Breathtaking

Умопомрачительный. От Чуи дыхание замирает не только в метафорическом смысле, облечённом в выражающие восхищение и благоговение слова. То, как он смотрел на него, наслаждаясь, что сейчас Дазай под его контролем.. Это заставляет его задыхаться. Он заворожённо наблюдает за Чуей, как за безмолвной статуей, неспособной двигаться или говорить. Даже одни его глаза были просто невероятными. Он ждал, пока Чуя медленно снимет шляпу, пальто и каждый слой одежды, ненужной сейчас и вовсе. Он ждал, пока тот приблизится к нему, подрагивая от предвкушения. Он ждал, пока рука Чуи не запуталась в волосах, грубо прижимая его к подушке на полу, которую Накахара положил до этого. О, как это было очаровательно: оттаскивание его вниз за волосы, едва уловимая боль и жжение, оставшиеся после того, как Чуя отпустил его.. Насколько же было тяжело сейчас сохранять тишину и следовать тому, что они решили делать, не сказав какую-нибудь глупую шутку, неважно даже какую. Чуя неспешно уложил его, придерживая голову. Он вложил свою руку в руку Дазая, ожидая от него сигнала к тому, чтобы продолжить. Тот дважды сжал его пальцы и вскоре почувствовал, как бинты с шеи медленно спадают, оставляя его обнажённым и уязвимым к внешнему миру. Однако давление на бёдра от веса Чуи не позволяло ему думать об этом, и вскоре теплые прикосновения от рук Накахары без перчаток заменяют бинты на шее. Несколько мгновений ничего не происходило. Было спокойно. Ощущение сравнимо с тем, что ты видишь лихорадочный сон, а затем внезапно просыпаешься. Растерянный и не до конца осознающий, что с тобой только что произошло. Глаза Чуи встретились с Дазаевскими, ожидая, что он что-нибудь сделает. Ох, точно. Дазай кивнул и трижды провёл по колену Накахары. — А если ты захочешь полностью меня остановить? Голос Чуи звучал так странно после предшествующего молчания. В ином случае он, вероятно, сказал бы, что не собирается ни при каких обстоятельствах останавливать его, но даже если бы он и хотел, то не думал, что способен озвучить это. Поэтому он просто подчиняется ему, сжимая колено так сильно, как может. И снова тишина и безмятежность. Затем неспешное дыхание и он чувствует, как пальцы Чуи медленно сжимаются вокруг его шеи, сдавливая всё сильнее и сильнее, заставляя дыхание превратиться в хрип и опускаться ниже и ниже, пока оно не прекращается и вовсе, неспособное пройти между сомкнутыми руками Чуи. Невыносимо. Горло горело, лёгкие горели, всё тело, казалось, вот-вот сломается. Его руки вцепились в ткань под ним; туловище трясло в отчаянной нужде в воздухе, но оно не способно освободиться от хватки Чуи на шее и веса, удерживающего его. Возможно, это ощущалось, будто ты умираешь. Возбуждающе жжение, отвратительная беспомощность, нужда и необходимость двигаться, ощущать пространство и перестать чувствовать себя больше своего тела - и такое странное облегчение от невозможности сделать это. В ушах звенело: он чувствовал, как кровь стучит в голове, лишая сознания. Всё сейчас выходило за пределы рассудка. А затем воздух наполнил лёгкие. Было холодно и мерзко, но так приятно и желанно, ему действительно хотелось умереть, когда он кашлял. Снова и снова. Отчаянно хватаясь за воздух сейчас, когда он мог получить его. Он дышал так быстро, так долго, так часто.. Только вес Чуи на бёдрах удерживал его, заставляя смутно осознавать, что происходит. Со временем его дыхание стало спокойнее и легче, оно пришло в норму снова. Руки Чуи оказались на его шее вновь, ожидая разрешения сомкнуться сильнее. После одобрительного кивка голова Дазая закружилась опять. Это больно. Очень больно. Чертовски больно. Ему хотелось большего, гораздо большего. Он хотел больше не думать когда-либо снова. Хватка стала ещё крепче, пока Осаму не лишился возможности плакать; пока он не лишился возможности хватать ртом воздух; пока смятение в голове не переросло в спокойствие и тишину. Он хотел остановить это. Ему нужно остановить это, но ему также отчаянно хотелось продолжать. Он чувствует, как каждая частичка тела горит и причиняет боль, ощущается так чётко, впутывая в ловушку. Дазай чувствует, что он будто бы и не находится в своём теле; будто бы он больше не может ощущать его; будто бы он не понимает, какого это - иметь тело вообще. Когда он вздыхает - это ощущается, как удар током. Он полностью прочувствовал свои лёгкие: и то, как всё причиняло боль, и как было холодно, и как сильно онемели руки, цепляющиеся за ткань. Ему казалось, что его пальцы могли сломаться от того, насколько напряжены они были. Волосы прилипли ко лбу, и все стало слишком горячим теперь, когда он снова мог дышать. Дыхание успокоилось, приходя в норму, несмотря на хрипы и боль, возникающие каждый раз, когда воздух проходит через горло. Чуя, кажется, вообще не двигался, тяжело дыша, якобы он единственный здесь, кто не мог дышать незадолго до этого. — Ещё. Дазаю потребовалось время, чтобы осознать, что этот кривой и сдавленный голос принадлежит ему. — На сегодня достаточно, у тебя итак проблемы с дыханием. Руки Чуи неспешно ложатся на его волосы, пропуская их через пальцы, всё медленнее и медленнее, пока он регулирует собственное дыхание. Это успокаивало, как умиротворенность и нежность после всего, что произошло — Я принесу тебе воду? Ничего, если я оставлю тебя? Дазай пытался говорить, но не мог: его голос оставался хриплым и сдавленным от боли и слёз, которые не переставали литься, он даже не замечал их раньше. «Пожалуйста, не уходи сейчас», — хотел сказать он. «Вода может подождать, просто я хочу, чтобы ты побыл со мной ещё немного». Вероятно, он выглядел жалко. Плачущий и вспотевший. — Всё в порядке, я могу остаться. А когда ты придёшь в себя, мы сможем вместе пойти за водой на тумбочке. Хорошо? Это больше, чем просто хорошо. Это замечательно. Он слабо кивает, чувствуя, как его веки закрываются, и слёзы наконец-то останавливаются. Ему нужно просто встать, пройти с Чуей несколько метров и выпить воду. Он мог сделать это. И он сделает, когда почувствует, что готов. Потому что Чуя будет ждать столько, сколько потребуется, не позволяя сознанию ускользнуть, не нарушая покой в голове, нежно поглаживая по волосам и нашёптывая тихие слова, которые Дазай даже не в состоянии расслышать. Когда они встали, вода казалась такой сладкой и желанной, а отдых после ощущался ещё более заветным.