***
— Сайхара-чан, Сайхара-чан! Только погляди на это чистое небо! Здорово же, правда? — Да, погода просто отличная, — я кивнул, неловко улыбаясь из-за внезапного энтузиазма Кокичи, которому суждено было обрушится следующей фразой. — Это ложь! Дурацкое небо, ублюдское солнце, ненавижу! — у меня челюсть отвисла, когда я услышал всё это из уст по-прежнему улыбающегося Кокичи. Мы бесцельно блуждали по двору академии, коротая свободное время. — Тебе не нравится солнце?.. Зачем ты тогда солгал?.. — Просто так! Было бы не так весело, если бы я вдруг не сказал это! — На самом деле я бы не стал так утверждать… — Да ладно тебе, Сайхара-чан! Я думал, ты уже привык к этому! — Мне кажется, к твоей лжи никогда не привыкнешь… — я попытался посмеяться, но получился только неуклюжий шипящий смешок. — Знаешь, так ведь никто никогда не узнает, что тебе нравится, а что нет. Допустим, захотят тебе подарить что-нибудь, но из-за твоего вранья в итоге подарят что-то, что тебе совсем не понравится. Кокичи только прыснул со смеху и отмахнулся. — Ой, да ладно! Ты серьёзно думаешь, что кто-то здесь захочет дарить подарки мне? — я промолчал. Осознание того, что я сказал далёкую от реальности вещь, пришло только тогда, когда Кокичи указал мне на это. Мне стало безумно неловко за такие лживые собственные слова… — Да все скорее сговорятся друг с другом и будут меня игнорировать, чем надумают подарить чего-нибудь! Но, конечно, долго игнорировать меня они не смогут… — он улыбнулся привычным нахальным образом. — Не выдержат! Я молчал ещё какое-то время, обдумывая и переваривая всё, что Кокичи мне сказал. Это правда, он здесь, мягко говоря, никому не нужен. А говоря более реалистично и откровенно: все бы с радостью избавились от него как можно скорее, если бы был способ убрать человека без убийства. И это тревожит меня больше всего. — Так что все твои заумные слова про то, что мне нужно прекратить врать только потому, что кто-то не поймёт, какой подарок мне сделать, — полная чушь! — он заключил с победной самодовольной улыбкой, как будто здесь был повод для радости. Но это… — Неправда, Ома-кун. Я хотел подарить тебе что-нибудь из моно-машины. — собравшись с духом и мыслями, я сказал это, и тотчас весёлое, нахальное лицо Кокичи преобразилось и стало растерянным, удивлённым. Но и заинтересованным. — Ого! И чё за повод? — он бросил небрежно, однако я готов был поклясться, что его это хоть сколько-то взволновало! — Без повода, — я ответил, сухо кашляя в кулак, — просто так. — «Просто так» живёт дурак! — Кокичи передразнил меня, вставая на цыпочки и заглядывая прямо в душу. У меня появилось такое острое ощущение, что он подумал, что поймал меня с поличным… — Сайхара-чан имеет свои скрытые мотивы, я уверен! И какие же они-и-и? Поскольку я молчал, Кокичи начал дразнить меня ещё больше. — Втюрился, значит! — я, пытаясь защититься, выставил руки вперёд и втянул воздух, чтобы опровергнуть это, но он был быстрее. — Конечно, Сайхара-чан втюрился! Как в такого, как я, не влюбиться, а? — нарочно стал хвастаться, с притворной гордостью выпячивая грудь. — Н-нет, нет, ты не так всё понял! Всё совсем не так! Но мои вопли Кокичи уже совсем не слушал, прыгая и скача по всему двору. И орал во всё горло свою песню, как заведённый… — Нет, нет, послушай, я… — после нескольких безуспешных попыток его успокоить я всё-таки добился своего. — Я просто подумал, что хочу узнать тебя получше. Что ты интересный человек… — говорить такое было ужасно сложно, особенно перед Кокичи. — Но тебя так трудно заинтересовать, что я подумал, что проще это будет сделать подарком. Выражения лица Кокичи снова приняло серьёзный оттенок, и я поёжился, стало не по себе. Должен ли я говорить такое?.. — Тебе не нужно дарить мне что-то, чтобы заинтересовать меня. Ты уже справился со своей задачей. — А?.. — Чу-у! Смотри, что это там?! — Кокичи изобразил удивление и указал в сторону, но на меня этот трюк уже давно не работал. — Меня этим не проведёшь, Ома-кун. Не уходи от разговора. — Пф-ф-ф, ла-адно! Какой же ты скучный! — он закатил губу, но больше переводить тему не стал. — Сначала говоришь, что я заинтересовал тебя, а теперь говоришь, что я скучный. — Ага-а, значит, тебе были важны эти слова! — Кокичи опять прыгал на месте и тыкал в меня пальцем. — Конечно, они были важны! Я же сказал тебе обо всём открыто, Ома-кун… — я тяжело вздохнул, наблюдая за бесновавшимся мальчиком, который, казалось, только и делал, что искал повод для очередной шутки или громкого заявления. Как вообще с ним разговаривать серьёзно? И, что не менее важно, захочет ли он этого сам? Или будет продолжать играться и уклончиво уходить от важных вопросов? Я понял, что больше не могу с этим медлить, не могу это откладывать в долгий ящик. Я должен сказать то, что думаю, даже если Кокичи в итоге просто отмахнётся от этих слов. Так или иначе я узнаю, имеет ли смысл выпытывать из него правду или лучше перестать относиться к этому так серьёзно и ждать чего-то. — Послушай, Ома-кун. Твоя ложь — вещь непостоянная и легко разрушающаяся. Это не хорошо и не плохо, это вполне закономерная вещь, однако человеку, который строит вокруг себя только ложь, нельзя надеяться на что-то надёжное и долговечное, ведь он сам разрушает свой мир враньём. И нет, погоди, дослушай до конца, — я сказал, видя, как Кокичи уже готовится поднять вверх указательный палец и набирает в грудь воздух, — я знаю, что ты говоришь, что никому нельзя доверять и любой человек может отвернуться и предать тебя в любую минуту. Во-первых, пока ты продолжаешь врать, те люди, которым можно довериться, никогда не появятся рядом с тобой, а во-вторых… Я немного перевёл дух и оглядел с головы до пят настороженного Кокичи, готового дослушать меня без перебоев. — А во-вторых, если бы ты так хотел окутать свою личность тайной, потому что никому вокруг нельзя доверять, ты бы не стал постоянно сознаваться, что соврал. «Это ложь», «я вас всех обманул» — это ты чаще всего говоришь, не так ли? Но зачем лжецу, который никому не может доверять, вообще говорить это? В чём смысл врать, если потом ты всё равно сознаёшься во лжи? А вот в чём: я думаю, ты на самом деле хочешь найти себе кого-то, может, друга или просто того, на кого можно бы было опереться. Ты хочешь, но делаешь всё, чтобы окружающие подумали об обратном. Я попал в точку?.. Когда я закончил, на лице Кокичи появилась слабая улыбка. Она не показалась мне издевательской или насмехающейся, скорее смиренной и спокойной. — Дедукция в деле, великие умы за работой, да? — он сказал, тихо посмеиваясь. Это дало мне надежду на то, что я раскусил его. Но Кокичи как всегда уклончиво ответил. — Что ж, может быть, что-то из этого и было правдой! А может, и нет! Кто знает, кто знает?.. Я почувствовал себя полным идиотом, дураком, который только строит из себя детектива, а на деле обладающий расплывчатыми догадками, но выдающий их за правду. Я ведь всё-таки ещё не знал Кокичи, у него на уме могло быть всё что угодно, и он мог внутренне смеяться надо мной, но…***
…Но теперь, когда Кокичи пришёл ко мне посреди ночи и сознался в чём-то таком, что говорилось невзначай загадочным тоном, я понял, что был прав. Интуиция меня не подвела. И мало того, что я был полностью прав, так ещё Кокичи мне мало-мальски открылся, что было… Удивительно. И невыносимо приятно. Вновь я оглядел мнущегося у порога Кокичи, его чуть надутые щёки, хмурый, чем-то раздражённый взгляд (наверное, уже жалел, что во всём мне сознался) и босые мёрзнущие ноги. Я улыбнулся. — Боже, Кокичи… — с моих уст слетело неподдельно ласковым тоном, и я сделал шаг ему навстречу, разводя руки в стороны. Он не успел мне противиться, что позволило мне крепко обнять его, нерешительного, его, жмущегося к двери, его, в этих широких и расхлябанных одеждах. Я прижал Кокичи к себе, касаясь тёплого затылка с растрепанными, небрежными волосами, и мягко-мягко прошептал. — Какой же ты глупенький… Он же замер и повис мёртвым грузом в моих объятиях, очевидно, не догоняя того, что сейчас произошло. Но теперь, обретя уверенность, я не хотел так просто отпускать его и держал, покуда не счёл нужным закончить. — Зачем ты это сделал?.. — Кокичи пробубнил, вставая как по стойке смирно. — Кто знает? Кто может сказать наверняка, какая версия — правда, а какая — ложь? — я засмеялся, передразнивая его наиболее повторяющуюся фразу. От такой моей наглости он даже фыркнул и капризно топнул ножкой. Над другими подтрунивать любит, но, когда сам не получает волнующего ответа, злится. Ну что же ты за ребёнок! — Итак, это всё? — спросил я наконец, когда маленькая истерика Кокичи была завершена. — Всё, что ты хотел мне сказать? Он помолчал, что-то обдумывая. — Нет, не всё. В моей комнате сломалась кровать из-за того, что я на ней много прыгал. Так что, похоже, сегодня ночью тебе придётся приютить меня! — наконец я увидел его хитрую, полную двусмысленности улыбку. И тогда я был точно уверен, что Кокичи лжёт. — Ну, раз так, то проходи, располагайся. Я впустил его и позволил лживой, но безобидной игре продолжаться.