Solitude

      В этой каморке так холодно и так одиноко, что брошенность усиливается, подгоняя ощущение предательства, которое никаким боком и рядом не стоит с ситуацией, что произошла с Маратом. Ему стыдно перед пацанами, стыдно перед всеми — даже перед Айгуль. Он просто валяется здесь, ледяная куртка холодит часть головы, и, наверное, ему суждено быть распятым за то, что украл шапку у этой дуры англичанки и не успел отбиться от отца, когда нужно было бежать с кастетом к Вовке.       Сейчас Марат, безусловно, в полном одиночестве, и только холод обнимает его так крепко, что эти объятия становятся практически родными, и в одно время ломающими ему всё равновесие эмоций. Он отворачивается к стене, сгибается в позу эмбриона и закрывает глаза, позволяя всхлипу слететь с губ. Даже в одиночестве Марат старается быть тихим, как будто опасаясь быть ещё больше опозоренным перед самим собой.       Плачь, Маратка.       Плачь, бедный мальчик.       Это огромное пятно на его пьедестале. Он не понимает, почему за какой-то жалкий день всё пошло вверх дном. Слёзы становятся ощутимее и отдаются горечью всех его мыслей и чувств. Просто хуёво-хуёво-хуёво до отвратительной боли где-то глубоко внутри. И, насколько бы тихим Марат не старается быть, всё равно кажется, что звуки его всхлипов заставляют всю атмосферу вокруг колебаться и утрачивать лёгкость. Всё теперь для него слишком тяжёлое, давящее на все возможные точки, которые воспалены от бесконечных травм.       Его всхлипы напоминают вой ветра в ужасную погоду, вой волка, у которого кто-то из стаи умирает, вкус отчаянности и сильное желание наконец закончить этот пиздец. Марат вспоминает Ералаша, крик Полины Филипповны в морге, и его прожигает дрожь до самых внутренностей. Он шмыгает носом, слёзы его поганые продолжают хлестать из плотно закрытых век.       Чья-то рука невесомо касается его бока, и твёрдый старый диван прогибается под чужим весом. Марат рефлекторно замахивается в порыве эмоций, принимая сидячее положение и резко останавливается возле лица пришедшей девочки, что сидит вся сжавшаяся, с зажмуренными глазами — испугалась, бедная. С её пухлых губ успел прозвучать только непонятный писк, напоминаемый мольбу.       На изломах души скачут бесы, заставляют кровоточить всё, что только возможно, чтобы Маратик наконец ощутил стыд. Эти бесы безумно ржут над ним и пропадают также незримо, как и появились.       — Айгуль? — Ошарашенный вдох прямо возле её румяного лица. — Ты чё здесь делаешь? А если бы кто-то…       Марат не смог договорить, залюбовавшись её внезапно распахнутыми глазами. Айгуль пару раз моргает, а он внимательно прослеживает за каждым взмахом её длинных пушистых ресниц и осознаёт, что его внешний вид, наверное, желает лучшего: зарёванный, глаза красные как у чёрта, так ещё и пару синяков, полученные от отца.       — Там никого не было, — приглушённо начинает говорить Айгуль, всматриваясь в его лицо так же, как и он в её. — Я шла с музыкалки и увидела, как ты бежишь от милиции…       — С музыкалки? Так поздно? — Скептично переспрашивает Марат и, заметив её любопытный взгляд на его слегка опухшем от слёз лице, отворачивается.       Блять, как же стыдно перед ней сидеть и чувствовать себя настолько жалким. <       Девочка кивает и пододвигается к нему ближе, что удивляет его, как гром среди ясного неба. Он привык сам за ней бегать, чтобы добиться хоть какого-то внимания, а сейчас она сама делает первые шаги — не так, как тогда, когда он пришёл к ней и они смотрели мультики.       — Сегодня у меня было вечернее занятие и я задержалась там, — объясняет она, а Марат ощущает приятное тепло от её дыхания на своей коже. Слишком близко.       — Сильно испугалась? — Интересуется Марат, напоминая о моменте, когда он замахнулся на неё, думая, что пришёл чужак.       Руки аж зудят от сильного желания прикоснуться к ней и прижать к себе, чтобы успокоить, ведь та боится до сих пор, хоть и делает вид, что ничего такого нет. Айгуль всегда такая — сначала показывается, что вся такая холодная как снежная королева, не подпускает к себе никого, а потом заявляет, что каждый день смотрит только мультики и ведёт себя по-детски в близком окружении.       — Только честно… — Маратик всё же решается прикоснуться к ней, и весь мир снова склеивается по кусочкам.       — Сильно, — легко признаётся Айгуль и уже без боязни большими пальцами касается его щёк, собирая слой запёкших слёз. — Я правда не хотела следить за тобой… — Удостоверившись, что Марат не против, чтобы его так касались, она нежно поглаживает его скулы круговыми движениями, массируя и любуясь, понимая, что он слишком симпатизирует ей, чтобы продолжать скрывать собственные чувства.       — Да чё ты оправдываешься? Всё нормально, — он привычно ухмыляется по-мальчишески, притягивает её к себе, кроет собственную отчаянность всеми возможными способами, чтобы снова не заплакать как девчонка и чувствует тепло, исходящее от её тела.       Айгуль ставит чемоданчик для скрипки, который лежал у неё на коленях, на пол и льнёт к Марату, а он вздыхает от такой неожиданности и победно лыбу давит, пока она не видит.       — Я до конца буду ждать, — шепчет ей на ушко, снимая с неё пальтишко.       — Чего? — Она улыбается как ангел и Марат соприкасается с ней щеками, обнимая одной рукой.       Любит сильно, а вот выражать свои чувства практически не умеет. Только тактильность спасает.       — Когда моей станешь, — это звучит так уверенно, словно для него нет никаких преград вообще. Словно он специально притворяется слепым и не видит их.       — Наглый какой, — возмущённо ахает Айгуль, — меня папа из-за тебя наказал, думаешь, он разрешит нам дальше встречаться?       — Если не разрешит — украду тебя и никакой отец мне не будет помехой.       Её светло-русые пряди вьются на его пальцах. Маратик поглаживает их, улыбаясь ей лукаво и со сплошным апломбом в карих глазах.       — Он разозлиться, если узнает, что я была здесь. <       Выражение лица меняется моментально после её произнесённых слов. Он поджимает губы, опускает взгляд — лишь бы не видеть то, как её васильковые глаза глядят на него с укором.       — Останься, — почему-то умоляет Марат, продолжая обнимать её, и ощущение отрешённости снова спирает дыхалку, — останься, Айгуленька…       Его слова бьют её в грудь так, что трогает сильно. Так не трогает ни одна вещь на свете: ни физическая сила, ни ложь, ни нож, брошенный в спину предателем. Айгуль чувствует, что плавится под его воздействием так, как никогда. Он как будто пытается очаровать её, сам не осознавая этого.       — Хорошо, — отвечает она и чувствует, как его нос тычется в её плечико. — Что у тебя случилось, горе луковое?       — Долгая история, — мычит Марат, наслаждаясь её чистым ароматом и искренним теплом.       Чистый ангел, просто невинное создание, в которое он почему-то влюблён. Его руки стискивают её тёплый свитер в крепкой хватке, и парень не понимает, какого хрена снова начинает всхлипывать, пока её нежные мягкие руки поглаживает его по голове. На её подрагивающих губах появляется лёгкая улыбка, Айгуль продолжает ласкать его своими касаниями, а сама думает: «как же я попала». Но она такая хрупкая, ценная и нежная для него, как родная мать… Как та, за которую он может держаться как сейчас, в самый ужасный для него момент.       Его горло раздирает дикий плач, его тело сотрясается, а лицо зарывается в её свитер в районе соединения ключицы и груди. Так продолжается ещё некоторое время, пока Марат не успокаивается и не начинает осознавать, что дал сильную слабину перед Айгуль.       Пацаны точно рассмеяли бы его.       Айгуль заинтересованно всматривается в его лицо сквозь тусклое освещение каморки, когда Маратик поднимается и быстро, почти небрежно, смахивает свои оставшиеся слёзы.       Пиздец. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Пиздец.       В голове один мат и не более.       Губы обжигает какое-то странное ощутимое касание. Айгуль даже не заметила, как он снова склонился к ней и вовлёк её в поцелуй. Она позволяет себе попробовать поцеловать его так же, как и он её, повторяет движение губ, но всё выходит таким… неумелым. Сразу видно, что это её первый поцелуй. Голова идёт кругом, его ладони ложатся на её налитые кровью щёки и притягивают ближе к себе.       Теперь она знает, что Маратик будет всегда в её голове, в мыслях, она знает, что будет помнить его касания и мечтать снова почувствовать их, ощутить вкус их поцелуя и неестественного напряжения между их телами. Айгуль слишком хорошо чувствует, как сильно этот мальчик влюблён в неё. Так сильно, что действительно готов украсть, если отец будет против их отношений. И вчерашнего побег из дома только доказывает, что его чувства к ней взаимны. Хоть и отрицает, но признаёт, что это так.       Марат словно поглощает её, кольцует руки вокруг её туловища и, отстраняясь, улыбается девочке.       — Первый поцелуй, да?       Догадливый какой…       Айгуль кивает, чувствуя как её пухлые губы до сих пор покалывает от приятного вкуса недавнего поцелуя.       — Ебать, — протягивает Марат всё с той же улыбкой, наконец отстраняясь от неё и достаёт из своей куртки смятую пачку сигарет. — Блин, одна осталась.       — Ты что, курить здесь собрался? — В негодовании интересуется девочка.       — А чё?       — Да ни чё. Я не люблю, когда кто-то курит, — пытается дерзко ответить ему, но её слова мягкие, как и её душа.       Его это только смешит, он достаёт спички, чиркает по тёрке и закуривает. Айгуль раздражённо вздыхает и резко откидывается на спинку старого дивана, коса поглядывая на Марата.       Докурив последнюю сигарету, он пытается разложить диван, чтобы они с Айгуль смогли вместиться на нём и находит какие-то тряпки в этой каморке, чтобы использовать их как простынь. Вместо одеял их греют его куртка, её пальтишко и тела, прижатые друг к другу. Марат обнимает её так крепко, сжимаясь вокруг её тела, и закрывает глаза, зная, что сейчас слёз больше нет, как и чувства бесконечного одиночества.       А тем временем, отец Айгуль во всю ищет её, обзванивает все больницы, морги, идёт в милицию, не подозревая, что её дочь в сию секунду обнимает пацан из универсама, который влюблён в неё до беспамятства и шепчет своё ласковое: «Айгуленька», пока она спит, наслаждаясь его теплом.