Мне что-то втирает мой ангел, но не на моём языке.

      Ария была одинокой женщиной. Не то чтобы одиночкой, просто мало кто согласился бы находиться рядом с ней в качестве романтического партнера: Ария бы запросто, не заметив толком, задавила любого желающего своей тьмой и авторитетом. Она не нуждалась в утешении, любовь — удел молодежи, юношей и молодых девушек.       Обводя взглядом мрачный, темный кабинет со своего кресла, женщина откидывается на спинку и тяжело прикрывает веки. Ария была тяжелой сама по себе: мощная, высокая фигура, густые темные волосы с проседью, закрашивать которую мечница мрака отказывалась наотрез и ругалась по этому поводу с Улитой. Ей окончательно стала чужда красота после отказа от света. В вещах женщина ценила практичность, в себе — силу, не более, и уподобляться молодящимся женщинам за сорок, так слепо гоняющимся за «вечной» молодостью, казалось до безумия смешным.       И заглядываться на всякий молодняк, у которого еще святое молоко на губах не обсохло, было еще смешнее. Не такие мысли должны посещать ее во время работы.       Почему-то Ария вспомнила недавнюю ситуацию во время обучения фехтованию Дария, светлого стража, присланного присматривать за её подопечной Марфой. Дарий оказался настолько необучаем, что женщина бросила эту затею с ехидной шуткой о том, что он и котом размахивать может в качестве оружия… На что светлый страж обиделся, но вместо остроты бросил: «А вдруг так получится, что и в вам понадобится защита? Мне Депрессняком вас спасать?»       До чего наивный малый! Вызвал только смех, ничуть не задев самолюбие Арии. Так искренне она не смеялась давно: молокосос переживает о её защите, что может быть абсурднее? Но это было смешно, пока она не взглянула на Дария. Он был по-настоящему серьезен в своих целях и намерениях, и в тот момент поднял руку с деревянным мечом.       А ведь мальчишка ниже нее примерно на полголовы.       Изучая узор на ковре издалека, насколько позволяло освещение в кабинете, мечница мрака тяжело вздыхает и злится черт пойми, почему. Всё у неё тяжело: и она сама, и её характер, и её отношения с окружающими. Некоторым вещам просто нельзя случаться, и она не может себе позволить дальше пропускать эти звоночки в поведении светлого.       Хотя она предпочла бы ничего не делать.

***

      Ария собиралась пойти по делам, но в коридоре к ней подошел Мамай. Решая какой-то вопрос с водителем, женщина почувствовала себя уставшей, и ей стало скучно. Веки сами собой потяжелели от необходимости с кем-то разговаривать. Но она заметила светлое пятно боковым зрением, и стало интересно на мгновение: куда небесный мальчишка направляется?       — Я поняла тебя, — спешно кивает Ария, стремясь закончить и так задержавший её диалог. — Можешь идти.       Когда Мамай отходит, женщина уже напрямую смотрит Дарию в лицо. Парень терпеливо ждал у колонны, когда мечница мрака освободится, и был похож на пролитое в грязь молоко: чистым, белым разводом размазался в мрачных стенах резиденции. Он бесстрашно шагает вперёд, и Ария кладет ладонь на талию, касаясь пальцами кожаного ремня и чуть выгибая бровь. Поза расслабленная, но будто шепчущая: «Ну давай, подойди, и я разверну тебя своими руками, чтобы ты мог уйти живым».       — Что хотел? — спрашивает женщина нейтральным тоном, проскальзывая взглядом по небрежно уложенным, светлым волосам юноши.       Дарий молчит секунды три, но за это ничтожное время Ария замечает печаль в его красивых глазах. Эмоции — не её сильная сторона. Не спрашивает, хотя мышцы на лице дергаются. Честно говоря, эта встреча заставляет чувствовать себя неуютно, и мечница мрака уже поглядывает в дальнюю часть коридора в желании уйти.       — Мы можем возобновить тренировки? — спрашивает он с надеждой и быстро, чтобы не передумать. — Ну, уроки по фехтованию.       — А что толку? — усмехается Ария. — Из тебя фехтовальщик так себе, как и из меня фея.       Это лишь дополнительный повод видеться, почти всегда — побыть наедине. Вернее, не дополнительный, а единственный. У Марфы всегда есть причина встретиться с наставницей, а Дарий максимум, что может, так это навязаться с ней, чтобы побыть в одном помещении с мечницей.       Эта женщина, её властность и хладнокровность восхищали его. Восхищали и напоминали каждый раз о непреодолимой стене между ними, с каждым днем будто становившейся все выше и шире.       Дарий как школьник, ищущий повода увидеться или столкнуться с учительницей в коридоре. Максимально неловкий, но упрямый.       — Я постараюсь, — возражает парень, неловко касаясь карманов на джинсах. Не знает, куда деть руки. — Слишком быстро вы отказались от безнадежного ученика, разве нет? Что за наставник так поступает?       Ария перестает ухмыляться. Она смотрит на стража света будто с жалостью, прикрытой равнодушием, и ему становится дискомфортно от этого выражения лица. Хочется вернуть на эти грубоватые черты усмешку, а лучше ярость, как что-то яркое, живое, несмотря на последующую опасность. Расслабленное лицо мечницы выглядит настораживающе, и Дарий поджимает губы от досады. Это выражение значит: «Хоть расплачься. Нет».       — Что толку? — с нажимом задает Ария тот же самый вопрос.       Дарий тушуется. Если он ответит, что навык владения оружием никому еще не вредил, то будет выглядеть дураком: очевидно женщина спрашивает не об этом. Он сжимает кулаки, но смотрит без тени раздражения или злобы, он смотрит на нее с голубым теплом своих глаз. И это Арию уже раздражает.       — Я смогу чаще видеть вас, — расслабив руки, честно отвечает страж, и ему горько от того, что приходится признать это вслух вот таким вот образом.       Ему нравилось правило умалчивания очевидных вещей, которое действовало ранее.       Мечнице кажется, что коридор делится теперь на две части. За спиной стража светлая его часть, с солнечными лучами, пронзающими окна, и даже несколько темных пятен на его крыльях не очернят этот свет надежды на счастливый конец в любой истории. Невинность, доброта и свет. За спиной Арии же тьма, беспроглядная и безнадежная, и за крепкими плечами не видно ничего, что могло бы охарактеризовать её душу в ином направлении. Мрак, густой и темный, не оставивший места ничему другому.       Усмешка выходит горькой, и женщина вспоминает о виски, пару сотен лет стоящем в ее шкафчике в кабинете. Послать бы свои дела в Тартар и просто опустошить её.       — Ария?..       — Забудь, — обрывает та, хмурясь. — И об уроках, и об этом разговоре. Ясно, светлячок?       Она не проявляла интереса. Она держала его, и сама держалась, только бы подальше. Это до безумия смешно — вспоминать о каком-то мальчишке и его глупой яркой улыбке в самые неподходящие моменты. Она не может позволить себе ни усомниться, ни проявить слабость даже на мгновение, иначе всё будет дважды кончено для её почерневшего от мрака сердца. Первый раз сейчас, при встрече один на один, второй — если состоится вторая.       — Тот факт, что вы игнорируете мое существование, ничего не изменит, — со спокойной печалью произносит Дарий, словно смирившийся с обреченностью. Он должен был соврать. Но не смог. — Как и моих чувств… ничего не изменит.       Ария заглядывается на его глаза. До тошноты честные, светлые, но она все равно не верит ни единому слову. Будь её душа на месте и не такой искалеченной, она наверняка бы отдалась болью на действия хозяйки и заметалась в этих противоречивых эмоциях. Но тягу к парню оправдать было нечем, а значит оставалось только одно. Пресечь.       Ария могла подарить лишь отчаяние, в то время как юноша был готов каждый раз дарить ей всё хорошее, что имел. Но размениваться подарками в их случае будет глупо: что это за обмен, когда одному конфеты, другому — уголь?       — Игнорируй я тебя, не стала бы тратить сейчас время. Светлый, я не запрещаю вам, молодежи, сходить с ума друг от друга или как-то еще развлекаться в этих бушующих гормонах. Юность, я все понимаю, и хочется и можется. Говори и делай, что хочешь… — фыркает она и, шагнув ближе, наклоняется.       Дарий упрям. Он стоит на месте, встречаясь с женщиной глазами и в который раз не находя в них отклика. Лишь ярость. От нее пахнет чем-то терпким, горьким, и вопреки всему у юноши возникает порыв сделать микрошаг вперед, чтобы почти столкнуться с агрессивно дышащей мечницей. Вопреки ее гневу подойти так близко, чтобы дышать ее воздухом. И Дарий напрягает ногу, уже делает шажок, уповая на то, что его упрямство может помочь, что она поймет его намерения и просто позволит ему воплотить их в жизнь.       Но парень замирает, стоит ему ощутить горячее, раздраженное дыхание у самого уха. Ария почти рычит:       — …но меня в это не втягивай. Мне наплевать на твою жалость, светлый.       Её тоже устраивало правило умалчивания. Не приходилось в открытую отшивать и топтать чувства мальчишки. Не то чтобы ей было тяжело это сделать, просто… хотелось обойтись без лишних драм.       — На эти дела у тебя Марфа есть, свет-ля-чок. Вот и развлекайся с кем-то, кто подходит тебе по возрасту.       Выпрямившись, мечница уходит, стуча каблуком тяжелых ботинок по полу. По мере того, как женщина уходит все дальше, страж света чувствует себя все более потерянным. Возможно, соври он, и все прошло бы не так плохо. Звук шагов глухо слышен на лестнице, а вскоре стихает насовсем. А Дарий все еще стоит, жалея, что он не девчонка, что не может пойти на поводу у эмоций и разреветься, как отвергнутая барышня.       Он уходит на потяжелевших ногах в свою комнату. И правда, стоило бы соврать.       Арии хватило ума это сделать. Нагло и бесчувственно соврать.