спиной ощущается мягкий плед, из тех, которые так легко распустить на небольшие кусочки мягкой синтетики, она приятно обласкивает голые лопатки, выпирающие косточки хребта, такое ощущение, что ты утопаешь и никто ничего менять не собирается, никто не протянет руку, никто не дёрнет и не вытащит из омута, никто не сможет достать из этого блаженного состояния. почему-то удушливо-душно, воздух похож на желе и его можно, что называется, ножом резать, он калится в ноздрях и уже в лёгкие спускается не кислород, а маленькие угольки, те выжигают все изнутри и заставляют делать новые попытки насытить сознание воздухом. боже, пожалуйста, пусть этот вечер не кончается, пусть на электронных часах на тумбочке не меняются цифры, пусть за окнами широкими не наступают рассветные сумерки. god, hear my prayers, oh, my god. ничего не напрягает, проблемы будто растаяли вместе с дымом, что недавно парил над кроватью, в голове звенящая пустота и от этого состояния эйфория возникает. так выглядит счастье, не так ли? так выглядит любовь, верно ведь? любовь к себе, любовь к своему естеству и любовь к своему сознанию. ah, comme les membres se sentent bien ici, non, mon ami? или же, как же хорошо тут ощущается конечность и в то же время просто нескончаемость существования, верно, дружище? а если любовь живая, что будет, если она имеет свои тело и плоть, что тогда? какое было бы лицо у любви, как бы любовь смотрела на других и кто бы смог покорить её? наверное, лицо как у него...
что-то еле-еле докасается до колена, тёплая кожа плавно накрывает все больше и лёгкая дымка покоя трескается, зелено-серые глаза со светлого потолка опускаются на лицо нарушителя тонкого покоя, такого редкого в суетливой и наполненной впечатлениями жизни. знакомые грубые черты, знакомая ухмылка на пухлых губах и серые глаза, глаза, в которых пригрелось зимнее солнце, красивые брови и острые скулы, вздёрнутый подбородок. кто-то ему сказал так, в шутку, цитируя чью-то ещё, прошедшую не через одни губы фразу: "а у счастья всегда глаза серые". фраза правдивая, она на все сотню процентов передаёт состояние рядом с максом — дурацкое и нежное счастье, то самое, о котором мечтают и о котором принято говорить как о сокровище. можно ли таким образом назвать этого лохматого парня самым дорогим сокровищем его жизни?
пальцы касаются кожи дальше, выше, прикосновения деликатные и похожи на прикосновения хлопковых корзинок, он смотрит в самую душу и отнимает кусочек её, забирает себе эгоистично все самое живое и красивое, под этим взглядом плавится вся злость и агрессия, в них спрятаны зимний холод и солнечные лучи, миша голову от подушек поднимает и ощущает кружащую голову лёгкость, ресницы сами смыкаются и веки опускаются, спина снова оказывается на мягком, пока рука не смелеет. слишком на многое стало вдруг похуй и дикое желание поцеловаться, обнять, как можно сильнее вжаться кожа в кожу, слиться вместе в одного безумного амальгама. на узкой груди лежит небольшой крест-бижутерия, уже потемневший металл, он так контрастирует на фоне бледной кожи, маленьких родинок и розовых сосков, грудь гладкая и спокойно поднимается, плавно опускаясь. ключицы наконец-то раслаблены, в теле сейчас вата, в голове она же и хочется выдыхать облака. макс на удивление так легко угадывает его желания, щёлкает кремень на дешёвой зажигалке и в комнате на секунду вспыхивает пламя, кажется, оно сейчас сожрёт воздух, стены, сожрёт двоих людей на кровати, но оно лишь начинает съедать медленно бумагу для косяков. в комнате так светло и приятно, горят лампы под потолком, от них такие тени бегут по комнате, разгоняя тени и мрак вечерний. пальцы двух рук касаются друг друга, будто цепляются и ток по телу пробегается, заставив дрожать, заставив дыхание резко дать осечку. плавные движения, смола чёрных волос миши поднимается с кровати и ссыпается на плечи и он обнимает за шею покрепче, грудью упирается в чужую, слышно биение двух горячих и молодых сердец, а джузо делает одну затяжку, передав косяк. почему-то хочется поцеловать, миша тянется и рукой еле прикасается к мягкой коже лица, пара сантиметров до губ и мокрый, горячий поцелуй, который сопровождается мычанием и горечью травы из самокрутки.
как жаль, что этот образ тает, стоит отойти ото сна и оказаться сидящим в пустой и холодной кровати. как жаль, что все это просто сон, который тут же растаял, как сахарная вата в воде, оставляя ту самую мокрую липкость из поцелуя и дыхание, что дало осечку. неправильные сны, грязные сны, дурацкие сны.
это такое родное уже, сон стал проблемой и надо бы уже решить, но кому до этого есть дело? точно не мише, явно не ему. плевать на грязь и мерзость. прямо сейчас он без осознания какого-либо палит в экран телефона, листает бесконечную ленту сообщений. окно раскрыто и пропускает сквозь толстые стены холод зимний, тот плавно стелится по полу, поднимаясь выше, кусает ступню спущенной с кровати, это, пожалуй, и заставляет встать. лопатки затекли, колени и спина прохрустывают сочно, в глазах стоит колючая темнота, лёгкий звон в голове. у окна особенно холодно, где-то за ним машины снуют туда-сюда со свистом, в домах уже почти погас свет, только редкие окна светились в полуночной черноте. становится почему-то грустно и тяжело, плечи будто сдавливают руки невидимые, в горле стоит ком и хочется закрыть глаза, просто постоять на холоде чуть дольше, чем нужно и будет безопасно. кто вообще боится холода? не умрёт, явно не от этого. умрёт, скорее, от того, что в груди сковывает, от того, что своя собственная аморальность не пугает. да блять, он же не может любить максима, не может же?
"бля, миш, я походу это. ну, руку сломал. армрестлинг, типа, ахах. в травму поехал, короче" — слышится тихая трель телефонная и глаза пару раз по окошку на экране блокировки бегут. что за черт, максим? когда ты успел, если только что во сне соблазнял своими губами и тёплыми руками?
первая реакция на эту нелепую новость было активное похрюкивание и короткое "блять, долбаеб, ты че серьёзно?". но на смену смеху и чужому веселью пришли паника и активные страшные картины: а что, если это очень серьёзно? что, если кость не соберут? а вдруг руку ампутируют? хотя, последнее это просто больная фантазия, но а вдруг? вот вдруг там совсем все ужасно? то, что максим хрупкий, чуть ли не из хрусталя, понятно было давно, но настолько ломкий... больница, гипс, диагноз — и не радует он не только джузо, миша понимает, что это не просто перелом и не просто хихи-хаха с поводом для подъебов. руки, честно, дрожат, дрожат каждый раз, будто первый. страшные мысли сидят в голове и хочется просто выть, выть и выть. он даже не дал приехать, просто сказал свой вердикт! и как быть? что же делать? и все это, все эти вопросы и мысли, все скопом невероятно давит, миша бы хотел помочь, но что он может сделать? руку починить, как фиксик? время отмотать и сохранить здоровье, за шкирку утащить куда-то подальше от проблем? так был бы делориан, а его нет. он переживает как-то не так, не как друг, это уже за рамками. и, может, они правда далеко уже не друзья? глупость и бред, не могут они выйти за рамки дружбы. и полностью плевать на странные сны, на то, что губы манят и хочется вжаться каждый раз, хочется запустить руки в волосы чёрные. это бесконечная агония на грани, кто же даст ему это сделать, особенно сейчас? миша очень бы приехать хотел, очень бы хотел подбодрить, но не может сделать ничего, только стоять и обтекать напротив холодного окна со злобным ветром за ним, который пытается проникнуть за пределы квартиры.
звонок, один, второй — ответа нет, скидывает или просто не отвечает, просто бесконечные гудки и миша просто воет, пишет в телеграмм, закрепленный диалог найти не сложно к счастью. что же ты чувствуешь к нему, шизик?
"ты бля трубу возьми, я переживаю и волнуюсь за тебя, слыш" — строчит, начинает писать что-то ещё и ощущает, как под рёбрами скребется, будто кто-то когтями хочет их сломать, изрешетить, вырваться из груди с болью и кусками сердца. нахуй оно нужно, если оно тупое и болит без дела, болит, будто хочет добить состояние и без него хуевое? миша хотел бы все в рофл свести, хотел бы пошутить, поэтому с психоебланов сохраняет таблицу содержания кальция в продуктах, закрепляет в диалоге и снова начинает печатать.
"блять я все ещё нахожусь в диком ахуе с тебя. ну как так, макс?"
"я завтыкал, когда там операция? или была уже? че ты сам вообще как морально? я даже ругаться за страшные слова в твоём тгк не буду"
"я уже седня не могу приехать? апельсинчиков те завёз бы, себя там красивого. да и я ну, просто соскучился. без тя так одиноко, ебано...."
зубы впиваются в губу верхнюю, тянет вниз, будто пытаются порвать и на глазах стоит влага, ноздри щипает, просто пиздец. хочется голову разбить об стену, хочется сломать себе что-то тоже, чтобы лежать в одной палате, чтобы на гипсе друг другу писать гадости.
— блять, макс, ответь пожалуйста. мне очень нужно, мась.
