Стены

      Иногда Сиону казалось, что его друг — лишь плод его собственного воображения, идеализированная фантазия, придуманная одиноким ребёнком четыре года назад. Где он работает? Где живёт? Кто его родители и куда они делись? Ответы на такие вопросы Незуми либо давал слишком расплывчатые, либо не давал вообще, заставляя чувствовать себя так, словно всё опасения, время от времени всплывающие в голове, совершенно правдивы.       Но Недзуми раз за разом появлялся у него под окнами, а иногда даже сразу на подоконнике, смотрел на него с улыбкой хитрыми-хитрыми глазами. Он был вполне реален и осязаем: его можно было коснуться, попытаться ввязаться в шутливую борьбу, чтобы снова проиграть, или просто сидеть плечом к плечу в тишине. В такие моменты Сион был действительно счастлив и даже чувствовал себя особенным. Это чём-то напоминало ощущение, когда из всех проходящих мимо людей бродячий кот начинает ластиться именно к тебе.       Они проводили часы, скрывшись от чужих глаз в спальне Сиона, болтали обо всем и ни о чем одновременно. Незуми любил книги, а Сион любил слушать то, как тот читает, поэтому они часто сидели спиной к спине на кровати под звуки мягкого голоса. Ради такие моментов Сион даже стал чаще покупать и одалживать книги, которые, как ему казалось, могли понравиться другу.       А потом кот уходил, махнув на прощание чёрным хвостом в оконном проёме и оставив Сиона гадать, когда он объявится в следующий раз.       Следующая ночь?       Неделя?       Месяц?       Или вообще не придёт больше? Но он всё же раз за разом приходил. Рано или поздно — это не важно, это не имеет совершенно никакого значения, когда темноволосое недоразумение стоит под окнами с таким видом, словно выиграл в лотерею, и качает в воздухе бутылкой какого-то алкоголя, выманивая Сиона на улицу. И тот слушается: выскальзывает из окна, спускаясь по дереву вниз, на землю — пусть и не так грациозно, но довольно умело, сравнивая с первыми разами, в которые Незуми приходилось ловить его, чтобы он не свернул себе шею ненароком.       Сион заполняет тишину болтовнёй об учёбе, о новых книгах, которые он взял в библиотеке, о Сафу — своей подружке-однокласснице, а когда темы кончаются — замолкает, торопливо следуя за Недзуми.       Маленький заросший пляж, на который почти никто не ходит, кроме редких рыбаков, никогда, впрочем, не появляющихся там по ночам, был их вторым излюбленным местом, уступая только спальне Сиона.       Они устраиваются на холодном песке и делят бутылку, отпивая прямо из горла: Недзуми совершенно невозмутимо, а Сион маленькими глотками и под чутким надзором, чтобы не опьянения слишком сильно.       —Недзуми, — Сион зовёт робко, даже как-то смущённо, и украдкой разглядывает чужой профиль: острый правильным нос, тонкие губы, слегка приподнятые в улыбке, бледная кожа, на которой резкими росчерками лежат пряди тёмных волос.       Недзуми молчит и, запрокинув голову, смотрит в небо, а Сиону кажется, что под рёбрами у него что-то медленно закипает: пузырится, лопается, грозясь перелиться через край. Он знаком со всеми стадиями алкогольного опьянения в теории, но то, что он испытывает сейчас, оказывается слишком непохожим на сухие слова из учебников: его сердце бьётся так, словно он куда-то бежал, а голова кругом идёт в каком-то нелепом желании встать и начать делать хоть что-нибудь для того, чтобы выплеснуть куда-то неожиданно появившуюся энергию. Он чувствует себя ребёнком, который не знает, как выразить своё волнение: хочется скакать на месте, хлопать в ладоши, а главное то, что, чем дольше он смотрит на Недзуми, тем сильнее хочется повиснуть у него на шее и не отпускать, чтобы уж точно обратить его внимание на себя.       —Недзуми, — он зовёт ещё раз, но голос кажется каким-то неожиданно пискляво-высоким и тихим, хотя хочется закричать погромче, чтобы друг всё же хотя бы посмотрел в его сторону —Недзуми, ты меня слушаешь?       —Да-да, конечно, — парень отводит глаза от воды и удостаивает их взглядом Сиона. Спокойный и невозмутимый. Как обычно. Становится даже как-то обидно от того, что буря бушует только внутри одного из них.       —Я очень счастлив, — на лице возникает слегка глуповатая улыбка, заставляющая собеседника присвистнуть и усмехнуться.       —Неужели всё же налакался? Ты ведь почти не пил.       —Да не алкоголь это, — Сион всё же повышает голос, хмуря светлые брови.       —Да-да, Сион, ты совершенно трезвый. Надеюсь, мы обойдемся без пьяного стриптиза? — сарказм в чужом голосе заставляет насупиться ещё сильнее.       —Ты серьёзно не понимаешь меня? Что-то похожее на обиду колет в носу, вырываясь наружу тихим вздохом. Они с Недзуми всегда понимали друг друга с полуслова. Иногда Сиону казалось, что связь между ними куда сильнее той, которую можно осмыслить; она была почти мистической, пусть Сион в такое и не верил. И именно тогда, когда хотелось быть понятым без слов, она, кажется, дала сбой.       Недзуми списывает все, что он говорит, на алкоголь. А буря внутри не унимается, кипит-бурлит, заставляя серце биться так сильно, что парню казалось, что его грудная клетка не выдержит и порвётся.       Не выдержит?       Сион не обдумывал свои действия. Раз без слов его не понимают, а со словами объяснить тоже не выходит, то нужно показать на практике, не так ли? Третий вариант в конце-концов. Он подаётся вперёд, тыкаясь своими губами в губы Недзуми. Получается неловко и неумело. Они сталкиваются носами, а длится всё это не дольше секунды — Сион тут же отшатывается, выглядя смущеным и удивлённым собственной выходкой.       Недзуми замирает, пытаясь осознать произошедшее. Внезапное движение вырывает его из лёгкой расслабленной задумчивости, макая его головой в водоворот всего того, чего он так старательно избегал, того, что откладывал в дальний ящик.       Его поцеловали.       Его поцеловал Сион.       И пусть это было так по-детски и смазано, пусть Недзуми даже сначала не понял, что это неловкое касание было именно поцелуем. Пусть. Главное, что это был Сион — тот Сион, который четыре года назад позволил промокшей под дождём крысе переночевать в своей комнате, тот Сион, который давал Недзуми свои книги и не злился, когда их не возвращали месяцами, тот Сион, рядом с которым всегда чувствовался тот уют, раньше являвшийся просто словом на бумаге.       Именно сейчас именно этот парень поцеловал именно его. Звучит абсурдно, но перепугано-стыдливое лицо напротив вряд ли врёт.       Сердце припустило быстрее чем когда-либо, отдаваясь гулкими ударами в горле. Внешнее спокойствие поколебалось, заставляя Недзуми испугаться того, что покрасневшие щеки могли с головой выдать его, но, видимо, выпивка всё же ударила ему в голову (или это всё же просто оправдание?), потому что он оказывается зачарован тем, как ярко в сумерках на бледной коже выделяется румянец, и тем, как забавно Сион распахивает глаза, в неверии пялясь на него через отросшую чёлку. От привычной выдержки и осторожности не остаётся и следа.       —Неумеха, —собственный голос звучит как-то непривычно и мягко, словно со стороны, когда он решается положить ладонь на чужую щеку, чтобы притянуть к себе и коснуться пухлых, но слегка обкусанных губ своими.       Сион замирает от прикосновений, а теплый комок внутри взрывается тысячей искр, заставляя неловко ткнуться вперёд, чтобы прижиматься ближе и обхватить чужое предплечье пальцами.       Они застывают, как две неумело выточенные статуи, прижимаясь к друг другу и не решаясь отодвинуться.       —Сион?       —Недзуми?       —Дурак, — на лице невольно появляется улыбка, стоит ему заглянуть в глаза напротив: них нет ни страха, ни отвращения.       Всё напряжение пропадает в ту же секунду: они только что прошли точку невозврата, отступать не имеет смысла и прятаться больше негде. Каждый из них видит отражение этой мысли в глазах напротив и от этого становится теплее в груди. Они дышат почти в унисон — каждый незаметно для себя подстраивается под чужой ритм.       В этот раз первым вперёд подаётся Сион: его теплые губы мягко накрывают губы Недзуми а пальцы сжимаются на жёсткой ткани чужой толстовки. Касание уже не такое сбивчивое, как в первый раз, но всё такое же осторожное, словно он прощупывал границы того, что ему сейчас безмолвно позволили.       Недзуми слышит как падает пустая бутылка, откатываясь куда-то в сторону, но не обращает на это внимания, слишком увлечённый тем, как чужое тело вздрагивает, стоит провести по его губам языком. Сион не остаётся в долгу: чуть отстраняется и кусает друга за щеку, чтобы тут же поймать тихий смешок губами. Парни жмутся ближе друг к другу, касаясь ладонями плеч, спины, щёк и бёдер, скрытых одеждой. Оторваться друг от друга у них получается не скоро. Они сидят, соприкасаясь лбами, и тяжело дышат, ноги Сиона перекинуты поверх бёдер Недзуми, а руки лежат на плечах.       —Ты своими кроссовками мне всю спину замарал, — горячее дыхание щекочет шею, а насмешка в голосе кажется теплой-теплой и вызывает на лице счастливую улыбку.       —А ты мне рубашку измял. Мы квиты?       Тихий смех раздаëтся над ухом Сиона, а через секунду его легонько тянут за волосы, чтобы вернуть в поцелуй.              Они быстро привыкают к друг другу, без проблем находят положение, в котором обоим удобно. Два тела, кажется, созданы для того, чтобы вот так целоваться ловя губами тихие вздохи и смешки.       Недзуми сносит крышу, хочется впервые за очень долгое время ослабить контроль над самим собой и вытворить что-нибудь глупое, как в тех подростковых романах, которые, если хорошо поискать, можно найти на дальних полках книжного шкафа Сиона. При этой мысли, перед глазами невольно встаёт его смущенно-недольное лицо в те моменты, когда они решали почитать что-то вслух, а ему доставалась роль откровенно недалёкой главной героини. Получалось у него отстойно, особенно когда дело доходило до интимных сцен — слишком уж вульгарно это выглядело и звучало в исполнении человека, который до сих пор воспринимал слова «член» и «секс» только как нечто, написанное в книге по биологии. Но стоило признаться, что смущённый Сион выглядел очаровательно — Недзуми ещё тогда хотелось коснуться его и, возможно, поцеловать, но страх потерять это светлое существо заставлял держать себя в руках. Сейчас же тормоза отключились окончательно и бесповоротно, заставляя Недзуми жалеть, что он привёл Сиона сюда, а не к себе на чердак. Там можно было бы лечь удобнее да и атмосферу бы не портил песок, забившийся в обувь и штанины.       —Недзуми, ты уснул что ли? — обычно мягкий голос звучит обиженным и разочарованным, —Я перегнул палку? Ты казался вполне довольным, а тут внезапно замер. Если не понравилось, то могу бы сразу сказать.       Слова выводят из раздумий и заставляют, обречённо закатив глаза, снова прижаться мягким губам. Холодные пальцы скользнули под рубашку, проходясь по гладкому животу. Сион вздрагивает, покрываясь мурашками, и они неловко сталкиваются лбами, не разрывая контакт ни на секунду. Чужие действия подстегивают, подталкивают самому забраться руками под одежду и вырвать из Недзуми тихий вздох.       Время тянется тягуче медленно, словно позволяя им лучше изучить друг друга, касаться там, где всегда хотелось. Различить где чьи касания становится всё труднее, когда они смелеют окончательно сметая последние границы. Холодные мягкие пальцы замирают на мгновенье у ремня, прежде чем скользнуть вдоль него и через мгновение забраться под ткань джинс. Сион дёргается слегка, покрываясь мурашками и кусая Недзуми за нижнюю губу. А того ведёт от этого, да и вообще ведёт от ситуации в целом, потому что того, как ощущается чужая кожа под пальцами, как приятно гладить вот так вдоль позвоночника к копчику, достаточно для того, чтобы понять на сколько сильно он увяз во всём этом: в слегка влажных и искусанных губах, растрëпанных белых волосах, тёплой коже и доверчивых, словно у щенка, глазах.       Недзуми ещё раз мысленно проклинает ту часть себя, которая считала, что имело смысл скрывать что-то от Сиона. Этот мальчик всё равно до всего докопался, так что это были лишь бесполезные попытки доказать самому себе, что в нем нет слабостей. И что в итоге? Стена всё равно пала, вот только, если бы не его упрямство, то он привёл бы Сиона на свой чердак и вместо холодного песка, под ними был бы, пусть и скрипучий и жёсткий, но диван. Если бы не это, можно было бы попытаться расслабиться, но приходится мириться с тем, что есть.       «Романтика,» — почти с раздражением думает парень, слегка отстраняясь от желанного тела.       —И что мы будем делать, чудик? — тонкие пальцы продолжают выводить круги на чужой пояснице, когда Недзуми пытается поймать взгляд Сиона.       —С чем? — тот, казалось, ничего не понимал. Его слегка качало, то ли от внезапно ударившего в голову алкоголя, то ли от горячих поцелуев и касаний. Недзуми тихо фыркает и за бёдра притягивает его ближе, так, что чужие острые коленки смыкаются за спиной. Кончик холодного носа проходится вдоль шеи, на мгновенье заменяясь зубами.       —Тогда забей и расслабься. Я сам всё сделаю.       Сион копошится, издаёт какой-то невнятный звук — то ли прерванная на полуслове фраза, то ли просто тихий выдох.       Длинные пальцы возятся с застёжкой на чужих штанах, а Сиона, словно током, прошибает осознанием происходящего. Он дёргается сильнее, чуть отодвигается, смотрит в глаза. В сумерках эта красновато-кария радужка кажется совсем тёмной, а из-за расширившихся зрачков её почти не видно. Но Недзуми достаточно близко, чтобы разглядеть.       —Просто ответь: да или нет. Я не собираюсь заходить дальше, чем ты позволишь, — голос тихий, привычно тягуче-плавный и вкрадчивый, но где-то в нём всё же звенит напряжённость. Ему страшно, что всё это рассыплется здесь и сейчас, что не будет ни этих глаз напротив, ни неловких касаний холодного носа к щеке. Вдруг всё это — лишь наваждение, игра пьяного сознания и потаённых желаний?       —Да, — слова Сиона отзываются гулким ударом сердца где-то в солнечном сплетении и неожиданно сильным приливом нежности, когда обкусанные губы мажут по мягким, податливым губам напротив. Недзуми ещё не до конца осознал происходящее, а внезапная инициатива блондина окончательно выбивает всё сколько-нибудь цельные мысли из головы.       Они снова цепляются друг за друга и жадно целуются, слегка соприкасаясь носами. Недзуми, наконец дорвавшись до желанного в полной мере, готов покрыть поцелуями всё угловатое бледное тело мальчишки перед ним, но пока погода не позволяет снять рубашку, а джинсы никак не хотят расстегиваться, он ограничивается тем, что пробегает кончиком языка по ряду белых зубов, а потом и по небу, заставляя Сиона слегка вздрогнуть и издать звук, напоминающий смешок, в чужие губы.       Через пару мучительных минут, скрашенных то лёгкими, то глубокими поцелуями, Недзуми наконец-то расстёгивает пуговку на джинсах, а следом и молнию, приспуская их и открывая себе вид на острые тазовые косточки, вырисовавающиеся под тканью трусов. Поддаваясь внезапному порыву, он чуть сжимает их руками, выбивая из Сиона тихий вздох куда-то в основание шеи. Брюнет улыбается, повторяет движение, лаская и оглаживая чужие бока, и трётся щекой о светлую макушку, зарывается носом в волосы, заставляя парня напротив покрыться мурашками. Тот выпадает из реальности на пару мгновений: слишком уж перегружен мозг ощущением контакта кожа к коже и тёплым дыханием куда-то в местечко за ухом. Этого времени Недзуми хватает, чтобы отодвинуть чужие руки и разобраться ещё и со своими джинсами.       Они медлят. Длинные пальцы зарываются в мягкие волосы на затылке и осторожно оттягивают назад, прося приподнять голову. Глаза встречаются.       Тонкие губы расползаются в нежной улыбке, а через секунду щёк, носа и висков Сиона касаются легкие поцелуи. Он смущается, покрывается мурашками и отчаянно пытается поймать чужие губы своими, что ему удаётся. Они снова целуются и уже не робеют, с головой погружаясь в изучение друг друга. Блондин так увлечён, что почти пропускает момент, когда прохладная ладонь скользит под мягкую ткань, спуская трусы ровно на столько, чтобы хватило для относительно свободных движений. Сион уже на половину возбуждён, перед глазами мелькают белые мушки, но он догадывается, к чему всё идёт, и не желает отступать: прижимается ближе, слегка разводя колени, и кладёт обе руки на чужое возбуждение, отчётливо выступавшее сквозь ткань, гладит, упиваясь тихим вздохом, но тут же задыхается сам, когда Недзуми в отместку проводит пальцем вдоль щели на головке. У него ухоженные, прохладные от долгого нахождения на холоде, руки и, в контракта с разгоряченной кожей, это сносит крышу окончательно. Сион действует интуитивно: слегка проводит вдоль венки на стволе, прислушиваясь к чужому участившемуся дыханию, водит вверх-вниз рукой на пробу.       —Погоди, давай по-другому, — шепот над ухом посылает волну приятных мурашек по спине: голос Недзуми всегда был хорош, но сейчас звучал как-то по-особенном — низкий и чуть хриплый, он успешно перебивал всё окружающие звуки.       Его вновь придвигают к себе за бедра, а через мгновение, когда Недзуми обхватывает оба члена слегка влажной от слюны ладонью, с обкусанных губ срывается первый стон. Они смотрят друг другу в глаза, пока мягкая рука продолжает водить по горячей плоти, и не могут налюбоваться, почти синхронно подаются вперёд, небрежно сталкиваясь губами. Поцелуи почти ленивые, короткие из-за нехватки кислорода, но мокрые. Так продолжается несколько минут: тишина пляжа нарушалась тяжелыми вздохами и влажными звуками. Первым заканчивает Сион: хрипло выдыхает куда-то в основание чужой шеи и жмурится, пытаясь сморонуть цветные пятна перед глазами. Недзуми протянул немногим больше: сжал мягкие светлые волосы свободной рукой и тихо выдохнул, обтирая испачканные пальцы о песок. Они сидят в этом положении ещё некоторое время, не желая расставаться с теплом чужого тела.       —Хэй, Недзуми? — Сион отрывает голову от плеча друга — или уже не просто друга? — и смотрит ему в глаза. По телу брюнета разливается странное тепло от одного только вида этой лёгкой смущенной улыбки, блестящих глаз и растрëпанных волос, —Ты всё ещё думаешь, что в моём счастье виноват алкоголь?       Вопрос оказывается на столько неожиданным, что парня пробивает на тихий смех. Тёплая ладонь ложится на чужой затылок, ерошит светлые пряди: —Не задавай глупых вопросов, чудик.       Сион широко улыбается, обращая внимание не столько на чужие слова, сколько на то, каким довольным звучит голос. Он не одинок в своём счастье, а это главное, не так ли?       А Недзуми, глядя в эти тёмные глаза, осознаёт, что утонул окончательно. С этим парнем бесполезно строить стены — он каждую разобрал по кирпичику.       —Пошли, нам нужно вернуться до рассвета.