***
Солнце опаляет разгорячённую от битвы кожу, заставляя пот катиться по лоснящимся выделяющимся мышцам. Омега встряхивается, взмахнув головой, и удобнее хватается за рукоять меча, обороняясь от нагрянувших врагов, злобно сверкая клыками и хмуря густые угольные брови. Их лагерь накрыли на восходе, стоило только первым лучам опуститься на не успевшую промёрзнуть за ночь землю. Тэхён уже изрядно подустал, полосуя очередного альфу, одетого в странное обмундирование, присущее османским воинам. Правую ногу уже давно ломит от боли, заглушаемой адреналином и желанием выжить и пролить как можно больше крови, а рана на боку, наспех перевязанная, даёт о себе знать помутнением в хищно оглядывающих местность глазах. Меч входит в плоть с едким булькающим звуком, разрывающим мышцы и пускающим османскую кровь. Мужчина наспех вытирает его об одежду врага и возводит для нового удара. Омега понимает, что им не выстоять, что явно и обыденно, ведь они лишь разведывательная группа, что пробралась ближе к врагу, которую чудом умудрились заметить османы. Но надежда всё ещё теплится в тяжело вздымающейся груди, хоть головой Тэхён и понимает, что доживает последние часы своей жизни, наблюдая за тем, как всё больше валится солдатов венгерской армии. Мужчина впивается глазами в павшего от меча друга, с которым уже который месяц стоял плечом к плечу, что становится фатальной ошибкой. Стоит серым глазам наполниться обречением и осознанием, как один из альф хватает ослабшего от невыносимой боли в груди омегу за шею, разворачивая на себя и занося меч, целясь в едва скрытый истекаемый кровью живот. Последнее, что видит Тэхён, — это удивление в диковинных карих глазах и секундное замешательство, после чего голову пронзает острая боль, а в глазах темнеет от следующего за первым удара. Краем сознания омега понимает, что его пытаются вырубить, и, сражённый горем и истощённый долгими часами боя, наконец позволяет себе провалиться в утешающую пустоту, молясь богам, в которых не верил ранее, о том, чтобы упокоили его измождённую душу.***
Первое чувство, которое выделяется на фоне бесконечной пустоты, — это боль. Тупая, жужжащая и раскалывающая голову будто на две части, вынуждает крепче стиснуть зубы и приоткрыть воспалённые веки. Перед глазами темнота с едва пробивающимися лучами заката либо же настольной лампы — Тэхён пока не может разобрать. Он пытается встать, но чувствует, что повреждённая ранее нога зафиксирована, а торс обмотан бинтами. Омега злобно шипит и осматривается по сторонам, не находя ничего примечательного кроме того, что он находится в какой-то комнате с одной лишь узкой кроватью и стулом у изголовья, который в данный момент пустеет, что несказанно радует мужчину, который ещё толком не успел собраться с мыслями. Кто его вытащил и подлатал, нет ни малейшего понятия, а уж тем более зачем. Та малая наивная часть внутри него, что ещё не умерла окончательно под гнётом жизненного опыта, подталкивает к тому, что, быть может, кому-то всё же удалось спастись либо же успела подмога, и его с остальными ребятами удалось вытащить. Но чутьё внутри, не обманывающее никогда ранее, вопит об опасности, в то время как пряные и цитрусовые ароматы заполоняют ноздри, давая понять, что пахнет вовсе не родной землей, и провоцирует омегу на громкое чихание. Дверь открывается, и перед глазами появляется женщина средних лет, оглядывающая его с ног до головы и поджимающая губы. На ней восточная одежда, несвойственная жителям его земель, и яркий платок, покрывавший голову и скрывающий от омеги волосы и часть лба незнакомки. — Очнулся наконец, — слышит он глухой строгий голос, звучащий на османском, и болезненно жмурит глаза, с концами гася надежду на спасение. — Где я? — шепчет сухими губами мужчина, морщась от рези в горле, всё ещё не поднимая веки, молясь, что это всё один из глупых снов, который не может быть реальностью. — В серале великого султана. Слышит он свой приговор и распахивает глаза, смотря с непониманием на женщину. Мерзкий и липкий страх окутывает сознание и скатывается по позвоночнику ледяными каплями. Тэхён слышал об османских гаремах, и это последнее место, куда бы хотел отправиться омега. Место, которое ассоциируется с публичным домом и рабством, где совершенно невозможно находиться такому, как он. Мужчина бы предпочёл пасть в бою, чем согревать постель альфы, неважно, какой бы статус тот имел. Мысли лихорадочно бьются о череп, провоцируя новый приступ боли. А женщина, видимо, разглядев что-то в серых покрасневших глазах, щёлкает языком, вновь придирчиво оглядывая омегу. — Не мыслю, чего в тебе разглядел сераскир. Но после выздоровления к тебе назначат калфу и начнётся обучение, которое проходят все новоприбывшие жители гарема. Не смотри таким взглядом, чужак, благодари святого, что дал тебе шанс не умереть на поле битвы. А Тэхён впервые в своей самой понятной и обыденной жизни абсолютно не знает, что ему делать. Он умеет лишь воевать и защищать родину, но никак не пытаться выжить в гареме чужого государства среди омег, совершенно не единых с ним по духу. Мужчина тяжело вздыхает и зарывается ладонью в отросшие смоляные кудри, на удивление, отмытые от крови и грязи и аккуратно расчёсанные. Его передёргивает от мысли, что кто-то из чужаков обмывал его в бессознательном состоянии, но омега старается не зацикливаться на подобных картинах. Тэхён в полной яме и пока что совершенно не знает, что с этим делать.***
Дни в гареме османского султана проходят для мужчины слишком мучительно и в какой-то степени даже невыносимо. После выздоровления его сразу же нагрузили работой, параллельно с этим начали обучать ремёслам, которыми положено заниматься омегам. Бунтарская душа воина слишком яро реагирует на любые задания и приказы, щерясь и рыча на калфу и её нравоучения. Тэхён уже продумывал все пути побега и отступления, но их будто не существовало. Будто дворец, в котором находится несколько дюжин омег, самая охраняемая территория в империи. В какой-то момент, очередной ночью, мужчина сидел и размышлял о том, что, может, выхода и правда не существует, может, он зря пытается бороться и упираться, выглядывая все возможные пути отступления и осматривая территорию вдоль и поперёк. Омега уже согласен был принять свою смерть на поле боя, так неужели жизнь при дворе в качестве подстилки султана будет лучше, чем наконец закончить всё и отправиться на божий суд, к которому он был готов ранее. Но неожиданная мысль, пришедшая в усталую изнурённую голову, — это то, что держит омегу на плаву до сих пор, вынуждая сжимать зубы от несогласия и борьбы с собственной сущностью. Мысль, что ещё никто не подбирался настолько близко к правителю и не имел возможности, которая сейчас стоит перед омегой, заставляет что-то надломленное ранее изнутри вскинуться и загореться новым желанием. Желанием рискнуть всем, что у него осталось, ради цели, которой омега жил последние годы. Может, его поступок и не изменит ход войны, но он поменяет многое в государстве. Смерть султана будет ударом для всей империи и может спровоцировать междоусобицы и восстания, выгодные венгерскому государству. Омега едко ухмыляется с собственной мысли и понимает, что единственный способ остаться с правителем наедине — получить приглашение в его покои. Осознание того, что, возможно, ему придётся лечь под султана, корёжит и вырывает глухое рычание из тяжело вздымающейся груди. Вся сущность беснуется от подобной мысли, брыкается и негодует, но мужчина старается успокоиться, делая глубокие выдохи. Это не самое худшее, что может с ним произойти. По крайней мере, ему хочется в это верить.***
— Тэхён, вставай, тебе нужно отмыть перила в обеденном зале до завтрака, — слышит омега навязчивое жужжание над головой и отворачивается, пряча лицо в пуховую подушку, стараясь уловить хоть немного остатков сна. Но женщина продолжает причитать своим скрипучим голосом, иногда срываясь на непонятные Тэхёну слова, среди которых он явно разбирает «наглец и негодник». Как же это осточертело. Мужчина только недавно привык просыпаться, не цепляясь за хрупкую шею широкой ладонью и не сдавливая ту до звонких женских криков. Издержки профессии, о которых калфе прекрасно известно. Но она всё равно из раза в раз вновь подходит к чутко спавшему омеге, провоцируя на новые конфликты. Благо инстинкты спустя месяц нахождения в серале подугасли, и Тэхён больше не срывается с постели от каждого шороха. Он уже и забыл, каково это — спать крепким сном, не тревожась, что любой человек в окружении может свернуть тебе шею. В чём он до сих пор не сильно уверен, но единственное, что ему пока что грозило в гареме, — получить тряпкой по широкой взмокшей спине и упругим ягодицам, что было в какой-то степени унизительно, но мужчина смирился. Понимая, что пока что у него нет выбора. Он чётко изучил иерархию гарема и своё место в стенах дворца. И единственный способ стать выше — заслужить внимание султана. Но омеге и не нужны какие-то более высокие титулы, ему нужна лишь одна ночь, чтобы свершить задуманное. Тэхён не видел правителя ни разу за всё время нахождения здесь, как бы ни старался разглядеть хотя бы глазком — не получалось. Он вообще не встречал альф уже долгое время, и не то чтобы это расстраивало, вовсе нет. Эти ходячие, воняющие, вечно возбуждённые и озлобленные создания всегда раздражали чуткий нюх даже на службе, когда адреналин зашкаливал, а природные запахи усиливались, путая и напрягая омегу. Благо хотя бы он не сталкивался с домогательствами от своих же солдат, ведь от альф можно ожидать чего угодно. Но Тэхёна всегда уважали сослуживцы, ставя в пример многим, ведь у омеги хорошая физическая форма и способности, которым многие могут позавидовать. Он слишком давно изучает искусство боя, чтобы дать фору любому зарвавшемуся юнцу, а такие бывали, хоть и очень редко. Единственный альфа, которого он встречал во дворце, — какой-то не знакомый ему мужчина, с которым они столкнулись при весьма щекотливой ситуации, которую оба до сих пор хранят в тайне. Тэхён вспоминает угольно-чёрные круглые глаза, смотрящие на него с удивлением, и проваливается в воспоминание, которое до сих пор отчётливо стоит перед глазами.***
Тэхён не может уснуть, растревоженный перешёптываниями омег на соседних кроватях. Те несколько часов перемывали косточки другим жителям сераля, иногда хихикая или охая от удивления. Он проснулся от раздражающих звуков, шикнув на сплетниц, которым болтовня дороже здорового сна, но так и не смог уснуть даже спустя час тишины. Желудок издаёт звук недовольств, и Тэхён закатывает глаза, надеясь, что его организм не настолько набаловался за три недели в гареме, чтобы не дать мужчине уснуть голодным. Он не успел отужинать, возвращаясь с поздней тренировки, которую опять проводил незаметно от других после выполнения своих обязанностей. Омега не мог позволить себе потерять форму и выносливость, поэтому каждый вечер закрывался в танцевальном зале и выполнял физические упражнения. Но проходит ещё какое-то время, и Тэхён понимает, что проще прогуляться до кухни в надежде что-то урвать и проспать хоть немного, чем лежать, изучая потолок, атакованный тревожными мыслями и чувством голода. Он крадётся по коридору, прислушиваясь к любым звукам, но дворец настолько тих и пуст, что даже собственные шаги кажутся оглушающими. Дубовая дверь в кухню немного приоткрыта, но изнутри не горит свет и не слышно никаких движений, поэтому омега аккуратно проскальзывает через щель и разглядывает помещение на предмет хоть чьего-то вмешательства. Тэхён уже подходит к погребу, чтобы разыскать что-то мясное, как чувствительный слух улавливает движение справа, явно осторожное, от человека, который старается подкрасться незаметно. И годами натренированное тело реагирует быстрее мозга, выхватывая нож из подставки, оборачиваясь и прижимая крепкую фигуру к столешнице, давя лезвием на незащищённое горло. Он слышит судорожный выдох и ощущает лёгкое движение, попытку вырваться из захвата, но лишь угрожающе рычит и предупреждающе надавливает, царапая гладкую обнажённую кожу. — Кто вы? — слышит он хриплое над ухом и поворачивает голову, чтобы осмотреть пойманного на подкрадывании человека. Мужчина, явно альфа, судя по запаху, высокий и мускулистый, что ощущается обхватившими тяжело вздымающуюся грудь руками. Тёмные волосы с трудом различимого в сумерках оттенка собраны в невысокий хвост с растрёпанными прядями, закрывающими глаза, мешают рассмотреть лицо. И омега, аккуратно убирая нож из ладони, хватает гладкий подбородок, запрокидывая голову альфы и встречаясь с чёрными, как ночь, глазами, широко раскрытыми в удивлении. Тело в руках вздрагивает, а пальцы Тэхёна плющат едва округлые щеки, касаясь нижней губы, выпяченной под давлением. — Что альфа забыл в стенах гарема? — не отвечая на вопрос, интересуется омега, разглядывая красивые черты лица человека, которого впервые увидел в серале. — Тот же вопрос, — доносится тихим шёпотом, и Тэхён понимает, что мужчина не напуган. Скорее, удивлён подобной ночной встречей и последующим нападением. Судя по одежде, тот, как и Тэхён, выбрался ночью из постели в попытке перекусить, а не является каким-то грабителем или шпионом, которого стоило бы скрутить и передать страже. Возможно, это кто-то из семьи султана, иначе омега не понимает, как его пропустили во дворец. В серале есть чёткие правила, и ни один альфа не может находиться рядом с омегами, если он не является евнухом или членом семьи. На первого этот мужчина был совершенно не похож, а значит, остаётся последнее. Омега резко выпускает горячее тело из рук и разворачивается, направляясь к выходу, понимая, что очень сильно влипнет, если хоть кто-то узнает о произошедшем. Он приставил нож к горлу члена семьи правителя, угрожая его жизни, не говоря уже о том, что ночью омегам запрещено покидать стены своей комнаты. Тэхён выходит из кухни, слыша позади тихое «Подождите». Но не оборачивается, надеясь лишь, что этот альфа не узнает его при свете дня и не доложит о ситуации калфе. Ведь Тэхёну всё ещё нужно играть роль послушного жителя гарема и постараться попасть в покои султана, чтобы наконец свершить задуманное и успокоиться. Он вспоминает, каким тёплым был мужчина, прижимающийся к нему всем своим телом, и подрагивающим от неаккуратных движений омеги, и мотает головой, открещиваясь от подобных мыслей. Ему не нравятся альфы, просто тело истосковалось по опаляющим кожу ласкам и трепетно реагирует на любой физический контакт. Он вспоминает несколько омег гарема, голодно разглядывающих его фигуру, и думает, что мог бы что-нибудь с этим сделать. Но, скорее, позже. Сейчас ему главное уснуть и понадеяться, что его не сдадут с первыми лучами солнца.***
Чонгук думает. Думает слишком много для человека, чья голова должна быть занята совершенно другими вещами. Но он раз за разом возвращается мыслями к омеге, которого повстречал в сумерках ночи. Чонгук уже всё выяснил касаемо мужчины, выглядящего как самый настоящий альфа, которого привёл во дворец Намджун. Чем руководствовался его сераскир, не понятно, возможно, пожалел, что вряд ли, а скорее, разглядел в этом какую-то неповторимую экзотику для самого Чонгука? В их государстве омеги не шли на службу, не воевали за честь империи и не приставляли так нагло нож к горлу султана. Мурашки охватывают всё тело при воспоминании о тёплых крепких руках, сдавливающих грудь, о собственнических жестах, о силе и грубом грудном рычании. Чонгук не испугался, но опешил. С ним подобного ещё не случалось, и, конечно, султан мог запросто освободиться из крепкой хватки, но реакция своего организма отупляла и ошарашивала. Впервые он ощутил чужую мощь, которая пыталась подавить его собственную. Жаркая грудь, которую он ощущал своей спиной, двигалась спокойно и ровно, будто мужчина ни на секунду не сомневался в своих действиях. И это кружило голову правителю Османских земель. Чонгук узнал всё о Тэхёне, о его занятиях и даже ночных тренировках, которые не прошли незамеченными для султана, чьё любопытство было слишком велико. Он узнал весь распорядок дня омеги и изредка наведывался в места, где мог бы повстречать того, любуюсь издалека высокой, хорошо сложенной фигурой. Возможно, Чонгук зациклился или вовсе сошёл с ума, но, скорее, он просто впервые спустя долгое время кого-то действительно захотел. Кто-то заинтересовал султана настолько, что уже которую ночью он лежит в шёлковых сбитых простынях, размышляя о том, стоит ли? Стоит ли позвать Тэхёна провести с ним ночь, чтобы узнать омегу ближе. Зарыться пальцами в непослушные чёрные кудри, учуять едва уловимый ранее природный запах, коснуться смуглой кожи и оставить пару узоров на широкой спине. Мысль о том, чтобы провести ночь с таким омегой, будоражит и заставляет сдавленно простонать в одеяло, как юнцу, впервые мечтающему о своей паре. Он может воспользоваться своим статусом, и тогда Тэхён не в праве будет отказать, это верно. Но мужчина уверен, что с этим омегой нужен совершенно другой подход, чтобы добиться хоть каких-то тёплых эмоций в свою сторону. Если они вообще могут быть у человека, который сражался за свою страну с государством Чонгука. Альфа тяжело вздыхает и ложится удобнее, надеясь всё же уснуть и поспать всю ночь, не просыпаясь от ярких снов, где его кожи касаются крупные шершавые ладони, так не свойственные омегам. Оставляют бордовые следы на талии от того, с какой силой сжимают, проезжаясь бёдрами по паху и прожигая своими хитрыми глазами. Какими омега иногда смотрит на калфу, когда та в очередной ругает его и хлещет платком, пытаясь попасть по ягодицам. Чонгук широко улыбается, вспоминая эту ситуацию, а потом мученически стонет, когда осознаёт, что подглядывал за мужчиной, скрываясь за тяжёлой каменной колонной. Он не помнит, когда последний раз вёл себя настолько глупо, даже с его первой возлюбленной, которая обрела покой при родах, он не испытывал подобных чувств. Это и пугало, и восхищало одновременно. Но пока что мужчина не хочет думать о последствиях или невзаимности. Всё, чего ему хочется сейчас, — наблюдать за диковинным омегой и размышлять, какие шаги можно предпринять по ухаживанию за ним.***
Чонгук не выспался, что совершенно очевидно, ведь после его ночных мыслей ему снились только пухлые губы, изогнутые в ухмылке, к которым он пытался прикоснуться весь сон, но чего ему совсем не позволяли, играясь и путая сознание. Он и встал раньше обычного, намереваясь что-нибудь перекусить и, может, поднять себе настроение какими-нибудь сладостями. Альфа усталый спускается по лестнице, стараясь смотреть под ноги, лишь бы не поскользнуться на идеально сверкающей поверхности. Но замирает, хватаясь руками за перила, когда в нос бьёт знакомый аромат, который он не спутает ни с чем другим. Чонгук вскидывает голову, сдувая непослушную прядь с лица, и во все глаза смотрит на Тэхёна, который протирает низ перил, тихо напевая что-то себе под нос. Омега выглядит слишком красивым в лучах только восходящего солнца, и Чонгук даже не сразу понимает, что на том совершенно ничего не накинуто. Загорелая кожа, влажная от следов изнурённой работы, кажется обжигающей со стороны, будто дотронься Чонгук, как тут же заметит на своей ладони следы ожогов. Сердце начинает биться быстрее, а дыхание сбивается от мысли, что он увидел омегу без верхнего облачения. Но альфьи инстинкты тут же выбивают всю эйфорию, когда настигает осознание, что кто угодно может наткнуться на Тэхёна в таком виде. Он раздумывает секунду, но после всё же спускается, яростно раздувая ноздри, подбирая слова, как предложить омеге прикрыться, торопясь и оглядываясь по сторонам. Но, когда взгляд падает на прищуренные хищные глаза, смотрящие прямо на него, сердце даёт сбой, как и координация, ведь султан спотыкается, хватаясь за перила, ещё влажные от мытья. Рука соскальзывает, а в животе появляется неприятное ощущение, предвкушающее падение и позор перед полюбившимся омегой. Последнее, что видит альфа перед тем, как инстинктивно зажмурить глаза, — это удивлённый взгляд Тэхёна и рывок в свою сторону. Крепкие руки ловят его, хватаясь за узкую тали, сдавливая пальцами оной руки, второй же удерживая за мускулистое, обтянутое шелком бедро. Чонгук громко дышит, подрагивая от напряжения, и боится раскрыть глаза, чувствуя, как румянец расползается по впалым щекам. Он плавно поднимает ресницы, не ожидая увидеть так близко лицо, о котором грезил неделями, и замирает, внимательно впитывая внешность омеги, жадно цепляя детали, такие как родинки на нижнем веке, на носу, старый заживший рубец у пухлых тёмных губ и длинные треугольники ресниц, трепещущие от его частого дыхания. Тэхён молчит, не торопясь отпускать свою ношу, и тоже внимательно разглядывает в ответ, а Чонгук сглатывает и бегло облизывает губы, приковывая хищный взгляд и вздрагивая от осознания, что касается ладонями голой кожи груди. Тэхён и правда горячий и немного влажный от пота, и Чонгук хочет поклясться самому себе, что не мечтает провести языком по солоноватой коже, дабы попробовать и запомнить вкус. В голове немного звенит то ли от резкого движения, то ли от их близости, но Чонгук приходит в себя, лишь когда замечает на губах напротив усмешку, кривящую чувственный рот. — Вы уже можете отпустить, — доносится низким голосом до слуха Чонгука, и тот вздрагивает, понимая, что его уже никто не держит. Что Тэхён лишь стоит, позволяя опираться на своё бедро и касаться пальцами смуглой кожи. Султан отходит, теряя тепло, но не подавая признаков недовольства или стеснения, он внимательно окидывает взглядом омегу, цепляясь за дорожку тёмных волос ниже пупка, там, где совсем низко находится резинка шаровар, и мученически возводит глаза к потолку. — Омегам запрещено разгуливать в подобном виде, накиньте что-нибудь, — недовольно говорит альфа, отворачиваясь и оглядываясь по сторонам. Если их заметят в таком виде, это будет весьма… провокационно, но Чонгук всё равно не уходит, ожидая, что омега последует его приказу и наконец оденется. — Может, я хочу таким образом привлечь внимание султана? — слышит он вкрадчивый голос рядом с ухом и сглатывает, чувствуя, как кожа, на которую попало тёплое дыхание, покрылась мурашками и стала слишком чувствительной. Чонгук резко оборачивается, сталкиваясь всё с таким же хищным взглядом, сканирующим его лицо вдоль и поперёк, будто пытаясь в нём что-то найти и осознать. Тэхён не выглядит смущённым или виноватым, он источает уверенность и силу, которую альфа будто осязает. То, как омега нависает сверху, будто выше ростом, хотя это совсем не так, кривит уголок губ, обнажая ровные белые клыки, и скользит взглядом по телу Чонгука, будоражит и заставляет подрагивать от желания. Картины из снов всплывают перед глазами, а внизу живота начинает скапливаться привычное тепло, скручиваясь и давя на пах. Он видит, как морщится омега, вдыхая его усилившийся от возбуждения запах, и хмурит брови. Это раздражает и обижает, будто Чонгук виноват в своих желаниях и способах их проявления, да и всем всегда нравился его природный аромат, и подобная реакция немного обескураживает. — Султан и так обратил на вас внимание, — раздражённо говорит альфа, складывая руки на груди, привлекая внимание к очерченным, виднеющимся под полупрозрачным шёлком мышцам. Он буравит взглядом такого же недовольного омегу, отошедшего на шаг назад, избегающего его усилившийся запах, и поджимает губы. Они бы так и стояли, метая молнии, чувствуя напряжение друг друга, но слева от входа раздаётся вскрик, а после недовольные причитания. — Негодник, совсем обалдел, я тебе покажу, — слышит он одну из главных калф и изумляется, когда видит испуг на вечно беспристрастном лице омеги. Тот разглядывает пути отступления, но не успевает дёрнуться, как получает платком по оголённым плечам, и шипит, прикрываясь и уворачиваясь от разъярённой женщины. — Совсем из ума выжил, правила для кого созданы? — продолжает причитать калфа, вновь замахиваясь и пытаясь попасть по отбегающему Тэхёну. Эта картина почему-то веселит султана, и он чувствует, как уходит напряжение, улыбаясь и смеясь с того, как Тэхён уворачивается, шипя ругательства и получая удары ещё сильнее. Когда омега прячется за его спину, хватаясь руками за широкие плечи, женщина будто наконец понимает, кто стоит перед ней, и низко кланяется, извиняясь, но всё так же яростно поглядывает на Тэхёна. А Чонгук улыбается, отмахиваясь рукой, и уходит, посмеиваясь себе под нос, понимая, что он всё же предложит мужчине провести с ним ночь, а дальше будь что будет.***
Тэхён получает известие о том, что султан ждёт его в своих покоях этим вечером, и тяжело вздыхает, понимая, что всё-таки добился того, что планировал. За месяц нахождения в гареме он так ни разу и не встретил господина, о котором шептала каждая омега во дворце. Он не представляет, что его ждёт, смуглое тело немного протряхивает, когда другие омеги помогают ему подготовиться к ночи, провожая к купальне и намереваясь собственноручно намыть и поухаживать за диковинным омегой, на что он шипит диким зверем и отмахивается, захлопывая двери. Оставшись наедине с тёплой водой и кучей неизвестных ранее баночек, мужчина принюхивается и чихает от слишком ярких ароматов, решая всё же как обычно использовать лишь мыло, которым моется каждый вечер. Тэхён знает, что должен выглядеть наилучшим образом, но не может заставить себя, будучи чувствительным ко многим запахам. Он смотрит на лезвие, которое омеги используют, чтобы избавиться от лишних волос, а затем на свои ноги, но морщится, представляя, как комично будет выглядеть, согнувшись в три погибели, стараясь убрать растительность, лишь бы понравиться султану. Тэхён надеется, что ему и вовсе не придётся оголяться, и поэтому отмахивается от мысли о бритье. Но когда глаза вновь замирают на предмете, он не думает долго, а берёт холодный острый металл, зацепляя в тёмных влажных кудрях, чтобы позже переложить в ботинок. Когда омега выходит из купальни, то видит на кровати аккуратно сложённую ткань, в которой, по словам старшей калфы, его хочет видеть султан. Тэхён с пренебрежением касается шёлкового лилового одеяния, радуясь, что видит хотя бы штаны. Женщина причитает о том, что султан, должно быть, сошёл с ума, из всех наложников выбрать именно этого, но Тэхён лишь закатывает глаза, а позже хмурит брови, осознавая, что и правда не понимает причины, почему ему сейчас приходится путать пальцы в завязках на поясе, а затем торопливой походкой идти в другое крыло дворца. Он не слушает, о чём причитает старшая омега, крепко сжимая и разжимая кулаки, напрягая вены на руках и дёргая шеей. Волосы ещё немного влажные, но подсохшие завитки собираются тугими пружинками у лица, которые мужчина заправляет за уши, и запахивает тунику с вырезом, который показывает больше, чем скрывает, при каждом широком шаге. Он напряжен, а лицо, должно быть, выглядит слишком устрашающе, потому что женщина отшатывается от него, но затем шлёпает по плечу и тычет пальцем в морщинку на лбу. Тэхён расслабляет мышцы и встряхивает головой, тяжело выдыхая и кидая последний взгляд на калфу, которая с самого начала его пребывания во дворце была рядом. Он не знает, что произойдёт далее, но, возможно, видит женщину в последний раз, а потому аккуратно касается сухой ладони, склоняя голову в уважении, замечая удивлённый блеск в карих глазах. А позже разворачивается и сам распахивает тяжёлые ставни, не дожидаясь стражи. Те немного суетятся, но Тэхён захлопывает двери с обратной стороны, впиваясь взглядом в убранство комнаты султана, не анализируя интерьер, а стараясь лишь найти глазами самого правителя. До чуткого слуха доносятся звуки со смежной комнаты, судя по всплеску воды, являющейся купальней. Омега ещё немного раздумывает, оглядывая пространство, подмечая приоткрытое окно и тяжёлые ветви не известного ему растения, находящиеся рядом. Он бы сказал, что это совсем не безопасно для султана, но зная, как охраняют двор снаружи, никто и близко не подберётся к комнате правителя. Если только он сам не позовёт. Тёмная ухмылка кривит пухлые губы, и Тэхён, будто наконец вспомнив о том, зачем он оказался здесь, собирается с мыслями и медленно толкает дубовую дверь.***
Чонгук выныривает из воды и вдыхает разгорячённый пар, чувствуя, как мутнеет в голове от духоты. Он опускается локтями на борт купальни, слизывая влагу над губой и откидывая огненные пряди за спину. Вода приятно расслабляет напряжённое за весь день тело, а природные ароматы масел ласкают нюх, затрагивая рецепторы и заставляя довольно прикрыть глаза. Чонгук думает о Тэхёне, о том, что уже сегодня вечером увидит этого омегу и совершенно не представляет, что скажет, они ещё ни разу спокойно не разговаривали, и это вызывает трепет и напряжённое покалывание в животе, будто крохотная часть тревоги щекочет глотку альфы, дёргая за натянутые нервы. С размышлений сбивает лёгкий холодок, просочившийся в купальню, и Чонгук тут же распахивает глаза, смаргивая тёплую влагу. Даже сквозь клубья пара он видит фигуру, которую не спутает ни с кем во дворце. Чонгук дёргается, чтобы выпрямиться в спине, проскальзывая локтями по каменному борту и царапая нежную кожу. Альфа даже не реагирует на боль, во все глаза следя за мужчиной, что осмелился войти к нему в купальню, а теперь сверлит неясным для Чонгука взглядом, напряжённо следя за любым изменением лица. — Как ты вошёл? — хриплым голосом интересуется Чонгук, облизывая взглядом смуглую кожу, не скрытую тканью из-за выреза туники. Тэхён лишь пожимает плечами, внимательнее впиваясь в лицо напротив, и хмурит густые чёрные брови, размышляя о чём-то своём. В карамельных глазах можно увидеть едва различимое любопытство и совершенно не скрытую тревогу. Чонгук не знает, как избавиться от этого напряжения между ними, что сказать или сделать, чтобы омеге стало спокойно. Он нервно оглаживает своё бедро под водой, сжимая пальцы на коже, и привлекает тёмный взгляд, будто Тэхён может видеть под мутной от масел водой. — Присоединишься? — спрашивает Чонгук, но тут же прикусывает губу, видя скептически вскинутую бровь, и отводит взгляд, осматривая ближайшую к себе баночку с маслами. Этот омега одним лишь взглядом заставляет чувствовать себя неловко и алеть щеками, благо в помещении достаточно душно, чтобы скрыть румяные следы на лице. — Я уже мылся, — кратко говорит мужчина, а затем, немного подумав и окинув всего султана напряжённым оценивающим взглядом, продолжает: — Я буду снаружи. И выходит, плотно прикрывая за собой дверь, а Чонгук опускается с головой под воду, пуская пузыри и чувствуя, как хочет просто позорно закричать со своего поведения. Он не понимает, почему не может собраться рядом с Тэхёном, почему так теряется и не знает, что сказать. Он чувствует ауру омеги и теряется, ведя себя как глупый юнец. Ему нужен иммунитет от влияния Тэхёна, иначе он никогда не сможет привлечь такого мужчину.***
Когда Чонгук выходит из купальни, то первое, что бросается в глаза, — это омега, сидящий на подоконнике и прожигающий его хищным тяжёлым взглядом. Он немного опешивает от столь явного внимания и зачёсывает влажную прядь за ухо, второй же рукой хватаясь за пояс штанов. Альфа не стал надевать верхних одежд и сейчас теряется под сканирующими его торс карими глазами. — Значит, вы и есть султан, — прерывает тишину Тэхён, не двигаясь с места и не моргая, будто хищная кошка, наблюдая за мужчиной. Чонгук в удивлении приоткрывает рот, не зная, что и ответить, потому что не мог и подумать, что Тэхён может быть не в курсе его положения. — Ты не знал? Тэхён хмурит брови и качает головой в отрицании, тяжело вздыхая и вороша свои едва подсохшие кудри длинными пальцами. Он отводит взгляд и отталкивается от подоконника, аккуратными неспешными шагами двигаясь к Чонгуку. — И что же вы хотели от меня, господин? Чонгук отводит взгляд, чувствуя, как тяжёлый аромат забивается в ноздри, вновь провоцируя и вызывая дрожь во всём теле. Он уже и сам не понимает, зачем позвал омегу таким образом, ведь очевидно, что ещё не готов оставаться с Тэхёном наедине. А в карих суженных глазах явно читается недовольство, что одновременно и подкупает, и раздражает, ведь Тэхён не имеет права так на него смотреть. Но, возможно, именно это и привлекает Чонгука больше всего — честные эмоции и непокорность, которую не хочется надломить. А наоборот, хочется внимать тяжёлому взгляду и растекаться подобно металлу от столь мощной ауры омеги. Чонгук прокашливается и протирает чуть вспотевшие ладони о шаровары, напрягая мышцы пресса и делая шаг ближе. Его неутолимо тянет до напряжения в паху к мужчине напротив, и даже озлобленная поза и бугрящиеся мышцы не пугают обезумевшего султана. — Если ты не хочешь… — А у меня есть выбор? — нагло перебивает, чуть отворачивая голову, когда Чонгук на одних инстинктах тянется к ароматной шее. Он слышит тихое грудное рычание, жмурит глаза и замирает, не принимая больше никаких действий. Лишь кивает, отвечая на вопрос омеги, на что слышит едва заметную усмешку. — И часто ли вам отказывали? Чонгук задумывается на секунду, но они оба прекрасно знают ответ, которого даже не требуется. Что сбивает с толку, так это крепкая рука, оглаживающая нежную кожу талии, вызывая дрожь и усиливая возбуждение. Чонгук тут же тянется ближе, получив едва заметную ласку, и чувствует себя по истине голодным и потерявшим рассудок, одурманенный чужим ароматом и властным голосом. — И почему же именно я? — Ты мне понравился, — едва слышно шепчет Чонгук, касаясь ладонью открытой кожи и оглаживая широкую грудь, пышущую жаром. — Тем, что не похож на других омег? — Тем, что не скрываешь свои эмоции и не стесняешься смотреть мне в глаза. Рука на талии замирает, и Чонгук чувствует, как холодные пальцы обхватывают подборок, задирая голову вверх и вынуждая раскрыть глаза, встречаясь с прикрытыми раскосыми, как в их первую встречу. — О, я скрываю очень много эмоций, — слышит он низкий охрипший голос, хлопая треугольниками ресниц. — Господин. Тэхён убирает руку с лица, зарываясь в медные кудри и обхватывая у корней, тянет и вынуждает сильнее запрокинуть голову, дыша в самые губы. Чонгук следует за каждым движением, будто мотылёк на свет, наслаждаясь грубой лаской и распаляясь всё сильнее. Он не понимает, что значит взгляд Тэхёна, но зрачки, затопившие шоколадную радужку, свидетельствуют о взаимном желании, и мужчина неосознанно испускает феромоны. Заманивая и вызывая ещё больше вибрации в широкой груди. Его будоражит то, что Тэхён как альфа реагирует на его аромат, что совершенно несвойственно природе. Пухлые губы диковиной формы выглядят слишком маняще, а когда чужой язык оставляет на нижней влажные разводы, то Чонгук не выдерживает и тянется вперёд, несмотря на боль у корней волос. Стоит ему на секунду коснуться своими алых мягких подушечек, как его резко разворачивают, обхватывая крепкими руками и вжимая в пах. Чонгук ягодицами ощущает возбуждение омеги и вздрагивает от толчка, чувствуя, как волосы на руках встают дыбом, а кожу прошибает стая мурашек. Альфья природа в замешательстве, которое усиливается, когда омега толкает его к большому дубовому столу, нажимая ладонью на поясницу и вынуждая опереться руками на поверхность. — А вы уверены, что сможете со мной справиться? Насмешливый голос, звучащий в самое ухо, вызывает предательскую дрожь, а горячие влажные губы, скользящие по загривку, возбуждают до болезненного покалывания в паху. Чонгук ахает, когда широкая ладонь опускается на его ягодицу и оглаживает, сжимая и оттягивая в сторону. Поза кажется унизительной, альфа не помнит, чтобы хоть раз стоял в подобном виде перед омегой. Хочется взбрыкнуть и оттолкнуть нахала, но низ живота скручивает тугим узлом, а член дёргается, прося внимания и истекая на шёлковую ткань. Губы скользят по позвоночнику, оглаживая языком нежную кожу, и иногда задерживаются, оставляя отметины. Каждое движение как раскалённый воск, дарящее слишком много ярких ощущений. Чонгук дышит чаще, неосознанно расставляя шире ноги, когда рука оглаживает пояс штанов. Он совершенно дезориентирован и потерян в ощущениях, чтобы почувствовать, как Тэхён медленно стягивает ткань до того момента, как ягодицы окутывает прохлада. Чонгук теряется и хочет подняться, но Тэхён давит ему на плечи, не предпринимая никаких действий, лишь скользя пальцами по смуглым половинкам и крепко удерживая другой рукой. — Что ты делаешь? — дрожащим голосом вопрошает альфа, прокашливаясь и пытаясь хотя бы повернуть голову, чтобы видеть, что происходит. Но Тэхён держит слишком крепко, а когда Чонгук слышит плевок, а затем чувствует влагу между ягодицами, то старается вырваться изо всех сил. — Я трахну твои бёдра. Ставит его перед фактом тихий голос, а пухлые губы возвращаются к шее, лаская и посасывая чувствительную кожу. Чонгук весь дрожит, всё ещё находясь на грани страха и возбуждения, не зная, что ему предпринять, но когда Тэхён сжимает одну половинку и раздвигает ему ягодицы, а горячий крупный член скользит меж смуглых бёдер, то мужчина повержено опускает голову, проскулив что-то неразумное. Сильные бёдра со звонким шлепком ударяются о его ягодицы, плюща кожу и оставляя красные следы, в то время как ладонь касается возбуждения альфы, сначала лишь немного оглаживая головку, а после и вовсе обхватывая по всему стволу. Чонгук надрывно вдыхает, наслаждаясь касаниями к своему так долго изнывающему члену, и прислушивается к шипению омеги, что так яро толкается меж его бёдер. Султана потряхивает то ли от резких толчков, то ли от сильного возбуждение, но он стонет в голос, когда рука Тэхёна так правильно сжимает длину и надавливает на уздечку. Дыхание становится всё тяжелее, а все мысли о неправильности происходящего выбиваются из головы с каждым новым толчком, с каждым касанием горячей груди к его уже влажной от пота спине. Тэхён цепляет медные волосы, перекладывая их на другой бок, и прижимается горячими губами к плечу, оставляя крохотные ожоги. Тянет Чонгука за собой, чтобы он почувствовал ближе, ярче разгорячённое тело, вбивающееся в его. Чонгуку кажется, что он на грани, когда Тэхён ускоряет движения руки и бёдер, порыкивая и неистово толкаясь меж плотно сжатых бёдер. Он почти пугается, когда омега вновь разводит его ягодицы, вздрагивая всем телом, вибрирующим от желания. Но, когда Тэхён надавливает пальцем на сфинктер, тут же конвульсивно сжимающийся, в голове возникает слишком яркая картина того, как мужчина мог бы быть в нём и толкаться так же неистово, даря удовольствие. Чонгук всхлипывает и выгибается, изливаясь в крупную ладонь, подрагивая от чувствительности и стараясь уйти от ярких ощущений. Но Тэхён вновь кладёт его на стол, делая завершающие толчки, а после кончает, удерживая ягодицы раскрытыми. Тёплое влажное семя стекает меж смуглых половинок, смущая и постепенно возвращая в реальность. Чонгук тяжело дышит, пытаясь отойти от оргазма, в то время как Тэхён, будто только пришедший в себя, отходит подальше, направляясь к входной двери. — Подожди, но как же… — Думаю, вы уже поняли мои предпочтения, господин, — говорит Тэхён с озлобленной интонацией, так, будто его что-то разозлило или вывело из себя. Чонгук успевает на секунду подумать, что дело может быть в нём, но совершенно не понимает, вздрагивая от хлопка двери. Он остаётся один в комнате, меняя позу и смотря в стену, осмысливая, что только что произошло. Пальцы улавливают белёсую каплю, на которую Чонгук бросает взгляд, чувствуя, как стыд и желание топят впалые щёки. Он и правда представлял, что было бы, если бы Тэхён его трахнул, что кажется альфе совершенно ужасным. Так не бывает, и Чонгук не думает, что смог бы лечь под кого-то. Даже под такого мужчину. Но тот факт, что его уже посетили подобные мысли, — пугает, злит и в корне меняет дело.***
«Это проблема», — думает Тэхён, в очередной раз косо поглядывая на Чонгука, стараясь бросать взгляды так, чтобы не сводящий с него взгляда альфа не заметил внимание к своей персоне. «Это проблема», — думал Тэхён, когда возвращался в свои покои в тот злосчастный вечер с подрагивающими руками и чувством удовлетворения. «Это очень большая проблема», — думает Тэхён, испытывая чувства неутолимого голода и ненависти по отношению к одному и тому же человеку. Слишком много эмоций сменилось у омеги в той комнате при виде султана. Удивление, ненависть, напряжение, интерес и, конечно же, желание. Чонгука невозможно не захотеть, особенно такого — раскрасневшегося, распаренного и так сладко нуждающегося. Даже аромат альфы был немного иным: более нежным, лёгким, притягательным. Когда тот прижимался, подрагивая всем телом, боясь, но жаждая чего-то большего, Тэхён не смог удержаться. И сейчас, распробовав Чонгука ближе, в нём поселилась лёгкая неуверенность. Он всё ещё испытывает ненависть к альфе, не разделяя титул и человека, ведь это из-под руки Чонгука раздаются приказы, от его рук гибнут люди и это он — завоеватель, покоряющий другие страны. Даже если бы омега был слишком наивен, на такое невозможно закрыть глаза. А наивности в Тэхёне куда меньше, чем любых других качеств. Радует лишь, что Чонгук не подходит сам, не разговаривает и будто совсем не замечает омегу. Если бы не настороженные взгляды, Тэхён бы и вовсе решил, что всё произошедшее в покоях султана — вымысел его больного воображения. У них обоих есть время подумать, как быть дальше. А особенно — как быть Тэхёну. Он не умеет планировать, раздумывать долгие пути решения и обдумывать каждый ход. Он привык действовать так, как подобает ситуации, для него даже обратить на себя внимание султана было слишком долгой игрой, и теперь нужно как-то из неё выбираться. Ведь внимание он обратил, но и привлёк сам себя к рыжеволосому альфе. От прокручивания одних и тех же мыслей его отвлекает детский голос, что довольно удивительно, ведь он не видел ни одного ребёнка за всё время, что находился в серале. Да и странно, что ребёнок разгуливает так далеко от замка, в саду под скрытым от лишних глаз яблоневым деревом, у которого притаился омега. — Здравствуйте, — звучит тихо и настороженно, на что Тэхён удивлённо хлопает глазами, ведь ребёнок кажется совсем маленьким. — Здравствуйте, — повторяет он за дитём, осматриваясь по сторонам в поисках взрослых. Тэхён не то чтобы никогда не видел детей, но он совсем не общался с ними и не представляет, как стоит себя вести и как не испугать рыжеволосое чудо с огромными глазами, хлопающее своими ресницами и сканирующее взглядом лицо омеги. — Можно с вами посидеть? Неуверенно интересуется и после лёгкого кивка присаживается. Он выговаривает не все буквы, но меж тем речь довольна понятна, и Тэхён думает, что, если что-то пойдёт не так, он сможет понять потребности малыша или же поговорить с ним. Хотя всё это ужасно пугает, ведь рядом сидит совсем маленький человек, который смотрит на него так, будто всё прекрасно понимает. — Как вас зовут? — Тэхён. — Меня Йон. И протягивает маленькую ладонь в ожидании рукопожатия. Тэхён же в ответ тянет свою, дивясь разницей в размерах, и старается аккуратно пожать крохотную руку, не сдавив и не причинив боль. Он чувствует себя совсем неловким, будто великаном, боящимся раздавить маленького человека. — Почему ты тут один, Йон? Мальчик осматривается по сторонам и наклоняется ближе к омеге, подставив ладонь ко рту, будто хоть кто-то их услышит в подобной глуши, но Тэхён послушно наклоняется, чтобы не пропустить ни слова, и ощущает лёгкий аромат цветов, приятно ласкающий нюх. — Я сбежал с уроков танцев, потому что мне не нравится задирать ноги в глупых костюмах, — шепчет мальчик и демонстративно кривится, чем вызывает улыбку у омеги и лёгкий истеричный смешок. Тэхён его прекрасно понимает, он сам первое время бегал с уроков танцев, пока его не отхлестали несколько раз платками, но всё же есть куча вещей, чем он предпочёл бы заниматься, лишь бы не стоять в танцевальном зале. — И как часто ты сбегаешь? — Почти каждое занятие, когда нет папы. Он меня слишком быстро находит, а сейчас занят. Тэхён понятливо кивает и снова улыбается, разглядывая крохотное лицо. У мальчика пухлые щеки, присущие детям, и очень красивые круглые глаза, обрамлённые густыми угольными ресницами, что совсем не свойственно по цвету его медным кудрям. Тэхён осекается, когда понимает, чей ребёнок может перед ним сидеть, и судорожно сглатывает, осторожно посматривая по сторонам. — А кто твой папа? — шепчет омега, вновь смотря в чёрные бусины, так сильно напоминающие ему одного человека. Малыш поджимает губы, опуская голову, и исподлобья смотрит на омегу. — Вы меня сдадите ему? — Что? Конечно нет, это не моя проблема, что он не может уследить за своим ребёнком, — беззаботно отвечает Тэхён, но тут же осекается, чувствуя знакомый аромат. — Да уж, это и правда не твоя проблема, — слышит он голос Чонгука и вжимает голову в плечи, становясь похожим на маленького Йона, виновато поглядывающего на своего отца. Все трое замолкают, и Тэхён украдкой кидает взгляды на мальчика, который одновременно и рад приходу своего родителя, и виновато краснеет щеками, ведь вновь ослушался старших. — И что же вы тут делаете? — интересуется Чонгук, вынуждая поднять голову и заглянуть в глаза альфы. — У нас перерыв, — говорит Тэхён и ловит на себе изумлённый взгляд, замечая, как мальчик даже приоткрыл рот, не понимая, о чём говорит мужчина. — Мы обсуждали танцы. — Не нужно учить моего ребёнка лжи. — Не нужно терять своего ребёнка, — Тэхён чувствует, как густеет аромат Чонгука, и сам напрягается, ведь хотел лишь пошутить, что до султана очевидно не дошло. — И я вам не соврал, господин. Он выплёвывает последнее слово так, будто демонстрирует всё своё отношение к титулу султана, но не может удержаться, когда Чонгук стоит и давит на него своей аурой, так, будто не стонал под ним, изгибаясь в пояснице на дубовом столе. — Папа, — звучит жалобное сбоку от Тэхёна, и он чувствует, как крохотные пальцы цепляются за его штанину. Тут же вспоминая о том, что рядом с ними ребёнок, которого они явно пугают своим напряжением. Тэхён выдыхает и поворачивается к мальчику, который смотрит на отца так, будто тот виноват во всех грехах мир, и Чонгук сдаётся, опускаясь на колени и потянув к себе кудрявую голову, которую начинает гладить, успокаивая Йона. — Ну всё, прости, я больше не буду ругаться. — Ты всегда так говоришь и всегда ругаешься на омег, которые со мной говорят. Тэхён фыркает, получая укоризненный взгляд, и чувствует по истине детское желание высунуть язык, но понимает, что это совсем не похоже на его характер, а потому лишь внимательно наблюдает за взаимодействиями отца и сына. Чонгук явно оберегает его от других жителей гарема, пытающихся пробраться к нему через ребёнка. И теперь Тэхёну интересно, кто родил это чудо и где сейчас находится второй родитель Йона. Ребёнок слишком умный для своего возраста, ведь выглядит он совсем крохой, и это изумляет и восхищает. Хоть сыну султана подобает быть лучшим во всём, но то, как он говорит и чувствует настроение беседы, — восхищает Тэхёна, и он тепло улыбается, оглядывая кроху, жмущегося к альфе. Он ловит на себе взгляд замеревшего в удивлении Чонгука и тут же скрывает улыбку, возвращая себе привычный вид, чтобы султан на обольщался на свой счёт. Они встают с травы, а Чонгук подхватывает Йона на руки, ведя в сторону дворца. — Прекрати пропускать танцы. — Но мне не нравится. — Я понимаю. — Это скучно. — Согласен, но так нужно. — Ужасно. — Я тебя прекрасно понимаю, но эти омеги сильнее меня. — Нет никого сильнее тебя. Тэхёна забавляет этот диалог, и он улыбается, прикрывая рот рукой, в то время как Чонгук сияет, демонстрируя передние зубы, но стараясь всё же придать себе более серьёзный вид. — Даже Тэхён учится танцам, — говорит Чонгук, чем сбивает с мыслей мужчину, который спотыкается о ступень, но быстро принимает вертикальное положение. — Правда? — удивлённо спрашивает малыш, поглядывая на омегу. — Ага, это ужасно, захотите сбежать в следующий раз — зовите. Спокойно говорит Тэхён, чем вызывает серьёзный кивок маленькой головы и закатывание глаз у Чонгука, а сам машет рукой семейной паре и теряется в коридорах, приваливаясь к стене и стараясь успокоиться. Слишком много впечатлений от одного дня, и он не уверен, что хотел знать эту сторону Чонгука. Заботливого отца, который говорит со своим ребёнком на равных и прислушивается к его эмоциям, стараясь угодить, но и научить правилам. Тэхён прокручивает в голове улыбку ребёнка и мученически стонет, понимая, что не должен был вообще настолько сближаться с семьёй султана. Будь проклят тот день, когда он попал в османский гарем и теперь должен мучиться, борясь с самим собой, своими чувствами, желаниями и моралью.***
Тэхён встречает маленького господина теперь намного чаще, чем раньше. Возможно, до встречи в саду он просто не замечал малыша, а быть может, тот сам целенаправленно теперь ищет встречи со старшим омегой. Они пару раз прогуливали уроки танцев, получая осуждающие взгляды от Чонгука, который лишь недовольно пыхтел, но молчал, стараясь лишний раз не заводить диалоги с мужчиной. Видно было, что султан о чём-то размышляет. То, как он вечно присматривался, оценивал и наблюдал со стороны, напрягало омегу, доводя порою до нервного тика. Но Тэхён понимает, что пока маленький господин хочет проводить с ним время — Чонгук не в праве запретить. Всё, что в его силах, — это быть рядом и коршуном наблюдать за дитём в руках иностранца. Тэхён понимает, что он привязался. Безумно сильно привязался к сыну султана, которого ранее боялся даже коснуться, а теперь спокойно проводил с ним всё своё свободное время. Омега даже не заметил, что обязанностей у него стало куда меньше, и не догадался, кто поспособствовал такому исходу событий. Он просто жил в серале так, будто уже смирился. Лишь перед сном хмуря брови и размышляя о том, что поступает как предатель собственной страны, своего долга как воина. Эти мысли сильно съедают силы и оставляют синие разводы на смуглой коже, но стоит только солнцу вновь украсить собой комнаты дворца, как дышать становится легче. И новый день дарит улыбки, которые Тэхён давным-давно разучился показывать.***
Когда Чонгук решил обсудить столь деликатную тему со своим самым близким другом, он ожидал чего угодно: смеха, подколок или же издевательств. Но не думал, что Намджун будет озадачен настолько, что сядет на диван и будет задумчиво пялиться в стену, лишь иногда хлопая ресницами. — Может, скажешь что-нибудь? — вопрошает султан, нервно шагая из одного угла в другой, прикусывая ноготь, но тут же одёргивая себя, ведь пытается отучить своего сына делать то же самое. — А ты уверен, что пришёл по адресу? — А с кем мне ещё об этом говорить? — нервно шипит Чонгук, недоумевая. — С Тэхёном, например? Думаю, в этом вопросе даже от него толку будет больше. — Я не буду говорить о соитии с омегой, с которым хочу его совершить, — сквозь зубы чуть ли не по буквам произносит Чонгук. — Зато ты будешь говорить со мной о том, как тебе лечь под омегу, прекрасно, давай обсудим. Намджун следит за султаном, что разъярённой походкой мечется из угла в угол. Ему не хватает только хвоста, который бы в недовольстве бился о скрытое штанами бедро, и сверкающих злющих глаз, предвещающих об опасности. — Хорошо, — возводит руки в сдающемся жесте Намджун. — Наверное, тебе стоит как-то подготовиться. И физически, — он оглядывает придирчивым взглядом нервного султана и тяжело выдыхает. — И морально. Чонгук прикрывает глаза пальцами рук и заламывает брови в неверии, что с ним действительно происходит нечто подобное. Он чертовски устал засыпать и просыпаться с мыслями о Тэхёне. Устал смотреть на него и понимать, что желание никуда не исчезло. Устал видеть, как радуется Йон компании омеги и как тот заботится о нём в ответ. Он будто доверяет Тэхёну на каком-то совершенно инстинктивном уровне, но не может объяснить, почему. И он безумно желает этого мужчину, хоть и прекрасно понимает, что ему ясно обозначили свою позицию. Чонгук слишком долго размышлял, чтобы сейчас передумать. Множество снов, где омега возвышается над ним, прожигает своим взглядом и ласкает так небрежно и восхитительно, как умеет только он. Всего этого слишком много. И сейчас, стоя в своих покоях, он на полном серьёзе обсуждает с другом тот факт, что собирается лечь под кого-либо. — Ты вообще уверен, что хочешь этого? — Да, во-первых, желание, а во-вторых, какое-то извращённое любопытство? Я не знаю, Намджун, просто сделаю это и пойму, — сдувается Чонгук, присаживаясь рядом с другом. Это и правда тяжело для него, и может даже показаться, что его вынуждают, но ведь Тэхён ничего не требует. Он даже не подходит к султану, не прося и не заставляя делать чего-то против своей воли. Чонгук не знает, мучается ли омега схожими чувствами, но всё же замечает иногда, как тот поглядывает в ответ. Когда думает, что Чонгук не смотрит. Как шоколад утопает в нежности к Йону и правителю, будто это единственное, что приносит такому зажатому и озлобленному ранее Тэхёну истинное счастье и удовольствие.***
Известие о том, что султан будет ждать его в своих покоях, приходит утром, и Тэхён напрягается, не совсем понимая, зачем. Он весь день проводит в прострации, даже не всегда обращая внимания на маленького Йона, который, будто прекрасно считывая настроение омеги, ведёт себя тише, просто хвостиком двигаясь за мужчиной. В мыслях не переставая крутятся миллионы вопросов, на которые Тэхён не может найти ни одного ответа, и даже когда его приглашают в купальню, дабы подготовить к вечеру с султаном, он позволяет омыть себя, лишь раз шлёпая по шаловливым рукам омегу, который попытался сделать лишнего. Тэхён широкими шагами движется в знакомом направлении, снова не стучась распахивает дубовые двери, находя взглядом султана, что от неожиданности подскакивает на кровати, роняя книгу на пол, и возмущённо смотрит на омегу. — Нельзя быть настолько бесцеремонным. Тэхён на это лишь закатывает глаза, лохматя рукой волосы, и прикрывает за собой дверь, оставаясь на месте и наблюдая за Чонгуком, что кажется более нервным и дёрганным, чем обычно. — Зачем звали? Всё возмущение Чонгука исчезает, он будто сдувается на глазах и бросает взгляды куда угодно, кроме омеги. Тэхён в удивлении приподнимает бровь и направляется к мужчине, цепляя того за подбородок в привычном собственническом жесте, заставляя посмотреть на себя прямо. Чонгук сипло вдыхает воздух и вскидывает свои сверкающие чернющие бусины, сбивая сердце Тэхёна с привычного ритма своей красотой. — Я хотел… — и замолкает, будто не мучает Тэхёна своими загадками и ужимками, играясь на грани терпения совершенно не терпеливого омеги. — Хотел, чтобы ты показал мне. — Показал что? — Как это происходит с тобой. — Это? Чонгук вновь отводит взгляд, а потом будто начинает злиться и смотрит прямо, с вызовом, хмуря густые брови. Смотрит так, будто это Тэхён позвал его в свои покои и сейчас не объясняет причину, чем надламывает последнюю грань и без этого хрупкого терпения. Тэхён хватает альфу за волосы, запрокидывая голову, но тот вырывается, шипя и ругаясь, но не в силах противостоять омеге сдаётся, заламывая брови, и рвано дышит, смотря в свирепые, холодные, как сталь, глаза. — Я передумал, уходи. Тэхён на секунду опешивает, а затем яростно толкает султана лицом к стене, прижимаясь следом, перехватывая все попытки сопротивления, и убирает рыжие кудри, путаясь пальцами и открывая себе доступ к покрасневшему кончику уха. — Ты чего добиваешься, сучка? Чонгук давится воздухом от возмущения, вызванного такой фразой, и Тэхён согласен, что подобрал не лучшие слова, но он слишком зол. Весь день он ходил, не понимая, что от него хочет этот мужчина, дожидаясь вечера, а теперь должен выбивать информацию? Или, может, это султан так издевается над ним? Он сильнее давит на тело перед собой, проезжаясь пахом по упругим ягодицам, скрытых шёлковой тканью, и слышит едва заметный всхлип, сбиваемый горячим дыханием, и тут же останавливается, прислушиваясь к реакциям Чонгука. Тот весь дрожит, но уже не пытается вырваться, а лишь жмётся, будто и сам жаждет быть ближе. И тут до омеги доходит, о чём его просят и ради чего ждали. Он рывком разворачивает Чонгука и смотрит во все глаза на раскрасневшегося, сдувающего со лба налипшую прядь султана. Они молчат пару мгновений, и Тэхён уже хочет открыть рот, но его прерывают нервным: — Ничего не говори, прошу. И мужчина напряжённо кивает, прижимаясь ближе к нагревшемуся от желания телу, и склоняется над лицом султана, рассматривая влажные от слюны губы. На самом деле, Тэхёну и не нужно думать, он уже давно желает султана, ещё после первого раза, когда тот так сладко и маняще выгибался в его руках. А сейчас, когда альфа сам приходит, готовый и жаждущий, делает что-то невыносимое с головой Тэхёна, кружа и путая мысли. Он подрагивающими пальцами опускается к поясу на тунике, распахивая ту и рассматривая литые мышцы груди и пресса, тут же несдержанно опуская голову и цепляя губами розовую бусину соска, вырывая у султана громкий всхлип и заставляя широкую грудь вздыматься чаще. Он ласкает грудь, лижет и целует, будто умалишённый, наконец добравшийся до желаемого человека. Руками в это время оглаживает стройную талию, не замечая, как Чонгук тянется пальцами к его волосам, зарываясь и массируя кожу головы. Тэхён оставляет алые отметины, заставляя выгибаться и стонать от столь ярких ощущений, раздражая нежную кожу и вырывая всё новые стоны. Он чувствует натяжение в области волос и вскидывает голову, встречаясь с полным мольбы взглядом Чонгука, безостановочно облизывающего алые манящие губы, и сам тянется, ощущая вкус и мягкость на своих. Тэхён целует резко, с напором, понимая, что никто у него ничего не отберёт, но ничего не может с собой поделать. Он будто и правда дорвался, сам не ожидая от себя подобного голода. Чонгук не успевает сглатывать слюну и устраивает беспорядок, но омегу это совершенно не волнует, он продолжает терзать вспухшие подушечки, скользя языком и прикусывая губами, так, будто и правда хотел бы съесть альфу. Тэхён скользит ниже, зацеловывая подбородок и шею альфы, заостряя внимание на пахучей железе, проходясь по ней языком и вырывая из груди Чонгука тихое недовольное рычание, тут же сменяющееся стоном, когда рукой альфа тянет вниз резинку шаровар и обхватывает крупный член, затвердевший и побагровевший от слишком явного возбуждения. Тэхён начинает двигать рукой, стараясь расслабить альфу и принести удовольствие до того, как начнётся более напряжённая для них обоих часть. Он ловит губами стоны Чонгука, интенсивнее оглаживая подрагивающий от напряжения член, и подставляется под хаотичные касания цепких пальцев, пытающихся стянуть мешающуюся одежду. Чонгук отворачивает голову, отфыркиваясь от волос, попавших на лицо, и умоляюще смотрит на Тэхёна. — Прошу, остановись, я не хочу так. Я хочу почувствовать тебя. Тэхён заламывает брови, видя, каким жаждущим выглядит Чонгук с раскрасневшейся кожей и лихорадочно блестящими глазами. Он не может поверить, что альфа и правда подпустил его настолько близко и сейчас молит о том, чтобы Тэхён позаботился о нём. Омега кивает несколько раз для уверенности и мотает головой в сторону кровати, провожая взглядом неловко подтягивающего штаны Чонгука, и улыбается с наивности султана, будто Тэхён не снимет их прямо сейчас.***
Тэхён наблюдает, как Чонгук осторожно устраивается на кровати. В нём чувствуется нетерпение и желание, но при этом во взгляде прослеживается лёгкая неуверенность, будто правитель всё ещё не понимает, правильно ли поступает. — Вы уверены? — Тэхён не знает, зачем переспрашивает, ведь сейчас заведён настолько, что не уверен, сможет ли остановиться, если Чонгук попросит. Он нависает сверху, внимательно смотря в круглые чёрные бусины, сверкающие бликами от свечей. — Да, просто нервничаю. Омега улыбается, удивляюсь, что Чонгук стал таким покладистым и откровенным. Он склоняется ниже и ведёт носом по алеющим щекам, вдыхая природный аромат альфы и задевая губами нежную кожу. Тэхён тянется руками к шёлковой ткани, стягивая вниз и вынуждая Чонгука приподнять бёдра. Тот послушно изгибается под сильными крепкими руками, подрагивая от слишком резких нажатий пальцев и дыша полной грудью. Тэхён исследует нагое тело, гладит и сжимает, чувствуя шелковистость кожи и крепость мышц, наслаждаясь податливостью и ведомостью Чонгука. Он восхищается большими бёдрами и опускается ниже, пробуя губами и языком, вынуждая Чонгука сдавленно просипеть и поджать пальцы на ногах. Реакции тела альфы будоражат и завлекают, хоть тот ничего и не пытается делать в ответ в силу смущения и неуверенности, но Тэхену этого и не нужно. Ему хватает всех этих звуков, которыми полнится комната и которые останутся только между ними двумя. Горячая ладонь сжимает колено, раздвигая ноги, не слишком давя, но и явно выражая свои желания. Чонгука покорно расставляет ноги шире, сгибая в коленях и упираясь пятками в матрас. Он внимательно следит за каждым действием омеги едва прикрытыми от наслаждения глазами. Тэхён касается носом пульсирующей бордовой головки, вдыхая запах и опускаясь ниже, едва собирая губами нежную кожу. Чонгук начинает дышать чаще, когда пальцы омеги касаются колечка мышц, слегка надавливая и вынуждая Тэхёна вскинуть бровь и вернуть своё внимание к сверкающим бусинам. — Я готовился. Пытался, — слышит он хриплый голос, доносящийся будто сквозь слои ваты. Мысль о том, что Чонгук готовился, касался себя там, чтобы принять Тэхёна, делает что-то с выдержкой омеги, и он отрывается от желанного тела, яро горя глазами. — На живот. Звучит как приказ, и Чонгук послушно переворачивается, судорожно выдыхая и звонко вскрикивая, когда на ягодицу опускается горячая ладонь, собственнически сжимая и разводя в сторону. Тэхён наблюдает за тем, как пульсирует слегка влажное от искусственной смазки отверстие, и бросается, подобно голодному зверю, слизывая выделения и присасываясь губами к чувственным краям. Альфа рычит, пытаясь оттолкнуть, но Тэхён лишь крепче сжимает ягодицы, впиваясь пальцами до бордовых отметин. — Не нужно, я ведь не омега. Тэхён фыркает, отрываясь и смотря на поблёскивающий сфинктер, и сплёвывает на сокращающуюся дырку, вновь припадая губами и толкаясь языком сквозь тугие стеночки. Чонгук под ним горько всхлипывает, но сам подаётся бёдрами навстречу к такой незнакомой, но приятной ласке. Тэхён ещё долго измывается над чувствительным отверстием, вылизывая припухшие края и звонко всасывая их в рот. Он чувствует, как сам уже течёт от возбуждения, а член неприятно потирается о шёлковую ткань, дразня омегу и руша последние крупицы Тэхёна. Омега тянется пальцами к влажному отверстию, губами опускаясь ниже и прихватывая сморщенную кожу яиц, посасывая и втягивая в рот, в это время проникая средним пальцем внутрь и отслеживая реакцию Чонгука. Альфа не зажимается пугливо, ведь уже проделал похожие манипуляции со своим телом, и лишь подрагивает, двигая бёдрами навстречу Тэхён надавливает на стенки, вырывая новые вздохи и стоны, добавляя поочерёдно пальцы и успокаивая Чонгука, что пытается уйти от прикосновений, явно чувствуя дискомфорт от трёх пальцев в себе. — Так нужно, — терпеливо говорит Тэхён, усерднее проминая с трудом поддающиеся стеночки и прикусывая ягодицы. Он понимает, что слюны уже недостаточно, чтобы снизить трение, и думает спросить альфу про смазку, но затем повержено стонет от мысли, пришедшей в голову. Он приподнимается на коленях, раздвигая ноги, и свободной рукой ныряет между своих ягодиц, собирая вязкие пахучие капли. Чонгук в замешательстве оборачивается, не понимая остановки процесса. А когда взгляд цепляется за руку омеги, то позорно всхлипывает, но смотрит во все глаза, как влажные от большого количества смазки пальцы касаются его ягодиц. Чонгук тут же отворачивается, в то время как Тэхён наблюдает за влажным липким отверстием, куда вновь вставляет свои пальцы, растягивая натруженные стеночки. Он чувствует, насколько легче начинают скользить пальцы, и спустя пару минут отстраняется, стягивая собственные шаровары и прося Чонгука перевернуться. Омега снимает штаны, выпуская вдох облегчения, и видит, как Чонгук, развернув голову, цепким взглядом следит за его членом, сглатывая и жмуря глаза. Тэхён в успокаивающем жесте оглаживает измученные ягодицы, снова набирая пальцами свою смазку и размазывая её по члену. Он скользит головкой по нежной коже, касаясь припухших краёв сфинктера, но не проникает внутрь, даёт привыкнуть и осознать. — Просто сделай уже это, — измученно шепчет Чонгук, пытаясь перевернуться, и Тэхён отклоняется, давая свободу действий. Когда сверкающие бусины сталкиваются с топлёным шоколадом, что-то происходит с сердцем омеги. Что-то, что ускоряет и так неспокойный бег, заставляя вцепиться в сильные плечи, чтобы поймать чувство приземления. Чонгук расставляет шире ноги, позволяя, и вздрагивает, когда Тэхён приподнимает его за ягодицы, подкладывая подушку под недоумённый взгляд. Они оба задерживают дыхание, когда Тэхен вновь обхватывает свой член и направляет головку к колечку мышц, и аккуратно, неторопливо толкается сквозь тугие стеночки. Чонгук ширит свои глаза и приоткрывает рот, складывая поблёскивающие от слюны губы буквой «о». И Тэхён не может удержаться, наклоняясь ниже и приникая к ним. Облизывает совершенно не аккуратно, посасывая и покусывая алые подушечки. В то время как движения его члена в Чонгуке слишком медленные и осторожные, настолько, что хочется взорваться, но он даёт альфе время привыкнуть, не проникая слишком глубоко, контролируя темп. Постепенно Чонгук начинает расслабляться, и уже в ярких глазах не заметно никакой болезненности, лишь интерес и наслаждение, наконец вернувшееся к альфе. Он тихо постанывает на особо глубокие толчки и сам крутит бёдрами, стараясь ускориться и подбивая Тэхёна на более резкий темп. Их глаза не отрываются друг от друга, внимательно следя за реакциями и потребностями чужого организма. Тэхён ещё не знает тела Чонгука, не знает, как ему нравится и что, поэтому старается действовать так, как хочет сам, при этом внимательно наблюдая за альфой, проверяя, чтобы тому всё было по нраву. Тэхён скользит ладонью по мускулистому бедру, опускаясь к голени и обхватывая ту широкой ладонью, направляя и укладывая на своём плече. Чонгук удивлённо ширит глаза, а потом звонко стонет, когда Тэхён толкается особенно резко и глубоко. Он чувствует, что уже на грани, когда стенки Чонгука так правильно сжимают его крупный член. Когда альфа выглядит таким довольным и разрушенным. Все мысли Тэхёна крутятся вокруг собственного возбуждения и безумно прекрасных глаз Чонгука, в которых отражается слишком много всего в данный момент. Омега уже не может контролировать дыхание и повержено стонет, наблюдая, как Чонгук обхватывает ладонью собственное возбуждение, липкое и мокрое от смазки, и начинает неистово водить рукой, ведя себя к разрядке и большему наслаждению. Тэхён упирается лбом в широкую грудь, неосознанно целует каждый участок кожи, встречающийся на пути, и начинает активнее двигать бёдрами, теряясь в ощущениях. Длинные пальцы обхватывают его собственные, переплетая и сжимая с нечеловеческой силой. Тэхён вскидывает голову и видит закатанные в наслаждении глаза, и чувствует, как на живот летят горячие капли семени, а самого альфу выгибает на кровати, и он вновь жмётся к Тэхёну, который даже сбивается с ритма, наблюдая столь прекрасную картину. Но болезненно пульсирующий член даёт о себе знать, и он примеривается, вновь сильно толкаясь в податливое кольцо мышц, пульсирующее после недавнего оргазма, и старается быстрее довести себя до разрядки, не раздражая и так чувствительные стенки. Тэхён чувствует, как поджимаются пальцы на ногах и как тугой клубок в животе готов разорваться в любой момент, а когда наталкивается на взгляд Чонгука, усталый и довольный, то не выдерживает и выходит из альфы, мыча сквозь сомкнутые губы и окропляя смуглые бёдра обжигающими подтёками. Тэхён валится на спину, смотря в потолок и переводя дыхание. Он слышит, как собственное сердце звенит в ушах, гоняя кровь и вбрасывая всё больше гормонов наслаждения. Омега поворачивает голову в сторону Чонгука, когда успокаивается и приходит в себя, и тут же удивлённо округляет глаза, когда видит, что альфа, повернувшись боком, уже спокойно посапывает с приоткрытым ртом. Тэхён не понимает, уходить ему или нет. Он не хочет, совершенно не хочет. Омега хочет уснуть рядом и проснуться с Чонгуком, увидеть его, только раскрывающего глаза после сна, тёплого и беззащитного. Но Тэхён должен уйти, потому что никто не звал его провести вместе ночь, лишь попробовать. Тэхён надеется, что утолил чужое любопытство, как бы горько это не ощущалось. Но ему было хорошо, а дальше уже слово за Чонгуком. Мужчина ещё раз окидывает взглядом уставшего султана и поднимается с постели, надевая свою одежду. Он выходит из покоев, думая вернуться к себе, но понимает, что лучше прогуляться до сада и проветрить голову. Тэхён вряд ли уснёт сейчас с таким ворохом мыслей в голове. Он бредёт по узким тропинкам, не освещённым ничем, и думает о чёрных сияющих глазах правителя, которые будто навсегда врезались в память, как бы неправильно это не было. Тэхён и правда готов смириться со своими чувствами. И как бы тяжело не было признавать, ему хорошо здесь. Впервые за долгие годы он чувствует себя счастливым и действительно кому-то нужным. Не за то, что он хороший воин, а за то, что он просто есть. Поток мыслей прерывает тихий звук, который улавливает чуткий слух, и Тэхён, не размышляя, показалось или нет, движется в сторону. Он пытается разглядеть сквозь темноту очертания людей и вздрагивает, когда слышит знакомый детский голос. — Я хочу к папе и спать, — тихо говорит маленький господин, на что один из спутников садится перед ним на колени и начинает успокаивать. — Всё хорошо, мы как раз идём к твоему папе, который устроил сюрприз, ещё немного, и мы будем у него. Тэхён хмурит брови и понимает, что сейчас происходит похищение сына султана прямо у них из-под носа. Ярость окутывает сознание от мысли, что кто-то мог настолько поверить в себя, чтобы посягнуть на самое святое в империи. Тэхён широкими шагами движется к людям, понимая, что помимо Йона и омеги стоят ещё три война альфы, которых, скорее всего, подкупили, и понимает, что ему нужно действовать быстро и осторожно. Он опускается к земле, хватая увесистый камень, и бросает в противоположные кусты, что раздаётся звонким шуршанием. Один из мужчин идёт в ту сторону проверить, а Тэхён следует за ним, ведь ему нужно хоть какое-то преимущество, а в том, что он сможет обезоружить одного альфу, мужчина уверен. Ему просто нужно чуть больше времени, ведь рано или поздно, но люди поймут, что ребёнка нет в своих покоях, ведь калфы проверяют его раз в несколько часов, и отправятся на поиски. И если Чонгук не глуп настолько, как эти люди, то первым делом будет прочёсывать сад. Тэхён не позволит похитить Йона и будет защищать ребёнка любой ценой. Мысль, что он действительно вовремя решил прогуляться, заставляет пальцы трястись от напряжения, ведь, если бы все сложилось иначе, если бы Тэхён уснул рядом с султаном или просто ушёл в свои покои, могло случиться непоправимое. Мысль, что он мог больше никогда не увидеть маленького господина, приводит в ярость, и он, не раздумывая, идёт за воином, закатывая рукава туники. Воин успевает обернуться и вскрикнуть, вскинув оружие, но Тэхён быстрее. Он, не мешкая, ударяет по удерживающей меч руке, а сам хватается за крепкую шею, резко проворачивая в сторону. Альфа с пустым взглядом валится к его ногам, в то время как Тэхён хватает с земли меч и идёт к оставшимся людям, сильнее хмуря брови и чувствуя тот самый голод, который настигает в разгаре битвы. Тэхён — воин, и он всегда будет жаждать чужой смерти, особенно заслуженной.***
Чонгук просыпается от звонкого стука в дверь, открывая глаза и жмурясь от боли в них, ведь проспал по ощущениям всего ничего, дезориентированный он кричит «Войдите», понимая краем сознания, что вряд ли его бы стали беспокоить по пустякам. А когда внутрь врывается стража с одной из старших калф, то тут же приподнимается на постели, прикрывая бёдра одеялом. — Господин, ваш сын… Чонгук вскакивает с постели, надевая штаны, и осматривается, понимая, что Тэхёна нет рядом. На секунду он чувствует грусть и разочарование, но тут же собирается, выходя в коридор и слушая причитания калфы. Йона нет в своих покоях. И, очевидно, что мальчик не пошёл бы сам никуда, кроме комнаты отца, ночью. А тот факт, что нет стражи и присматривающей за ним омеги, поднимает ураган из чувств внутри альфы. На секунду в голове проскальзывает мысль, что это мог быть Тэхён. Отвлечь его, забрать сына, ведь тот доверяет омеге слишком сильно. Но Чонгук не хочет об этом думать, иначе он казнит полюбившегося омегу, и его сердце не выдержит такого грязного предательства. Но сейчас главное найти сына, а дальше он разберётся и накажет преступников. Он даёт указания, собирая всю стражу дворца, и даже обеспокоенные омеги порываются искать маленького господина. А сам идёт в сад вместе с тремя воинами, понимая, что это самое простое место, в котором можно затеряться и бесследно исчезнуть из дворца. Страх и злость переливаются друг с другом, вызывая дрожь в крепко сжатых кулаках, и Чонгук еле давит внутри поднимающееся яростное рычание. Он не хочет думать о том, что не найдёт сына, он даже не может допустить мысли, что такое возможно, торопливыми шагами приближаясь к дальним деревьям, отделяющим территорию дворца от забора. Он слышит какую-то возню в другой части, ближе к высоким кустам, и подрывается туда, слыша, как стража бежит следом, пытаясь защитить своего господина. Но Чонгуку не нужна защита, не тогда, когда дело касается его сына. Он берёт меч у одного из воинов и проходит через растения, застывая от картины перед собой. Первое, что он видит, — это Йон, который сидит у дерева, держась за какого-то омегу и подрагивая всем телом от страха, удерживая крошечные кулочки у глаз, силясь не заплакать. Чонгук уже хочет рвануть к сыну и успокоить его, как натыкается взглядом на знакомую фигуру, пошатывающуюся, но наносящую удары снова и снова. Тэхён весь в крови, не ясно, своей или чужой, но глаза омеги сверкают такими ненавистью и голодом, что Чонгук понимает — он не оставит в живых никого из этих воинов любой ценой. Султан уже хочет вмешаться, защитить и помочь, но Тэхён быстрым движением руки сносит голову одному из нападавших, с глухим звуком падающую на землю, окропляя собственное лицо отвратительными брызгами крови. Йон вскрикивает, отворачивая голову, в то время как омега, сидящий рядом, прикрывает ребёнку глаза, трясясь от страха и смотря вниз. Тэхён реагирует на звук, едва отводя взгляд, за что тут же получает удар меча, в последний момент успевая подставить свой собственный, чтобы отразить атаку. Омега движется как дикий зверь, плавно и смертоносно, и Чонгук понимает, что воинов было как минимум трое, учитывая взявшийся из ниоткуда третий меч. Он понимает, что Тэхён устал, но боится окликнуть омегу и тем образом отвлечь от боя, который тот заканчивает в ту же секунду, рьяно рыча и сваливая противника на пол. Меч входит в плоть с хлюпающим звуком, а изо рта воина начинает течь кровь, пока тот ошарашено хлопает ресницами, смотря на ночное небо. Но Тэхён не останавливается, он движется к омеге с ребёнком, наступая так, будто он — неминуемая погибель. Чонгук не понимает, чего тот хочет, и подрывается со своего места, хватая горячую окровавленную ладонь и еле уклоняясь от меча, летящего ему в голову. Постепенно к шоколадным глазам приходит осознание и узнавание, и Тэхён отпускает оружие, послушно отдавая султану. Чонгука самого потряхивает, потому что волновался, потому что испугался, и, скорее всего, на голове после этой ночи появятся первые седые пряди, но он лишь облегчённо выдыхает, прижимая к себе мужчину. Тэхён зарывается носом во влажную от предательского пота шею и вдыхает глубже, успокаивая дыхание и звонко бьющееся сердце. — Ты молодец, отдохни, — шепчет Чонгук, крепко сжимая широкие плечи и покачивая в своих объятиях, но Тэхён отстраняется, смотря в глаза так проникновенно, будто хочет, чтобы Чонгук доверился и послушал его. Но Чонгук и так верит, всегда. — Я ещё не закончил. Султан отпускает руки и с опаской наблюдает, как мужчина, пошатываясь, идёт к омеге, что вскакивает со своего места и начинает пятиться, осматривая пути отступления. Он мечется, будто раненная псина, понимающая, что её ждёт, и когда приходит осознание неминуемой гибели, то падает на колени и начинает завывать и молить самого султана. — Пожалуйста, он убьёт меня. Он сумасшедший, напал на нас. Мы просто гуляли, я не хотел ничего плохого. Я бы никогда… Но Тэхён не даёт договорить, он хватается пальцами за хрупкую шею, вскидывая тело перед собой. В его глазах нет ни капли жалости, лишь ненависть и ярость, гонимые на жестокие поступки. Омега впивается пальцами в обезображенное от страха лицо и что есть мочи ударяет предателя затылком о дерево, под которым когда-то сидел с маленьким господином. Чонгуку кажется, что он слышит хруст черепа, впервые наблюдая подобную кровожадность со стороны Тэхена. Он будто забыл, что за омега ему достался. Воин, сражавшийся насмерть за свои цели. Тот же, что и сейчас сражается, защищая дорогое своему сердцу и наказывая за предательство. После трёх ударов он отпускает безвольно упавшее тело, но не поворачивается, а смотрит вдаль, будто боится того, что Чонгуку и Йону пришлось всё это увидеть. А Чонгук стоит, не шевелясь и следя за каждым шагом омеги. Он выходит будто из транса, когда чувствует столкновение со своими ногами, и тут же подхватывает сына на руки, поглаживая по голове и шепча успокаивающие слова. Малыш плачет, уткнувшись в шею, испугавшись всего увиденного и явно запомнивший эту ночь на долгие годы. Когда Тэхён оборачивается, то в его взгляде Чонгук впервые видит страх, а когда омега подходит ближе, неуверенно и осторожно, то у него будто ком в горле от мысли, что этот мужчина спас его семью, а теперь боится быть осуждённым. — Я благодарен тебе больше всего на свете, — прокашливаясь, говорит Чонгук. — Проси всё что угодно за это. Тэхён вскидывает брови, а затем вечно красивое лицо ломает больная усмешка, кривящая губы и не скрывающая всю боль шоколадных глаз. — Даже отпустить меня? Чонгук отшатывается, будто меч омеги и правда коснулся его лица, оставив глубокую окровавленную отметину. Он не верит, что после всего, что было, после всех дней принятия и чувств, что так ясно плескались в шоколадных омутах, Тэхён всё ещё хочет сбежать. Оставить его и Йона ради чего? Ради войны? Чонгук сглатывает и не понимает, неужели он один чувствует столько всего, что до сих пор сдерживает дрожь в руках, боясь за сына и своего омегу, что увидел в окружении двух альф. — Ты этого хочешь? — всё, что получается выдавить из пересохшей от волнения глотки. Даже Йон затих, ошарашено следя за омегой. Может, он и не понимает, что значит отпустить. Но он явно чувствует атмосферу между родителем и Тэхёном, болезненную и безысходную. Тэхён зарывается окровавленными пальцами в волосы и жмурит глаза. — Да? Нет? Я не знаю, кому я здесь нужен? Такой? Я могу лишь убивать и… — Мне. Нам обоим, — уверенно говорит Чонгук и движется в сторону омеги, видя, как вся бравада ломается, а глаза застилает пелена слёз. Тэхён сам идёт навстречу, смотря на Йона и прислоняя щёку к маленькой ладошке. — Ты не боишься меня? — Ты спас меня, — уверенно говорит мальчик, потянувшись всем телом и хватаясь пальцами за шею. — Я так испугался, что могу не успеть или не справлюсь. — Ты сделал всё правильно. Ты можешь отдохнуть, — говорит Чонгук и целует лоб омеги, заправляя спутанные в засохшей крови пряди. Он жмёт тёплое тело к себе, касаясь пальцами, будто проверяя, всё ли цело: — Ты в порядке? Не ранен? Тэхён отстраняется, смотря своими яркими красивыми глазами будто в самую душу, и улыбается такой редкой, но широкой улыбкой, будто поистине счастлив находиться вот так втроём, чувствуя тепло друг друга. Будто наконец успокоился и оказался там, где всегда должен был быть. По крайней мере, Чонгук чувствует именно это, глядя на сына и своего полюбившегося диковинного омегу. — Не в порядке. Но я буду.