***
— Эй, красноглазая! Школьный кабинет заполнился смехом, а в Чару полетел скомканный слюнявый свёрток бумаги, а затем ещё и ещё. Она закрыла голову руками, прижавшись к парте. — Это что за беспредел, я вышла на десять минут! — возмущалась учительница, увидев этот «снегопад». — Сейчас же встали и собрали весь мусор! Что-то с силой ударило Чару по затылку. Не так больно для чего-то тяжёлого, но и не так мягко для пенала или пустой банки. Девочка развернулась и машинально положила руку на больное место. Пальцы прилипли к чему-то склизкому и сладкому. — Ну! Так и будешь молчать?! Бесишь. — прокричала ей в лицо одноклассница. Чара молча смотрела на неё и остальных ребят, что любили поглазеть на «зрелище» или в страхе не смели тревожить обидчиков. — Ну, что глаза выпучила? — одноклассница уже начала смеяться, как Чара резко толкнула обидчицу в грудь. Не ожидая каких-то действий со стороны, девочка не удержалась на ногах и плюхнулась на пол. Задиру тут же обступил народ, но Чара успела выбежать из кабинета, прихватив большие длинные ножницы. В зеркало глядели два алых, словно рубины, глаза. Каштановые волосы девочки были длинными, ниже лопаток. Взяв в руку локон, Чара сделала надрез. А затем ещё и ещë, пока не добралась до жвачки, и пока на месте причёски не осталось короткое каре. Девочка ещё долго стояла, рассматривая лицо и трогая новую длину. Маме бы не понравилось. Она любила волосы Чары: заплетать косы, делать хвостики, вплетать лютики. Чара с силой вонзила ножницы в стену, расколупывая трещину, отковыривая маленькие кусочки. — Чара, как это понимать? Это бунт такой? Но девочке было всё равно на негодование отца. Закрывшись в своей комнате, она взяла нож. В следующие пару часов большинство плюшевых игрушек были вспороты, разорваны. По всему полу валялся синтепух. Интересно, что будет со вспоротым человеком?***
Ей начали нравиться ножи. Такие разные: длинные, короткие, крупные, тонкие. Большое разнообразие цветов. А какое удовольствие было резать овощи и мясо только заточенным ножом. Плавно и мягко разрез отделял друг от друга две половинки. Каждый раз так зачаровывающе. Пока никого не было, она забирала ножи в комнату или на улицу поиграть. Раскручивала их на земле, пыталась метать в деревья и птиц, тестировала остриё на стебельках цветов и тонких гибких веточках. — Чара, я не расскажу твоему папе, но, пожалуйста, прекрати приходить ночью ко мне в комнату… — Я просто смотрю, — девочка ковыряла мясо в тарелке. — Это жутко, понимаешь? Чара делала аккуратные надрезы ножом на куске куриной грудки. Как же хочется попробовать на чëм-то другом. Но она не хотела расстраивать отца, поэтому просто смотрела на Камиллу, воображая стекающую кровь по еë рукам, груди.***
— Думаешь, можешь вот так вот безнаказанно толкать меня?! — одноклассница ударила Чару в грудь, от чего девочка согнулась пополам. — Ну! Скажи хоть слово или поплачь! Ты так раздражаешь, фрик. Обидчица крепко ухватилась за волосы на затылке Чары поднимая её голову. Но задира не получила желаемого: на неё смотрели глаза полные решимости. — Тц! — одноклассница отпустила руку. — Нехило ты подравняла кончики. Смотри как бы в следующий раз не нужно было ничего отрезать, — она злобно хмыкнула, оставив Чару в окружении чужих глаз. Что ещё можно отрезать? Пальцы? Она не достойна существовать. — Дети, перепишите с доски таблицу полезных и ядовитых цветов. Это нужно будет выучить к завтрашнему дню. Дурман, снежноягодник, ландыш, вороний глаз, лютик… Лютик? Ядовитый? Этот прекрасный жёлтый цветочек? Перед глазами мелькнула поляна, цветочные венки, золотые осколки. «Милая, только не пробуй их на вкус». У Чары возникла идея. На следующий день в один миг загудела вся столовая: дети что-то кричали, кто-то подходил поближе, кто-то, наоборот, пытался отойти как можно дальше. Та самая одноклассница, задира упала со стула, тело трепетало в судорогах, а голова горела от жара. Вместе с овощами в салате торчали маленькие жёлтые лепестки.***
Шлепок. Чара схватилась за, горящую от чужой руки, щëку. — Майк, ну не нужно так! — Да ты посмотри, что она сделала! Это уже переходит все рамки! На полу в комнате девочки лежал голубь вверх брюхом. Кишки вываливались в обе стороны, одно крыло отрезано, пальцы и нож запачканы красным. Папе всё равно, что она так старалась не вредить Камилле. Папа больше не достоин её милости. Больше никто не достоин. На щеках пудрой Чара нарисовала розовые кружочки. Если её щёки должны гореть, то пусть горят всегда, подобно глазам.***
Чара выжидала оставшихся обидчиков в туалете. Зашла только одна подруга той самой одноклассницы. — Что ты с ней сделала? — закричала пришедшая, её лицо покраснело, на глазах выступили слезы, брови сдвинулись вниз. — Она умерла от чего-то, отравилась. Это ты сделала, да? — она сжала руки на шее Чары. — Говори! Чара вытащила нож из-за спины и точным резким ударом проткнула противнице живот. Девочка охнула, замерев с раскрытым ртом от шока. Руки разжались и затряслись. Боли не было, лишь какое-то онемение, словно от удара. Чара так же резко вытащила нож, струйка крови прыснула из раны, а рубашка быстро пропитывалась красным. Ноги сами поволокли задиру назад, она облокотилась о стену, скатываясь вниз. Глаза закрылись. Девочка распласталась на полу. Теперь Чара может попробовать. Исследовать тушку голубя было интересно, но человек — это совсем иное. Задрав рубашку противницы, Чара вонзила нож обратно в рану, прерывистыми движениями, разрезая толстую плоть, двигала инструментом вниз. Кровь. Много крови. Всё красное, всё алое, всё течет рекой, заливая нож и руки, заливая нож и пальцы, капая на свитер и шорты, заливаясь прямо под ногти, откуда уже никогда не вымоется. Глаза блестели, язык старательно изучал губы, то подгибаясь, словно в трансе, то оказываясь в тюрьме зубов. Нож разрезал слои кожи, жировую клетчатку, кусочки белых стенок расходились под остриём ножа. На месте пупка встретился какой-то хрящ. Как бы Чара ни старалась, она не могла его распилить, нож скользил по мокрой коже, выскакивая из раны, задевая её натянутые уголки. Кишки уже ничего не держало, они словно всплывали в этом булькающем кровавом животном супе, потихоньку показываясь наверху разреза. Девочка ухватилась рукой за кишку, перебирая её в руке: мягкая, тёплая, мясистая. Чара потянула: орган податливо двинулся вслед за рукой. Она всё тянула и тянула. Какая длинная. Девочка проткнула ножом кишку: она лопнула с характерным звуком, из дырочки прыснула какая-то жидкость. Скучно. Просто кровь и длинные кишки? Чара поднялась с пола, ботинки хлюпали в красной жиже. Она посмотрела на руки: ужасно грязные, но так подходит к её глазам. — Господи, ты так напугать меня решила, красноглазая? Какая же ты уродка. Ещё один обидчик Чары. Мальчик скрестил руки. Увидев эту тихо подкравшуюся со спины девочку, он было дернулся от её жуткого облика: глаза блестят чем-то недобрым, руки в чём-то красном… краска? Свитер испачкан, в руке… погодите, это нож? Его руки дрогнули, но мальчик лишь повысил голос. — Проваливай, фрик! Дети вокруг шептались, со страхом и настороженностью смотрели на происходящее в туалете. Никто не понимал, что происходит. Чара улыбнулась. Но это выглядело… совсем не правильно и даже жутко. Девочка грубо дернула рукой, намереваясь пронзить ножом горло обидчика, но он успел увернуться. — Ты что творишь, сумасшедшая?! Дети мгновенно засуетились: кто-то выкрикивал черт знает что, кто-то просил прекратить, кто-то громко топал, убегая и хлопая дверью. Мальчик очень старался показать, что ему совсем не страшно: хмурил брови, смотрел прямо в глаза, сжимал кулаки. Но тело выдавало его дрожащую душу: тряска рук, тремор ног, с каждым шагом пытался отойти подальше от Чары, пока не уткнулся в стену. — Я ненавижу вас всех. Она была тихоней в классе, неразговорчивой, старалась не привлекать лишнего внимания для новых насмешек. Да и просто не с кем было поговорить. — Ненавижу всех людей! Она приставила остриё к горлу, протыкая кожу кончиком ножа. Мальчик дернулся, и, выставив руки вперёд, схватился за руку Чары, что уже замахнулась ножом в его сторону. — Успокойся, дура! — Дай мне пустить кровь. Девочка вырвала руку из крепкой защитной хватки обидчика. Больше Чара не целилась в шею, откуда по её предположению (и желанию), должен был хлынуть фонтан. Она замахнулась вновь, оставляя порез на руке мальчика. Хоть и не глубокий, но кровь моментально запузырилась на уголках, тоненькими струйками потекла вниз. Обидчик вскрикнул, схватившись за рану, но тут же отдернул руку, морщась и с ужасом смотря на кровь на пальцах. Чара не медлила, теперь боль вспыхнула на щеке: мясистая мягкая кожа легко расходилась под лезвием. — Х-хватит. Кажется, он начал плакать. Дверь резко распахнулась, вбежала учительница. — Что здесь происходит?! Чара кинула нож на пол, раздался противный лязг, пока он наконец полностью не лег на кафель, а сама девочка пустилась бежать. Успев юркнуть между женщиной и дверным проёмом, Чара бросилась к выходу из школы. Она понимала, что её схватят. Она понимала, что её разоблачат и накажут. Может даже посадят в тюрьму, она не хотела в тюрьму. Мысли метались одни за другими. Если сначала она слышала крики за спиной, то когда ступила на лесную тропинку всё пространство погрузилось в тишину, перебивая её гулким стуком сердцем и звоном в ушах. Притормозив, Чара с жадностью втягивала воздух, лёгкие никак не могли насытиться. Вокруг никого, только бурундуки, шебуршащие в высокой траве. Прощай, школа. Прощай, дом. Прощай, папа… и мама. Теперь её здесь ничего не держало, ничего не радовало. Чара сделала шаг в бездну. И полетела вниз в Подземелье.