В эту долгую ночь

В эту половину года солнце над тундрой не вставало. То была бесконечно длинная ночь, выстудившая от края до сердцевины небесный купол, на котором, как угли в потухающем костре, алели далёкие неясные звёзды. Хозяйка полярных сов развесила в своём чуме связки грибов над костром – сушиться, и отступила на шаг, оглядывая работу. Она уже готовилась к ночной охоте, когда вдруг услышала, будто кто-то скребётся о покрышку чума. Насторожилась, поведя плечом – кто в такой час может оказаться здесь, посреди бездушной тундры, вдалеке от дорог, от самой жизни, в сухой мглистой пустоте, разрываемой лишь воем подступающей вьюги. Откинула полог, и рыжий лис, вздымая за собой комья колючего тундрового снега, пружинисто подпрыгнул от земли. Ещё секунда – и сверху на хозяйку полярных сов свалился, звеня бубенчиками, молодой шаман. – Энхтуя, я нашёл тебя! – счастливо выдохнул он, поднимая голову от её волос. – Да, Кирилл, – Энхтуя улыбнулась и узкая ладонь скользнула под бахрому, скрывающую лицо шамана, чтобы погладить его по щеке. – Ты меня нашёл. *** Он рассказывает ей, что несколько суток не спал – провожал душу в нижний мир. Потом за ним одна из дочек Эрлика увязалась, пришлось плутать по тайге. – Да уж, юный кам так хорош собой, что скоро у него не будет отбоя от потусторонних красавиц, – говорит Энхтуя насмешливо, нараспев, но почти сразу лицо её становится серьёзным. – Ты ложись у костра, Кирилл, отдохни, а я пока подготовлю всё. В её чуме тепло, пахнет оленьими шкурами, мхом, сушёными травами и брусникой. Ночевать здесь куда приятнее чем в лесу, в снежной яме, вырытой под раскидистой елью, чтобы не так доставал злой, пронизывающий до костей ветер. Молодого шамана почти сразу принимает в объятия мягкий спокойный сон, пока Энхтуя топит снег в котелке, готовит ему на огне похлёбку – с их самой первой встречи она специально держала в чуме у себя то, что люди едят. На случай, если он вдруг снова придёт. И он пришёл. Она будит его прикосновением ладони к виску, и тот из дремотного полузабытья, не совсем проснувшись ещё, подаётся к её руке. Энхтуя ставит перед молодым заклинателем котелок с талой водой, щербатый по краю. В ответ на вопросительный взгляд поясняет: – По возвращении из Нижнего мира нужно совершить омовение. Ты не можешь вернуться домой, не очистившись. Твои духи-помощники тебе разве не говорили? Кирилл припоминает, что, кажется, о чём-то таком они толковали, но великое озер Дьер-Су он пропустил, уходя от погони, а после водоёмов на его пути уж не попадалось. – Я помогу, – пообещала Энхуу, снимая с заклинателя звенящее колокольчиками шаманское облачение и вешая над костром, чтоб ему просохнуть. Шаман поёжился, чувствуя прикосновение цепкого зимнего холода к обнажённой коже промеж лопаток. Его облачение было ему бронёй, доспехом, с которым он по ту сторону никогда не расставался. И сейчас, когда хозяйка полярных сов сняла с него увешанный бубенчиками, увитый лентами плащ, он почувствовал себя уязвимым. Кирилл, наверное, никогда бы не доверился ей вот так, если бы однажды она уже его не спасла. Словно прочитав эти мысли, Энхтуя замерла подле огня, не сокращая дистанции. Кирилл неловко зачерпнул ладонью воду и тут же одёрнул руку, – ему показалось, что вода была то ли ледяной, то ли напротив, почти кипящей. Тотчас же горячей волной по коже скользнул озноб. – Вот видишь, притащил бы скверну домой, – ласково, как ребёнку, принялась объяснять хозяйка полярных сов, опустившись на колени рядом с молодым камом. – Позволь помочь тебе. Энхтуя набрала в ладони воды, провела по его волосам, и с них на древесный настил тотчас побежали тёмные ручейки. Словно сама угольная мгла Нижнего мира стекала с шамана и капала между досок. Кирилл на миг зажмурился, но в этот раз боль не пришла. Энхтуя бережно омыла его лицо и шею, замешкалась, только когда пришло время переходить на плечи. – Нам бы сейчас очень пригодилось… ах, да. – поведя взглядом, она остановилась на собственном платье, взялась за рукав. – Нет, стой! Кирилл подался вперёд, но было поздно, Энхуу уже оторвала от своего платья кусочек ткани. Без сожаления, просто и буднично, как делают какую-то совсем незначительную работу. Вымочив лоскут в растопленном снегу, она коснулась его спины. Шаман вздрогнул от холода, как от удара, и хозяйка полярных сов убаюкивающе погладила его по плечу. Взгляд у неё был словно подёрнут туманной прозрачной дымкой. Прошло очень много времени с тех пор, когда Энхуу вот так касалась кого-то. Но что такое время для духов? Они живут в вечности, которая исправно повторяет сама себя. Время циклично или прямолинейно? Энхтуя усмехнулась собственным мыслям, вновь опуская под воду обрывок ткани. Кирилл уже больше не вздрагивал от холода, он даже почти расслабился. Потянувшись, чтобы достать до его лопатки, хозяйка полярных сов опалила дыханием кожу над ухом, и шаману показалось, словно он глотнул хмельной архи, и земля из-под ног уходит. До него пока не дошла ещё мысль, что это не из-за скверны и не из-за омовения вовсе, что это чувство совсем другое, оно совершенно иной природы. Поэтому юный заклинатель лишь смущённо сопел и смотрел сосредоточенно, прямо перед собой, не в силах перебороть неловкость. Прохлада прикосновений то скользила поверх ключицы, то опускалась по рёбрам. И от каждого такого касания в груди у него что-то вспыхивало. Словно зажигался маленький проблесковый маяк, дающий дрожащий пока ещё, очень несмелый свет. Хозяйка полярных сов справлялась уверенно и спокойно. Она как будто точно знала, что делать. Будто уже делала это раньше. И Кирилл ей доверился. Остановил, только когда маленькая ладонь легла ему на пояс. – Спасибо, Энхтуя, дальше я сам, – мягко, но решительно сказал молодой заклинатель. Та отстранилась, пытливо заглядывая в лицо шамана, будто ждала, не передумает ли. Будто её подмывало спросить со смешком «А что так?» Но она просто повела плечами, медленно поднялась и отошла в дальний угол чума. – Отвернись, – строго сказал Кирилл. Энхтуя покладисто выполнила просьбу. С тяжёлым вздохом, даже не спрашивая, нужно ли разоблачаться полностью – ответ он знал – шаман завершил омовение, вернул на место свою одежду, и только тут заметил, что за ним совершенно бессовестно подглядывают, развернув голову на немыслимые, совершенно нечеловеческие сто восемьдесят градусов. – Это ещё что такое?! – взвыл заклинатель, едва не опрокинув на себя чан с водой. От сего зрелища привычная сдержанность хозяйке полярных сов отказала, и та расхохоталась от всей души, повалившись на шкуры. – Смешной такой! Вроде шаман, а такой мелочи испугался. Кирилл тотчас по уши залился краской. Ах ну да, она же ведь сова. Ещё к тому же и жуткая хулиганка. Энхуу обняла его сзади, прижимаясь грудью к обнажённой спине, блаженно зарылась носом в волосы. Заклинатель весь замер, будто ветер, бесом носившийся по тундре, вдруг покрыл его ледяной коркой, так что теперь не двинуться. По позвоночнику вниз к пояснице полоснуло мурашками. На ласку Кирилл не ответил. – Ты как будто всерьёз боишься меня… – чуть слышно пробормотала Энхтуя ему в плечо и тут же, отстранившись, заключила потерянно, – Ты боишься меня. Ему бы разубедить её, поблагодарить за помощь и за приют, улыбнуться ободряюще, но в горле будто ком застрял. Повисло тягостное молчание. – Достаточно, – наконец объявила Энхуу не своим, безжизненным ломким голосом. – Теперь ты чист. Иди поешь. Кирилл сел у костра, пытаясь согреться. По спине и плечам, казалось, всё ещё гулял едкий холодный озноб. Он одним махом опрокинул в себя миску с бульоном, и всё равно успел почувствовать, что было вкусно. Было чертовски, просто непередаваемо вкусно. Молодой шаман обернулся было к Энхуу, чтобы спросить, откуда она знает так хорошо, что люди едят, но та сидела у очага, прикрыв глаза и будто дремала. Отблески костра танцевали на её коже, высвечивая тонкие красивые черты. В хозяйке полярных сов не было человеческой простоты, не было тепла. Она была красива, но так, как может быть красив потусторонний дух, какой-то тоскливой, далёкой, притягательной и пугающей красотой. Только сейчас, когда мир вокруг остановился и замолчал, в полумраке чума заклинателю стали открываться новые, доселе незамеченные черты. Он вдруг понял, что Энхтуя не носит украшений, как другие духи. Что кожу на лице, с левой стороны, от брови да середины щеки пересекает едва различимый шрам. Кирилл набрал было в грудь воздуха, но тут же выплюнул его, подавившись, словно кто-то стиснул на горле холодные, как у мертвеца, пальцы. – Спрашивай, шаман, – Энхтуя приоткрыла глаза, и в полумраке чума вспыхнули два обжигающих, огненно-жёлтых цитрина. Кирилла будто изнутри выморозило. Она обычно звала его по имени. Она _всегда_ звала его по имени. Он уже понял, что задел её, чем-то очень сильно задел её. Но если он сейчас не задаст свой вопрос, Энхуу решит, что он струсил, и всё станет только хуже. Кирилл сглотнул тяжело, словно перед казнью, и слова полились из него неровным дрожащим потоком, царапая глотку. – Ты живёшь вдали от дорог и не принимаешь подношений. А когда по моему следу тебя нашёл Куху-нор ты, кажется… собралась всерьёз с ним драться. В прошлую нашу встречу ты сказала, что ты почти злой дух. Энхтуя, что ты… имела в виду? «Энхтуя, откуда у тебя шрам?» И хозяйка полярных сов ответила, слегка качнувшись вперёд, словно в трансе, даже не взглянув на своего собеседника. – Я проклятый дух, Кирилл. Когда-то я много времени проводила с людьми, была им проводником в Нижний мир, пока один из них меня не предал ради своей выгоды. А потом наложил проклятие, чтобы не смогла найти его и отомстить. Теперь, когда я теряю равновесие и мне становится очень больно или очень страшно, я перекидываюсь в чудовище. Ты не видел его в прошлый раз. Это хорошо, – она помолчала, раздумывая, стоит ли договаривать. На губах появился отблеск какой-то болезненной, словно вымученной улыбки. «Энхтуя, продолжай, если уж начала. Пусть он всё о тебе узнает». – В таком состоянии я уже себя не помню и никого не узнаю. Во мне как будто не остаётся кроме жажды чужой крови других желаний. Это ничего, что ты меня боишься, Кирилл. С тех пор меня все боятся. Так правильно. Поэтому я и не живу возле дорог. А ещё с тех пор я… держусь подальше от людей. Чтобы мне снова не стало… очень больно. – Энхуу, но я ведь тоже… Шаман не смог договорить, осёкся. Ему не хватило духу. – Возможно, поэтому нам и не стоит больше видеться, Кирилл, – Энхуу подвела черту, и в голосе её звучал холод тундры и мрак долгой полярной ночи. Надлом. – Не говори так! – пылко воскликнул юный заклинатель, почувствовал, что изнутри поднимается густой удушливой волной отчаяние, готовое захлестнуть его с головой; он прижал руку у груди, делая обречённую попытку спасти их обоих от его горечи. – Ведь в прошлый раз ты хотела… Ты же хотела, чтобы я нашёл тебя! – Я подумала… что смогу, – проговорила Энхуу почти без голоса. Хозяйка полярных сов отвернулась от заклинателя не в силах вынести этого разговора. Мучительно было признаваться в собственной слабости, в гнетущей, почти осязаемой беспомощности. От нахлынувших воспоминаний почти мутило. «Эта рана уже и не слишком свежая, но почему вдруг кажется, что она не затянется никогда?» Кирилл какое-то время молчал, придавленный тем откровением, что на него обрушили. Наверное, это правильно, что сейчас. Они с Энхуу могли бы ещё долго притворяться, что всё хорошо, но шаман ещё с первой их встречи почувствовал, что что-то было не так, и это чувство будто не давало ему дышать. Но теперь, когда заклинателю всё растолковали, ему едва ли стало легче. Он смотрел на Энхуу, и видел всё: и след, оставленный на её лице проклятием, и его обречённую бесконечность, и это чудовищное одиночество, которое она даже не выбирала. Ему едва только исполнилось шестнадцать в тот год, но он уже тогда смог понять, что рана эта была глубже, чем казалось на первый взгляд. – Энхуу, – осторожно позвал шаман, – тот человек, который так поступил с тобой… ты ведь его любила? – Её, – грустно поправила Энхтуя. Она обняла себя руками, словно от страха, что по швам разойдётся грудная клетка, и вдруг показалась ему такой беззащитной, что он невольно потянулся к ней, сам не зная, зачем. Энхтуя, вздрогнув, перехватила его руку, и острые когти поляной совы вонзились в запястье, вскрывая кожу. Заклинатель снёс это молча, даже не изменившись в лице. Почувствовав запах крови, Энхтуя тотчас разжала пальцы. – Прости, – запоздало извинился шаман. – Теперь ты знаешь, Кирилл, что я имела в виду. Она специально произнесла это отстранённо, жёстко чеканя каждое слово, в надежде на то, что холодность заклинателя отпугнёт, хотя в душе Энхуу вдруг сделалось очень плохо. Она смотрела на покрывшие его кожу кровоподтёки, думая, что жизнь её в последнее время состоит из сожалений. Внутри поднималось выжигающие кислотой желание, чтобы ничего этого не было, ни чума, ни тундры, ни самой жизни, но главное, чтобы он не сидел сейчас перед ней с располсованной рукой, такой спокойный и тихий, ничуть не обиженный, будто даже не понял, что ему причинили боль. Кирилл перехватил её взгляд, и тоже опустил глаза на свои руки. – Это ничего. – Замолчи! – глухо оборвала его Энхтуя. – Если ты хочешь сделать мне больно – сделай. На этот раз он протянул хозяйке обе руки, не сводя с неё прямого спокойного открытого взгляда. Энхтуя отпрянула от него, как от чумного. – Я не хочу, как ты не понимаешь?! – вздрагивая плечами, она взъерошила белоснежные волосы. – Ты невозможный просто, шаман. Я ненавижу людей с тех пор. Я и тебя должна ненавидеть. Но не могу. Когда увидела, как ты лежишь на снегу красным всполохом, я просто… я… – голос отказал хозяйке полярных сов. – Все хорошо, – он потянулся, чтобы погладить её лицо. И в этот раз она ему позволила. Сидела, глядя прямо в его чёрные задумчивые глаза, и думала, что мудрости в этом детёныше не по годам много, и чувство такое перед ней сейчас сидит великий шаман, и этот шаман приручил только что раненого духа. Кирилл подался вперёд, накрывая её губы мягким изучающим поцелуем, потом отстранился мягко, по-кошачьи, не слышно, так, словно ничего не произошло. – Я не боюсь тебя, Энхтуя. Просто… – заклинатель зарделся, и склонившись к её уху, сообщил будто бы по секрету. – Девушки меня так ещё не касались. Хозяйка полярных сов почти с ужасом поняла, как гулко и быстро колотится её сердце. А потом страх отступил, как будто она уже шагнула в пропасть и в чёрной бездне вдруг вспомнила, что у неё есть крылья. – А ты хочешь… чтобы я так… тебя коснулась? – неровно выдохнула она, и две белоснежные ладони тут же скользнули на его плечи. – Энхуу… От лёгкого движения ткань платья, невесомая, как дымка над утренним полем, соскользнула с плеч, собираясь складками на локтях, обнажая грудь. Кирилл задохнулся от нежности, и вместе с тем смущение заставило молодого заклинателя спрятать глаза. – Ты тоже можешь меня коснуться. Вот так, – ласково шепнула Энхтуя, ощущая, как ладонь его тут же легла напротив сердца. Шаман замер на миг, заворожённый податливостью женского тела, его живым теплом и плавностью линий. В реальность его вернул вновь опустившийся на губы поцелуй. На этот раз он был глубже, медленнее, язык скользнул по разомкнувшимся губам и властно толкнулся внутрь. Оба выдохнули в этот момент хрипло и потрясённо, с какой-то ненасытной, неукротимой жаждой, которая как будто тлела в груди уже давно, а сейчас взметнулась из глубин небытия пожаром. Кирилл отстранился было, чтобы перевести дух, но Энхтуя тут же вернула его себе, потребовав: – Ещё. Их языки снова сплелись то ли в борьбе, то ли в танце. Кирилл сначала поддался напору хозяйки чума, но потом и сам начал потихоньку перехватывать инициативу, вырывая из груди Энхуу тягучие вздохи. На этот раз они отстранились друг от друга только когда зацелованные губы стало уже покалывать. Молодой заклинатель, разнеженный долгой лаской, попытался сфокусировать взгляд и ощутил, как невесомое прикосновение скользнуло вниз по его плечу. Хозяйка полярных сов порывисто втянула воздух, будто не в силах противостоять чему-то рвущемуся изнутри. Она взяла его ладонь в свою, мягко оплетая пальцами запястье. Заклинатель понял, зачем, только в самый последний миг. Энхтуя сверкнула в полумраке искристо-жёлтыми глазами, слизывая кровь, ещё сочившуюся из ран. Мурашки взметнулись по затылку от этого зрелища, напоминая Кириллу, что перед ним не земная женщина, а таинственный потусторонний дух, но это только больше распалило его внутренний костёр. Пальцы дрожали слегка, пока он пытался справиться с завязками её платья, чтобы разоблачить наконец полностью, увидеть и ощутить. Ткань соскользнула на шкуры бесшумным шёлковым водопадом, и дыхание у шамана невольно просело от взгляда на открывшуюся картину. Другие шаманы говорили ему, что познав раз любовь небесной девы, он не будет больше смотреть на земных. Кирилл не верил. Да и человеческое сознание не способно было представить себе такой красоты, далёкой, словно недосягаемой, изумительный, как Байкальский рассвет, как шум первого летнего дождя в соснах. Трогательная хрупкая линия плеч, мягко выступающие ключицы. На шее и запястьях пробивался белый совиный пух. Отблески огня в чуме играли на нём, отчего казалось, будто он покрыт серебряным напылением. Молодого заклинателя словно безумие захватило. Он целовал её рёбра, ключицы, беспорядочно, нежно; шептал что-то неразборчиво, повторяя ладонями линии гибкого обнажённого тела, горячо обнимал. И она отвечала ему тем же, чутко отзываясь на каждую ласку, оставляя заклинателю в память о себе жадные засосы на шее. Проворные пальцы хозяйки полярных сов всё-таки скользнули под кожаный пояс, высвобождая напряжённый член, и Энхтуя соблазнительно прикусила губу от нетерпения. Кирилл пылко зацеловал её грудь, потёрся носом о впадинку меж ключиц, с наслаждением вдыхая исходящий от кожи запах. Энхуу пахла пряной воздушной пудрой, ночными звёздами, тайгой. Он покрыл россыпью поцелуев её вздымающийся живот, опустил губы на выступающую косточку бедра и замер. И тогда хозяйка полярных сов сама подалась навстречу, раскрывая бёдра. Шаман окунулся в неё, как в горячую полынью, и, смешивая дыхание, они сплелись в пламенных тесных объятиях, исступлённые в своём желании любить друг друга. Протяжные сладкие стоны вздымались к самой верхушке чума и там замирали, словно запутавшись бесконечности долгой полярной ночи. *** Энхтуя лежала на тёплых оленьих шкурах и смотрела вверх, туда, где на полог её чума отбрасывали диковинные тени пучки сушёных трав, и на душе её впервые за долгое время было легко. Словно никакой больше вины, и никакой обиды. Никакого зла. Чья-то невидимая рука смела их легко, одним небрежным движением, как паутину сметаешь со старого сундука, когда приходит время перекочёвки. Перед глазами стоял так же ясно видимый, как в той сизой мгле, яркий рыжий всполох на стылом снегу. Молодой лис. Раненый шаман. Хозяйка полярных сов думала о том, что не она выбрала этой встрече произойти. Но когда встреча эта случилась, всё дальнейшее уже было предрешено. Она потянулась, чтобы поцеловать сопящего в её плечо заклинателя. В холодной тундре посреди долгой полярной ночи… «Ты нашёл меня. Ты правда нашёл меня, Кирилл».