Тлеющая Эра

      Габриэль открывает дверь ключом Аято и, отойдя в сторону, придерживает дверь, говоря:       — Проходите, Госпожа Камисато.       Яэ колеблется мгновение, но порог переступает. В прихожей снимает пальто и обувь, возвращая вещи на места. И если внешнее волнение и дискомфорт сложно заметить невооружённым глазом, то внутри её практически трясёт. «Расслабилась я, думала, что никто к нам не сунется, да», — мелькает в её голове.       Внезапно солдаты, переговаривающихся до этого, замолкают. Спустя мгновение в окружении нескольких офицеров Фатуи из-за угла появляется Аято. На нем окровавленное пальто, солнцезащитные очки и взгляд человека, смирившегося с тем, что скоро может случиться. Его аура знакома Мико своей тяжестью, взваленным на плечи целым миром и ещё немногим.       «Когда-то давно первый Архонт Инадзумы выглядела так же, — думает она. — Но Макото не справилась, как не справилась позже и Эи». Она скажет об этом когда-нибудь, но точно не сейчас.       — Поговорим, Камисато Аято? — спрашивает она, ощущая себя заложником этой странной ситуации. «Заложница в собственном доме... Кто бы подумать, Гудзи Яэ, что ты будешь трястись как лист на осеннем ветру?»       — Поговорим, Камисато Яэ, — отвечает ей мужчина, перед которым расступились Фатуи и частью которых он стал. «Что он чувствует? Это для него игра в стиле старой аристократии? Или..?» ===       Камисато с легким волнением смотрит на Яэ, благо солнечные очки скрывают его глаза. Теперь, когда он стал Предвестником, эмоции вновь являются ненужным элементом личности. Он вынужден снова прятаться за маской, и, даже сейчас, видя в своем доме солдат Фатуи, он чрезвычайно осторожен. Его взгляд прикован к лицу жены, в то время как руки слегка сжимаются от дрожи в теле.       — Оставьте нас, — послышался равнодушный и холодный голос Камисато. Восьмой Предвестник поднял взгляд, впившись в заинтересованные глаза Габриэля нечитаемым взглядом. — Покиньте мой дом, сейчас же! — слегка повысив голос, Восьмой ударил кулаком по столу в конце.       Это оказало именно тот эффект, какого он и хотел: солдаты замешкались, некоторые даже задрожали. Хотя их лица сквозь маски нельзя было распознать, однако он чувствовал и видел, насколько сильно дрожали их руки и ноги. И даже его секретарь, казалось, не раскусил обмана: Габриэль слегка попятился назад, сделав пару шагов, после чего быстрыми и отрывистыми движениями снял шляпу с головы, отвесив небольшой поклон.       — Сие непременно, Господин Шинигами! — подняв взгляд после поклона, блондин поспешил развернуться к солдатам. — Господин приказал нам удалиться из его дома, немедленно! — секретарь тоже носил маски, это Аято понял. И даже его испуг являлся фантомным. Сейчас же, нацепив маску холодного управляющего, Чернышевский демонстрировал солдатам, что их место в иерархии в самом низу. Вновь обернувшись к Шинигами, секретарь мило улыбнулся. — Прошу простить нас, Господин Шинигами, — еще раз отсалютовав рукой, Чернышевский перевел взгляд на Яэ. — Всего вам хорошего, Госпожа Камисато! — подмигнув женщине, секретарь тут же скрылся за дверью, а после и вышел на улицу, оставив Восьмого и его жену в доме одних.       — Теперь, — казалось, взгляд Аято смягчился: мужчина снял пальто и повесил на вешалку. И, хотя одежда все еще была запачкана кровью, он более не источал той угрозы, как в тот момент, когда вошел в помещение. — Мы ведь можем поговорить, Яэ? — сняв с глаз очки и подняв их ко лбу, Камисато вновь смотрел на жену с теплой улыбкой на губах и легким огоньком в глазах. — Нам ведь нужно многое обсудить, верно? — пропустив еще одну слабую улыбку, Аято уселся в кресло напротив Яэ. ===       — Мы всегда можем говорить, подлец из Ясиро, — Мико вздыхает, начиная отходить от шока. — И для этого не обязательно разыгрывать такое «представление». Тем более, после моего предложения поговорить.       Она вспоминает про шапку и шарф, которые все ещё не сняла. Через пару секунд оба предмета гардероба висят на крючках рядом с двумя пальто.       — Идём на кухню, мне после этой встряски нужен чай и немного шоколада, — Глаз Бога на её поясе постепенно тускнет, возвращаясь к нормальному равномерному блеску.       Аято, что с улыбкой наблюдал за ней, молча идёт в сторону кухни. Яэ вздыхает перед тем, как пойти следом за ним. ===       После их прихода на кухню, когда чай заварен и разлит по пиалам, а плитка шоколада лежит на столе, Мико всматривается в лицо Аято. Несмотря на то, что изможден, пусть и выглядит чуть лучше, чем минут тридцать назад, он решает приготовить ужин. К радости Яэ, его взгляд более живой.       Аято молчит, давая женщине право начать диалог первой. И она спрашивает:       — Почему?       Аято морщиться, но старается говорить честно:       — У них есть ресурсы для того, чтобы убить Райдэн, — честно, прямо, болезненно попадая своими словами Мико под дых. Её муж собирается убить её лучшую подругу... Будь она младше, уже давила бы слезы в уголках своих глаз. — Извини, но я обязан отомстить Сёгун за смерть почти всей своей семьи, — и он начинает чистить луковицу. В его руках всего за несколько секунд с лука исчезает вся шелуха.       «"Извини"? — с болью думает она. — Как можно отделаться простым "извини" сейчас?», — но в слух Яэ этого не говорит. Вместо этого она смеётся, подавляя истерику в глубине горла.       Спустя минуту смех стихает.       — Я тебя понимаю, Аято, — она вздыхает слишком грустно, ведь и вправду понимает его. — Тем не менее, я понимаю и Райдэн, — почему-то из её рта опять выходит звук смеха, хотя ей не хочется смеяться.       — Яэ... — Аято почти шепчет, не поднимая взгляд от стола, на котором появляются ингридиенты. Она не даёт его тону очаровать её. В данном случае она не может настоять на своей точке зрения, но её нужно хотя бы объяснить мужу.       — Я не говорю, что ты не прав. И тем более, я не говорю, что ты не имеешь права свершить месть. Но... — неравномерно разломаная плитка шоколада оказывается атакована Мико. — Пойми, жизнь Райдэн — далеко не сахар. Ни до катастрофы в Каэнри'ах, ни после, ни сейчас. А скверна под Инадзумой делает разумы всех живых нестабильными. Чем сильнее душа, тем меньше шансов появления безумия, но если в такой душе прорастает хотя бы росток... У нее есть сын, к слову. Как думаешь, что с ним случилось?       — Он умер? — Аято делает логичный вывод, выкладывая мясо на сковороду.       — Нет, — она качает головой, продолжая ломать шоколад. — Райдэн осознавала, что из-за проявлений безумия не сможет стать хорошей матерью, поэтому перевезла его в павильнон "Сяккэи" в самом начале жизни. Позже он выбрался оттуда и встретился с людьми, которые показали ему немного мира, дали координаты в этой жизни. Затем случилась череда случайностей и он оказался в Фатуи. Ты наверняка знаешь его имя.       — Скарамучча? — мясо готово, макароны пока что нет.       Мико иногда удивляется, как работают мозги Аято. Из столь небольшого количества информации сложить более-менее цельную картину не столь легко и немолодым ёкаям, не то что людям. Именно поэтому она была не против их брака в каждом из возможных вариантов.       — Верно, — она решает всё-таки съесть хотя бы кусочек шоколада. Неудивительно, но вкус был практически идеален. — Не уверена, что тебе нужна информация про Скарамуччу, но пусть будет. Райдэн не избавить от пятистолетнего безумия, да, но на нее можно смотреть не только как на ужасного человека и правителя.       — Я... — Аято на мгновение замирает, его лицо выражает трудность в подборе слов. — Я понял, Яэ.       Отвернувшись в сторону, Камисато зажмурился, но лишь на пару секунд. Уже спустя столь малое количество времени, Восьмой слил воду от макарон, ставя кастрюлю обратно на плиту. Очки все еще были сдвинуты на лоб, однако, Яэ отчего-то почувствовала холод Предвестника Фатуи.       — Прости, Яэ, — Аято двинулся вперёд. Поравнявшись с женой, Камисато краем глаза взглянул в ее лицо, не решаясь смотреть прямо, чтобы она не увидела его непринятия такой точки зрения. — От того, что я понимаю ее деяния, я не смогу отказаться от своей цели, — засунув руки в карманы, Аято медленно приближался к выходу из кухни. — Я никогда не смогу простить ее за смерть своей семьи, — уже стоя в проходе, Камисато обернулся в сторону жены, слегка улыбаясь. — Приятного аппетита, Яэ, — слегка улыбнувшись, Камисато немного развел руками на недоуменый взгляд жены. — Ужин уже готов, — кивнув головой в сторону сваренных макарон с дымящимся вкусным мясом. — Ты все-таки не всегда внимательна, — после он скрылся в коридоре, оставив кицунэ размышлять в одиночестве.       Выйдя из комнаты, Камисато направился в сторону своего кабинета. Проходя по коридору, Аято усмехнулся, немного двинув плечом. Шаги стали чуть медленнее и короче, но это не помешало Аято дойти до кабинета уже спустя пол минуты.       — Как я и ожидал, — отрешенно улыбаясь, Камисато провернул ручку двери, входя в помещение. — Вы все это время были здесь, верно, Чернышевский? — улыбка Аято не могла скрыть его небольшого азарта в глазах. ===       Кабинет все также приветствовал хозяина недорогим убранством, точно подчеркивая натуру владельца. Все такая же недорогая мебель, все тот же широкий стол с бумагами на нем. И все такое же удобное мягкое кресло, которое было занято отнюдь не его владельцем. Прямо на нем сидел Чернышевский, с лукавой улыбкой взирая на своего босса. Секретарь, казалось, совсем не беспокоится о таком вторжении, а даже напротив, улыбался шире.       — Браво, Господин Камисато! — буквально подскакивая с кресла, Чернышевский делает вычурно-театральный глубокий поклон, после чего, улыбнувшись еще шире, вновь усаживается в кресло. — Надо полагать, вы ожидали этого, верно? — красные глаза блондина с интересом изучали Предвестника. Шинигами, казалось, совсем не злился. Его губы окрасились легкой улыбкой, после чего он со спокойный лицом уселся напротив Габриэля.       Аято опять слегка улыбнулся, сдвигая очки со лба обратно на глаза. Зрение вновь приятно приняло затемнение пространства вокруг.       — Это было довольно ожидаемо, Господин секретарь, — улыбнувшись, Камисато слегка склонил голову. Он сразу просчитал, что это будет битва. Битва двух интриганов. Битва двух манипуляторов. Он изначально видел, что Чернышевский не так прост, каким хочет казаться. — И все же, Вы ведь и впрямь не скрывались, верно? — пронзительный взгляд голубых глаз был направлен точно в алые очи секретаря.       Габриэль, казалось, ни капли не удивился такому повороту событий: он улыбнулся немного шире, а после, сдвинув шляпу глубже на голову, даже, казалось, заинтересовался. Это говорили его горящие азартом глаза, что были направлены в необъятный океан глаз Предвестника.       — Истинно так, Господин Шинигами, — с улыбкой встав с кресла, Габриэль тут же застучал тростью, которая появилась буквально из воздуха. — Ваши наблюдения превзошли все мои ожидания, Камисато! — улыбнувшись еще шире, Чернышевский подошел к Аято вплотную, впившись взглядом в его глаза. — Однако, чего же вы на самом деле хотите?       Не скрывая тени ухмылки, Камисато не сдержался: запрокинув голову, он рассмеялся. Таким низким и утробным смехом, таким, что любой человек бы поежился, но не Габриэль. Мужчина продолжал смотреть прямо в глаза Шинигами, ожидая кульминации их сцены.       — Желаю добиться от тебя неразглашения моих планов и секретов вышестоящим лицам, Чернышевский, — спустив с лица тень улыбки, Камисато холодно прищурился. — Ведь иначе... — многозначительно щелкнув пальцами, Аято кровожадно улыбнулся. — Иначе ты пожалеешь, что посмел когда-то играть со мной, секретарь, — не раслабляясь, Камисато начал медленно подходить ближе к нему. Из-за очков на его лице нельзя было разглядеть его глаза. — Ты навсегда запомнишь тот день, когда предал Камисато Аято, если ты, конечно, осмелишься это сделать, — призвав Харан Гэппаку Фуцу из печати, Аято словно выставил меч напоказ, демонстрируя засохшую на лезвии кровь. — Не пытайся просчитать мои мотивы и решения, Чернышевский, — Аято отложил меч, потирая ладонь. — Вместо этого, лучше помоги мне в моих планах, — протягивая ему руку, Камисато все также холодно улыбался.       Чернышевский немного дрожал всем телом. Да, он был хитрым и весьма амбициозным человеком, но никогда не встречал таких людей, как Шинигами доселе. Восьмой Предвестник был самым настоящим монстром, иных слов было не подобрать. Его равнодушный взгляд и холодная улыбка выдавали человека, которому плевать на все, что не касается его самого или его семьи. Смотря на это лицо и видя протянутую руку, Чернышевский понял одно: это не просьба, это приказ. Ведь если он не подаст руку в ответ, из этого кабинета он живым, увы, не выйдет.       — Безусловно, Господин Шинигами! — нацепив улыбку, Габриэль тут же пожал руку Предвестника. — Надеюсь, из нас получится отличная команда, — открыв окно, Габриэль еще раз холодно улыбнулся. — Хорошего вечера, Господин Камисато, — выпрыгнув из окна, он с небывалой грацией приземлился на ноги, и, стуча тростью, ушел по переулку. Аято устало вздохнул: в этой битве победил он. От этой мысли губы сложились в какую-то слишком жестокую и циничную улыбку. Он победил. ===       «Почему я грущу? — Мико кладет ладони на щеки, проверяя, не плачет ли она. Слёз, как и всегда, нет. — Я ведь предполагала, что Аято с большой вероятностью решит отмстить Райдэн. Но "предполагать" никогда не было равно "знать", к сожалению», — она встаёт и подходит к плите. На той находится простая, но, скорее всего, вкусная еда. Только Яэ не хочет есть, весь аппетит отбили события последних дней. И теперь она пытается отрефлексировать их.       «Сначала Аято вышел из двухгодичной комы. Затем Мико на радостях решила сводить его прогуляться. Ага, увидеть Снежную. Ну, увидел. Успел пересечься с Фатуи, видимо, когда я решила поболтать с Афанасием, — изо рта Яэ вырывается вздох разочарования за себя. — Нужно было смотреть за ним в оба. Потом Аято решил прогуляться сам, и она опять совершила глупость, не пойдя с ним. Он пропал на сутки, и вернулся Восьмым Предвестником Фатуи. »       «Я старалась построить максимально спокойную и безопасную жизнь, а по итогу...»       — Мико смотрит расфокусированным взглядом на стену. На стене почему-то виднеется след от подошвы, видимо, сорок восьмого размера ноги. «Солдат Фатуи», — не предположение, констатация факта. Тем не менее, сил не хватает даже разозлиться на такое пренебрежение нормами приличия.       «Тяжело, — она позволяет мысленно пожаловаться образу Макото в своей голове. — Без тебя так тяжело, старшая сестра. Почему ты позволила тем людям убить себя? Ты же всегда была сильной и внимательной, так почему клинок того мага прошел сквозь твое сердце? — Мико понимает, что причин умереть у старшей Райдэн было немало. После смерти возлюбленного — тэнгу по имени Сасаюри — та стала терять интерес к жизни, постепенно погружаясь в мечты о том, что её ждёт в посмертии. Гибель Тиё и Сайгу лишь укрепили её желание. — Почему ты решила бросить Эи? Что между вами случилось перед твоим перемещением в Каэнри'ах?» — но вопросы остаются нерешенными уже столетия, и вряд ли ответы на них когда-то найдутся.       Через несколько минут Яэ опять соберёт себя по кусочкам, склеивая разбитое зеркало своей души. Но пока что... Она позволит себе оплакать давние потери ещё раз. ===       После ухода Чернышевского прошло, наверное, минут двадцать-тридцать, Аято точно не считал. Он просто сидел и молча глядел в окно. Очки все еще скрывали его глаза, но отчего-то на душе ему становилось все тяжелей и тяжелей. Он не мог понять и принять всех тех смыслов, что закладывала Яэ в свои предложения. Хотя, постойте. Кажется, ее ведь зовут не так.       Камисато схватился за голову, пытаясь вспомнить хоть что-то из того времени, когда он еще был в Инадзуме. Кажется, кроме своей должности в Ясиро, Комиссар влезал и в другие аспекты жизни Инадзумы. Кажется, у него даже тайная служба была. Как их там. Симацу....нет, не то, может Шимицу...., тоже не то.       — Сюмацубан, — одними губами прошептал Камисато, все еще вглядываясь в звезды. Это слово так и вертелось на языке, словно лежало на поверхности. Его мысли устремились куда-то вдаль, словно мужчина хотел заново пережить те моменты, которые были вырезаны из его памяти амнезией. Он хотел вспомнить все, что делал, и почему делал. Но звезды молчали, в фигуральном смысле говоря, прошлое Аято оставалось для него мнимо, словно его и не существовало.       Однако, спустя секунду Аято сново прошибло насквозь: его глаза неестественным образом засветились, хотя Глаз Бога у Мага оставался молчалив, а после в голову словно клинок впились воспоминания из прошлого: это были лишь небольшие урывки, считай крохи, но они были важны ему.       "В темном каменном помещении с решетками почти нет света, разве что небольшой свет луны на воле. В центре комнаты стоит дрожащий человек, закованный в кандалы и льющий слезы. Это был парень немногим старше двадцати на вид. Его густые черные волосы выглядели столь грязными и неопрятными, что становилось мерзко. Ногти, по всей видимости содранные в сотнях молитв о пощаде, сейчас почти почернели от количества грязи под ними. Лицо человека было испещрено сотнями шрамов и ожогов, словно тот был лишь куклой.       Внезапно стало слышно, как дверь отворяется, после чего в помещение заходят двое: молодой статный мужчина с синими волосами и розоволосая кицунэ. Оба одеты в серый военный мундир с множеством пуговиц, а на голове кицунэ также находится серая фуражка с черной лентой на ней. На этой форме нет ничего, кроме одной детали: золотого знака Инадзумы, пришитого к нагрудному карману. Тяжелой поступью сапог двое идут вперед. Их взгляд не выражает ничего, казалось бы, даже теряется где-то вдали. В руках мужчины находится клинок, чье лезвие опасно сияет в мрачном свете луны.       — Пожалуйста, пощадите! — человек в кандалах смотрел на пару плачущими глазами. — Я не сделал ничего дурного, правда! Это лишь ошибка! — человек дрожит, это видно. Его нервы сдают, а руки холодеют. —Я просто Маг, прошу, пощадите меня!       Мужчина молча подходит к человеку, словно тень встав рядом. Его обнаженный клинок явно не сулит преступнику ничего хорошего. Взгляд синеволосого устремлен вдаль, к луне, но руки все также крепко держат клинок.       Между тем, кицунэ встает прямо перед молящим узником, медленным движением открывая книгу, которая лежит у нее в руках. Глаза ее резко переходят на текст книги, и она начинает:        — Симицу Киминори, — кицунэ останавливается, медленным взглядом перемещаясь по тексту. — В соответствии со статьёй номер 9 кодекса Инадзумы, за незаконное Хранение Глаза Бога, вам выдвинут приговор, — кицунэ останавливается, после чего переводит глаза на последнюю строчку. — Смертная казнь, — поворачиваясь к мужчине с катаной, девушка смотрит точно ему в глаза. — Привести в исполнение!       Пленный кричит, пленный пытается вырваться, но исход был ясен: катана легко режет его шею, после чего отрубленная голова падает на пол, немного прокатившись вперед, оставляя по собой кровавую лужу. Мужчина с легкой неприязнью убирает катану в ножны, после чего быстрой походкой выходит из камеры.        — Пойдем, Мико, — с легкой дрожью, мужчина осторожно касается плеча женщины, после чего легким движением, придерживая, помогает той выйти из камеры. — Приберитесь там, — кидает мужчина куда-то в сторону стражников, и те покорно идут внутрь, скрипя зубами. ===       Когда-же они проходят небольшое расстояние, то мужчина осторожно усаживает ту самую Мико на стул, садясь на против нее. Его взгляд, нечитаемо-холодный, устремлен куда-то далеко, словно в другое измерение. Заляпанная кровью форма совсем не напрягает ни Мико, ни самого мужчину.       — Когда это закончится, Мико? — мужчина болезненно усмехается, отшвыривая ножны с катаной в сторону. — Когда мы перестанем так поступать с невинными людьми? — смотря в глаза женщины, мужчина холодно усмехается. — Когда твоя подруга успокоится?       Женщина умолкает, словно переключаясь на тему их разговора. Мужчина перед ней сидит даже слишком тихо, ожидая ответа. Его пальцы в строгих кожаный перчатках черного цвета сжимаются от легкого гнева.        — Я не знаю, Аято, — кицунэ выдыхает, опуская голову. — Я не знаю, что еще будет на уме у Эи, понимаешь? — в глазах кицунэ вот-вот да соберутся слезы, однако нет. Она смотрит на Аято перед собой ровным и уверенным взглядом. — Я вообще уже ничего не знаю.       Аято, кажется, смотрит с пониманием. Молча встает из-за стола, подходит к кицунэ, и обнимает: утыкается куда-то в волосы, позволяя своему гневу смешаться с отчаянием, что испытывают они оба. Руки осторожно сжимаются вокруг спины девушки, а сам мужчина слегка отодвигает её на стуле, садясь рядом       — А я ведь любил тебя, Яэ Мико, — словно в трансе, мужчина усмехается, глядя в фиалковые глаза перед ним. Руки отчего-то расслабляются, оставляя лишь небольшую нежность с которой он обнимает кицунэ.       Кицунэ болезненно усмехается, а после вздыхает. И в этом вздохе было столько боли, что у любого бы похолодело сердце.       — Я знаю, Камисато Аято, — Яэ Мико согласно кивает, утыкаясь пальцами куда-то в окровавленную грудь мундира. — Но, сам понимаешь, в нынешних реалиях это невозможно, — девушка замолкает, позволив себе насладиться хоть каким-то теплом в этом мрачном и сыром, богом забытом чертовом каземате."       Сознание приходит так же быстро, как и все остальное. Мужчина наспех подрывается с кресла, тут же совершая небольшой забег к кухне. Как он и ожидал, Яэ сидит и плачет, уткнувшись в собственную руку. Ее лисьи уши были отчего-то опущены ниже обычного, и Камисато решается.       Подходя ближе, Восьмой обхватывает кицунэ со спины, с какой-то нежностью утыкаясь ей прямо в волосы. До того, как она успела бы что-то понять, Камисато наклоняется к ее лисьим ушам:       — Знала бы ты, как сильно я тебя до сих пор люблю, Мико, — с небывалой доселе нежностью, Аято начинает осторожно гладить заплаканную Яэ по спине. — Теперь все будет хорошо, Мико, — слабо улыбаясь, Аято вновь утыкается ей в волосы. — Ты больше не будешь одна. ===       Мико плачет. Навзрыд, так, как позволяет себе очень редко. Даже у "леди без тени горя" были слезы, а у обычного ёкая их не может не быть.       В какой-то момент её обнимает Аято. Яэ удивленно вздыхает и пытается вырваться, но муж удерживает её и говорит столь смущающую вещь. Наверное, если бы она не была в эмоциональном раздрае последними пару дней, то она бы могла перевести все в шутку. Но... Смысла не имеет, вряд ли Аято сказал бы такое не всерьёз. Значит ли это, что?..       — Что ты помнишь о времени до своей комы? — в её сердце зреет надежда, может быть...       — Детство лучше всего. Мы с Аякой ловим кристальных бабочек, а Тома потом из их ядер плетет браслеты дружбы. Ещё живая мать наблюдает за этим, обещая нанять фотографа в следующий подходящий для ловли насекомых день. Хотя отец всегда был против такой нерациональной траты моры и поэтому фотограф так и не посетил поместье, — он ностальгически улыбается, насколько Мико может судить. — Или когда я в первый раз смешал васаби с молоком и дал попробовать Томе... Меня, правда, потом очень долго ругала Аяка, — он смеётся немного грустно, но так легко... Она не завидует, хотя ей бы тоже хотелось иметь такие воспоминания. — Время после смерти отца... Я помню, что это было тяжело, я отрубался за письменным столом, вскакивая через считанные минуты и продолжая работать. Но это не стоит упоминания. А потом... Я вспомнил всего несколько минут назад, как мы казнили какого-то мага, а после говорим о Райдэн и я констатирую свою любовь к тебе.       — Аято... — она хватает мужа за плечи, всматриваясь в глаза. Те не выражают душевной боли, лишь лёгкую и светлую грусть.       — Я думаю, что это все ещё правда, но... — он пытается подобрать слова. — Я запутался, — и это не признание в слабости, но и не сухая констатация факта. — Кто мы друг для друга теперь? Что случилось с Сёгун, что она стала вести такую политику? Почему в Инадзуме произошло расслоение населения по принципу Маг — не-Маг?       Это не все вопросы, что крутятся в голове её мужа, Мико знает. Но также она знает о том, что они вторые сутки на ногах и успели многое натворить и изменить в жизни. Что их мотает на эмоциональных качелях, а психика людей и ёкаев не любит такое. Им нужно все проанализировать на свежую голову.        — Я не знаю, Аято, — она вздыхает. — Мне известно многое и чуть больше, но я не знаю, что ответить на твои вопросы, — Мико обнимает плечи мужа и оставляет невесомый поцелуй в волосах. — Единственное, что я могу сказать точно сейчас, так это то, что утро вечера мудренее. Нам нужно поспать и посмотреть на ситуацию выспавшись, — Аято согласно кивает.       Они поднимаются со стульев, и, оставаясь в полуобьятьях, двигаются к спальне. Там переодеваются в одежду для сна и ложатся на кровать. Их попадание в царство Морфея не затягивается надолго благодаря сильной усталости. Они спят. ===       Во сне Аято видит немногое: вопреки его привычным мыслям, Камисато видит лишь размытые силуэты людей. Силуэты эти настолько были неразличимы, что все смешались в одну картину. Он лишь видел, как сотни людей идут вперед, куда-то в горящий город, так похожий на Инадзуму-Сити.       И вот, картина меняется. Теперь он видит какое-то звездное пространство, усеянное миллионами разрезов. А после слышит его: чей-то неводомо-громкий рык, похожий на драконий. Словно утробный гул, он проносится по ушам Аято, оставляя мужчину с сотней вопросов, но не с одним ответом. ===

Продолжение следует.....

Вместо титров:

Five Finger Death Punch:

Judjement Day.