Зависимость

Мной не надо восхищаться — меня надо любить.

      Саманта Эндрюс. Сколько бы я не восхищался тобой, как личностью, как столицей, как примером для подражания, ты всегда ненавидел меня? Даже после Петра I, ты не позволил узнать тебя намного больше. Ты не хотел чтобы я был столицей, именно поэтому решил сделать мою жизнь хуже ада? Революция явно сбила меня с ног. Предательство Константина ранило в самое сердце. Я считал его другом, близким другом, которому можно доверить себя полностью. Несмотря на всё наше общение, несмотря на то, чему я учил его, он учил меня, мы наслаждались каждым моментом в детстве, он так меня подвёл. Я уже думал что никогда не прощу его. Пока он сам не приехал, не нашёл меня, довёз до дома, после подождал пока я потрезвею, а после просил прощения. Не долгих, без слез, без ссор, без обвинений. Просто обычное «прости за все. Завтра идём в кино, не употребляй до такой степени, пока передоз не получишь. По крайней мере пока мы не выйдем с кинотеатра». Интересно, ему нормально то, что его друг употребляет? Из культурной столицы, превратился в такое. Стыдно ль мне? Ни капли. Лишь бы позабыть и себя, и свое прошлое, и всех в округе. Догоняться я начинал частенько. После каждого недостаточного эффекта от первой дозы, я увеличивал её в раза 2-3. Чаще всего употреблял амфедамин. Такое говнецо, а такое успокаивающее… Хоть и изредка я ловил глюки, где видел силуэт Московского, когда в 20 веке он смотрел на меня, чужим взглядом, чужими глазами, до того как я потерял зрение, я бесился из-за этого. Бесился потому что он преследует меня везде. Я ещё слишком юн, чтобы умирать по таким идиотским причинам каждый раз. Я живу для себя. Живу только ради себя. Мне не нужен кто-то, чтобы доказать свою любовь, уважение, величие. Я сделаю это все сам. Все было замечательно. Все было слишком типично. Вся квартира уже провоняла. Я давно не замечаю запахи, вкусы. Мне не хочется ничего. Ноги ватные, от еды тошнит. Если не буду употреблять больше дня, то агрессия будет сильнее. Тело не будет слушать меня, а разум тем более. Если один раз словил кайф, тогда не будет счастливого будущего без дозы. А мне хорошо, я не жалуюсь. Не смею жаловаться. Волосы хранят воспоминания. Поэтому, впервые, когда я сам отрезал себе волосы, после распада советского союза, я чувствовал себя свободным. Больше не было Александра Романова, не было Александра Невского, не было Шуры Невского. Появился Шура Думской. Это та личность, которую я выбрал сам. Мне никто не помогал, я помогу себе сам. Зачем ты явился сегодня? Мне хорошо жилось без тебя. Без твоего появления. Твои светлые волосы отрасли. Ты был похож на чучело. Словно ты сам себя тогда постриг. Как попало, неопрятно, смешно, глазам больно было. Сменил стиль, стал ещё смешнее. Хотя, красный всегда тебе шёл. Помню, когда был новый год, мой любимый праздник, ты надел красный мундир, что так тебя красил. Этот пиджак тоже тебя красит, но тошнит от твоего вида. Не всегда тебе идёт красный. Уж тем более когда вспоминаю те глаза, тот кошмар. Я был под кайфом, где-то в парке, а может быть в подъезде, когда ты встревоженный подошёл ко мне, смотрел на меня в шоке, не понимал что делать. Схватил меня за плечи, крепко, потрясти пытался, в чувства привести, но тебе не поможет это. Меня смешит данная ситуация. Мне хочется врезать тебе со всей силы. Но даже если я это сделаю, ты не поймёшь всю ту боль, которую я испытал. А о своей ты никогда не заикался. Поэтому я не пойму тебя. И тут, сегодня, начинается наш диалог. —Саша, скажи мне, пожалуйста, что это такое? Я слышал, что у тебя, как и у многих городов, проблемы. Но чтобы ты начал употреблять всякую дрянь?! Ты никогда не был таким. Петр, по-твоему, гордился бы тобой? — он думал что манипуляции с прошлым, с Петром, сработают. Мне уже плевать на прошлое, плевать на будущее, плевать на настоящее. Хоть хнычь, Московский. — Михаил Юрьевич, я не знаю никаких Саш. Перед тобой Шура. Шура Думской. У меня проблем никаких нет. У меня все хорошо. У Шуры всегда было все хорошо. А теперь, соизвольте — ка мне домой пойти. Я не помню что было дальше, но очнулся я не в своём доме. Рядом не было никого. Руки забинтованы. Вместо того, чтобы узнать где я, я потянулся к своей куртке. Нужно покурить хотбы. — Наркоты там нет. Сигарет тоже. Повернувшись назад, я наконец-то увидел своего «похитителя». А после осознал где я. — папаня, дай закурнуть немного. Голова болит. — сатира и насмешка над ним даже не помогает ухмыльнуться. Кто его потянул ехать сюда? — послушай, нам нужно поговорить. — а разве мы не поговорили когда ты забрал мою фамилию? Я больше не Романов, доволен? А, или стой! Вспомнил! Я ж из-за тебя незрячим стал! О! Или блокада! Помнишь? Молчание. Нечего ему сказать? Стыдно? Или скажет что не помнит ничего? Я взял куртку и направился к выходу. Мне действительно нужно привести себя в порядок. Уж слишком сильно я себя запустил.