***
Проснулась Сильвер Ор от того, что внизу живота что-то очень неприятно тянуло и чуть-чуть побаливало. Единорожка потянулась магией к своему животику, но тут же вскрикнула — маленькая поганенькая боль вдруг обернулась огромной злой болещью, вгрызшейся в самое ее женское естество. — Не напрягайся. Боль это нормально. Скоро пройдет, — голос Когтя прозвучал над самым ухом кобылки, а через мгновение в поле зрения появился и сам грифон, — А ты крепкая: когда шипы раскрылись, стонала от удовольствия как грифина. Пегаски, обычно, орут от боли. Тебя очень приятно наполнять. — Ну, теперь-то рад, что согласился скрепить договор, клювастый? — Сильвер улыбнулась, заглушая боль в женственности мыслями о той выгоде, что теперь ждет ее табун. — И не мечтай. У грифона и кобылицы не бывает птенцов, — почти прочел ее мысли небесный охотник, — С тех самых пор, как Ледяное Перо поддался на соблазны Ночной Хозяйки и, вопреки наставлениям Дневной Охотницы, зачал в ее лоне трижды проклятое ночное племя. — Ну, прямо так и не бывает? А почему тогда вы с пегасами загривки друг другу покусываете? — Сильвер перевернулась на спину, и хитро взглянула на грифона. — Ну, это совсем другое. Мы с травяными мешками родня — оба наши племени из лона Дневной Охотницы вышли. Нам нужно время от времени друг другу спины тереть, чтобы наш союз не забылся, и не вернулись те времена, когда мы на пегасню охотились, а драконы всех нас не разбирая жрали, — хмыкнул грифон, глядя на открывшуюся ему соблазнительную картину, — А холмики у тебя ничего: пышнее, чем я когда-либо в жизни видел. Дай-ка!.. Сказав это, птицелев одним прыжком оказался между задних ножек единорожки, и сграбастал ее вымечко передними лапами прежде, чем Сильвер Ор успела пискнуть. — Мягонькие!.. Тепленькие!.. Молочные холмики!.. — замурчал птицелев, тиская когтистыми лапами бугорки весело хихикающей кобылки. После чего схватил один из них клювом, и принялся щекотать языком напрягшийся сосочек. — Ты так ничего из меня не выжмешь! — озорно хихикнуса Сильвер Ор, и, мягко отстранив задними копытами обслюнявившего ее вымечко охотника, соблазнительно отвела хвостик, — Сначала нужно кобылке в животик жеребенка положить — потом и молочко появится. — Какая торопливая кобылка! — улыбнулся грифон, вовсе не стесняясь жадного взгляда бескрылой любовницы, устремленного на его промежность, где в полную силу гордо стоял тонкий красный стержень, — Но у нас принято сначала немножко поиграть!.. — Писк!.. — только успела пискнуть Сильвер Ор, как грифон бросился на нее, и запечатал уста поцелуем. Вожачка семьи Шайнин Диамонд оказалась полностью обескуражена столь нетипичным поведением “жеребца”, отказывающегося просто “засадить, и уф-уф-уф!..”. Но тут тонкий язык грифона прошелся по ее губам, а потом клюв любовника чуть подался вперед, раздвигая губы кобылки и пропуская язык птицельва внутрь… — Увмммм!.. — попыталась возмутиться грифоньим извращениям Сильвер Ор, когда язык Когтя коснулся ее язычка. И тут же объятия охотника сомкнулись на теле единорожки, плотно прижимая ее к мощной груди, а по влажным женским губкам кобылки прошло что-то твердое и горячее. От неожиданного удовольствия Сильвер сама что-то мурлыкнула, и расслабилась в лапах птицельва, позволив тому продолжить игру. Коготь же все это время внутренне смеялся: какая же неопытная эта, казалось бы, зрелая и умудренная жизнью вожачка! Это было одновременно и очень смешно, и невероятно приятно — грифон мог стать тем, кто первый по-настоящему проведет Сильвер Ор по облакам любви, показав то, какое наслаждение может приносить ей ее естество. И Коготь собирался заняться этим немедленно! Охотник обвил язычок единорожки своим, и повлек к себе, заставляя кобылку принять игру. Сильвер Ор неуклюже ответила, но тут же испуганно пискнула, поняв, что теперь уже она оказалась во рту любовника. А тот и не думал разрывать поцелуй! Вместо этого грифон принялся передними лапами разминать шкурку на спине любовницы, а его ствол чуть быстрее задвигался между женских губок кобылки, делая ту еще счастливее и мокрее. Сильвер Ор застонала. Ее голова кружилась, мысли улетучились, а все ее естество требовало единения с жеребцом. В этом странном беспамятстве кобылка попыталась перевернуться на ноги, дабы кавалер смог покрыть ее. Но… Засмеявшись неуклюжей наивности бескрылой, Коготь сжал когти на ее спине, и перевернулся вместе с любовницей на спину. — Пока хватит игры, — весело клёкнул грифон, и плавно вошел в кобылицу. — А-ах! – от неожиданности и страсти воскликнула Сильвер Ор, откидаваясь на сцепленные у нее на спине орлиные лапы охотника. Тот же задвигал тазом, то приподнимая единорожку вверх, то опускаясь и позволяя ей соскальзывать по его мужскому стержню. Сильвер Ор еще никогда не испытывала такого… И ей это нравилось. Все-таки, жаль, что ее “жеребец” и не жеребец вовсе… — Ну, думаю, кобылке пора в первый раз кончить, — засмеявшись чему-то, грифон задвигал тазом быстрее. — Ой!.. – воскликнула единорожка от неожиданности: мужское достоинство охотника не просто снова ткнулось в ее донце, а начало его раздвигать, грозясь проникнуть слишком глубоко… снова, — Я!.. Я!.. Ах!.. — Люблю, когда самочкам тоже хорошо, — усмехнулся Коготь, прижимая опустившуюся в изнеможении Сильвер Ор к груди, и вместе с ней переворачиваясь набок, — Ну, когда отдышишься, скажи – мы продолжим. — Ты тонкий. Но огромный. Как ты сам, — тяжело дыша вымолвила единорожка, приходя в себя после мгновений сладкого забытья, — Не выходи – мне так приятно, когда ты внутри… — Ну, мы крупнее вас, копытных, — весело фыркнул грифон, — Продолжим? Теперь я хочу тебя наполнить. — Стой! – воскликнула Сильвер Ор. — Тебе не понравилось? – удивился Коготь. — Очень понравилось, — горячо заверила его Сильвер Ор, — Но… Ты помнишь договор, защитник? Тот пункт, где мы, Шайнин Диамонд, обязались растить вместе совместное потомство? — Конечно. Но зачем об этом? Я же не птенец — понимаю, что это заверение в вашей верности. Не бойся, вожачка, Лазурная стая всегда верна своему слову: любой, кто посмеет покусится на единорогов Шайнин Диамонд, шкурой попробует наши когти, — улыбнулся охотник, — У кобылиц и грифонов не бывает птенцов. — Бывают, — решительно слезла с мужского стержня своего любовника Сильвер Ор, и, подмигнув влажной петлей, прошла к скрытому циновками сундучку. Грифон удивленно приподнял брови. Но единорожка была предельно серьезна. К тому же, птицельву было интересно: что же такое она задумала? — Коготь, я сначала хотела проделать это обманом. Но, видимо, за нашим союзом стоит не только мой расчет, но и воля тех сил, что куда выше нас… Ты согласен стать отцом моего жеребенка? – вынырнув из сундучка, Сильвер Ор продемонстрировала любовнику большой матовый шар из молочно-белого нечто, — Это Великая Жемчужина – дар нашему племени от Змея Глубин. Она меняет правила. Ты согласен, что между нами, Шайнин Диамонд и Лазурной стаей, больше не нужно это правило: “У кобылицы и грифона не бывает птенцов.”? — Согласен, вожачка, — уверенно свистнул Коготь, раскрывая объятия перед единорожкой, — Иди ко мне, и мы вместе нарушим его. Сильвер Ор улыбнулась, и, позволив засветившемуся магией шару делать свое дело, пошла навстречу судьбе. Где-то в далекой тьме сверкнул желтой улыбкой красный глаз.***
— У эквиноидов и грифоноидов не бывает совместных жеребят, — недовольно прянув ушами, твердо ответила куратор Акаси на очередной вопрос, — Как можно в наш век быть таким темным! Галлус, вы – студент Международного университета! Вы должны быть лицом своей страны и своего народа! А вместо этого вы задаете настолько глупые вопросы, будто только что прискакали прямиком из Бронзового века! Аудитория от еле сдерживаемого смеха почти легла: настолько несуразно теперь выглядела куратор Акаси, педантичная ньяти (полосатая единорожка или рогатая зебра – как кому больше нравится), ведущая это “занятие по межкультурной адаптации” для студентов Международного университета. Виновник же всего переполоха, синеперый молодой грифон по имени Галлус, состроив невинную рожу, уже готовил очередной “очень важный” вопрос. То, насколько “темен” и “наивен” этот птицекот, весь факультет прекрасно знал уже полгода как (а женская его половина знала не только это). В общем, вся разношерстная студенческая братия, и рогатые, и крылатые, и когтистые, и копытные, чуть не писалась от смеха глядя на то, как куратор Акаси, важно расхаживая перед аудиторией, принялась читать синему грифону очередную свою душеспасительную лекцию. Галлус сидел на своем месте и преданно смотрел на полосатую спасительницу юных душ. При этом, в той самой душе ржал аки самый настоящий конь. Тихо посмеивалась на своем месте и Серебро. Но не только над дурацкой клоунадой небесного охотника. Гиппогрифина прекрасно знала: “У кобылицы и грифона не бывает птенцов.” Правило есть, желтое, правило.