мое сердце выбери.

— Да нахуй ты мне не нужна, блять, шмара, – Юля злится, злится на Вику, на саму себя, размахивает рукой у чужого лица, тыкая пальцем. — Забыть меня не можешь, ты дура, – Алёхина кричит так, что девочки пытающиеся замять конфликт замолкают. Тишина давит, в ушах звенит, и Чигринец хватается за отросшие волосы, с силой тянет на себя, отталкивает попадающую под руку Катю, сразу же ударяя Алёхину по лицу. Сама себя осечь пытается, но в голове лишь мысль о том, что Вика слишком много себе позволяет. Всегда позволяла. Алёхина вскрикивает, больно вцепляясь ногтями в чужие руки и роняет на пол, наваливаясь сверху. Не церемонится, бьет наотмашь, улыбается когда чужая кровь отпечатывается на костяшках и наносит второй удар. Страшно становится, когда на периферии появляется навязчивая мысль, намекающая, что теперь, кажется, все правда кончено. Мазур тянет Юлю на себя, Кошутина на пару с Большаковой оттягивают Вику, которой почему-то хочется плакать. Когда недовольная Лера закрывает за незваными гостями дверь, Алёхина присаживается на холодную ступеньку подъезда, роняя слёзы одну за одной. Катя хлопает по плечу и вздыхает, спускаясь в машину, решив дать подруге время прийти в себя. Только Вика в себя прийти не может. Ноги кажутся ватными и девушка наконец чувствует как саднят руки, в странном бреду прижимается к костяшкам губами, всхлипывает, слезами давится и пальцы в волосы запускает, сама себе доказывает, что все еще слышит чужой запах на своей одежде. Даже год спустя Юля теряется, когда на трансляции Катя сообщает, что не одна. — Я понимаю о ком речь, – Чигринец улыбается смущенно, увидеть Вику правда хочется, но стыдно ужасно и от волнения губы слегка подрагивают. Юля себя винила, каждую минуту после ухода бывших одноклассниц из своей квартиры. Она уверяет себя, что не видела, как глаза Алёхиной стекленели, после каждой сказанной фразы. Но в действительности она в пугающих мелочах помнит, как боксёрша рукавом, незаметно для всех, утирала слёзы, как дольше нужного держала ее запястья, как до последнего пыталась поговорить, не отвечая на чужие удары, даже не пытаясь прикрывать лицо. Юля скучала так сильно, что под ребрами от одной только мысли неприятно щемит, а ненависть к себе ухает куда-то в низ живота, скручивая внутренности тугим узлом. Вика влезает в кадр, в самый неожиданный момент, тянет вверх уголки губ, здоровается с чатом и наконец встречается с изучающим взглядом Чигринец. Качество трансляции едва ли можно назвать хорошим, но Юля сквозь пиксели на экране улавливает неприязнь в чужом взгляде. Сказать что-то не решается, за пределами камеры мнет футболку в руках, пытаясь подыскать слова. — Малышка моя, привет, – Алёхина в своей манере тянет слова, комментарии под трансляцией взрываются и кажется, что лишь сама Юля замечает металлические нотки в голосе. — Привет, – улыбку из себя давит наконец, но от нарастающего напряжения спрятаться хочет. Вика смеется, утыкается носом в плечо Кати, спрашиваетспрашиваетспрашивает Юлю обо всем подряд, отыгрывает увлеченность с таким талантом, что бандитка почти ведется. Вестись, если честно, хочется, но по окончанию трансляции запрос на подписку остаётся не принятым, и Чигринец клянется себе, что глаза слезами режет лишь потому, что слишком долго разглядывала на экране скан долгожданного билета в Амстердам. Юля дальше Украины раньше не уезжала. Сам факт того, что даже год спустя, ради одного разговора с Викой она готова полететь в неизвестность, пугает до дрожи в коленях. Она думает слишком много. Думает о том, что весь предыдущий год могла набрать Кате, та бы с удовольствием помогла организовать встречу. Могла прийти к дому Вики, стучать с остервенением по двери, пока ей не откроют, или пока не отобьет руки в кровь. Могла караулить возле подъезда, написать одну вшивую смску с чужого номера и использовать еще миллион и один способ пойти на контакт. Она знала, что ей не стоит снова возвращаться к порогу Вики, даже просто посмотреть последний раз на то, что потеряла. И все, что ей осталось, это весь год цеплять Вику на трансляциях, продолжая отдалять себя от столь желанного примирения, лайкать видео по хэштегу «юлехины» и плакать Жене по вечерам, рассматривая совместные фото. Вика раньше плакала тоже. Ей тогда униженной выжить лишь бы, спасти себя и стать тише. И когда рана только-только затянулась Чигринец объявляется снова. Алёхина обещала себе больше не вскрывать ту боль, она давала клятву всем не смотреть на нее, но Юля решила довести ее до слез год спустя. Алёхина первые полгода в четырех стенах пряталась, сама с собой разговаривала, плакала, извинялась непонятно за что. Хотя знала, что она не услышит, ведь Вика перестала сорванной плакать в трубку, ее голос как и темперамент стал гораздо тише, она просто не привыкла видеть себя такой глупой. Она спать не может, ворочается и боится завтрашнего дня. Она не знает как вести себя с Юлей, не знает что говорить, а если смотреть правде в глаза, то говорить с ней не хочет вовсе. Утром Катя копошится, настраивает трансляцию, покупает шампанское, с подписчиками общается дружелюбно, на все вопросы отвечает и не скрывает, скучала по Юле ужасно. Вика сидит в углу, в роли декора, нервно листая ленту вк. Она напряжена и кроме банального приветствия за целый час ничего чату не ответила. Она знает, что с минуты на минуту Чигринец будет здесь. Когда она слышит торопливые шаги за дверью, она подсаживается ближе к камере, не желая быть первой, кто увидит блондинку. Катя взволнованно открывает дверь, перехватывает чужой чемодан и утягивает в долгие объятия. Вика теряется, смотрит на Юлю лишь через монитор, давит в себе болезненную шутку о том, что чемоданы больше никогда одинаковыми не будут и хмурится, понимая, что камера включена и ей нужно поздороваться. Ноги совсем не слушаются, она обнимает, секундно оглаживая чужую шею и даже глаз не поднимает. Боится. Чигринец теряется, едва успев слегка похлопать Алёхину по спине, как касание исчезает. Трансляция топорная, все взаимодействия происходят в основном через Катю, что безусловно сказывается на общем настрое, а потому камера быстро отключается и Вика выдыхает, зная, что сейчас можно будет не играть. — Разберитесь, я прогуляюсь, – Катя хватает кофту, лежащую на столе и прежде, чем девочки успевают опомниться, закрывает за собой дверь. Юля мнется, подсаживается ближе, разворачивая Вику к себе, осторожно касается чужого колена и чувствует как подушечки пальцев жжет. — Посмотри на меня, – надавливает немного, наровясь оставить синяк на угловатой коленке. — Опять бить будешь? – Вика усмехается, в глаза заглядывает с вызовом, но комок к горлу подкатывает и она шумно сглатывает. Вику бить не хочется, хочется только целовать, обнимать хрупкие плечи и извиняться бесконечно, путаясь в темных волосах. Но Юля снова молчит, снова не находит нужных слов, лишь смотрит загнанно и выть хочется. Мир вокруг остановился словно и Чигринец просто разучилась жить под этим адским натиском. В глаза-пуговки смотрит и тонет, кажется. — Чигринец, прекращай, – она почти встает, но чужая рука вновь пригвоздила к стулу. — Мне жаль, правда, – голову запрокидывает, не дает предательским слезами по щекам скатиться, носом хлюпает и чувствует чужой взгляд изучающий. Вике смешно до коликов. Все то время она была морально сломленной, ведь Юля была её первым предательством. Она доверяла и порушила все стены, как оказалось для того, чтоб Юля била в больные места и прекратила весь их путь от «ненавижу» к «люблю». Юля к себе ближе жмёт, носом мокрым в шею тычется и отодвинуться не дает. — Не обнимай меня, больше не надо возвращаться. Все, что было в прошлом и с этим надо покончить, – Вика почти шипит, но кольцо чужих рук не разрывает, наоборот, невесомо, едва заметно, ближе придвигается, но себе упрямо доказывает, это случайность. — Алёш, – Чигринец вздыхает, смотри умоляюще, головой не думает, тянется, целует в уголок губ, глазами хлопает быстро-быстро, слёзы смахивает и надышаться с ней рядом не может. — Ты просто вспомни, как много я дала тебе шансов, а теперь все иначе, можешь не сомневаться, мне теперь реально всё равно, – Алёхина врет нагло, но еще одного унижения не вынесет, просто не переживет. — Последний, Вик, – она думает, всхлипывает так громко, что Юля кажется теряет слух. Вика знает, что врет себе, что ей без Чигринец легко. Все было так сложно, её жизнь была буквально одним самоубийством длиной в год. Когда они перестали общаться, она была подавлена серьезно, хотела убить себя, если они перестанут быть. Алёхина целует, слезами горячими обжигая чужие щёки, удивленный вздох своими губами ловит и целуетцелуетцелует, одуматься себе не даёт, потому что скучала невероятно. Юля аккуратно стирает чужие слёзы, боясь эту хрупкую идиллию разрушить, боясь, что Вика передумает, но та лишь чужую ладонь перехватывает, к губам подносит и чмокает мимолетно, смеясь. И за весь год Юля впервые чувствует себя счастливой, в момент, когда Алёхина засыпает на её плече и сама умиротворенно глаза прикрывает. Кажется, сегодня Катя в квартиру не попадет. Вика обещала себе больше не возвращаться, не окунаться в эту боль. Она всем обещала больше не вспоминать про нее. Но простая правда - Вика пиздаболка, ведь так легко даёт Юле шанс целый год спустя.