Дилюк не против — он принимает это вместе со всеми страхами Тартальи, двигая пальцем неспешно и аккуратно, едва сгибая его и прижимая к стеночкам ануса, медленно растягивая тугой вход для второго пальца. Спустя время, Аякс, кажется, привыкает к новым ощущениям и сам чуть возится, разводя ноги без помощи рук и выгибаясь, когда Дилюк решает напомнить мальчишке о его болезненном возбуждении парой движений по члену. — Л-люк, — тяжело дышит Аякс, прикрывая глаза и выгибаясь, когда его трахают уже два пальца, надавливая на всевозможные уголки предположительного удовольствия, — Люк, хватит, я уже… я хочу… еще. — Еще? Вот как, — улыбается Дилюк, прижимая ладонь к ягодицами Аякса и вводя пальцы на всю длину, до этого мучая его лишь на две фаланги. — Вот так? Верно, солнышко? Аякс тут же закатывает глаза и мелко дрожит, пока из его рта мелкой рябью выливаются неразборчивые слова, а после и тихий нежный стон. Он сжимается на пальцах так сильно, что костяшки сводит болью, но это лишь подстегивает Дилюка проделать этот трюк еще пару раз, из-за чего переменчивая тишина в кабинете наливается более интересными звуками — едва слышимыми, хриплыми и застенчивыми постанываниями. Кажется, нежное обращение Аяксу весьма нравится. Вот так новость. — Мое солнышко, — три пальца в Тарталье ощущаются совсем свободно, — мой замечательный, хороший Аякс, — Дилюк не может остановить эту обоюдоострую пытку, вгоняя пальцы во влажную от кучи смазки дырку, тут же запрещая Аяксу кончать и сжимая его член в тугое кольцо пальцев, — ты такой умница, любимый, мой Любимый, самый милый на свете Аякс. Тарталья стонет от этого так громко, что Дилюку кажется, что даже горничные на первом этаже могли бы услышать это. Аякс под ним влажный от пота, взмокший и ошалелый, несчастный и прекрасный в своих слезах. Он стоически терпит, он ни разу не кончил за последние полчаса, его член в руке пульсирует так сильно, но Дилюк не собирается прощать его так легко. — Чей ты, Аякс? — мурчит Дилюк на чужое ухо, вытаскивая пальцы под пошлый «чвок», и касается языком соленой шеи, улыбаясь тому, как дергается тело в его руках. — Я твой, — почти по-настоящему плачет, хватаясь за его плечи, — я твой! Я твой, я твой, я твой, я очень хочу быть твоим, прошу тебя, скорее, Дилюк, Люк, пожалуйста, Люк, я не могу, я не могу… — Просишь меня? — Умоляю! Пожалуйста, я хочу… я… Люк, я не могу… Аякс так чудесно плачет, что невозможно налюбоваться, а когда Дилюк осторожно расстегивает собственные брюки с блаженным выдохом, синева в чужих глазах растворяется о неведомую никому темноту Бездны, потому что Аякс срывается с цепи, словно дикий зверь. Он дергает бедрами, просит, умоляет, требует и упрашивает, а после неожиданно затихает, когда к раскрасневшемуся колечку мышц прижимается головка члена. — Что это ты, — улыбается Дилюк, чуть мажа предъяэкулятом по ягодице, — замолчал, м? — Л-люк… — Да, Аякс? — Я… — Но ты же так хотел его, — Дилюк едва узнает свой голос, лишь частично понимая, что он сейчас не собирается слушать лепет Аякса, а изо всех сил держится за последнюю адекватную мысль в голове. — Пожалуйста, — тихо всхлипывает парень, пряча лицо в ладонях, а после добавляет так тихо, что Дилюку удается чудом расслышать, вовремя вынырнув из своих мыслей, — не… «Не делай мне больно». Просьба оседает крошечной пылью с книжной полки над столом, тихим горячим выдохом на мокрой коже, осторожным прикосновением губ, которое Дилюк дарит Аяксу, когда толкается в первый раз. Сначала Аякс скулит, потом мычит, следом разводит бедра сильнее и — все это время, каждую блядскую секунду — сжимается на члене так сильно, что Дилюк задыхается. Невозможно быть таким. Невозможно выдержать такое. Дилюк толкается до упора с тихим выдохом, ловя губами чужой стон, просто останавливаясь на секунду и держа плечи Аякса. Все в веснушках. Такие красивые и острые. — Я люблю тебя, — вдыхает Дилюк, набирая в легкие побольше воздуха для того, чтобы не сорваться при следующих словах и сразу следующим за этим толчком, — ты умница, Аякс, — он двигается медленно, не позволяя себе сделать больно своему глупому рыжему искушению, — я очень люблю тебя. Разумеется, на каждой фразе Аякс сжимается. А еще стонет — стонет, так громко и пошло стонет, сам пугается этих звуков, но Дилюк вовремя перехватывает его ладонь и не позволяет зажать рот и умолкнуть — развязно и жадно втягивая воздух припухшими от укусов и поцелуев губами. Соблазнительный. Распятый на рабочем столе Дилюка прямо в его кабинете. Самая блядская мечта, самая развратная картина, самый прекрасный на свете мальчишка, его мальчик, его самый любимый Аякс. Дилюк позволяет ему кончить первым. Тарталье не нужно много, когда Дилюк разрешает, когда возбуждение кипит кровью в венах, когда в глазах мутнеет, когда легкие горят, а горло першит. Он изливается струей на живот, капли попадают на грудь, и теперь картина выглядит еще более сексуальной, поэтому Дилюк тратит минуту, чтобы запечатлеть этот образ Аякса в памяти. Мальчишка на его члене все еще сжимается, пережидая вихрь оргазма, а после приоткрывает рот, будто решаясь что-то сказать, и все мысли Дилюка тут же улетают куда-то далеко, а взгляд приковывает ниточка слюны на подбородке. Внутренности скручиваются в тугой и болезненный комок. Хватает всего одного толчка, и Дилюк изливается в презерватив, стягивая его и позволяя сперме растечься на множество документов и пах Аякса. Он разглядывает эту картинку с особенной жадностью, а после ловит взгляд Тартальи, который до сих пор очень далек от ясного и осознающего происходящее. Мальчишка хлопает слипшимися ресницами, а после хрипло зовет его по имени: — Люк… — Да… мое солнышко? — Так что… было в твоем кофе? — А-а…***
С момента, как Фатуи объявили Аякса предателем и устроили на его голову охоту, прошло около четырех месяцев. Дилюку потребовался всего месяц, чтобы разобраться с этим. Кто бы мог подумать, что Царица попросит за Аякса всего лишь полуофициальное прощение и бутылку крепкого отцовского виски. Поразительная женщина. Но, к счастью, не лишенная разума. И глаз, чтобы заметить, что Дилюк ей угрожал. — Господин Рагнвиндр, обратите внимание, я считаю… Ах, да. Переговоры. Дилюк витает в облаках последнюю неделю, отвлекаясь на мелочи, но Аякс быстро приводит его в чувства, укладывая ладонь на его плечо и бросая лукавые взгляды. Представитель компании «Фавоний» тут же замолкает, испуганно смотря на рыжего телохранителя, но Дилюк лишь дарит ему нежный взгляд. — Да, да. Продолжайте: «Вы считаете…» А потом Дилюк зажимает Аякса в кабинке туалета офиса. — Что ты делаешь, — бормочет Аякс, но охотно обнимает в ответ и вжимается всем корпусом в Дилюка. — Безумно скучаю по тебе, — выдыхает Дилюк в чужую шею, обвивая руками все сильней. — Я постоянно за твоей спиной, нахал, — цокает языком парень, но не прекращает гладить его спину. — Мне мало, — упрямится Дилюк игриво, а после твердым тоном решает, — в следующий раз посажу тебя на колени. — Нет! О, Господи, Люк, успокойся… Да ну что ты… Б-блять, убери свой язык… — М-м? — Мне на пары еще. Хватит. Лизаться. Люк, — стонет Аякс, а после выдыхает, стоит Дилюку милостиво остановиться. — Нужны тебе эти пары. — Нужны. Господин Крепус же сказал… — Он наврал, — закатывает глаза Дилюк, — он даст нам свое благословение, даже если ты будешь не образован. Хотя бы потому, что мое решение важнее его эго. — И все равно, — хмурится Аякс, поджимая губы и смотря внимательно-липким взглядом, словно пытается уличить во лжи, — все равно буду учиться. То, что не могли дать мне Фатуи — дашь мне ты, разве не так ты сказал? — Так. — А я дам тебе еще больше. — Можешь просто мне дать. Прямо здесь. — Дилюк Рагвиндр! Блять, да что ты… — Да, Аякс Рагнвиндр? Какие-то проблемы? — Боже! Ненавижу тебя… Дилюк игриво улыбается, покусывая чужое алеющее ухо. А вот он Аякса любит. Безмерно.