Осень нежно шепчет только раз

Вика всегда была «папиной дочкой». Вместо того, чтобы прививать себе исключительно женские навыки на будущее, она предпочитала возиться с отцом на улице, вникать во все эти «механические дела», смотреть, как он ремонтирует свою старенькую машиненку, подавать инструменты. Да, маленькая Вика очень не любила возиться на кухне. Да и мама не особо настаивала, потому как любила все делать в одиночестве. Потому никто и не торопился растить из Вики принцессу, ведь это место уже давно было занято ее старшей сестрой. От рождения красивая, высокая и стройная, она удачно устроила свою жизнь. Разница в возрасте с Викой у них была достаточно большая — целых шестнадцать лет. Потому и особого взаимопонимания не было. Единственным и лучшим другом у девочки всегда был только папа. И поэтому, входя во взрослую жизнь, она была уверена, что ей повезет в замужестве. Обязательно найдет того, кто будет похож на папу. Не во всем, нет. Занимать его место не должен был никто. Но ей так хотелось, чтобы у них с будущим мужем было много общего, как было с самым родным человеком. Будь то темы для разговора, будь то какие-то занятия, да даже музыка. Так Вика в свои восемнадцать лет встретила Костю. Прошло буквально несколько месяцев после того, как отгремел траур в семье, и как он вошел в ее жизнь. Вика отчаянно не хотела отпускать отца, не могла смириться с его скоропостижным уходом. И как она считала, Костик был послан ей самой судьбой, чтобы заполнить душевную пустоту. Она искала в нем утешения. Там, где Бог взял, он решил и дать. Думала, что все будет по плану. Большое советское будущее было таким же многообещающим, как и лапша, которую Костик удачно вешал ей на уши. Только вот и то, и другое, по итогу было разрушено. На дворе шел тысяча девяносто третий год. За плечами у Виктории «средненький» колледж и неважнецкий школьный аттестат, полученный непосильным трудом, потому как учиться она не любила. Да и после потери близкого человека, душа откровенно говоря, ни к чему не лежала. И вот, она уже взрослая женщина. Работа и муж есть, а детей до сих пор нет. При всем при том, что Костик всегда грезил семьей, жизнь с ним не позволяла планировать детей даже на самую дальнюю перспективу. День ото дня, час от часу было не легче жить с обладателем столь скверного характера. О какой семье могла идти речь? Кто-то говорил, что случайный залет помог бы спасти их семейную жизнь. Он бы влился в ситуацию и перестал вести себя, как моральный урод. Но Виктория так не думала. Нервы, потраченные на него за столько лет, уже не вернуть. Как и не вернуть веру в то, что когда-то может будет лучше. Она потратила на это слишком много времени. Уж всяко за это время «лучше» бы виднелось, хотя бы даже отдаленно, где-то за горизонтом. А там пустота. Ни капельки просвета в этой бесконечной мгле. Отработав очередную смену в ненавистной парикмахерской, уставшая женщина вернулась с работы домой. А картина все одна и та же: нелюбимая и неуютная однушка, обустроенная кое-как, без особого вкуса. Вечно включенный телевизор и лежавший на диване трутнем Костик, да его вредная матушка где-то неподалеку. Замыкался этот круг любимой кошкой Кости — Нюшей, которая с презрением всегда смотрела на хозяйку, будто та в семье абсолютно лишняя. Словно за человека Вику не считала. Развалится Нюша на комоде и все дыру «сверлит» на хозяйке своей парой желтых хитрых глаз. Абсолютная копия Костика, если так подумать. Вика была доброй души человеком. Никогда бы не подумала обидеть животное или ребенка. Но вот с Нюшей дела обстояли иначе. И все дело было в этой гнетущей атмосфере. В этой самой лачуге, где ей были не рады. Где ее не любили. Входя в комнату, Вика с тяжелым выдохом достала из сумки счета за квартиру и в очередной раз демонстративно положила их на стол в центре комнаты, ожидая адекватной реакции. Так, чтобы Костик обратил наконец внимание. И он сделал это с презрением, подобно Нюше. Понимая, что скандала не миновать, Виктория все же справедливо напомнила о себе. — Костик, когда же это все закончится? Почему я в нашей семье единственная вкалываю, как проклятая? Только я одна. Когда ты уже найдешь нормальную работу? — Как «Санта-Барбара» кончится, так и пойду на нормальную работу, — закатил глаза мужчина. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Терпение Вики было уже на грани… Его и так было много. Но всему есть свой предел. В конце концов когда-то это должно было закончиться. Женщина схватила платежки со стола и уткнула их буквально чуть ли не в самое лицо мужу. Ее трясло. При том, что она еще не начинала кричать, ее голос садился уже на нервной почве. — Когда, Костя? Когда она кончится? Скажи мне? Но и Костя был не промах, тот еще манипулятор. Вспыхивал быстрее спички. Поэтому за долю секунды, рука Вики подверглась размашистому удару. А квитанции разлетелись по всей комнате. Следующий удар Вика ощутила уже на своей щеке. Да так, что приземлилась на пол. Прижав «горящую» от удара щеку, она затравленно смотрела на мужа снизу-вверх. Костик накинулся на нее и схватил за свитер, заставляя тем самым оторваться от пола и посмотреть на него. Лицо у него было не самым приятным внешне. Особенно, когда он злился. И без того заостренные черты в приступе гнева делали его похожим на обозленного стервятника. За что же она тогда полюбила его? А просто за общие интересы и за надежду, что она вернет себе частичку тех теплых дней, проведенных когда-то с отцом. Верила, что найдет в его лице поддержку, а нашла жизнь, полную разочарований. Променяла Ленинград на Владивосток. Костик знал, как теща беспокоится о Вике и потому поспешил фальшиво заверить, что она в надежных руках и не стоит ни о чем волноваться. Так и было принято решение переехать, как можно дальше. Лишь бы у жены не было возможности сбежать к маме и рассказать ей обо всем, что он вытворял с ней все это время. Ленинград, как и Москва, конечно, были куда более перспективными городами, несмотря на нелегкие времена. Но дело было в принципах. В хитрости Константина Алексеевича. Никто так не болел за свою репутацию, как Костик. Он боялся и малейшего пятнышка на ней. Ведь все ошибочно считали его уважаемым человеком без недостатков. Высшее образование, знание иностранного языка в идеале. Он подрабатывал репетитором и очень четко разделял свой бюджет от семейного, поэтому периодические ремонтные работы по дому осуществлялись исключительно на деньги жены. Бывало, конечно, что в нем просыпались «приступы ласки». Например, на день рождения Вики или на восьмое марта. Но все до поры до времени. А сейчас он не особо сдерживался в эмоциях. А еще лет пять назад как-то пробовал дать ей передышку в такие дни. В итоге, даже дни рождения проходили в скандалах. — Как же ты мне надоела. Весь мозг вынесла! Я устал! Ты понимаешь это? — От чего ты устал? Вот скажи мне, пожалуйста, от чего? — Ты думаешь, что ты одна вкалываешь? Вообще-то, я как и ты, работаю с людьми. Ты об этом, кажется, постоянно забываешь. У женщин вообще плохо с мозгами. Обделил вас Бог! — Да что ты? Только вот твоя безмозглая жена весь день на ногах и едва ли она успевает хоть что-то съесть за десять часов работы. Да и есть-то особо нечего, Костя! Это ты можешь заскочить домой и почаевничать. А там, гляди, блатные родители какой-нибудь Мани подкинут тебе дефицитик. И ты, конечно же, в одно жало с мамой все сожрешь! Думаешь я не видела, как она язык прятала, лишь бы я не видела? Костик терпеть не мог слышать про мать в таком тоне. Это была самая святая для него женщина из всех. Она была неприкосновенна. Он без нее ни шагу, вот потому он и брал маму с собой из города в город, оставив отца, брата и других родственников в родном Саратове. Тем более, что с отцом у него с детства не складывались отношения. Костик был маминым сыном. Что же до самой Галины Игоревны, то она вообще предпочитала не замечать Вику. Если не так, то относилась пренебрежительно к невестке. Только порицала. «Ты не так делаешь это!» и «Что ж мать твоя за дочь вырастила, которая и приготовить-то не может ничего нормально?». Сама Галина Игоревна сетовала на то, что она старенькая. И готовить, и убирать ей уже не положено в таком почтенном возрасте. Костик, конечно же, тоже не особо горел желанием готовить и делать уборку по дому. Но за то там, где бюджет был семейным, он всегда щедро брал отложенные на что-то деньги, и вел маму потрапезничать в какой-нибудь ресторанчик, где они обязательно в каждый заход выпьют пивка. Вот тут-то семейство Черных преуспевало. В моменты пьяного угара, Костик забывал, что у него родовая травма и танцевал так отрывисто, будто завтра наступит конец света. Да и Галина Игоревна не отставала. Отплясывала с сыном на равных, с задором хлопая в ладоши. Напоминать каждый раз мужу про то, что очередную заначку она откладывала на «черный день» уже бесполезно. Костик всегда отвечал ей с сарказмом: «Когда же будет день чернее этого?». И этот день настал. Но не для него. Виктория чудом пропустила очередную пощечину и впилась зубами в руку мужа, заставляя того громко выругаться. Галина Игоревна была на кухне, слушала радио и всячески делала вид, что происходящее ее никак не касается. Сейчас ее больше волновали массовые беспорядки в Москве. И чтобы не слышать ругани, пожилая дамочка сделала радио погромче. Вика не вышла в этой схватке победительницей. Костик в очередной раз оставил ее со следами побоев и разбитой губой. Бедняжка зажалась в угол, закрываясь руками и рыдая, как вне себя. Он еще что-то долго орал, пытался доказывать свою правоту. И все сводилось к одному, что она: непутевая жена, истеричка, тупица. Любое право на отстаивание своего мнения он в ней подавлял. Поэтому спорили, как сегодня, они крайне редко. Обычно она молчала и ползала у него в ногах, вымаливая прощение, даже если вина была исключительно на нем. Но сегодня, кажется, чаша терпения уже была переполнена. Виктория сорвалась с места и быстрым шагом прошла в коридор, чтобы вновь надеть на себя куртку и обуться. — И куда ты собралась поздно вечером, дура? Ты смотри, дошляешься, что тебя за углом поимеет какой-нибудь маргинал! — Да лучше уж пускай меня поимеет какой-нибудь маргинал, чем такой ублюдок, как ты. Ни одна бандитская сволота с тобой не сравнится! — ругалась она, обувая на себя поочередно сапоги. Галина Игоревна услышала звуки каблуков по комнате и поспешила вставить свои пять копеек. Отреагировала она быстрее, чем оператор скорой помощи на телефонной линии. — Вот ничего по дому не делаешь, а только мусоришь! Ты посмотри, а! Все полы загадила! Костя, я говорила тебе, что другая тебе жена нужна. Не женись на этой. Ты меня не послушал. Вот как ты будешь жить дальше с этой засранкой? — Ага. Вот как, да? — истерично захохотала Виктория, демонстративно вставая на стул возле гарнитура. Она решила достать последнее из своей заначки и прогулять так, как ее душа того пожелает. Зачем думать о будущем, когда твое «сегодня» имеет тебя по полной программе? — Костя, ну ты посмотри! — вновь ужаснулась Галина Игоревна, не одобрив того, что невестка встала в уличной обуви на стул. — А вот найдите! Найдите своему Косте такую другую! Найдите, мама! Может быть найдется еще такая дура, кто столько же лет позволит ему вытирать о себя ноги, а? Галина Игоревна, ну чего же вы молчите? Внучат хотели, да? А может не хотели и вовсе, а? Костенька-то сразу мужчиной станет и все свое внимание деткам будет уделять. От вас отобьется. Нельзя так! А Костенька, конечно же, послушает мамочку. Потому что мамочка-то важнее жены! Так всегда было и так всегда и будет! Каждое слово, сказанное Викторией, было произнесено сквозь зубы, с какой-то животной агрессией. Вместе с этим, она остервенело пыталась закрыть не один год заедающую дверцу советского гарнитура. — Который год уже прошу! Костенька, почини ты эту дверцу. Ну Христа ради, почини! Займись хоть чем-нибудь по дому! Но нет. Костенька у нас устал и переломался. Он у нас на дому деток учит. Это же такой великий труд! Интеллигент нашелся, понимаешь ли! Не царское это дело за отвертки браться! По итогу многострадальная дверца не выдержала напора и упала прямо на телевизор, изрядно повредив его. Костя ругался, словно сапожник. Но не пытался сейчас что-то сделать с женой. Его больше волновало, как он теперь будет проводить свой досуг после «тяжелого» рабочего дня. — Ну вот! — только и развела руками Виктория, спускаясь со стула. Попутно всучив по карманам оставшуюся валюту, она нечаянно наступила на хвост любимице мамы и сына Черных. Та заверещала и ринулась в сторону кухни. — Пошла вон, тварь! — от души выругалась на нее Вика. И напоследок, перед тем, как покинуть свою «лачугу», она развернулась в дверном проеме и одарила взглядом, полным ненависти, свекровь и сына. — Богу одному известно, как же вы мне оба надоели. Никакой жизни с вами нет. Все вам не так! Идите вы оба к чертовой матери! Кажется, что ей стало легче. Выпустив пар, она поправила на плече сумку и вышла, закрывая обе двери на ключ. То, что она не могла сказать годами, ей удалось высказать буквально за десять минут здесь и сейчас. Как возвращаться домой? Наверное, глаза у Галины Игоревны все еще такие, будто она призрака увидела. А Костик там, небось, рыдает, что не посмотрит дневные сериалы. Ничего ее не держало здесь сейчас. Эта каморка ей поперек горла стоит, как и ее обитатели. Отравили всю жизнь. Молодость загубили. Должно же это когда-то закончиться. Виктория не была пьющей. Если выпивала, то редко и не более одного бокала. Но сейчас было настроение напиться до такой степени, чтобы перестать узнавать не только свекровь и мужа, но и саму себя. Женщина дождалась первый, какой только пришел автобус, и запрыгнула в него. Она понятия не имела, куда хотела поехать, лишь бы подальше от этого места. Подальше от ненавистного мужа и несчастной жизни. Сошла она сразу же, как показалась первая мерцающая табличка на заведении, зазывающая пропустить стопочку или две. Не при параде, конечно, но кто же знал, что будет такая вылазка. Да, с оставшимися копейками долго не протянешь. Придется брать дополнительные смены. Еще ведь счета надо оплатить. И в очереди придется стоять с четырех утра, как минимум, чтобы хоть что-то отхватить себе. На одном хлебе долго не протянешь. Но все эти проблемы — завтра. Не сегодня. Не этим вечером. Женщина направилась прямиком внутрь. Какое-то абсолютно беспонтовое, засаленное и убогое бистро. Все кругом пропахло сигаретным дымом и дешевым пойлом, от чего она ни раз зажимала себе нос пальцами. Кругом заядлые пьяницы, а с ними и дамы легкого поведения. Причем многие из них не самого «товарного» вида. Спивались поголовно всей страной, тут уж ничего не поделаешь. Виктория, однако, верила, что когда-то это все закончится, словно ночной кошмар. Если уж Костик не поменялся, то вовсе не повод думать, что все вокруг будет простаивать в такой же гнилой стагнации. Просто нужно набраться терпения, закрыть глаза и ждать. Время уже за восемь давно. Все новости прошли и сейчас была очередная музыкальная передача. Несмотря на беспорядки в стране, на радио обязаны были разряжать обстановку музыкальными композициями. Пространство душного бистро заполняла мелодия песни, полюбившейся всей стране, молодой певицы — Марины Журавлевой. Однако, и это не спасало от пьяных базаров. Ругали власть сплошь и рядом. Кто-то стремился, чтобы все было, как на Западе, а кто-то желал и дальше существовать в уютных советских реалиях, кои уже остались в прошлом раз и навсегда. Порой споры обретали до того эмоциональный оттенок, что еще немного и какой-нибудь пьяный работяга, того гляди, встанет, да огреет своим стулом собутыльника. Народу было достаточно много, но при этом свободное местечко для женщины имелось. И хотя, Виктория не любила подсаживаться к незнакомцам, но тут уж сам Бог велел ей. — Разрешите? Что здесь забыл такой приличный на вид иностранец? Здесь же только сушеная вобла к пиву и не более. Японцы тут, конечно, проживали. Но все лица так или иначе знакомые. Парикмахерских раз и обчелся в городе. А это лицо она видела впервые. — Ой, — только и проговорила она, думая, что он не поймет ее. — Да я понимаю по-русски. Садитесь, — с акцентом проговорил японец. Впервые, за долгое время, хоть на одном лице, но промелькнула улыбка. Такая теплая и добродушная. То, чего ей так не хватало. — Правда? — удивилась Виктория, выпучив глаза на незнакомца. — Ну тогда ладно. Я сажусь. Последнее прозвучало будто предупреждение, на что мужчина неопределенных лет рассмеялся заливисто. Вот так легко и непринужденно, что было нетипично для здешнего населения. У него здесь целый стол еды. Виктория даже усомнилась, что ей удастся хоть что-то свое разместить. Разве что только если она пиво закажет и поставит скромненько на краюшек стола. — Угощайтесь, — указал он рукой, перечисляя все, что присутствовало на столе. Гость также попросил принести им еще один стакан, чтобы угостить ее своим пивом. Ошарашенная от такой доброты Виктория почувствовала себя неловко и даже пыталась отказаться. Неужели хоть кому-то она сегодня нужна? Пусть даже как собутыльница. — Нет-нет. Вы что. Это же ненормально. — Перестаньте. Ну что вы как девочка, в конце-то концов? Ешьте давайте, — участливо предложил японец, призывая свою собеседницу наконец-то расслабиться. Признаться, а в ее животе действительно было пусто. После обеда ни крохи во рту не побывало. Поэтому женщина недолго мялась. — Спасибо. У вас хороший русский язык. — Моя матушка здесь живет, — вновь бодро улыбнулся он, подливая женщине пиво в стакан. Виктория обратила внимание на наличие обручального кольца. — Жена, я так думаю, осталась у мамы с детьми? — В Японии, — отрицательно покачал головой мужчина. — Но да, со своей матерью. Меня зовут Такеру. Будем знакомы? То, что он так легко отзывался и тянулся к новым знакомствам отчасти было понятно самой Черных. Костик всячески препятствовал ее общению с другими. И от подруг оторвал, и от матери увез. Сейчас всякое общение было для нее, как глоток свежего воздуха. Выходит, у него тоже свои проблемы и своя история? Не похож он на тех, кого волнуют мимолетные интрижки. Удачно женившийся человек проводит свою жизнь в кругу семьи, а не гуляет по кабакам и бистро. Максимум по выходным проводит время с друзьями. Но сегодня даже не суббота. — А меня Виктория. — Вы, я вижу, тоже замужем, — произнес он, прикрывая рот ладонью, попутно пережевывая закуску. — Лучше бы это было неправдой, — выдохнула она, запивая свое горе и усталость пивом. — У вас сигаретки не найдется? Такеру уже потянулся рукой в карман своего пальто, как его вдруг осенило. Он заприметил ее с самого момента ее прихода. Она зажимала нос, будто девчонка, ни разу в жизни не бравшая сигарету в рот. Мужчина мягко улыбнулся и, сложив руки на столе, подался вперед, к ней. — Но вы же не курите. — Почему бы не начать сегодня? — Почему бы не начинать? Я вот бросить хочу… — Знаете как? Дайте ваши сигареты. Я покажу вам один русский способ. — Русский способ? — с недоверием переспросил японец, в очередной раз ныряя в карман пальто пальцами. Наконец-то, изъяв пачку Мальборо, он протянул ее собеседнице. Она была еще непочатая. — О. Ничего себе. А вы блатной, — подытожила Вика, рассматривая пачку со всех сторон. А после, женщина просто бросила табачное изделие через плечо. Та упала на столик компании алкашей. Те аж в ладоши захлопали, довольно присвистывая. А по радио ведущий объявил снова, что песню исполняет Марина Журавлева. Люди продолжали с упоением слушать «Розовый расцвет». Некоторые парочки даже спьяну кидались в пляс. — Что вы сделали? — ужаснулся мужчина, нахмурив брови. — Вы же сами только что мне сказали, что хотите бросить, — заявила Виктория с деловитым взглядом, попутно поедая бутерброд с маслом и икрой. Куда там злиться? Такеру осознал собственные слова, произнесенные его же устами. Он аж откинул голову назад и рассмеялся. Сначала от непонимания, затем удивления и уже после просто от того, что ситуация оказалась невероятно забавной. Даже несколько нелепой. Сидевший ранее с напряженными плечами, наконец-то он расслабился в компании незнакомой ему женщины. — Ну что же. Значит и я теперь не курю с этого дня, — только и развел руками мужчина. — Если что, то вы можете встать и забрать у них свои сигареты, — самовлюбленно ухмыльнулась Черных. — Я, пожалуй, откажусь, — начал махать он ладонями перед собой, после чего снисходительно хмыкнул. — Так вы говорите, что у вас здесь живет мать. Как так получилось, что она тут, а вы там? — О…ну, это долгая история. Просто мой отец не захотел оставаться здесь. Мама же не желала никуда отсюда отбывать, она привыкла к советскому укладу. Ну, и вышло так, что отец забрал меня с собой. Меня, братьев и сестер. Отбыли мы, когда мне было лет шесть, наверное. С тех пор, мы только по телефону общались с мамой. Я так не растерял знание языка. Я и письма ей писал. Братья и сестры как-то позабыли о ней. Привыкли к этой чужой женщине, с которой в итоге сошелся отец. Женился во второй раз. Пропаганда, знаете, это такая вещь… Вот они и отказались с легкостью от той, кто их родила. Но не я. Выучился, вытянулся и решил, что буду посещать ее самостоятельно. На мое самостоятельное путешествие бы требовалось согласие отца, а он бы его не дал. И вот, когда мне стукнуло двадцать, первым же делом, я отправился сюда. И так я с тех пор и навещаю мать. Такеру по привычке снова хотел было потянуться рукой в карман пальто, чтобы вытащить пачку сигарет и закурить, но вовремя вспомнил, что курить ему нечего. И даже после осознания сего факта, мужчина уже на автомате будто бы имитировал процесс рукой. Периодически, он старался, чтобы это выглядело так, будто он просто теребит губы в разговоре. Но Виктория все понимала без лишних объяснений. — Вот и жена моя тоже. Тоже ей не понравились мои визиты сюда. Столько раз пытался обратиться к ее разуму. Спрашивал: «Неужели, будь ты на моем месте, оставила бы свою мать?» Виктория вспомнила о своей матери. Столько лет она не видела ее. Только слышала. И вот ведь, как оно происходит. Всего-то по щелчку пальцев одного лишь человека — вся судьба поменяется вмиг. Как же ей было это знакомо. Всегда приятно знать, что ты не один. — Она только и отмахивалась, что я несу чушь всякую. Но она ни разу не пыталась понять мои чувства. Нескрываемая печаль застыла на лице женщины. Еще немного и на глазах ее появятся слезы. И чтобы не допустить этого, она сдержанно улыбнулась, поднимая взгляд уставших карих глаз на японца. — Может водочки? Такеру насупился и отрицательно покачал головой. — Вы же не пьете. Точно знаю, что не пьете. Руку на отсечение даю. Под легким градусом пива, она заметно расслабилась и даже отреагировала смешком. — Все, чего бы вы не сказали сегодня — все прямо в точку. Ничего толком не ответив, мужчина лишь закивал, осматривая столик и собеседницу. Уже в который раз он обращал внимание на запекшуюся на губе кровь и припухлость с синяком возле губы. — Вы поели? Виктория осмотрела тарелки и поймала себя на мысли, что ей дико стыдно. Приперлась, заняла место и еще иностранца объела. Она уже хотела было начать оправдываться, но он опередил ее. — Может заказать вам еще что-нибудь? — Нет! Господи! Нет! Вы что. Я и так столько всего съела… — На самом деле, вы очень бледная и худощавая. Если вы продолжите в том же темпе, то не сможете родить здорового ребенка. Это было словно ударом ниже пояса. Вика очень хотела детей. Очень. Давно она оформилась морально и была готова к этому. И только лишь Костя был преградой. Во-первых, он бы доводил ее до выкидышей. Во-вторых, какая-никакая, а его генетика будет в детях. И черт его знает, чем это обернется для нее. В-третьих, она считала, что ей уже поздно. — И то, что у меня детей нет… Вы тоже, конечно же, знаете… — Обычно матери не оставляют детей на плохих отцов в такой час. А вы бы, Виктория, не были бы здесь, если бы не плохой муж. Разве я не прав? — Чертовски правы. — Тогда пойдемте отсюда? Нам здесь больше нечего делать. Женщина оцепенела на пару секунд, а затем ринулась шерстить по своим карманам, чтобы расплатиться за все, что наела тут, болтая с ним. — Вы что творите? Немедленно уберите деньги! Виктория сдалась, все же, убирая валюту обратно. Потому что осознание, что придется возвращаться в эту «лачугу» и платить за нее — было сильнее желания благородно разделить счет пополам, как минимум. Оно ударило тяжелым молотом прямо по голове Как бы того не желала она, а эта ночь не может длиться вечно. — Пойдемте. — А куда мы пойдем? — поинтересовалась женщина, застегивая куртку. — Ко мне домой. Вика аж попятилась назад с недоверием. — К вам домой? — Ну давайте. Раскусите меня. Скажите, что следующая моя фраза будет такая: «Как вы узнали, что я не хочу домой?». Такеру быстро сократил между ними расстояние, настигнув максимально близко. — На вас лица нет, Виктория. Она заметно растерялась перед ним. И так как это все уже звучало по меньшей мере смешно, она и решила все перевести в шутку. — Интересно. И куда же оно делось? Вместо всяких слов, Такеру просто взял ее за руку и вывел из этого душного бистро. Теперь-то она уже не противилась. Но и удивляться не переставала. Неужели с ней и правда все это происходит? — Неправильно это. Вы женаты. А я замужем. Даже если наши супруги нас не видят, разве мы не подло поступаем по отношению к ним? — Слушайте, Виктория… Остановившись резко, Такеру развернулся и притянул к себе женщину, заключая ту в крепкие объятия. От мужчины пахло дорогим и очень приятным парфюмом. Да, определенно, с таким шлейфом ей просто небезопасно возвращаться назад домой. Костик от нее и живого места не оставит. — Неужели вам мало того, что он делает с вами? Сколько еще это будет продолжаться? Год? Два? Сколько вы еще готовы терпеть, что он будет гнобить вас? Хватит. Остановитесь. Вы и есть та, кто позволяет ему делать это. Неприятная правда, но так оно и было. Если бы будучи молоденькой, Вика не обозначила свою позицию, как слабой и беззащитной девушки, то не было бы всего этого. И Костик бы не расцвел с его изначально заниженной самооценкой за ее счет. На таких, как она, и паразитируют те, кому хочется признания. — Моя жена лишила меня права видеться с дочкой. И вот тогда я понял, что нет смысла спасать эти отношения. Ей просто все равно на меня. И вашему мужу все равно на вас, раз его не волнуют ваши чувства. Пойдем домой? Мама сделает горячего чаю… Это «пойдем домой» от незнакомого абсолютно человека прозвучало настолько тепло, будто он все эти годы был ей таким родным и был рядом, что… Вике не хотелось сейчас думать рационально. Ей хотелось пойти на какой-то несвойственный, безумный для себя поступок. Ей хотелось довериться кому-то. И впервые поддаться своим желаниям. Не чьим-то. Своим. Буквально через минут пятнадцать неспешной прогулки, они вошли в квартирку. Теплую, такую простенькую, но уютную. Все так аккуратно и чисто. Вещи на своих местах. А в прихожей их встретил акита ину. Пес был подарен матери самим Такеру. Он теперь был ее верным спутником. Широ скакал возле хозяина и гостьи, обнюхивал ее и тыкался прохладным и влажным носом ей в ладонь. Вика не могла не выразить восхищения. Она наклонилась и потрепала пса за мордочку. — Такеру? — раздался голос пожилой дамы из гостиной. — Мама! Я не один! Услышав русскую речь, хозяйка дома сразу поняла, что к чему. Встретить пару вышла худенькая, очень маленького роста седовласая женщина в очках. Выглядела она опрятно и аккуратно, прямо под стать месту, где живет. Впитав советские традиции смолоду, она даже дома носила на плечах огромный платок, согревающий ее в самые морозные дни. Волосы ее были убраны в аккуратный густой пучок. Ни единой прядки не выбивалось. Несмотря на солидное количество прожитых лет, женщина улыбалась, будто ребенок. Искренне и доброжелательно. Особенно, когда смотрела на Викторию. — Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Я сейчас сделаю чаю. — Ну же, разувайся, — подначивал гостью Такеру. Он помог ей снять куртку и повесил ее на крючок. Женщина торопливо сооружала стол из всего, что только было под рукой. В обилии были сушки и бараночки. Варенье, разумеется, тоже. И, конечно же, стол украшал невероятно огромный и красивый, отполированный дочиста самовар с красивой художественной росписью. Когда Виктория села за стол, то ее внезапно одолело отягощающее чувство тоски. Гостья громко всхлипнула, прикрывая рот ладонью. Мать и сын молча переглянулись, не торопясь вопрошать Вику о причине слез. Сама же Вика вспомнила детство и маму. Маму, по которой она так тосковала. Ей так не хватало всего этого. Пусть мама и не была ласковой, но она всегда хотела лучшего для нее. Мама осталась единственным человеком, кто действительно заботился о ней, после смерти отца. И теперь ей стало так совестно за то, что она заставила родительницу плакать своим решением оставить Ленинград. Когда уже на пороге, собранная, да с сумками в руках, она просто оповестила ее о том, что она уже «взрослая». И вот сейчас, спустя столько лет, она поняла, что уже достаточно наигралась во взрослую. — Простите. Простите, пожалуйста, — извинялась она, заглядывая к себе в сумочку, в надежде, как можно быстрее найти платок. Но и тут Такеру опередил ее. Она не успела еще толком проверить все отделения, как он уже протянул руку с платком в ее сторону. — Ну вот. Как всегда. Ты тут как тут. Снова, — засмеялась сквозь слезы гостья. Наблюдавшая за этим матушка японца довольно улыбалась, посматривая то на сына, то на гостью. После чаепития, они сели смотреть телевизор. Такеру заметил ножницы на краю тумбочки. — Мам, ты не убрала, — мужчина поспешил убрать ножницы, дабы никто ненароком не задел их. — А. Это. Я пыталась сама себя подстричь, но не успела. — Подстричь? Это легко. Поднявшись со своего места, Вика тут же разыскала табуретку, которую и разместила посреди комнаты. — Есть ненужная газетка? Не обещаю, что выйдет идеально с обычными ножницами, но секущиеся кончики вам легко уберем. Такеру был приятно удивлен. Он усадил мать, нашел газетку и поддерживал ее так, чтобы не пришлось подметать полы после. То, с какой ловкостью Вика управлялась с ножницами и расческой, говорило о ее профессионализме в данной области. Такеру стало понятно, почему ее руки такие умелые. Он восхищался ею. Безропотно. И с каждой минутой все больше. А она просто делала свое дело. Не зазнавалась и цену себе не набивала. Седовласая женщина осталась довольна результатом. Она стояла и красовалась перед зеркалом так, будто бы вот-вот скоро выскочит на свидание. Вся сияла от радости, не переставая благодарить гостью. Еще за столом она ни раз кидала взгляд на синяк возле губы Вики и именно сейчас, когда часы уже почти пробили полночь, решила сразу расставить все точки над i. — У нас есть комната. Раньше здесь жило много людей. Комната нетронутая, но я каждый день за ней ухаживаю. Я вам расстелю там. Оставайтесь у нас. На улице стемнело уж и транспорт в такое время практически не ходит. Небезопасно сейчас бродить в такое время в одиночку. Виктория хотела возразить, но пожилая женщина строго и по-матерински оглядела ее, призывая сидеть на месте и не вставать. — И, пожалуйста, давайте не будем. С этими словами она и ушла в сторону гостевой комнаты, где планировали уложить Вику. Той только и оставалось хлопнуть себя по лбу и посмотреть на Такеру. Он же наигранно сделал вид, будто ничего не понимает и просто пожал плечами. — Это полное безумие! — выпалила она в смешке, сквозь выдох. Когда ночные приготовления были окончены и матушка оповестила о том, что гостья может наконец пойти отдыхать, Такеру поманил ее к себе пальцем, стоя рядом с дверью, ведущей в ее спальню. Виктория поблагодарила пожилую женщину и направилась в сторону ожидающего ее мужчины. — Если не секрет, почему ты внезапно заплакала? — Просто… Подобные разговоры давались Виктории нелегко, с нескрываемым волнением. Но она решила для себя, что если не сейчас, то возможно, такого шанса больше не будет никогда. — Вспомнила детство и юность в родном Ленинграде. Маму вспомнила. Я столько ее не видела… Последовал тяжелый, полный горечи выдох. — Вспомнила родной дом. Всегда чистый и уютный. И вспомнила папу, которого уже много лет нет в живых. Я скучаю. Скучаю по тому времени. Мы всегда жили скромно. Я не так уж много и хотела. Просто, чтобы мои родные люди были рядом. Чтобы понимали и поддерживали. Так, как это было всегда со мной… Чувствуя, как у нее подкатывает ком к горлу, Такеру просто молча прижал ее к себе и погладил по макушке. — Иди отдыхать. Спокойной ночи, Вика. — Спокойной ночи. И прости за такую странную исповедь. Я взрослая тетка, а рассказываю такое, будто мне лет восемь. Прости меня еще раз… С этими словами она отпрянула и скрылась за дверью. Такеру прикрыл глаза и уткнулся лбом в стену, «пережевывая» все, что рассказала Виктория.

***

Уже по привычке, Вика встала раньше будильника. Как и всегда без пятнадцати восемь. Женщина тихонько собралась и пошла в ванную, чтобы умыться. Стоило ей выйти, как ее настиг Такеру. Сильно заспанный, но такой милый при этом. — Ты куда сейчас? — Я на работу. Ты прости за то, что вчера себя так повела. Наверное, пиво в голову ударило. Женщина быстро собрала волосы в хвост и засунула руки в карманы джинсов. — Вся эта белиберда про Ленинград и детство. Сам понимаешь… Такеру потянулся рукой к ее лицу. Он нежно провел пальцами по щеке, заметив, что женщина инстинктивно дернулась назад, стоило ему только поднять конечность, еще толком не коснувшись ее. Она так напоминала ему маленького затравленного зверька. От этого сердце его болезненно сжималось и ныло. Осознание, что она снова вернется в этот ад, плотно засело в его голове и не давало покоя. Хотелось что-то сказать, но слова так и не находили свой выход. Всякий звук терялся, превращаясь в тяжелый выдох. Напоследок, он пальцами приласкал место, которое еще вчера болезненно отдавалось уже привычным ей жжением, смотря в эти грустные и несчастные глаза, потрепанной жизнью женщины. Вика чувствовала, что этот дом затягивает ее. Еще немного и она поймает себя на мыслях, что не хочет уходить отсюда. Это неправильно. Так не должно быть. Он чужой муж. Осторожно убрав его руку от своего лица, она продолжила одеваться и уже вскоре покинула квартиру. Такеру все это время провожал ее взглядом, наблюдая за нею из окна. А на работе все как и обычно. Суматоха и суета. Кто о чем рассказывал. Кто о видике, который удалось достать по блату. Кто о пьяном муже, которого притащили соседи, подобрав с лавочки. А кто красовался новенькой химической завивкой и костюмчиком, привезенным якобы прямиком из Европы. В разгар рабочего процесса слушать все это было противно. Сильно отражалось на продуктивности. Однако, Виктория вздохнула с облегчением, когда ей удалось угодить очень уж придирчивой клиентке, и та ушла в итоге довольная, как слон. Но вот только радость продлилась недолго. В парикмахерскую нежданно-негаданно заявился Костик. Изрядно выпивший и потрепанный. Словно грозный змей, он смотрел на свою жену взглядом маньяка, желающего поквитаться с жертвой, которой однажды удалось сбежать от него. — Собирайся. Мы домой идем, — заявил он. — Но у меня…у меня же смена, — лепетала напуганная Виктория. Ни единая душа не вмешивалась и не вступалась. А ведь все вместе выпивали и делились наболевшим, «по-бабски», так сказать. Кричали в сердцах и спьяну, что одна за всех и все за одну. А сейчас стояли, будто в рот воды набрали и просто смотрели. — Простите. Я не позвонил заранее, чтобы записаться. Не получилось. Я к мастеру Виктории. Виктория оцепенела от ужаса, прикрыв рот ладонью. За спиной Костика стоял Такеру. Тот развернулся и заметил с какой наглой улыбкой смотрит на него вошедший японец. — Гражданин, вы в очереди? Нет? Тогда не нарушайте рабочий процесс. Я — человек занятой. У меня скоро поезд. Костик заметил, как вздрогнула жена. Будто бы собиралась сказать что-то, выкрикнуть. И этим выдала себя, что они с этим типом знакомы. Разъяренный, весь покрасневший от злости, Костик смотрел в упор на жену. А развернувшись, хотел было начать орать на «клиента», но тот довольно быстро согнул его пополам и прописал удар коленом в район солнечного сплетения. Костик валялся в позе эмбриона и задыхался. Что-то бубнил про родовую травму. Выиграв себе достаточно времени, Такеру двинулся в сторону Виктории и, в чем та была, схватил за руку, да повел на выход. Вслед им только охали. Оказавшись на улице, Вика резко отдернула руку. Японец развернулся и вопросительно посмотрел на растерянную Черных. — Неправильно это все, Такеру! Неправильно! — кричала она. Такеру не думал ее переубеждать. Это действительно было неправильно. Он лишь мило улыбнулся, на мгновение отводя взгляд куда-то вниз, после чего вновь подошел к Виктории. Постоял так с несколько секунд. Полюбовался ее красивым, но таким измученным лицом. Окунулся в бездонный океан карих глаз. Как и вчера, он уже не мог спастись, от нахлынувших на него чувств. Его затянуло в этот океан. Прижав к себе несчастную женщину, он затянул ее в чувственный, при этом довольно ласковый поцелуй. Там из окна все еще продолжали наблюдать. Но Такеру не было до них дела. Даже если бы кто-то из них решился бы вызвать милицию. Вдоволь насладившись губами Виктории, он не позволил ей покинуть свои объятия. И тихонько, словно боясь, что его услышат, проговорил ей на ушко. — Я позвонил и узнал во сколько отбывает поезд до Новосибирска. Там сделаем пересадку и уже прямым ходом до Санкт-Петербурга. Если мы сейчас поторопимся, поймаем тачку, то успеем. Такеру снял с себя пальто и окутал им Викторию, слегка озябшую от прохладной осенней погоды. Такое чужое для нее слово…но родные пенаты. Она смотрела на Такеру глазами ребенка, получившего долгожданный подарок от Дедушки Мороза в Новый год. Ее душа трепетала. Счастливая, слегка ошарашенная, сейчас она понимала, что это то, что она ждала всю свою жизнь. Конечно, она может оставить все, как есть. И Такеру ее за это не осудит. Но еще есть шанс изменить свою жизнь к лучшему. С ним. И сейчас, она готова рвануть за сумочкой, обратно в салон, чтобы переступить порог ненавистного ей места в последний раз, и больше никогда не встречаться с людьми, которые ни разу в жизни не подставили ей свое плечо в трудную минуту. — Это самый лучший подарок перед моим днем рождения… По щекам Виктории потекли слезы радости. Теперь-то точно все будет по-другому.