Тонкости и слабости

      С того момента, как он повстречал высшего вампира с длинным витиеватым именем Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, Геральт был уверен только в двух вещах, касающихся этого вампира.              Всего две вещи, которые не вызывали никаких вопросов. Всего две вещи, в которых Геральт был уверен беспрекословно, абсолютно уверен. Всего лишь две.              Первая вещь такова, что он Регису доверяет. Это никак не объяснялось и не понималось логически, но интуиция ясно подсказывала, что ему можно доверять. Сначала Геральт упорно полагался на здравый рассудок. Вампирам не место рядом с ведьмаками, в каком бы то ни было отношении. Однако очень скоро рассудок уступил место ощущениям. По каким-то неведомым причинам он готов был доверить этому вампиру даже собственную жизнь, и в нём поселилась непоколебимая уверенность в том, что Регис не предаст его доверия.              С каждым прожитым днём, месяцем, годом это чувство только крепнет.              И вторая вещь, в которой Геральт был уверен, — это что Регис альфа. Он пах, как альфа, он вёл себя, как альфа, он говорил, как альфа. Не тот альфа, который показывает физическую силу. Не такой, как Геральт. А такой, который способен влиять на окружающих только лишь правильным тоном своего голоса.              Эти две простые истины обеспечили Регису бесспорное уважение и признание Геральта. Он с вампиром считался, как ни с кем другим, он к нему прислушивался и, в силу немалого жизненного опыта Региса, порой чувствовал, что должен отнестись к его мыслям и идеям с двойным вниманием. Исключая, конечно, те случаи, когда Регис забавы ради начинал нести полнейшую чушь. Тогда Геральт мог с чистой совестью усмехнуться себе под нос и махнуть на него рукой.              Его мнение о Регисе долгие годы было неизменно и твёрдо. А Геральт был непроходимым тупицей.              Всё внезапно изменилось в тот раз, когда Регис, как и несколько последних лет подряд, в конце осени приехал из Диллингена в Корво Бьянко погостить на пару месяцев.              К тому времени он уже знал, что очень крепко, абсолютно безнадёжно и совершенно глупо влюблён в вампира. Влюблён до покалывания в грудине от каждого его взгляда, от каждой клыкастой робкой улыбки, от каждого изящного движения пальцев с острыми ногтями. Геральт на своём веку многое повидал, так что удивляться собственным тёплым чувствам к другому альфе уже не было ни сил, ни резона. Подобные чувства обществом осуждаются, да не то чтобы Геральту хоть когда-то было не плевать на мнение общества. Другое дело, что Регис, вероятно, не оценил бы его нежных порывов души. А дружбу Региса терять не хотелось ни при каких обстоятельствах. В общем, Геральт решил, что рисковать расположением вампира ради призрачного шанса на взаимность крайне неразумно. Лучше уж быть друзьями, но гарантированно.              Однако же…              В тот визит в самом Регисе ничего не изменилось. Были всё те же тёмные волосы, не достающие до плеч, аккуратные бакенбарды на щеках, всё та же улыбка, тот же смех и те же взгляды с лукавым блеском. И были всё те же заношенные многослойные одежды, те же заумные или наоборот совершенно обыденные речи, та же привычка порой изъясняться до одури высокопарно и напыщенно. Всё в Регисе было, как прежде. Но при этом что-то всё же неуловимо изменилось. То ли между ними, то ли в Регисе, а может, и в них обоих.              Впервые Геральт заметил это напряжение между ними декабрьским утром, когда вышел к завтраку ближе к одиннадцати часам. Накануне они с Регисом до глубокой ночи играли в шахматы. Геральт даже умудрился выиграть две партии, хотя это заслуга не его навыков, а добросердечности и снисходительности Региса — он слишком откровенно поддавался. И так тепло посмеивался, поздравляя Геральта с победой.              На следующий же день Геральт проспал неприлично долго и пришёл завтракать, с трудом оторвавшись от подушки. Вышел, как был, в пижаме, лохматый и небритый, потягиваясь и зевая. И поймал на себе взгляд Региса. Тот глядел, приоткрыв рот, а потом, кажется, смутился. Но это произошло так быстро и так быстро пропало, что потом Геральт даже не был уверен, что что-то действительно было. Однако маленькая фантазия о том, что Регис действительно засмущался, увидев, как поднялась рубашка его пижамы, когда он вытянул руки вверх, и оголилась полоска живота, стала преследовать его.              Эта фантазия потихоньку разрослась до нескольких фантазий, которые включали в себя краснеющие щёки Региса, его взмокший лоб, заломленные брови и распахнутые губы. Геральт давно испытывал к Регису тёплые и нежные чувства, но чтоб так откровенно фантазировать о нём в интимном плане? Нет, прежде до такого не доходило. Но вон как всё может обернуться…              Потом Геральт стал чаще замечать, что Регис в самом деле иногда смущается, иногда краснеет щеками в присутствии Геральта, очень мило смеётся с его глупых шуток и с осторожностью относится к прикосновениям. Словно бы каждый раз сомневается: уместно ли касание? не переходит ли оно границ дружбы? не вызовет ли подозрений? Один в один, как делает сам Геральт. Глядя на эти мелочи, он пришёл к выводу, что Регис, видимо, тоже неравнодушен к нему. И как он мог не заметить этого раньше? Всё же было так очевидно. Шанс на взаимность перестал казаться призрачным, стал вполне ощутимым.              Одним уютным тёплым вечером он рискнул — взял Региса за руку и, поймав изумлённый взгляд чёрных глаз, поцеловал его. К счастью, вампир ответил, распахнул губы и пустил Геральта дальше. Он, правда, в первый раз сдуру умудрился поранить язык о клыки Региса, но тот лишь усмехнулся на беспокойство Геральта и сделал пару глотков вина — которым они баловались накануне — чтобы сбить вкус крови, просто для спокойствия, а не потому что это правда может быть опасно. А затем Геральт поцеловал его снова. Так что их первый поцелуй можно считать в целом удачным. Регис потом с улыбкой сказал:              — Я так рад, что ты наконец-то решился.              И объяснил, что давно испытывает к Геральту чувства, но не хотел напирать, тоже не хотел, чтобы они стали проблемой для их дружбы. А когда понял, что Геральт тоже, кажется, влюблён в него, решил просто дождаться, пока Геральт сам созреет. Вот этот момент и настал.              Первые несколько дней они только обменивались поцелуями, негласно привыкая друг к другу, и Геральт вряд ли вспомнит более сладкие деньки в своей жизни. Так было трепетно и приятно проводить время в компании Региса и иметь возможность в любой момент поцеловать его! Но очень скоро эти новоприобретённые отношения вышли на новую стадию.              В тот вечер Регис вёл себя как-то по-особому. Смотрел из-под ресниц по-особому, улыбался как-то не так, как всегда — как-то по-особому, и даже касался плеча или руки Геральта с каким-то особым значением. Было ясно, что что-то назревает, но что — Геральт не мог понять. Его разум как будто застопорился на той невероятной мысли, что его чувства взаимны, а за пределами этого открытия он совершенно ничего не видел. Но всё стало ясно, когда Регис поцеловал в губы по-особому томно и очень прямолинейно сказал:              — Я хочу тебя, Геральт.              Геральту нравилось целыми днями находиться рядом с Регисом, вместе делать что-то или обсуждать и украдкой воровать у него поцелуи и касания. Не было у Геральта ни проблеска мысли о том, что теперь можно же заниматься и многими другими интересными вещами. Но после заявления о том, что его хотят, внутри Геральта словно что-то щёлкнуло, что-то взорвалось — он загорелся этим желанием тоже и уже не смог понять, какого чёрта не утащил Региса в свою постель в первый же день.              Пока они добирались до спальни, целуя друг друга без перерыва и трогая руками всюду, где могли достать, у Геральта то и дело мельтешили мысли о том, как это будет. Как Регис хочет его? Кто будет сверху, а кто снизу? Геральт был не против повременить именно с этим, а пока использовать только рот и руки. Однако же, откровенно говоря, было немного боязно доверять клыкастому рту Региса свою самую уязвимую часть тела, а потому он прикинул, что, наверное, сегодня ртом воспользуется сам, ему же подойдут и руки вампира.              Регис был такой соблазнительный, такой изящный и манящий, когда начал раздеваться, что у Геральта свело челюсти от типично альфьего желания обладать, но он заставил себя остудить пыл. Всё же Регис не его добыча. Регис — равный ему альфа. Очень хотелось распушить свой павлиний хвост и подавить вампира своей явно более выдающейся в физическом плане маскулинностью, но пришлось сдержаться.              К тому моменту, как они оба остались в одном белье, крепко прижатые друг к другу и сплетённые в страстном поцелуе, Геральт впервые так отчётливо почувствовал его — запах. Тот прекрасный, пряный, дурманный аромат, которым сопровождается близость с омегой.              Ему, наверное, стоило всё понять именно в тот момент, однако мысли никак не могли выстроиться в его голове. Всё внимание было занято губами Региса, шарящими по его губам, то прихватывая нижнюю, чтобы пососать её, то проводя по обеим кончиком языка, то прижимаясь к ним и проникая языком в рот, к языку Геральта. За этими махинациями он упустил момент, когда руки Региса пробрались ниже и стянули с него бельё, чтобы тёплой ладонью обхватить ствол, но не для ласк, а словно для того, чтобы ощупать и изучить. Так ожидаемо по-регисовски.              О результатах своего озорного исследования Регис с придыханием выдал:              — Святые боги… Ты даже лучше, чем я представлял. Мне уже не терпится почувствовать его внутри себя.              По телу Геральта от этих слов словно прошёлся заряд молнии. И пришло понимание: ах, так вот, как Регис хочет его. Прекрасно.              В мгновение ока вампир утащил Геральта в постель. Пришлось остановиться на несколько секунд, чтобы окинуть лежащее перед ним тело — тонкое, не по-альфьи изящное. Выпирающие ключицы, светло-коричневые соски, рёбра, впалый живот, дорожка тёмных волос, опускающаяся в пах. Восхитительно. Всё в нём было идеально до спазма в груди из-за нежности и желания.              А дальше… Дальше под взгляд попало достоинство Региса. Небольшое, аккуратное, без спору красивое, но — совершенно точно без узла, который есть у любого альфы. Появившееся замешательство сменилось изумлением, когда взгляд опустился ниже, туда, где Регис уже истекал смазкой в ожидании него.              — Ну, Геральт, в чём дело? — спросил вампир, обхватив его торс ногами. — Иди же сюда.              А Геральт просто не мог сдвинуться с места. Стоял на коленях между ног Региса, как пришибленный, и пытался понять, почему он ошибся? Как, ну как он мог спутать омегу с альфой? Ведь факты налицо, вопреки всем его предположениям. Вопреки годам непоколебимой уверенности.              — Ты омега, — произнёс он тихо.              — А ты альфа. Причём, без пяти минут мой на всех законных основаниях. Удивительное открытие, не правда ли? — вампир нежно улыбнулся ему, а потом с любопытством наклонил голову вбок. — Подожди, хочешь сказать, что в самом деле только сейчас понял, кто я? — Геральт кивнул с маленькой виноватой улыбкой. — И что же ты думал всё время до этого?              — Был уверен, что ты альфа.              Регис смеялся долго, от души и до слёз. Геральт был вынужден заткнуть его поцелуем, а потом слёзы потекли не от смеха, а от наслаждения.              А после пришлось долго извиняться за то, что не признал в Регисе омегу сразу, и весьма красноречиво, используя все свои языковые навыки, объяснять, насколько Регис желанен для него, именно как омега.              Вскоре у Региса случилась течка, как это обычно бывает после появления частой близости с альфой. Долгожданным, милым сердцу, возлюбленным альфой. Регис четверо суток практически не вылезал из постели и, как в исступлении, снова и снова просил, умолял Геральта взять его и повязать узлом. Геральт сходил с ума, и сам, словно в лихорадочном бреду, не мог насытиться, никак не мог остановиться. Они провели не минуты — часы, десяток часов точно, лёжа соединёнными под одеялом, с кучей мокрых поцелуев и ласк руками.              За короткий срок Геральт узнал совсем иного Региса. Не того невозмутимого вампира с длинными заумными речами, сдержанной улыбкой и снисходительным отношением ко всему сущему. А вампира любовника, невероятно пылкого и страстного, очень отзывчивого и охочего до любых нежностей, какими только Геральт захотел бы его осыпать.              А ещё Регис, как и многие омеги, впрочем, — не все, но многие, которых Геральт имел честь знать, — оказался до дрожи под сердцем ласковым. Регис оказался тем, кто любит примоститься под крылышком, клюнуть быстрым поцелуем в челюсть и прошептать какую-нибудь милость. Как например:              — Ты такой тёпленький.              Именно тёпленький, не просто тёплый. А после причмокнуть губами. Так трогательно. У Геральта от этого сердце обмирает и по сей день.              Или, бывает, ленивым утром, когда Регис ещё не готов выбраться из их личной крепости-кровати, он прячет голову под одеялом и бормочет что-то вроде:              — Геральт, ты пагубно влияешь на меня. Иногда мне кажется, что не существует мира за пределами нашей комнаты.              Тогда достаточно взбодрить его какой-нибудь шуткой или напоминанием их планов на день. И, конечно, всегда нужно пообещать, что вечером они снова встретятся здесь, в своём маленьком убежище. Ну, ещё можно постараться откопать в ворохе одеяла какую-нибудь часть тела вампира и поцеловать. Ступню, ягодицу, плечо или, если повезёт, сухие после сна губы.              Геральт никогда бы не подумал, что кто-то вроде Региса может использовать столько ласкательных обращений. Геральт для него дорогой, милый, любимый, его душа, его сердце, единственный, родной, его свет и его солнце. Неожиданно для себя, находясь под очарованием всех этих слов, Геральт и сам загорелся желанием каждый раз напоминать Регису, что он тоже любимый и родной. А на большее у Геральта просто язык не поворачивается, уж увольте, не для ведьмаков вот это вот всё.              Конечно, существует множество моментов в повседневной жизни, когда Геральт может остановиться на пару мгновений, просто глядя на Региса, и с замиранием сердца в очередной раз подумать, какой Регис удивительный и какой Геральт счастливчик, что этот вампир достался ему. Но, несмотря на всю прелесть этих приливов любви посреди повседневных дел, Геральт всё равно чуточку больше любит их постельные моменты. Потому что эти моменты только для них двоих, только в личной крепости их чувств, полностью открытые и готовые к любви. Это те моменты, которые они могут посвятить друг другу всецело, без отвлекающих факторов.              Невозможно остаться спокойным, когда Регис лежит после страстной близости рядом и находит руку Геральта, чтобы с нежностью прижаться губами к тыльной стороне ладони, а после с крохотной улыбкой просит:              — Душа моя, принеси, пожалуйста, чего-нибудь попить. Ты оставил меня совсем без сил.              Разве можно отказывать такому?              А дальше? После того, как Регис выпьет стакан воды, он вытаскивает из-под одеяла одну ногу, целиком, до самого паха, потому что слишком жарко, а руки вытягивает вверх, потягиваясь. Как же здорово в такой момент огладить бедро Региса, сжать его ягодицу, а ртом прижаться ко взмокшей выбритой подмышке. Здесь нет неприятного запаха пота или солёного вкуса, есть только аромат любимого тела, такой мягкий, немного терпкий из-за мускуса, очень похожий на пряную, сладкую корицу. Ту корицу, которую всё время до этого перебивали резкие, альфьи запахи полыни и камфорного базилика.              Регис тогда смеётся малость смущённо, всё ещё не привыкший к таким проявлениям привязанности от Геральта, и отодвигается. Но как же объяснить этому вампиру, что ему нечего стесняться, ведь он самый вкусный — нет, вкусненький — омега на всём белом свете?              Или, например, как Геральт должен оставаться спокойным, если порой под покровом ночи Регис любит усаживаться на его бёдра, принимая Геральта в себя медленно и тягуче, выпячивая грудь колесом и держась за его колени. Щёки Региса розовеют, виски и лоб покрываются испариной, глаза закатываются, а губы распахиваются в чувственных стонах. Часто Геральту кажется, что в такие моменты Регис даже забывает, что не один в постели — до того самозабвенно его наслаждение. Геральт прежде никогда не видел, чтобы кто-то испытывал столько удовольствия, будучи в койке с ним. Причём, Геральт совсем, абсолютно ничего для этого не делает. Удивительно то, что Регису достаточно только лишь… общества Геральта — не нужны ни его руки, ни страстные слова, ни поцелуи, ни ласки.              Он бы мог обидеться на Региса за то, что о нём забывают, но на самом деле знает, что вовсе не забывают. Это становится ясно, когда Регис ускоряет свои движения и, заломив брови, прижимает руку к груди слева, чтобы сжать пальцы так, словно он пытается достать до собственного сердца. Тогда каждый раз на Геральта смотрят щёлочки полуприкрытых блестящих глаз и тихо, даже как-то уязвимо звучит:              — Я так сильно люблю тебя.              В первый раз, услышав это, Геральт почувствовал спазм в груди, ком в горле, мурашки по телу и как запершило в носу. Он тогда поднялся и крепко прижал Региса к себе, приникая к его губам томительно жарким поцелуем и своим первым сказанным вслух признанием.              Хороши, хороши, чертовски хороши эти их трепетные сцены любви!              А о том, насколько силён восторг Геральта, когда в Регисе не расцветает нежность, а вспыхивает страсть, опаляющая всё на своём пути, и вовсе можно говорить часами.              Бывают дни, когда Регис к нему пристаёт. Гладит как бы невзначай, буднично, по плечам и спине, дарит очаровательные полуулыбки, подмигивает и дурашливо щекочет за бока в неожиданный момент. А Геральту много и не надо. Становится жизненно важно поймать вампира в объятия, зажать покрепче шаловливые ручонки и пресечь все эти детские заигрывания по-взрослому — уволочь Региса в спальню, в любое время дня и ночи. Можно даже закинуть на плечо, как какой-нибудь дикарь, и получить в награду радостный смех. О, и как же сладостно ронять его на кровать и набрасываться, стягивать одежду, безнаказанно кусать плечи, ключицы и бёдра, до багровых следов и всхлипов от смешавшихся боли и удовольствия! Впрочем, любые следы на его теле быстро проходят. Пожалуй, даже слишком быстро.              Ещё интереснее обстоят дела, когда желание покусаться просыпается в Регисе. Тогда Геральту остаётся только смириться с тем фактом, что ближайшие день или два ему придётся наслаждаться многочисленными следами от вампирских поцелуев. Регис непередаваемо умело балансирует между опасностью и страстным желанием обладать, когда дразнит шею Геральта клыками, то вдавливая их в кожу, то легко проводя самыми кончиками, но никогда не доводя до крови и предпочитая только оставлять много засосов и зализывать их языком, словно извиняясь. Но, надо сказать, вряд ли хоть раз он раскаялся по-настоящему, иначе Геральт больше никогда бы не сквернословил в сердцах, стоит Регису добраться ртом до чувствительных складок между бёдрами и пахом Геральта. Там он всегда использует короткие зубы, точно как у людей, — оказалось, что вампиры способны и на такие чудеса. Он говорит, что эта часть тела Геральта для него особенно ценна, поэтому с ней нужно бережное обращение, и не жаль ради такого лишний раз и зубы трансформировать. Бережность, как выяснилось, выражается не только в лёгких укусах. Ещё в ласковых прикосновениях пальцев, в мягких движениях влажного языка и сводящем с ума жаре горла.              Нравится Геральту и тогда, когда страсть и огонь выплёскиваются через слова Региса. И через оторванные пуговицы на одежде Геральта, и через разорванные рубашки, и через располосованную спину.              Что может быть лучшим мерилом того, что Геральт любим и желанен, как не Регис, внезапно смотрящий на него так голодно, что не сдерживается и вытворяет какую-нибудь глупость, например, толкает его к стене, чтобы страстно поцеловать и упасть на колени, не справиться с пуговицами и завязками на его штанах и оторвать их все одним импульсивным движением. Порой он долго и пристально наблюдает за Геральтом тяжёлым, томным взглядом и по итогу рокочущим голосом требует взять его прямо сейчас. Геральт никогда не отказывает. Не смог бы, даже если хотел. Потому что это не предложение и не просьба, а самый настоящий приказ. В такие моменты они сплетаются телами, крепко обнимая друг друга и двигаясь в едином бешеном темпе, чтобы Регис стонал громко, скулил, зажмурив глаза, тянул Геральта за волосы и царапал ему спину. После такого пылкого захода его любимый ненасытный вампир оказывается всё же ненадолго насыщен ласками, а Геральт без сил лежит рядом, наслаждаясь тем, как Регис довольно урчит у него под боком.       Что же касательно слов, даже спустя годы по загривку всё ещё бегут мурашки, если Регис обнимает его, притирается пахом близко-близко и решительно заявляет нечто нелепое, но почему-то очень возбуждающее, как например:              — Хочу, чтобы ты обладал мной всю ночь.              Обладал.              Или ещё иногда:              — Овладей мной, любовь моя.              Овладей.              Или, порой, ещё более заводящее и неприлично грязное:              — Отымей меня, Геральт.              Отымей!              Некоторое время назад Геральт и не подумал бы, что подобное слово имеется в лексиконе Региса. Когда он озвучил своё удивление, Регис привычным снисходительным тоном ответил ему:              — Геральт, было бы более странно, если бы, прожив на свете четыре сотни лет, я так и не узнал о существовании подобных высказываний и реакции тела на них, не так ли?              А потом Геральту довелось на личном опыте выяснить, насколько богат и несдержан лексикон Региса, когда дело касается страстных любовных утех. В лексикон этот входит воистину огромное разнообразие слов и выражений. И немаловажную роль играет особый шарм самого, так сказать, носителя этого лексикона. Ох, что Регис только не вытворяет своим болтливым языком… Начиная горячим описанием их близкой связи с чисто научной точки зрения, включая подробности всех сопровождающих физиологических процессов, и оканчивая отборными ругательствами на нескольких языках на любом этапе их интимного занятия.              Геральт никогда бы не подумал, что будет заводиться только от звучания слова проникновение, вылетающего из уст Региса. Или из-за сказанных то просящим, то приказным тоном вставляй и засунь. В первый раз, услышав такое, Геральт был уверен, что его хватит инсульт. Но потом даже как-то вошёл во вкус. Как же до мурашек по спине грешно, но вместе с тем эротично звучит, когда Регис, используя неприличные матерные слова, просит взять его погрубее и поглубже. У Геральта никогда нет и шанса выстоять перед подобным.              После первого такого некультурного и грязного раза Геральт остался под впечатлением. Можно даже сказать, поражён до глубины души. Впрочем, Регис тоже был поражён до глубины, однако не души. И всё же Геральт пришёл к выводу, что подобными развлечениями злоупотреблять не стоит, а то так и правда до инсульта недалеко.              Тем более ему почему-то трудно соединить в своей голове образ Региса и различные проявления грубости, будь они телесными или же словесными, даже после того, как довелось лично убедиться, что Регис может и умеет быть грубым как-то совсем не по-омежьи.              И хотя такой непривычный, другой, незнакомый Регис привлекателен и горяч до безумия, всё же нечто ласковое, тонкое и изящное подходит Регису гораздо больше. Как ни крути, а он из тех омег, чья истинная суть соткана из нежных касаний кончиками пальцев, тёплых улыбок, зажмуренных от удовольствия глаз, трепещущих ресниц, горячего дыхания в шею и трогательных жалоб на дрожь в ногах после близости.              Как бы Геральт ни был в восторге от их игр в любовь дикую и необузданную, вовсе не они являются самой любимой вещью в отношениях с вампиром.              Например, одной очень любимой вещью стал один их разговор перед сном, когда Регис лежал у него на плече и лениво целовал его подбородок, а пальцами щекотно водил по боку. Целовал не с каким-то намерением, а просто так. И, кажется, совсем не собирался останавливаться. Геральту было так невозможно приятно, что сердце замирало и казалось, будто это светлое и чистое чувство может объять собой целый мир. Он тогда покрепче обнял Региса за талию и тихо спросил:              — Тебе нравится целовать меня?              Регис усмехнулся и промурчал в ответ:              — Конечно, нет, о чём ты? Мне просто нравится колоть губы о твою щетину, дорогой.              О, как же Геральт любит, когда Регис острит с ним! В другой момент Геральт обязательно тоже сострил бы, но тогда он никак не мог собрать растёкшиеся от нежности мозги в кучку. Даже чтобы возмутиться не нашлось слов и сил. К тому же Регис спустя ещё несколько поцелуев навис над ним, положив руки на его щёки и глядя в глаза так, будто Геральт — сокровище для него, ответил на вопрос честно, без увиливаний:              — Нравится — это слабо сказано. Когда я целуюсь с тобой, я чувствую себя счастливым. Я мог бы всю жизнь провести, лёжа здесь и просто целуя тебя. Только если я не слишком докучаю тебе этим, — с ноткой сомнения добавил он, наклонив голову.              — Не докучаешь, — ответил тогда Геральт, закатив глаза. Может ли Регис хоть чем-то докучать ему? — Просто так непривычно, что ты целуешь меня… ну, просто так. Не во время… ну, ты понимаешь, чего. И это не приветственные поцелуи или что-то вроде того. А просто поцелуи.              Лицо Региса просветлело, а глаза заблестели озорством, когда он поудобнее расположился на бёдрах Геральта, слишком очевидно притираясь ягодицами, но пока не предпринимая ничего большего.              — Целовать тебя — это не побочное действие, — пояснил он, улыбаясь уголком губ. — оно обособлено от всех других любовных занятий. И имеет свои собственные прелести. Я хочу сказать, что по ряду причин я очень люблю, например, заниматься с тобой любовью. Но также по ряду некоторых иных причин я не менее сильно люблю целоваться с тобой.              Регис ещё долго умничал, дразня его красочными описаниями того, почему с Геральтом приятно целоваться, а потом продолжил умничать, принимая Геральта в себя и наглядно показывая, что не обязательно именно поцелуи должны сопровождать занятия любовью. Иногда это может быть объяснение чего-то, что Геральт ещё не знает или не понимает.              Потом Геральт обнимал задремавшего Региса и с удивлением прокручивал в голове эту простую мысль: Регису нравится целовать его. Но удивление прошло, когда он понял, что ему-то тоже ужасно нравится целовать Региса. В любое время, по любому поводу и без, нравится красть его поцелуи, нравится целовать медленно и вдумчиво, иногда нравится страстно, иногда нежно и невесомо. И снова удивился, когда понял, что оба они такие — ищущие в течение дня хоть крохотную возможность коснуться губ друг друга. Не момента, чтобы отправиться в постель, а именно чтобы поцеловаться. Есть время, когда они подолгу не занимаются любовью вовсе, но не проходит ни дня, чтобы они не поцеловались.              Вспомнить только, как в самом начале они несколько дней просто целовались и очень наслаждались этим.              Вот так к нему и пришла простая приятная истина: Регису нравится целовать его.              Много кто целовал Геральта и много кого целовал он сам, но сейчас он не припомнит никого, кроме Региса, с кем ему хотелось бы провести время, просто неторопливо целуясь, с маленькими шуточками, пустяковыми переговорчиками и улыбками в губы друг друга.              Казалось бы, такая простая вещь, но почему-то от понимания, что Регис с особым трепетом и даже какой-то бережностью относится к поцелуям с ним, сердце делает неожиданный кульбит и ещё сильнее влюбляется в нежное сердце вампира.              К слову о нежностях. Нежное сердце — это ещё одна вещь, которая открылась для него в Регисе. Сколько Геральт ни пытался, всё равно он никогда не умеет нежничать так, как это делает с ним Регис. Наверное, только омеги умеют нежничать и ворковать со своими альфами словно с маленькими детьми. Геральт, например, не может перебороть своё смущение и приласкать Региса так, будто он дитя.              Случилось это открытие, когда на Геральта напала совершенно необъяснимая, дурацкая хандра. Прежде с ним такого не было, и внезапно нахлынувшее ощущение, что он в этом мире — пустое место, выбило его из колеи. Здравые доводы твердили, что эти мысли бредовые, но в груди словно разверзлась чёрная бездна, и все здравые доводы попросту не смогли залатать эту дыру. Регис назвал это кризисом среднего возраста, но Геральт решил, что как его состояние ни назови, суть не меняется — ему просто хреново, причём без видимой на то причины. А может, и наоборот — причин нашлось так много, что Геральт растерялся и не смог выбрать что-то конкретное. Сюда, кажется, примешалось всё: и груз непростых решений, которые он принимал всю жизнь, и тяжкая ведьмачья доля, и какой-то глупый простой в работе, и тоска по Цири, возможно, даже тоска по какой-то прошлой жизни, которая была понятнее и больше ему подходила. Разве заслужил он жить в собственном поместье и владеть винодельней? Цена, которую пришлось заплатить за эту роскошь, была слишком высока. Оправдано ли? А ещё Регис. Регис. Правильно ли, что Регис решил остаться с ним? Не лучше ли было ему подыскать кого-то более достойного? Сколько не ищи ответов, ни одного не найдёшь.              Пока Геральт варился в накативших сомнениях, Регис ходил рядом и словно не знал, как помочь и чем утешить, не догадываясь, что Геральту достаточно только его присутствия и молчаливого сопереживания.              Но всё же одним вечером он подошёл поговорить, когда Геральт сидел перед сном за столом и, подперев голову рукой, долго всматривался в остывший чай в кружке. Регис ласково прижал его голову к своему животу, погладил по щеке и волосам и печально спросил:              — Что же с тобой такое, мой милый? Совсем духом пал. Никогда тебя таким не видел.              Геральту ответить было нечего. Но внезапно захотелось покрепче прижаться к Регису и чтобы эти поглаживания по голове не прекращались. Что-то подмыло его спросить:              — Регис, почему ты со мной?              Регис только тихонько вздохнул, словно бы устал объяснять одно и то же, но по правде они ещё ни разу не обсуждали свои отношения в таком русле.              — А ты почему со мной, Геральт?              Не долго думая, тот просто ответил:              — Потому что ты позволяешь мне это. В противном случае я бы никак не смог быть с тобой.              — Вот ты сам и ответил на свой вопрос. У меня абсолютно аналогичная ситуация, родной. — Сказал Регис с улыбкой и наклонился, чтобы поцеловать Геральта в макушку.              Никто ещё никогда не целовал его в макушку. И вообще не гладил вот так по голове, как гладят малышей, чтобы они успокоились.              — Нет, я не об этом. Я неправильно спросил. Зачем ты со мной? Что это даёт тебе?              Регис ответил не сразу. Он долго гладил его по голове, видимо, раздумывая над ответом, а затем поделился им вслух так, будто говорит с глупеньким дитяткой.              — Зачем я с тобой, значит? Затем, чтобы любить тебя. Чтобы заботиться о тебе. Чтобы поддерживать тебя. И чтобы ты любил меня, заботился обо мне, защищал меня. А ещё я с тобой затем, чтобы быть счастливым. И чтобы делать счастливым тебя. Но, кажется, в последнее время у меня не особенно хорошо получается исполнять свои обязанности.              В последней его фразе явственно слышалось разочарование. Только вот Регис никогда не бывает разочарован Геральтом. Чаще всего причины для разочарования Регис находит в себе самом. Всегда Геральт раздражается из-за этого, но тогда не было ни сил, ни настроения, чтобы поспорить с ним об этом.              — Знаешь, в последнее время единственный, кто ещё хоть как-то держит меня в здравом уме, это ты. Так что не наговаривай. Если бы ты не обнимал меня каждый день, не целовал и не утешал, я бы уже совсем свихнулся.              Регис снова устало вздохнул и наклонился, чтобы положить голову на макушку Геральта, а затем вдруг сказал:              — Меня удивляет, что ты всё время думаешь, будто бы не будь я с тобой, то обязательно нашёл бы кого-нибудь другого. Будто бы кто угодно может заменить мне тебя. Но ведь именно ты из нас двоих жених на выданье.              — Это ещё почему? — фыркнул Геральт.              — Потому что из-за твоего расположения некоторые дамы готовы, прошу прощения за прямоту, глотки друг другу перегрызть.              Это показалось Геральту забавным, и он, улыбнувшись, потянул Региса к себе на колени. Просто видеть его лицо, светящееся улыбкой, уже достаточно, чтобы Геральт стал чуточку счастливее. Он погладил вампира по щеке и произнёс:              — Ну, то когда было? Уже давно никто не собирается из-за меня грызть глотки.              — Конечно, ведь какой в этом смысл? Ты уже занят мной. — С готовностью ответил Регис. — Я никогда этого не сделаю, потому что доверяю тебе и уважаю тебя и твой выбор, но иногда мне приятно подумать о том, что в случае чего я в самом деле мог бы кому-то перегрызть глотку из-за тебя. Причём, не только фигурально.              Такое невозмутимое заявление заставило Геральта засмеяться. Пожалуй, впервые за несколько дней.              Геральту хотелось как-то отшутиться, но ничего шутливого как назло в голову не приходило. Возник только глупый вопрос.              — Если бы мы с тобой не сошлись, то как бы ты был?              — Обыкновенно. — Продолжил Регис тем же невозмутимым тоном. — Я бы и дальше жил в Диллингене. Хотя, вероятно, вскоре переехал бы на новое место. Я провёл там уже слишком много времени. Скорее всего, я бы подыскал местечко поближе к тебе. Может быть, даже в Туссенте, но только не вблизи Боклера, а где-то, где не слишком многолюдно. Если тебе интересно, пытался бы я начать отношения с кем-то другим, мой ответ — нет. Даже если бы мы с тобой не сошлись, мои собственные чувства никуда бы от этого не делись. Я был бы рядом и постарался оберегать тебя по мере возможностей. И, наверное, ждал и надеялся бы, что однажды ты увидишь во мне кого-то больше, нежели просто друга. По правде говоря, именно этим я и занимался с тех пор, как встретил тебя. И, как видишь, эта тактика сработала.              На последних словах Регисом одолело небольшое смущение, заставившее его понизить голос и опустить глаза. Геральту это признание показалось очень трогательным, поэтому ему срочно понадобилось поцеловать любимые губы. Регис с готовностью подхватил, положив ладони ему на щёки.              В тот вечер Геральт остался обласканный и зацелованный, а после всех слов, сказанных Регисом, к нему словно бы вернулась прежняя уверенность. Тяжесть личного ведьмачьего бремени никуда не делась и уже никуда не денется, но с самым главным, с тем, что важно в настоящий момент, Геральт немножко разобрался. Сумел Регис своим нежным сердцем успокоить тревогу Геральта. И всё же Регис с ним, любит его и будет любить, и ничего этого не изменит, ведь если Регис сказал, что он ждал бы только Геральта, то так оно и есть.              Спустя несколько лет, прожитых вместе в качестве пары, Геральт твёрдо усвоил для себя две простые вещи, касающиеся Региса.              Первая вещь: доверие к Регису в этом доме безусловно.              Вторая вещь: Регис омега. И это уже наверняка.              Господи, да мог ли Геральт подумать, что Регис, этот вампир, которого он встретил ночью на кладбище в одиночку собирающим мандрагору для самогона, оказаться до странного, до иррационального нежным и мягким существом? Его любимым, ласковым омегой с клыкастой улыбкой и хитреньким блеском в антраците глаз. Конечно, не мог. Но теперь даже рад этому. Чертовски рад, что разрушилось всё его прошлое представление о Регисе. Потому что всё то, что открылось для него в Регисе взамен, стало гораздо ценнее.              Геральт чертовски сильно любит этого вампира с напыщенным и витиеватым именем Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. Геральт любит, когда Регис с ним нежный, любит, когда страстный. Он любит, когда Регис беззлобно подшучивает над ним, и любит, когда заботится всем своим огромным нежным сердцем. Чего греха таить — Геральт даже любит, когда Регис пытается ругаться с ним. То есть, с Регисом в принципе сложно поругаться, так как он всегда старается решать вопросы мирным путём, но иногда, в моменты особого несогласия между ними, Регис принимается твёрдо отстаивать свою позицию, хмуря брови и глядя на Геральта таким тяжёлым взглядом, что в самом деле можно напугаться. Геральта надолго не хватает в таких перебранках, каждый раз он не сдерживает желания успокоить Региса объятиями и поцеловать складку между бровей, которой там не место. А ещё он особенной любовью любит, если Регис позволяет себе улыбаться, не таясь, в то время, как его рот полон жутких острых клыков. Удивительно, но даже то, что, казалось бы, должно отпугивать Геральта, наоборот притягивает его.              Короче говоря, достоинств Регисовых не счесть. Как любит говорить сам Регис, «у каждого свои достоинства для нейтрализации недостатков». И тут, надо заметить, он в самом деле знает, о чём говорит, ведь недостатки его тоже сложно перечесть. Но, наверное, если Геральт, рискуя жизнью и здоровьем, однажды в самом деле попытается их сосчитать, то количество достоинств и недостатков чётко совпадёт. Что тут поделаешь?              Всё это — тонкости его любимого омеги. Те самые, которые делают Региса Регисом.              

***

             Вдруг спящий перед ним Регис подаёт голос, хотя при этом не шевелится и даже глаз не удосуживается открыть.              — Я ощущаю на себе твой взгляд, — говорит он сонно.              Деваться некуда, застал Геральта врасплох.              — Извини, засмотрелся и задумался.              — О чём задумался?              — О тебе, известное дело. О чём ещё можно думать, когда ты рядом?              Губы вампира трогает улыбка, а веки вздрагивают и поднимаются, но тут же зажмуриваются обратно. Рукой он трёт заспанные глаза.              — Надеюсь, ты размышляешь о том, с чего начать ласкать своего омегу, дорогой. Иначе не вижу причин, почему ты всё ещё не делаешь этого.              Геральту хочется узнать, не слишком ли некоторые приборзели, но вместо этого отвечает:              — Да, никак не могу решить, с какой ножки начать целовать твои пальчики — с левой или лучше с правой?              Регис усмехается и встречается с ним взглядом. Под глазами у него синяки — вторые сутки они толком не спят. Вчера Геральту пришлось здорово постараться, чтобы достаточно утомить этого феноменально активного в течку омегу.              — Начни с того, что между ними, — мурлычет ему Регис.              Ах, нет, вот где происходит настоящее борзение.       Геральт откашливается и учтиво интересуется:              — А больше ты ничего не хочешь?              — Вообще-то, хочу, — Регис кивает, но сказать, чего же он хочет, ему мешает внезапный зевок. А потом он потягивается, выгибая дугой спину. Геральт почему-то уверен, что только омеги умеют даже просыпаться красиво. — Я хочу, — продолжает он наконец, — чтобы ты немножко поцеловал меня.              После этих слов Регис прикрывает глаза и подставляет губы, сложенные трубочкой. Не терпя ни малейших возражений.       Он наклоняется, чтобы встретиться с Регисом такими же сложенными трубочкой губами. Ему хотелось подразнить своего вампира — просто чмокнуть и отстраниться, заставить Региса немножко повыпрашивать ещё. Но вечно Геральт забывает, что наивный дурачок здесь не Регис, а он сам.       Стоит их губам соприкоснуться, как шею обвивают руки, без единого шанса выбраться. А любимые губы затягивают в глубокий сладкий поцелуй.              Геральту удаётся выбрать момент, чтобы упрекнуть Региса в таком самоуправстве.              — Вообще-то, мне посоветовали начать с того, что между ножек, а ты отвлекаешь меня.              Но Регис и тут находит, что сказать. Он очень убедительно и по-доброму заверяет:              — Не беспокойся, ты везде успеешь. Сначала я здесь возьму то, чего хочу, а потом ты можешь направиться туда, куда ты хочешь. Но мы можем попробовать совместить, если ты так переживаешь.       Интересное дело, не успел Геральт сам толком проснуться, как ему уже во всех местах нашли применение, да и с такой подачей, будто это его инициатива!              Нужно было предвидеть, что это всё одна большая уловка. Может быть, началась она даже не этим утром, а много раньше. Хитро и тонко продуманная ловушка. Её ещё обычно ставят тонкие и звонкие омеги на больших и глупых альф.              Хотя, по правде говоря, даже если бы Геральт предвидел, то всё равно попался бы, ведь он так слаб перед всеми этими омежьими штучками. Как можно не попасться в услужливо расставленный капкан? Что делать, придётся теперь выпутываться. К счастью, процесс этот приятен Геральту до чёртиков.              — Конечно, давай будем совмещать, а то мне очень надо начать с того, что между ножек. Вопрос жизни и смерти.              Регис смеётся с него, на этот раз без всех этих своих игр, и решает уточнить:              — Ты теперь от меня не отстанешь, да?              Это уж точно, Геральт пристал к нему, как репейник, и вряд ли отцепится так просто. Но и глупых шуточек это касается тоже, конечно.              — И не надейся, любимый.              Регис расплывается в довольной до невозможности улыбке и возвращается к одному из своих любимых занятий — целованию Геральта.