Каждый миг

Тени плясали вокруг Рейстлина. Изгибались, переплетались, обвивались вокруг его ног, рук, хватали за полы мантии. Тянули каждая в свою сторону. Крисания бросилась к ним, но ноги увязли в песке. Какая-то жутко выгнутая когтистая лапа потянулась к ее щиколотке. Жрица Паладайна вскрикнула, отшатнулась и, споткнувшись обо что-то, упала, больно ссадив ладони о неожиданно колючий, похожий на мелкую стеклянную крошку песок. Подняла голову, отбрасывая со лба волосы. И застыла, глядя во все глаза. Тени вокруг Рейстлина исчезли, сложившись в одну невысокую тонкую женскую фигуру. Костлявые пальцы обхватили посох Магиуса чуть выше руки Рейстлина и с силой вырвали. Лишившийся опоры маг пошатнулся, рухнул на колени. Поднял голову, заглядывая своей мучительнице в лицо. Седые волосы серебром рассыпались по черной мантии. А потом он упал, так и не сказав ни слова. А женская тень повернула голову и в упор взглянула на Крисанию. Жрица крепче стиснула в похолодевших пальцах единственную оставшуюся защиту – медальон. Сперва показалось, что лица у этой фигуры нет вовсе. Но потом что-то дрогнуло в сумрачном овале, обрамленном темными кудрявыми волосами. И медленно, как в кошмарном сне, начали проступать хорошо знакомые родные черты. Обозначились тонкие обычно сурово сжатые губы. От них к подбородку протянулись скорбные складки. Распахнулись глаза – черные жуткие. Нечеловеческие. Тварь из Бездны, легко поигрывая посохом, протянула к Крисании свободную руку. Из водопада каштановых кудрей выступили драконьи рога. −Крисания, девочка моя. – пропела драконья тень. – Вот ты и дома, милая. Я ждала тебя. −Убирайся. – дрожащим голосом выговорила Крисания. – Не смей! Это не ты! −Я, родная… Я… − издевательски пропела тварь, делая еще шаг ближе. – Я – всё, что ты видишь. А всё, что ты видишь – это я. Твой никчемный маг уже поплатился за свою самонадеянность и гордыню. Теперь твой черед. −Это не твое лицо. – процедила Крисания, тяжело поднимаясь на ноги и выпрямляясь. – И голос не твой. Ты – не она. И порочить ее память я тебе не позволю. Медальон в ладони вспыхнул сам собой – так же ярко, как в Роще Мертвых. Или даже еще ярче. От его света брызнули в разные стороны черные изломанные тени. Тварь с чужим лицом попятилась. Родные черты исказила страшная гримаса боли и ярости. −Господи, воля не моя, но твоя… − прошептала Крисания и тут же оборвала себя. – Моей волей приказываю тебе сгинуть. Убирайся, откуда пришла, Такхизис. Можешь нацепить любую маску, но я все равно узнаю тебя. И его я не отдам. Убирайся! Медальон полыхнул, как дюжина солнц, и Крисания скорее поняла, чем почувствовала, как он раскалился. Такхизис попятилась, закрываясь широким темным рукавом. Выронила посох Магиуса, коротко вскрикнула и растаяла в тенях. Крисания разжала руку, и медальон упал на песок. Зашипел, как масло на сковородке. Но жрица о нем тут же позабыла, даже не взглянув на стеклянно блеснувшие края небольшой оплавленной воронки, образовавшейся вокруг знака Паладайна. Ей было не до него. От прикосновения рук Крисании лежавший на боку Рейстлин тяжело завалился на спину. Бессильно запрокинулась голова. Губы приобрели чудовищный густо-фиолетовый оттенок, страшно выделявшийся на бледно-золотистой коже. Крисания торопливо прижалась ухом к груди мага, но из-за собственного заполошно колотящегося сердца не сумела расслышать ничего. Крепче притерлась щекой, коснулась пальцами губ. И тихонько застонала, как от самой страшной боли. −Рейстлин, нет. – зашептала Крисания, смаргивая горячую пелену слез. – Не надо, пожалуйста. Давай же, дыши. Ты не можешь умереть в шаге от своей цели. Ну же, Рейстлин… Выпрямиться удалось с трудом. Еще труднее оказалось приподнять безвольно откинутую голову и уложить ее к себе на колени. Крисания застыла, склонившись над телом мага и ласково перебирая неожиданно мягкие крупные кудри седых волос. Медленно качнулась из стороны в сторону, убаюкивая то ли его, то ли себя. Запела что-то невнятное. Слова молитвы Паладайну смешались с маминой колыбельной. −Мама… − одними губами прошептала Крисания. – Мамочка… Что же я наделала?.. Почему я была так слепа? Слезы все-таки пролились. Горячие, удушливые. Закапали на неподвижную грудь Рейстлина, затянутую в траурную черную ткань. На плечи легли узкие теплые ладони. Знакомый голос твердо произнес: −Девочка моя… Моя маленькая девочка. −Убирайся! – со стоном вырвалось у Крисании. – Ты – не она. Ладонь скользнула выше – в волосы. Погладила так знакомо и правильно. Совсем как в детстве. Крисания притихла, затаив дыхание и прислушиваясь. Оборачиваться было страшно. Чудовищно страшно. А та, что стояла за спиной, продолжала говорить: −Ты сделала свой выбор, Крисания. И он привел тебя в Храм. Потом сделала еще один выбор – и он свел тебя с магом Маджере. Каждый миг нашей жизни – это выбор, девочка моя. Между тем, что просто, и тем, что правильно. Между добром и злом. Светом и тьмой. Ты выбрала спуститься сюда, дать бой тьме. Так сразись с ней с открытыми глазами. С тьмой вокруг. В себе. В нем. Крисания с силой прикусила губу, почувствовав на языке железный привкус крови. И рывком обернулась. Мама улыбалась глазами. Самыми родными в целом мире светлыми глазами. В ее чертах не было ничего от грубой маски, которую натянула на себя Такхизис. −Мама… − еле слышно выдохнула Крисания. Тонкие вечно крепко сжатые губы герцогини Таринской дрогнули. В их уголках солнечным зайчиком метнулась та короткая, едва уловимая улыбка, которую Крисании в детстве так отчаянно хотелось поймать. −Моя храбрая девочка. – с нежностью выговорила герцогиня. – Ты все еще можешь выбрать между отчаяньем и борьбой. Твой бог поможет тебе в этом. И все-таки последнее слово за тобой. За твоей волей. −Я не отступлю. – твердо выговорила Крисания. – Ради Рейстлина не отступлю. Узкая мамина рука осторожно отвела со лба Крисании непослушный локон. Герцогиня Таринская с улыбкой кивнула: −Я в тебя верю, доченька. И медленно растаяла в тенях. Крисания стиснула зубы, с трудом проглатывая застрявший в горле ком. Глубоко вздохнула, унимая колотящееся сердце. Крепче сжала ледяную руку Рейстлина и запела. Слова гимна Паладайну показались вдруг похожими на стремительный и шумный летний ливень. Потоками благословенной воды пролился на мертвые пески Бездны, заставляя их шипеть потревоженными змеями. Где-то на границе зрения почудилась страшная пятиглавая тень, но Крисания запретила себе отвлекаться. Тем более, что пальцы Рейстлина в ее ладони потеплели. Дрогнули. И сжали руку жрицы в ответ. Крисания опустила голову. Рейстлин смотрел на нее потрясенными широко распахнутыми голубыми глазами. С круглым человеческим зрачком. Смотрел так, словно впервые в жизни видел. По-настоящему видел.