Приоритеты

Первое, что видит Морти, когда с трудом разлепляет глаза, это плотные кроны высоких деревьев и тонкие струйки света, просвечивающиеся через них. Он лежит на сырой земле в одной футболке, на ладонях и коленях ссадины, тело украшено гематомами. Как он здесь оказался? Вместо памяти - одна большая черная дыра, поглощающая каждую новую мысль. И в этой пустоте Морти молча разглядывает свои руки, задранные вверх. Пальцы тонкие, узловатые, как лягушачьи лапы. Под ногтями запекшаяся кровь. Где-то на периферии сознания Морти знает, что уже где-то такое видел: грязные руки, грязь под ногтями, грязь на рукавах. И запах был, машинного масла, перегара и пота. Почему-то это отзывается в груди странной нежностью. А ещё, кажется, в этой картинке были ощущения: прохладные прикосновения, влага на губах. В ушах звучит чужой грубый голос: "Я могу хоть сотню раз назвать тебя моей сучкой, но на самом деле ты мой последний шанс подняться со дна". И эти слова кажутся приятнее любого признания, любых нежностей и мягкостей. Да, что-то такое и правда вспоминается, вроде. Морти никогда не был котиком, зайкой или рыбкой, зато мудилой, долбоебом и куском говна - постоянно. Но это не плохо, это просто другой язык, диалект травмированных детей, застрявших в теле взрослых. Взрослых... Кажется, тот, чей голос вызывал волну мурашек, был сильно старше Морти. Сколько же ему было? Сорок? Пятьдесят? На его лице много морщин, но самые любимые - те, что в уголках глаз, они как солнечные лучи. А ещё, кажется, седи седых растрёпанных волос зияла лысина. Точно-точно, Морти давал туда щелбаны, когда выигрывал в спорах. А спорили они много, просто бесконечно много и абсолютно на все подряд. Бывало, на деньги, а бывало... Это внезапное воспоминание заставляет Морти покраснеть и он гонит его прочь, только, вот, картинки настойчиво возникают перед глазами снова: вот он сидит сверху, запрокинув голову и его стоны заполняют пространство, а вот он уже снизу, впечатанный в постель, и чужая рука зажимает ему рот. Влажно, сладко, тепло и очень-очень страшно. Нет, нет, нет, Рик, не уходи, не бросай... Рик. Ах да. Так его звали. Рик Санчез. Самая большая заноза в заднице. Самый умный человек во вселенной. Самый близкий. Самый родной. Что между ними было? Они много ругались, иногда дрались, почти всегда толкались и давали друг другу подзатыльники. Бывали моменты, когда Морти швырял в Рика пустые бутылки, мусор, да вообще все, что под руку попадалось. Со злости. С такой злости, что хотелось попасть не голову, а в самое сердце, разбить его вдребезги, размозжить в кровавую кашу. А бывало наоборот, когда Рик приставлял лазерную пушку к виску Морти и шипел сквозь зубы: "Ещё хоть одно слово и у меня случайно палец дрогнет, мудозвон". Что-то тут не вяжется. Если их отношения были такими ужасными, почему Морти так сильно хотел, чтобы Рик остался? И куда он вообще все норовит уйти?  Морти чувствует, как ломит спину и решает, что пора вставать. Только ноги и руки онемели от холода, да и ушибы повсюду не способствуют общей пластичности тела. С горем пополам подняться получается, но что дальше? Куда идти и зачем? - Наконец-то, блять! - Раздается голос позади и Морти, вздрогнув, резко оборачивается. - Я тебя второй день ищу. Где тебя носило? Рик выглядит так, будто это он пролежал хрен знает сколько в лесу почти голым. Весь потрёпанный и помятый, с синяками под глазами и заметной щетиной. - Тебе какая разница? - Почему-то грубит Морти. Он не помнит в чем причина его обиды, но знает, что она есть. - Ты совсем что ли крышей поехал, мелочь? В смысле, блять, какая? Ты молча исчез, ничего не сказал, а я, значит, бегай ищи тебя по всему космосу! - Зачем? Зачем ты меня искал? Тебе не насрать? Ты постоянно уходишь, почему мне нельзя хоть раз жизни куда-нибудь свалить и не отчитываться перед тобой? - Ой, не нуди. Я по делам ухожу, а ты обдалбываешься и хрен пойми чем занимаешься потом. - Да потому что ты трахаешься со всеми подряд! Ах, точно. Вот в чем было дело. Рик и его очередной "ничего не значит". Хоть и был договор, что каждый в этих отношениях волен делать то, что хочется, но больно было каждый раз, как в первый. - Блять, да мы же сто раз уже это обсуждали, сколько можно? Ты говоришь, что все норм, мы в открытых отношениях, а потом закатываешь истерики, как малолетняя пизда. Определись уже! Вот как всё обстоит: Морти моногамен, но Рик - нет. Это проблема. Рик говорит, что все окей, он готов ограничить свой спектр сексуальности до одного единственного скучного человечешки, но разве это не звучит бредово? Сумасбродный учёный, который каждый день бывает в самых далёких уголках галактики, видит сотни тысяч существ, разве правильно ограничивать его? Разве возможно? Морти знал, что Рик в этой моногамной тюрьме долго не протянет. Ему нужна свобода, ветер волосах и всё такое. А Морти нужен один только Рик. - Ладно. Все в порядке. Поехали домой.  - Морти сдается. Нет, никогда не было и никогда не будет в этом мире ничего, кроме любви и отчаяния. - Какой ты тупой, просто сил нет. С этой минуты закрываем отношения. Ясно тебе? - Я в норме, Рик. Пусть все будет по старому. - Нет, нихера! Ты меня затрахал уже! Да, я люблю секс, мне нравится, когда его много и когда он разный, но я не пубертатный школьник, Морти! Я расставляю приоритеты. Секс с трехрукой проституткой или путешествия в космосе с лучшим дружбаном на веки вечные? Да какой дебил выберет первое?! Морти хочется улыбнуться, губы так и норовят растянуться в стороны, но он не верит, ни секунды не верит, что все это правда. Впрочем, какая разница? Рик устанет или от однообразия, или от вечно несчастного нытика Морти. Конец все равно один. Так не насрать ли? - Окей, как скажешь, Рик. Едем? Рик закатывает глаза и хватает Морти за шкирку, утаскивая в сторону тарелки. Сейчас тот самый момент, когда хочется убивать, но придется сделать глубокий вдох. Нужен просто разговор. Много разговоров и дохера времени. К счастью, у них впереди веки вечные. Успеется.