Ох, Ками-сама, за что ты так?

Дазай много думает. Он всегда много думал. Наверное, даже слишком много. От этого устаешь. Это надоедает. Другие столько не думают. Дазай знает. Знает очень много. Как и думает. Много думает, много знает. Слишком, слишком много. Другие всегда относились к этому с опаской. Он пугал. И пугает. Дазай знает и об этом. Всегда знал. Ещё с детства.... Дазаю кажется стало плохо ещё в детстве. Детстве.... У Дазая было детство? Детство должно быть весёлым и беззаботным. Дазай не хочет думать об этом. У Дазая не было детства. Только... Только если с появлением Мори-сана. Это было не то детство. Но детство. Дазаю было достаточно. Это было лучше. Лучше... Лучше чем... "что"? Он не хочет помнить, что было до. Лучше забыть. Безопаснее. Страшно. Думает и знает Дазай о многом, очень многом. Примерно также многом как он знает и думает. А может большем. Намного большем. Если "большем" вообще возможно. Перебирать можно вечно. Вечно это много. Очень много. Слишком много. Как и мыслей. Мысли съедают, истощают, мучают, медленно убивают. Дазай хочет умереть быстро. Быстро-быстро.... Когда он думает быстро - голова начинает болеть. Он устаёт быстрее. Быстрее думает, быстрее узнаёт, быстрее устаёт. Мысли беспощадны, не милосердны. Ох, Ками-сама, будь хоть ты милосерден. Точно. Ками-ками-ками-ками-ками-ками. Дазай знает одного. Точнее его сосуд. Чуя. Иногда, когда появляется Чуя, мыслей становится ещё больше, но от них Дазай не так сильно устаёт. А голова всё равно болит. Чуя громкий. А ещё он горячий, буквально обжигающий. Во многих смыслах. В основном плохих. Только плохих. Чуя странный. И глупый. Очень, очень глупый. Примерно настолько же, насколько верный. Но верный больше. На собаку похож. Громкий, глупый и верный - хороший пёс. Кусается правда... Но всегда существует намордник. У Дазая намордника нет. А точно ли намордник нужен для Чуи? Ох, и как Дазай только мог забыть. Чуя импульсивный. Яркий. Злой и добрый в тот же момент. Непонятный. И снова глупый. Чуя....Живой. И похож на других. Но не другой. Точнее другой. Но не такой другой. По другому другой. По чуевскому. Импульсивному, как его характер, яркому, как его волосы, живому, как весь он. И глупому. Да, глупому. Чуя весь глупый. Невероятный. В этом они с Дазаем противоположности. Чуя - живой. Дазай - мёртв. Уже давно. Чуя – воодушевлён. Дазай – устал. Чертовски устал. Чуя - обжигает, как пламя. Дазай –, разве что, обжигающе холодный. Чуя - никогда не думает. По крайней мере, такое складывается впечатление. Дазай - думает слишком много. И от того устаёт, и от того холоден, и от того мёртв... Дазай мог бы продолжать список их отличий вечно. Их слишком много. Да, как мыслей. О Чуе в том числе. О его волосах, рыжих, подобных языкам пламени. Его всегда видно издалека. А когда светит солнце – это огненное нечто, мягкое на ощупь, будто светиться. Будто золотое. Чуя сам иногда будто светиться. Он – вспыльчивое, бурное, всепоглощающее пламя. Пламя в котором Дазай не сгорит. Растает. Он же холодный. Холодным может быть лёд. Вода. Нет... Дазай не такой холодный. По-другому. Дазай всё-таки сгорит. Он не вода. Ведь вода - это Чуя. Как и сапфиры. Как и чистое небо. Как и... Ладно, Дазай придумал неуместную шутку. Как и василёк, да. Нет, скорее, как меконо́псис. Умное слово. Чуя такого не знает. Может шутка таки уместная... Чёртов голубой. Чёртовы Чуины глаза. Такие... Эмоциональные. Как весь Чуя. Глупые. И на солнце они тоже светятся. Отливают как драгоценные камни. Сапфиры, как ни как. А если Чуя злится или думает, второе реже, они темнеют. Напоминают морскую пучину. Марианскую впадину. Смерч, который затянет на самое дно. Дазай хочет на дно. Хочет утонуть. Дазаю в этом не нравится буквально всё. У Дазая волосы тёмные, более жёсткие и ломкие. На гнездо похожи. Воронье. Говорят они, вороны, вестники смерти. Было бы славно... Приди Смерть за ним. Будь он Смертью – ...уже не очень. Вряд-ли Смерть может умереть. А если может - то только так, как мёртв Дазай. Хм... В любом случае, будь Дазай Смертью или иди Она за ним, вороны будут где-то рядом. А может, Дазай и есть эта ворона. Ворона, что предвещает Смерть. Ходит с Ней рука об руку. И ест её плоды. Глаза... Глаза у Дазая пустые. Как два бездонных колодца. Пустые, холодные и безэмоциональные. Если эмоции там и есть, то они на самом дне. На самом дне бездонных колодцев. Какая ирония.... Хотелось бы Дазаю, чтобы вороны живущее в гнезде и летающие над головой выклевали их. Или выцарапать. Дазай как-то раз попытался. Потом повязку носил. Потом к повязке привык. С ней не было лучше, но и хуже не стало. Так и носил. Пока.... Пока Одасаку не умер. Одасаку тоже был странным, как и Чуя. Но по-другому. Всё оно по другому. Одасаку был... Был. Волосы его - были. Глаза его - были. Кажется, они тоже голубые. Или скорее синие... Дазай не хотел тонуть. Негде было тонуть. Волосы тусклые и жёсткие. Дазаю нравились. С Одасаку пустота внутри переставала давить. Переставало тошнить. Получалось отдохнуть. И голова не болела. Пустота становилась комфортной, с ней теперь можно было жить. У колодцев появлялось дно. Было спокойно. Хорошо. Дазаю нравилось. И Одасаку нравился. Когда появлялся ещё и Анго – становилось ещё лучше. Тепло. Спокойно, тепло... Спать тянет. Но потом они уходили. Постепенно становилось снова холоднее, Дазаю всегда холодно. Пустота давила и душила. Рвало. И буквально, и фигурально. Становилось хуже. Дазаю было мало. Он хотел больше. Хотел, чтобы было тепло и тянуло в сон. Чтобы он мог уснуть. Хоть на час. И без кошмаров. Глубоко и крепко. Желательно навсегда. Одасаку – наркотик. И Дазай рад быть наркоманом. С Чуей же... Было ужасно. Чуя - ужасный. Пустота не затихала, она бурлила, оживала. Чем-то заполнялась. И она была против. Ей нравилось быть пустотой. Дазай хотел, чтобы она затихла. Это всё чего он хотел. А для того нужен Одасаку. Снова Одасаку. Чуя лез в бездонные колодцы, туда, где должна быть душа. Но её там нет. Никогда не было, сколько Дазай помнит. Если есть – то она слишком прячется. Даже с Одой не показывалась.... Что вообще в своей сути "душа"? Но с ним её отсутствие не волновало. С Чуей – злило. У Чуи ведь душа была. Такая же странная и глупая как он, Чуя. Живая. Яркая. Дазай не завидует. Ему не нравится эта душа. Её хочется разломать, разодрать, уничтожить... Гадость. Как слишком сладкая конфета. Чуя не понимал. Он хотел её найти, душу Дазая. Ранил. И Дазая, и себя. Их обоих. Но продолжал падать в колодцы. Дазай этого не понимал. Не понимал, как Чуя мог не понимать. Дазая это злило. Дазай это ненавидел. Ненавидел и Чую, такого непонятного и прекрасного?. Одасаку тоже был непонятным. Но он не лез. Успокаивал. Его не хотелось делать понятным. Одасаку странный, более странный чем Чуя, объективно странный. И за это он нравился. Привлекал. Ведь было понятно почему он непонятный. Не такой как все. Не такой как другие. Чудной Одасаку. Чудной, непонятный Одасаку. Чуя мог бы быть и по понятнее. Он же такой.... Простой. Слишком простой. Слишком яркий. Слишком импульсивный. Слишком громкий. Слишком агрессивный. Слишком наглый. Слишком невоспитанный. Слишком, слишком, слишком, слишком.... Дазаю не нужны эти слишком. Не были нужны. Ему не были нужны заполняющаяся, и от того, вопящая, напоминающая о себе пустота и попытка упасть в самое дно бездонных колодцев. Ему нужна была тишина и вложенное дно. Пусть под ним ещё одно. Со всем тем, что оставалось дальше. Глубже. Туда, куда так рвался Чуя. И упал в своё время. Ему не свойственно падать. Он летал. Такая у него способность. "Смутная Печаль" - не смотря на название была обжигающей. Да, опять Чуя обжигает Дазая. Смутная свободная, дающая дышать полной грудью. Она - награда. Её название - причина награды. Смутная могла быть лёгкой, могла тяжёлой, такой чтобы раздавить. Но не её обладателя. Всех остальных. Дазая, например. Порча – высшая мера. Она спалит до тла - даже тла не будет - всё. Буквально всё. Даже саму себя. Освободит нечто новое. Необузданное. Божественное. Чуя – божество. Необузданное и дикое. Но даже Порча кланялась перед Пустотой. Пустотой Исповеди. "Исповедь Неполноценного Человека" – иронична. Ведь Она лишает полноценности. Даже божество. Она всесильна и всепоглощающа. Холодна. Так ужасно холодна. Это из-за неё Дазай мёрз. Она – безотказна. Она - всегда с ним. А может Она просто делает /человеком/. Ничего не забирает. А может Она и вовсе ничего не меняет. Дазаю не дано такой роскоши – знать и это. Холодная и привычная. Дазай привык к холоду. Привык мёрзнуть. Люди могут дать и тепло, и холод. Чаще холод. Для Дазая - только холод. Но с ними лучше, даже если холодно. Даже если Дазай замерзает. Даже если Дазай заставляет давать ему только холод. Даже если Дазаю сложно дышать от переохлаждения. Даже если Дазай не показывает этого. Даже если Дазаю, кажется, он не уверен, нужна помощь. Исповедь не оставляет что-то для себя. Не отдаёт что-то Дазаю. Она забирает и уничтожает. Уничтожает хуже Порчи. Порча – прекрасна, она даст появиться чему-то новому. Как и Печаль, неполная, но законченная, форма Порчи. Исповедь – заставит мёрзнуть, заморозит даже то у чего были шансы выжить, что привыкло к морозу. И поделится пустотой. Заменит всё пустотой. Неполноценностью. Бесчеловечностью. В пустоте ничего быть не может. Только если Исповедь отступит, Дазай перестанет жалить Ею. Она отдаст чужое. Хлипким, или вовсе сломанным. Ещё в пустоте что-то может появиться из-за Чуи.... Но Дазаю это не по душе. "Душе" – хах. Дазаю не спастись от пустоты Исповеди. Она - часть него. Он - и есть та пустота. Но Дазай хочет согреться. Одасаку и Анго – тёплые. Чуя – жаркий. Такой невыносимо жаркий. Он вообще невыносимый. Наверное, Дазаю стоит меньше думать о Чуе. Больше о Одасаку. Одасаку явно приятнее. Хотя и не такой горячий... Холод с ним не уходит, отступает ненадолго. А потом, когда отвыкаешь от него, холода, снова накрывает с головой. От этого плохо. Ужасно плохо. Нужно больше Одасаку. Одасаку больше нет. У Дазая забрали наркотик. У Дазая ломка. Дазай не знал, что ему нужно было теперь. Пустота снова душила. Снова было холодно. Слишком холодно. Без Оды – вдруг снова стало слишком. Оде не подходит слишком. Оды не может быть слишком. Его всегда мало. Особенно теперь. Теперь - это когда он медленно перестаёт быть тёплым. Теперь - это когда 6 футов под землёй. Дазаю нужно туда где не будет слишком. Слишком.... Кажется Дазай о чём-то забыл... Ком-то... Ком-то кто слишком. Дазай не хочет вспоминать. Ему нужен лишь его наркотик. Тот кто нравился. И пусть бездонные колодцы станут только глубже. Больше некому в них падать. Дазай упал. Эта пустота съест его. А холод убьёт. Уже убил. У наркомана забрали наркотик. Ему нужно что-то новое. Может, стоит попытаться найти новый. И он попытается. И он найдёт. Наркотик поможет забыть. Успокоит пустоту. Снова хорошо. Снова можно жить от дозы до дозы. Но этот наркотик другой. Они все слишком другие. Это тяжело. Дазаю слишком. Наркотик помогает, но от него точно нужен отдых. Пустота внутри кричит. Кажется, Дазай слишком привык к наркотику. Слишком привык к Агентству. Там тепло. Там спокойно. Там пустота замолкает. Дазаю нравится. Дазаю слишком нравится. Дазаю плохо, когда ему слишком. Дазай ненавидит, когда ему слишком. Когда слишком – пустота начинает кричать. Становится одиноко. Более одиноко. Голова болит. Диссонанс. Оды – всё ещё не слишком. Оды – всё ещё мало. Дазаю нравится. Не слишком нравится. Оды – больше нет. Одасаку? Дазаю уже не нужен наркотик, он уже есть. Но теперь, когда есть одно, хочется другого. Согреться. Могильный камень холодный. Но на сердце и в душе - пустоте - спокойно. Как.... Глупо. Дазаю снова нужно Агенство. Кислородная маска. Он задохнётся. Он этому рад. Он рад умереть наркотика ради. Наркотик – важнее. Дазай уже потерял один. Он не позволит закончиться второму. Дазаю стоит умереть, чтобы не отбирать у других наркотик. Дазай умрёт ради наркотика. Даже если про него опять забыли. Спасибо, что забыли. Про него не должны помнить. Так лучше. Так не холодно. Прохладно. Дазая не душит. Дазай может дышать. Кислорода слишком много. Дазай нужна помощь. ПОМОГИТЕ!!! Потом вернётся и жар, о котором забыл. О котором жалел. Который хотел забрать. Оставить себе и никому другому. Испить до дна. Уничтожить. И бурлящая от него, жара, пустота. Ещё сильнее. Ещё хуже. Ещё больнее. Ещё непонятнее. И Дазай будет злиться. Так ужасно злится. Чуя – лучше. Чуя – прекраснее. Чуя – человечнее. Чуя – константа. Одна из немногих в жизни. Наверное, последняя. То есть... Единственная. Помимо наркотика. Наркотик – вторая. Наркотик нужен. Наркотик лучше. Лучше Чуи. Чуя так ужасен... И даже так он лучше чем #$%#@ Но... Дазай хочет не только наркотик. Он хочет согреться. Этот жар достоин жизни, как и наркотик. Дазай умрёт, но не даст погибнуть жару. Жару, что согреет даже Дазая. Испепелит к чертям. Надолго. Только бы, ему было это позволено. Но кто позволит это вороне? Или коту, который её съел? Суть одна. Что ворона, что кот – оба облезлые, страшные и больные. Были такими и будут, пока кто-то да не заберёт к себе, не обогреет. Но никому они не нужны. Все хотят хорошеньких, здоровых. Желательно котят. Ещё совсем прелестных. Хотя Чуя выбрал бы щенка. Щенка.... Да уж, щенок из Дазая никакой. Вообще-то похож. Щенки-щенки... Глупые, верные собаки. Глупый, верный Чуя. Дазаю нужно отдохнуть. Он снова слишком много думает. Надоело. Голова болит. Дазай просто хочет отдохнуть. Очень хочет. Слишком хочет.