Музыка, свечи и вино

Герберт чувствовал себя возбужденно и радостно. Звезды сегодня были особенно ясны — он видел их, сверкающих на полотне чернильного неба, в окна первого этажа, поднимаясь из склепа, — и милый Альфред вот-вот должен был оказаться в его руках. Верх самой высокой башни занимала частная библиотека, уютная и аккуратная; Герберт заведовал ею пару веков назад. Отец сообщил, когда он сбросил путы мертвого сна, что мальчик направлялся туда, безоружный и одинокий. Это были лучшие обстоятельства для романтического приглашения. Он решил, что ночь располагает к галантности, а потому постучал. Изнутри донесся сдавленный вскрик, глухой стук, будто кто-то выронил книгу, а затем вскрик протяжней и жалобней, будто упала она прямо на ноги. И осторожное, с ноткой надежды: — П-профессор? — Нет, — мурлыкнул вампир. Он был не против сыграть в угадайку. — Герберт, — что ж, игра завершилась. — Верно! Mon ange, могу я войти? — и Герберт, не дожидаясь ответа, распахнул дверь и привалился к косяку, скрестив руки, торжественно и вальяжно. Альфред смотрел на него с выражением легкой досады. Его волосы были растрепаны, точно он их ерошил, встревоженный; галстук — немного скошен; пальцы — заняты книгой. Герберт готов был воспевать его прелесть. — Ваша Милость, конечно, — кивнул он, безукоризненно вежливый. И пускай то была формальность, вампир ощутил намек на румянец впервые, кажется, за последние сорок лет. — О, благодарю, — он переступил порог и, вальсируя, пересек комнату, останавливаясь на почтительном расстоянии от Альфреда: мальчик был довольно резвым и нервным. — Что привело тебя сюда в несусветную рань? Альфред бросил взгляд на книгу — и снова на Герберта. — Чтение. — Ты всегда такой неприветливый, — надулся фон Кролок. Он потянулся, чтобы выхватить книгу из рук: изящные манеры перевесило любопытство. Маленький скучный том некоего Алибори его не очень-то удовлетворил. Герберт царапнул кончиками ногтей по обложке: — Больше никакой поэзии, хм? Что это? Пальцы мальчика соприкоснулись с его, когда тот возвращал себе книгу, и фон Кролок, приученный к сдержанности, едва успел унять дрожь. С прошлой встречи Альфред стал прямолинеен. Так захватывающе и удивительно. Фон Кролоку изменение пришлось по душе — как, впрочем, все, что он мог ему предложить. — Зачем Вы здесь? — вздохнул мальчик. — Профессор говорит, я должен заниматься в созерцательном уединении. Поэтому, если у Вас нет ко мне ничего срочного, прошу, оставьте меня, — пальцы его теребили том, беспокойные, и Герберт боролся с желанием накрыть их своей рукой. Вместо этого он ею взмахнул — взметнулся волан, блеснул в свечном свете бисер, — надеясь привлечь внимание. И пытливые, зоркие, пронзительные глаза действительно проследили, как кисть маневрирует в застоявшемся пыльном воздухе. — Все беседы с тобой не терпят отлагательств, мой сладкий. — Альфред скептично приподнял бровь. — Я хотел уточнить, — тут в груди у фон Кролока что-то трепетно сжалось, хотя он не нуждался в дыхании, — пойдешь ли ты со мною на бал. Мальчик нахмурился. — Если я откажусь, Вы на меня наброситесь? — Разумеется, нет! — вампир приложил руки к сердцу. Безмолвное, по его представлению, оно не умело лгать. — В прошлый раз Вы именно это и сделали. — Ох… — он знал, что это могло быть воспринято как нападение. Но он искренне того не желал — просто был крайне взволнован. — Прости, Альфред. Я не хотел. — Сочтемся, — он раскрыл томик и опустил свободную кисть на страницу, похоже, ища строку. У него были красивые руки: с прожилками вен, голубеющих под бархатом кожи, влекущих и выдающихся в напряжении, с запястьями, где дурманяще бился пульс, и узловатыми тонкими пальцами. Вампиру мечталось почувствовать их на себе, принять от них ласку, разведать, мозолисты ли подушечки. Он задался вопросом, будут ли эти пальцы перебирать его волосы так же ловко и бережно, как гуляют по ветхим страницам книг. — Если Вы… — бесстрастно продолжил Альфред, и Герберт замер в отчаянии и предвкушении, — достанете вино поприличней. Фон Кролок хлопнул ресницами. — Что? — В ванной Вы обещали, — тон сделался обвинительным, — что на балу будет вино. Но на днях я был в погребе и попробовал содержимое бочек — оно было отвратительно. Заявление не могло не встревожить: вино казалось фон Кролоку замечательным в те редкие ночи, когда он себя им баловал, однако он вдруг осознал, что человеческие напитки для него не имели яркого, характерного вкуса, даже больше — порой он не улавливал разницы. Но Альфред, живой, восприимчивый, предсказуемо отличал хорошее вино от того, что веками предавалось брожению, разлитое по сгнивающим бочкам в затхлом, как склеп, подвале. — Ох, как неловко, — пробормотал Герберт, не скрыв замешательства. — Было слишком ужасно? — Это не вино, а скорее уж уксус, — фыркнул, морщась, Альфред. Вампир наблюдал, как его пальцы постукивают — намек был вполне очевиден, а потому игнорируем — по книге. Скользнул взором вверх, к сгибу локтя. Его будоражило, сколько в этих руках таилось незримой силы, испытать которую довелось самому: удерживать мальчика, когда он повалил его в ванной, было неожиданно сложно. — Знаешь, — протянул он, размышляя вслух, наконец впиваясь глазами в горло, в нежную плоть, чью розовость обнажил так кстати распустившийся бант, — если б ты дал мне тебя обратить, вкусы вин стали бы одинаковы. — Я должен позволить Вам пить сколько угодно, сам мучаясь жаждой, пока Вы не насытитесь? — мальчик покачал головой, как будто осуждая все разом: и идею, и гостеприимство. Герберт, ошеломленный таким напором, не нашелся с ответом, и он проявил снисходительность: — Сперва хотя бы принесите что-нибудь пригодное для меня. Самой выигрышной стратегией в жизни — и посмертии — Герберта всегда было притвориться, что он не теряет невозмутимости. Он расплылся в соблазнительной полуулыбке, ведя ногтем по шее, по адамову яблоку: — Ты сможешь вернуть свою кровь, ей напившись, когда я с тобой закончу. Багрянец тронул щеки Альфреда, но уже через миг мальчик выглядел холодно и оскорбленно. Он отложил книгу на ближайшую полку. — Пожалуй, это было бы мне интересно, — произнес он вдумчиво, медленно, — если б мой аппетит подогрело качественное вино. — И он шагнул навстречу так смело, что Герберт, как атакованный, почти отшатнулся, не подавив рефлекторного вдоха. — Дайте знать, когда сумеете оным меня обеспечить, и тогда я буду счастлив сопровождать Вас на бал. При условии, что это не повредит учебе, естественно. Он протиснулся мимо него и вышел за дверь. А фон Кролок так и стоял, обескураженный и восхищенный, борясь с головокружением, пока шаги отдалялись по лестнице.