Touch me, tease me, feel me up

— Да успокойся уже! — взрывается Янян, когда Тэн в очередном приступе раздражения пинает его кресло. После фанмитинга они должны были сразу же поехать в отель, но Яняну захотелось прогуляться, а Тэну нужно было закончить последний день тура по Китаю на хорошей ноте, желательно никого не придушив и не удушившись самому, поэтому он увязался за макнэ в надежде, что пара часов без того, кто собственно и являлся причиной всех его душевных мук и терзаний, поможет жгучей обиде в его сердце хотя бы немного потухнуть. Но не тут-то было. Весь вечер и ужин Тэн провел с настолько постной миной, что Янян без стеснения попросил его отвернуться и не портить ему аппетит. Когда за ними приехал менеджер, Янян, наконец, выдохнул и сразу же полез на переднее сидение, подальше от раздраконенного Тэна, но даже так тот умудрялся его доставать. — Что с тобой? — хмурится Янян, поворачивая к нему насупленное лицо, — Я тебя чем-то обидел? — Еще чего, — закатывает глаза Тэн, разглядывая проносящие за окном огни вывесок и фонарей, менеджер за рулем понятливо молчит и вообще, кажется, хочет сделаться на порядок меньше и невидимей. — Ну и отвали тогда, — сам уже обижается Янян, затыкая уши эйрподсами. В итоге до отеля они доезжают в напряженной тишине, а заходя внутрь даже словом не перебрасываются, только благодарят менеджера и уносятся к своим номерам, благо что отдельным. Уже стоя у своей кровати, переодевшись в простую майку и пижамные штаны, Тэн зло трет слезящиеся глаза и уговаривает себя не думать, не вспоминать, не реветь. Но ничего из этого не получается, в голове снова и снова проносится момент, когда Кун, целомудренно прикрыв рукой губы, звучно чмокает воздух у его пылающей скулы. Видит Бог, или кто там наверху левой пяткой наискосок пишет сценарий его жизни, Тэн был в одном судорожном вдохе от того, чтобы позорно расплакаться прямо на сцене и только чудо чудное в лице Хендери, который слишком бурно продемонстрировал свое разочарование, спасло его от моря слез и лавины соплей. То, что Кун предпочитает к нему не прикасаться без крайней нужды, Тэн заметил относительно давно. Заметил, не сказать, что удивился, да и продолжил жить дальше, потому что их отношения не особо предполагали наличие телесного контакта, за исключением моментов, когда у обоих чесались кулаки вмазать надоедливому согруппнику. Хотя вмазать, конечно, тоже сильно сказано, в основном они просто отвешивали друг другу звонкие подзатыльники и не менее смачные поджопники. Только было это еще лет пять назад, а сейчас они оба слишком стары для подобного дерьма, а потому предпочитают временами позубоскалить и по настроению немного поругаться, в профилактических целях, разумеется. И Тэну все нравилось, потому что возможность издеваться над Куном семь дней в неделю, наверное, была одной из главных причин, по которой ему хотелось как можно быстрее дебютировать с Вейви. Ругаться с Куном всегда было весело, потому что обижаться тот не умел, а достойно отвечать уж тем более, это он потом приноровился, даже глаза закатывать начал, а в те бородатые годы только и делал, что хмурился на Тэна и отмахивался от его хлестких насмешек. А потом, наверное, где-то год назад, они смотрели фильм в гостиной, когда Тэн удачно пошутил, а Кун потянулся, чтобы потрепать его по волосам, но одернул себя на полпути и продолжил смотреть скучнейший байопик как ни в чем не бывало. Тэн тогда нахмурился почти до боли, но промолчал и остаток фильма провел в смешанных чувствах, пытаясь понять, почему Кун так поступил. Он вроде особо не возражал против его прикосновений, никогда сам не высказывал недовольства по этому поводу, разве что только в шутку, но шутки Кун понимал, так что произошедшее в тот злополучный вечер прочно засело в голове Тэна. Он против воли начал замечать, как часто Кун касается остальных, как он гладит уставшего Янян по голове лежа с ним на полу зала для практик, как ободряюще хлопает Сяоджуна по плечу или как обнимает Хендери, когда тому особенно сильно нужна поддержка. О том, насколько часто Сычен оказывался зажатым между лидером и остальными мемберами даже говорить не нужно. И именно тогда, год назад, Тэн впервые почувствовал то, что впоследствии и по сей день обжигает его грудь. И даже сейчас он чувствовал зависть, он ощущал липкую обиду и самое ужасное, что каждый раз, когда в руках Куна оказывался кто-то из мемберов или стаффа — его желудок сводило такой жгучей ревностью, что даже дышать получалось через раз. Микс не для слабонервных, но Тэн всегда был гораздо сильнее, чем казался на первый взгляд. С каждым днем Кун будто становился все дальше, чем больше он наблюдал за ним, тем более недосягаемым казался лидер. Он всегда был с мемберами на тренировках, в общежитии или в студии, но именно для Тэна оставался полупрозрачным фантомом, который можно было потрогать и никогда не почувствовать ничего в ответ. Кун замечательный — Тэн знал об этом всегда, но раньше не задумывался о том, какие у него добрые глаза, насколько низко он иногда может смеяться и как сильно он любит свое дело, свою команду и каждого, кто помогает ему на этом нелегком пути. А потом Тэн разглядел его широкую спину, как раз, чтобы спрятаться за ней ото всех невзгод, волевой подбородок, которого с их разницей в росте без проблем можно коснутся губами просто шагнув ближе, и его невероятную улыбку тоже. Не сосчитать сколько в галерее Тэна фотографий с улыбающимся Куном, в особенно тяжелые дни он открывал свою секретную запароленную папку и просто разглядывал лицо лидера, сентиментально поглаживая через экран ямочки на мягких щеках, которых коснуться хотелось даже сильнее, чем его губ. Тэн влюблялся, стремительно и неизбежно, ожидаемо даже, учитывая насколько Кун невероятный человек. У него имеются все качества, необходимые настоящему лидеру и даже чуть больше, а еще, кажется, он самый целеустремленный человеком из всех, кого Тэну доводилось знать. В их индустрии только целеустремленность и несгибаемый волевой характер могли удержать на плаву, но в Куне этого было так много, что иногда плескалось через край. Тэн знаком со многими айдолами, но никто из них не сравнится по силе духа с Куном, потому что его лидер действительно самый лучший. Чем глубже чувства пускали корни в сердце Тэна, тем больнее было видеть, как Кун готов на стены лезть, лишь бы не касаться его вне камер, потому что в кадре он делал это совершенно спокойно. Но стоило выключить эфир или закончить очередные съемки, тепло рук Куна с его плеч исчезало подобно миражу, растворялось с голосом режиссера, который объявлял окончание съемок до следующего раза, когда Куну вновь придется к нему прикоснуться. И не ясно от чего Тэна тошнило больше — от сыгранного на камеру скиншипа, который почти стал его зависимостью или от того, как он сам начал сторонится Куна, потому что тактильный голод делал с ним страшные вещи, он не мог насытиться и боялся, что перейдет черту. Это было невыносимо, ему так сильно хотелось обнять Куна, взять за руку там, где на них не направлены десятки объективов и столько же пар глаз, Тэн так сильно хотел, чтобы Кун сам коснулся его, по собственному желанию. Но теперь, видимо, даже камеры не заставят Куна делать то, чего он не хочет. Наверное, это и к лучшему, меньше поводов разбивать самому себе сердце, вспоминая как правильно ощущались руки Куна на его талии. — Тэн? — два коротких стука, — Ты спишь? «Да, пошел вон!» — хочет прокричать Тэн, но не успевает, потому что дверь легко открывается и незваный гость заходит в номер. «Надо было запереться.» — обреченно думает Тэн, присаживаясь на кровать и протирает раскрасневшиеся глаза. Он не особо доверят своему голосу, но все равно спрашивает, переведя расфокусированный взгляд на свои руки: — Зачем пришел? — Ты не отвечал на сообщения, — Кун садится на постель совсем рядом и говорит преувеличенно доверительным лидерским тоном — Ты в порядке? «Мелкий наябедничал, — раздражается Тэн, вспоминая, что оставил телефон на тумбе в ванной, — Убью.» — В полном, — бросает он, поднимаясь с кровати, и отходит к противоположной стене, чтобы опереться на нее, скрещивая руки, — Если это все, то я хотел бы поспать перед завтрашним полетом. — Не все, — хмурится Кун, копируя его позу, даже ногу на колено закидывает, — Я же вижу, что что-то не так, Янян сказал- — Плевать что он тебе там наплел, — холодно перебивает Тэн, — Я сказал, что в порядке, так что отъебись от меня и свали уже. Кун мгновенно меняется в лице, он часто так делает, когда всерьез ссорится с мемберами, обычно такое выражение означало, что он разозлился настолько, что сейчас выйдет проветрится, а потом вернется и обязательно продолжит прерванный разговор. Тэн хорошо это знает, потому что именно с ним Кун чаще всего так и делал, но в этот раз что-то идет не так. — Читтапон, — предупреждающе говорит он, — Не забывайся. — Конечно, как скажешь, сяньшен, — ядовито выплевывает Тэн, — А теперь, не мог бы ты свалить? Цянь поднимается на ноги, их разделяют почти два метра и один журнальный столик, но Тэну так хочется, чтобы Кун оказался совсем рядом, в одном коротком вдохе, или сразу под кожей, у самого сердца. Он смотрит на Куна и глаза почему-то сами собой слезятся, приходится перевести плывущий взгляд на узорчатый ковер под ногами. — Ты плакал, — утверждает Кун, только сейчас заметив его покрасневшие глаза, — Что тебя так расстроило? Это из-за того, что мы завтра улетаем или, может, у тебя какие-то проблемы со стаффом? — Нет, у меня нет никаких проблем, просто уйди, — почти умоляет Тэн, обнимая себя за плечи. — Но я хочу помочь, — не унимается Кун, шагая к застывшему изломанной куклой Тэну. — Просто расскажи мне, раньше ведь рассказывал, что сейчас не так? Раньше он не был влюблен в Куна, раньше он не жаждал оказаться в его объятиях, раньше он не знал о том, что Куну… неприятен? Иначе как объяснить все, чему Тэн был свидетелем весь прошедший год. Да, Кун никогда не отталкивал его, наверное, чтобы не обидеть, но от этого было только паршивей, будто он просто из жалости позволял Тэну наслаждаться их близостью. — Я тебе так противен? — в тишине номера его безжизненный голос звучит оглушающе, Кун пораженно застывает, а Тэн запоздало прикусывает язык. — Что? — неверяще переспрашивает Кун, он стоит около столика, его руки сжимаются в кулаки, а глаза как-то недобро темнеют, — Что ты несешь? К черту, думает Тэн. — Я противен тебе? — переспрашивает он уже тверже и смело смотрит Куну в глаза, тот только хмурится, поджимая губы, — Почему ты не можешь заставить себя даже на камеру просто коснуться меня? Ни разу не видел такого с остальными, так в чем дело? Я правда настолько тебе противен? Надо отдать Куну должное, его лицо остается абсолютно бесстрастным, но в глазах плещется растерянность и закипающая злость, Тэну даже приятно: чтобы вывести Куна из равновесия, надо постараться. В другой ситуации он бы насладился этим, но сейчас больше всего хотелось перемотать на минуту назад и просто промолчать. К чему вообще эти претензии и обвинительный тон, Тэн и сам не понимает, уже сожалея о сказанном. Он опускает подбородок и горбится, будто груз собственной несдержанности тянет к полу, становится невыносимо стыдно, а когда Тэну стыдно он делает еще более постыдные вещи. Но, видимо, не сегодня. — Уходи, — спустя целую минуту молчания разбито просит он, впиваясь ногтями в оголенные плечи и крепче вжимаясь в стену. — Почему ты так думаешь? — хрипит Кун, Тэн смотрит вниз и видит, как в поле зрения появляются его обутые в тапки ноги. — Прекращай, Кун, — из горла вырывается истеричный смешок, — Я целый год видел, как ты шарахаешься от меня, как от прокаженного стоит камерам отключится. А сегодня ты даже на камеры не захотел меня трогать. Не держи меня за идиота, я не слепой. — Ты именно что слепой, — усмехается Кун, смотрит он так, как Тэну еще никогда не доводилось видеть, и оказывается совсем близко, Тэн не успевает среагировать, когда он встает прямо напротив и тянется к нему рукой. Запах его парфюма окутывает неожиданно и со всей силы бьет под дых, Тэн задерживает дыхание, вздрагивая, когда подбородка касаются теплые пальцы. — Ты спрашиваешь противен ли мне? — жарко шепчет Кун, будто собирается поделится с ним секретом, который не должна услышать ни одна живая душа кроме него. Тэн завороженно застывает, чужое дыхание припекает губы и нос, разгоняя мурашки по всему телу и Тэна ведет от жара, разгорающегося в груди, когда Кун отпускает подбородок и кладет освободившуюся ладонь на его плечо, второй опираясь на стену. — Я могу показать, насколько ты мне противен, — повышает голос Кун, Тэн запинается о собственный вздох, когда его притягивают за талию, впечатывая в крепкую грудь и укладывают горячую ладонь на оголившуюся поясницу, — Если ты не против. На вопросительный тон и поднятую бровь Тэн слов в ответ не находит, только ошеломленно кивает и цепляется за толстовку Куна. Голова отчего-то кружится, ему странно и ново, потому что доселе он не чувствовал ничего и близко похожего на то, что обжигающей лавой стекает вниз по позвоночнику, прямо туда, где пристроилась широкая ладонь Куна. В горле с каждым вдохом оседает горячая вулканическая пыль и сам он будто оказался в крепких объятиях жерла вулкана. Но это всего лишь Кун. Кун, который касается его так, как не делал этого никогда раньше. — Давай начнем издалека, — говорит он и медленно шагает назад, утягивая за собой дезориентированного Тэна. Едва не запнувшись о журнальный столик, Кун, наконец, присаживается на кровати и тянет Тэна к себе. — Присядешь? — хлопает по коленям и, черт возьми, Тэн чувствует, как моментально краснеет и вместо усмешки, которой одарил бы Куна будь хоть немного в себе, Тэн давит в ответ кривую улыбку. Его притягивают на колени и, нет, это не первый раз, когда он оказывается на коленях Куна, но последний будто был в прошлой жизни, а в этой вместо костей задница Тэна приземляется на твердые мышцы. И, конечно, еще ни разу Тэн не оказывался на коленях Куна лицом к лицу. «Что происходит?» — непрерывной сиреной орет в голове и Тэн даже щиплет себя за руку под насмешливым взглядом Куна, чтобы доподлинно убедиться в реальности происходящего. — Мне ужасно противна твоя улыбка, — неожиданно говорит Цянь, Тэн отрывается от собственного предплечья и застывает в его руках, Кун кладет ладони на его окаменевшие бедра и притягивает ближе, так что Тэн механически цепляется за его плечи, а Кун продолжает, заглядывая ему в глаза — Каждый раз, когда вижу, как ты улыбаешься меня выворачивает наизнанку от нежности, я так сильно хочу сцеловать эту дурацкую улыбку с твоих губ, что иногда темнеет в глазах. От слов Куна в глазах темнеет уже у него, Тэн сжимает в пальцах толстовку почти до треска, чувствуя, как Кун мягко очерчивает ладонями его бедра, вверх-вниз, снова и снова, едва касаясь ягодиц. Он сам напоминает себе готовящийся к извержению вулкан, ребра трещат от нагревающейся внутри магмы. — Терпеть не могу твой голос, — продолжает Кун. И, даже если бы за окном начался гребаный апокалипсис, Тэн не смог бы отвести глаз от его лица, — Я хочу, чтобы ты говорил со мной, пока не сорвешь его, пока я сам не оглохну. Неважно, ругаемся мы или обсуждаем рабочие моменты, я просто хочу слушать тебя. Тэн горит, весь, изнутри и снаружи, а горло сжимается так, что даже дышится с трудом, Кун осторожно берет его за запястье и поднимает его выше к своему лицу. Тэна будто ошпаривает кипятком от догадки, что тот собирается сделать. — Ненавижу твои неумелые руки, — нежно ведя по запястью носом, Кун вдыхает около бешено бьющегося пульса и коротко целует в синеватые вены, — Когда ты танцуешь, они становятся твоим главным инструментом, но на кухне ты даже торт без происшествий разрезать не можешь. Твои ладони не созданы для тяжелой работы, годятся только, чтобы котов гладить и идеально помещаться в моих. Кун целует его в костяшки, а Тэн, набравшись смелости, отнимает руку, позорно подрагивающую, и кладет ладонь на его щеку, горячую и румяную. Взгляд у Куна чернющий и блестит как-то совершенно волшебно. — Твои глаза… А, впрочем, глаза у тебя и вправду невыносимые, особенно, когда ты смотришь так, — Кун улыбается ласково, прижимаясь к его ладони, — Видеть их не могу. Тэну почему-то становится так весело, что смешок сам вырывается из его груди, но сказать ничего он не успевает: — Видеть не могу тебя всего, — шепчет Кун, — Когда ты оказываешься рядом, я просто не могу себя контролировать. Твой запах, голос, твои мягкие ладони — весь ты сплошное ходячее наваждение. Я так боялся перейти черту, не суметь остановится в нужный момент, что попросту решил не рисковать и оставить тебя в покое. Ты никогда не был мне противен, а сегодня, когда настала моя очередь, я мало что соображал. На самом деле, мне так сильно хотелось стереть поцелуи остальных, оставить сверху свои собственные, даже там, где не оставляли они, что думать ни о чем другом не получалось. Поэтому я побоялся, что сделаю глупость и все равно сделал глупость, потому что обидел тебя. Он кладет руку на его плечо у татуировки, той, которую сегодня поцеловал Сычен, и растирает ее большим пальцем. Ведет ладонью вверх, туда, где в шейную ямку поцеловал Сяоджун. Огибает покрывшуюся мурашками шею и массирует затылок — там оставил поцелуй Хендери. Кун притягивает его ниже, к своему лицу, и касается губами скулы в месте, где поверх его холостого поцелуя коснулся Янян. Всего этого становится так много, что у Тэна кружится голова, он хочет подразниться в привычной манере, сказать хоть что-нибудь, потому что сам себя не узнает. Да чтобы Тэн Ли сидел прикусив язык, где такое видано? — Ты придурок, — припечатывает он, руками обнимая лицо Куна, который опять крепко прижимает его к себе за поясницу, другой ладонью поглаживая загривок. — Да, я полный придурок — соглашается Кун, его дыхание согревает подбородок, — Можно тебя поцеловать? Вместо ответа Тэн наклоняется близко-близко, завороженно разглядывая его лицо. Его чуть неровную кожу, крупный нос, густые брови и потрескавшиеся губы, всего минуту назад говорившие вещи, услышать которые Тэн и мечтать не смел. Кун терпеливо ждет, когда он насмотрится, но в итоге не выдерживает и сам тянется в ответ. На секунду Тэна будто оглушает, а в следующее мгновение он уже наклоняется, углубляя поцелуй, и чувствует, как спину обжигают ладони Куна, забравшиеся под майку. Ему невыносимо жарко, кожа Куна под ладонями будто плавится, когда Тэн обнимает его за шею и впечатывает в себя сильнее, сцепив пальцы на затылке. Руки Куна везде, он поглаживает ими чувствительную поясницу — Тэна выгибает в его ладонях дугой — ведет пальцами вверх по ребрам, нежно обводит татуировку набитую поверх шрама у самого сердца, проходится по соску и соскальзывают вниз. Когда пальцы сжимаются на его бедрах, Тэн стонет в поцелуй, горячий и влажный, почти удушающий, потому что сил оторваться, чтобы вдохнуть нет, а воздух в легких заканчивается слишком стремительно. Тэн цепляется за Куна, ведет по крепкой груди, пытается забраться под толстовку, но наткнувшись под ней на еще один слой ткани бросает это дело и вновь окольцовывает шею, отрываясь от его губ на жалкую секунду, чтобы вновь с новыми силами толкнутся в горячий рот языком. Его тянут ближе, хотя казалось бы куда еще, они сталкиваются внизу разгорающимся общим возбуждением и оба стонут. Кун отстраняется от него тяжело дыша, а Тэна снова обжигает, в этот раз взглядом — жадным, горячим и таким голодным, что приходится сглотнуть вязкую слюну, лишь бы не подавится. А потом происходит то, чего его размякший мозг ожидает меньше всего, один короткий взмах ресницами — и он уже лежит спиной на кровати, между его бедер моментально устраивается Кун, которому в этот раз разрешение не нужно, а приглашение уж тем более. Они снова целуются, слаще, чем до этого, потому что сейчас Тэн все же добирается до кожи Куна и, руками очертив твердый пресс, ногтями ведет вверх, вырывая из него судорожные вдохи прямо в поцелуй. Когда Кун подхватывает его за бедра, Тэна уносит с концами, он обнимает его за талию и толкается вперед. Кун ведет губами по его подбородку и припадает к шее, прямо над кадыком. За жалкое хныканье, прозвучавшее сразу после, Тэну почти не стыдно. — Нужно остановиться, — бормочет Кун между поцелуями, Тэн согласно кивает, задевая его макушку подбородком и сразу гладит по пострадавшему месту, все еще подставляя шею под влажные губы. — Да, — выдыхает он, когда Кун поцелуями спускается к плечам, Тэн ласково поглаживает его затылок, свободной ладонью сжимая за бок. — Сейчас, — говорит Кун, оттягивая ворот его майки, чтобы пройтись губами по часто вздымающейся груди. — Ага, — не особо соображая соглашается Тэн, а Кун тянет ворот еще немного, почти высвобождая выпирающий из-под тонкой ткани сосок, но в последнюю секунду просто скатывается с него и ложится рядом, часто дыша. Тэн пялится мутным взором в потолок, идущий рябью. И в голове абсолютно пусто, как и в груди. Он ощущает себя легче перышка, в горле пузырится счастье и на душе так легко. Разве что в штанах немного жмет, но это не страшно. Страшно, наверное, повернуться чуть влево и увидеть на лице Куна сожалении. Тэн не хочет думать, предполагать, бояться, а потому поступает как умеет — сразу же идет в атаку. — Так значит, тебе нравятся мои руки? — насмешливо спрашивает он, все еще разглядывая потолок. — Да, — раздается совсем рядом, чуть хрипловато и до неприличия горячо, Кун двигается и, кажется, ложиться на бок лицом к нему, — Мне вообще весь ты нравишься, я вроде минут пятнадцать назад тебе рассказывал. Тэн решает все же взглянуть страху в лицо и натыкается на расслабленно улыбающегося Куна. От вида его опухших алых губ грудь снова жжет, но усилием воли он смотрит чуть выше и задумчиво мычит: — Да, припоминаю такое. Ты еще про голос мой что-то говорил. Про улыбку тоже вроде было. — Было, — соглашается Кун, ласково убирая с его глаз челку, — А что насчет тебя? — А что? — не понимает Тэн, обезоруженный честностью и теплом его пальцев, коснувшихся лба. Кун чуть робеет, но спрашивает: — Я же нравлюсь тебе? — Ты идиот? — интересуется Тэн, а потом сам же отвечает, — Ты идиот. — Возможно, так и есть — растерянно хмурится Кун. — Я из-за тебя превратился в сопливое нечто, — закатывает глаза Тэн и щелкает Куна по носу, — Большего от меня сегодня не жди. — Значит, все-таки нравлюсь, — хитро щурится Кун, перехватывая его руку, чтобы чмокнуть в середину ладони. Тэн на это лишь усмехается, пряча волнение. — Вот ты, конечно, удивишься, когда узнаешь, что я еще и влюблен в тебя, — бормочет он себе под нос и легко принимает объятия, с которыми на него наваливает Кун. — Теперь я знаю, баобей, — счастливо выдыхает тот, целуя его в висок. — Придурок, — шипит Тэн, смущенный донельзя этим глупым обращением и не менее глупым поцелуем, и вообще всей ситуацией. Он пытается вырваться из цепких рук Куна, но униженно претерпевает поражение. Черт бы побрал эти качалки. — Я твой гэгэ, имей уважение! — почти взаправду возмущается Кун, крепко вжимая его в кровать. — Ах, Лао Цянь так сильно хочет услышать, как его зовут гэгэ? — дразняще пропевает Тэн. — Тогда попроси хорошенько. — Мне кажется, у диди проблемы с памятью, — внезапно подмяв его под себя прямо на ухо шепчет Кун, разгоняя по все еще разгоряченному телу Тэна волну мурашек, — Не ты ли лежал подо мной и хныкал в голос? И разве не твой гэгэ был тому причиной? Воспользовавшись тем, что Кун отвлекся на свои грязные разговорчики, Тэн, снова раскрасневшийся до предела, спихивает Цяня и подскакивает с кровати. — Дагэ слишком много о себе думает, — говорит он, подрагивающей рукой приглаживая волосы, — Я устал, а завтра рано вставать, почему бы дагэ не пойти в свой номер? — Почему бы диди не перестать упрямиться? — в тон ему спрашивает Кун, укладывая руки за голову и удобней устраиваясь на его, Тэна, постели. — Да ты совсем обнаглел! — возмущается он. — Может быть, — жмет плечами Цянь, прикрывая глаза, — Если диди не против, я, пожалуй, переночую тут, твоя кровать такая мягкая, а я так утомился сегодня. — Так, все, Цянь Кун, вставай, — толкает Цяня в колено Тэн и коротко пискает, когда его хватают за запястье, утягивая вниз. Он падает на Куна, неловкое ударяясь подбородком о его плечо, и сдавленно мычит, прикусив язык. — Прости-прости, — виновато частит Кун, приподнимаясь и мягко оглаживая его лицо, он надавливает на пострадавший подбородок и зачем-то заглядывает в раскрывшийся рот. — Крови вроде нет. — Дурак, — отпихивая его руки ворчит Тэн, опускаясь лицом на удачно подставленную грудь. Он правда слишком устал для препирательств, а грудь у Куна весьма удобная: широкая и в меру мягкая. Самое то для его гудящей после удара головы. Кун пристыженно морщит нос и нежно поглаживает его по волосам: — Прости, я правда не хотел, — говорит он, чмокая в вихрастую макушку. — Ничего, гэгэ, — бурчит ему куда-то в ключицы Тэн, пряча лицо. — Спасибо, баобей, — счастливо улыбается в потолок Кун. — За что? — засыпая вопрошает Тэн, приглушенным голосом. — Просто так, — отмахивается Кун, удобней устраиваясь под ним. Тишина, разбавленная выравнивающимся дыханием Тэна убаюкивает быстрее, чем Куну бы хотелось. Он невесомо поглаживает Тэна за поясницу и сонно разглядывает его чуть завившиеся волосы, щекочущие подбородок при каждом вдохе. Они толком не поговорили, но завтрашнее утро Кун хочет начать со слов, которые сказать сегодня не хватило смелости. Уже засыпая он думает, что Тэн впредь будет еще более невыносимым, а когда Кун еще и встречаться предложит — колкие насмешки станут его вечным спутником до самой смерти. Впрочем, если это будет значить, что Тэн тоже до самой смерти останется с ним, то почему бы и нет. Куну даже иногда нравится, но Тэну об этом знать не обязательно.