Стефан никогда не смотрел на звезды...

Стефан никогда не смотрел на звезды. С высоты на которой находился Соларум открывались необъятные небесные просторы, звезды были так близко, что кажется, протяни руку и они любезно окажутся в ней. Но Стефан не смотрел на них. Он упорно не поднимал глаз, когда выходил на улицу, зашторивал окна в комнате, не пропуская ни кусочка их света. После того, как он попал в Соларум, когда Вселенная перестала помещаться в рамки его мирского восприятия он перестал смотреть на звезды. Слишком безразличными они были, а хотели от него слишком многого. Он больше не мог смотреть на них, поднимать взгляд и понимать, что им плевать на него и на всех, кто его окружает. Теперь, когда Вселенная уже не помещалась в рамки, а звезды вместо того, чтобы стать ближе, отдалялись от него на сверхскоростях Стефан перестал смотреть на них, а они, кажется отвечали ему взаимностью, пока однажды их свет не дотянулся до него. Максимус появился так стремительно и вспыхнул так ярко, что его света хватило бы на освещение нескольких городов. Стефан уже не мог отвернуться, его взгляд возвращался к нему и его свету сколько бы он не старался его отвести и он смотрел. Смотрел, как Макс сияет и не замечал, что это сияние сжигает его до тла, а потом было уже поздно. Все рухнуло слишком быстро. Мир ломался, трещал, Вселенная и без того необъятная неустанно расширялась, круша с трудом возведенные рамки. Стоя на пороге очередного конца света, отсчитывая последние часы, Стефан сгорал в ярчайшем сиянии, а часы неумолимо приближались к 6. Когда Грей был пойман, а трещащий по швам мир был неловко, в торопях сшит белыми нитками, лишь бы удержать его ещё немного, Вселенная снова взялась за ножницы и хилый, грубый шов разошелся, а свет проник внутрь, заполнил собой все, Стефан сдался. Он невидящим взором смотрел в пустоту, пока слушал как Дан уходил. Слушал, как тот, кого он считал другом, тот, кто смог пробиться через бесконечную метель в его душе и занять там удобное место, уходил, прихватив с собой и кусок его души, которая теперь кровоточила. Дан, который всегда был опорой, который смеялся, когда над ними нависал очередной пиздец, тот, который шутил даже после того, как его, полуживого, вытащили из лап Шакары. Дан, тот самый Дан, который сиял так ярко и сломался первым, в одиночестве и страхе. И Стефан ничего не сделал, он даже ничего не понял и лишь смотрел, как тот сгорает в собственном сиянии, не попытался понять и теперь стоя на самом краю он не понимал, где он ошибся, когда люди успели так глубоко забраться в его душу и пустить там корни. Голова шла кругом, хотелось курить или разбить что-нибудь. Ему хотелось раствориться. Распасться на атомы, разлетаться по огромной Вселенной и перестать чувствовать. Его мир, без того маленький и хрупкий утекал сквозь пальцы, а он ничего не мог сделать. Вокруг осталась только темнота, а он так устал с ней бороться, без шанса хоть раз победить. Стефан хотел в ней раствориться, забыть кто он есть, перестать чувствовать себя беспомощным, стать просто никем. Когда шов на мире снова разошелся и он хотел отступиться, бросить все и сдаться, шагнуть в приветливую бездну, он снова увидел свет. Тот горел так ярко, что тьма отступала, пряталась по углам, а он сам сгорал в нем весь без остатка. Максимус ловил его на краю, не позволял оступиться и сиял так же ярко, как и всегда. Макс вел его за собой и сжигал, чтобы слепить из пепла вновь. И Стефан шел. Поднимался, брался за нитки, латал прорехи в мире, пока Макс подсвечивал ему путь. Стефан давно перестал смотреть на звезды, закрывал шторы в комнате не пропуская их свет, но Макс был его личной звездой - путеводной и в его свете, он готов был сгореть.