50 Оттенков Фиолетового

      — Согласно найденному мной источнику, фиолетовый цвет исконно считается символом гуманизма, мудрости, духовности и власти. Еще этот цвет ассоциируется с меланхолией и грустью, что соответствует корням фракции десептиконов и ее изначальной повестке. На эмоциональном плане фиолетовый позволяет меху раскрыть глубинные возможности блоков памяти, способствует уменьшению стресса и расслаблению, улучшает концентрацию внимания. Данный пигмент воздействует на орган зрения таким образом, что уменьшается напряжение зрительного канала, блуждающие токи снижают свою интенсивность, улучшается качества сна.       — Шоквейв, тогда конкретно в этот момент почему я не испытываю совершенно никакого расслабляющего действия?! Скажи мне, в твоем источнике есть что-нибудь про то, что фиолетовый побуждает разнести все к Праймовой бабушке? Нет?!       — Никак нет, Лорд Мегатрон. Однако я понимаю трудность вашего выбора. В одной из статей, которые я анализировал, утверждается, что многие испытывают трудности при принятии какого-либо решения, и на вопрос с чем ассоциируется у них слово «выбор», почти в каждом случае отвечают: страх, сомнения, риск, потеря и ответственность. В воздухе раздался скрежет дентапластин. Но давайте взглянем на обстановку, в которой теперь находится предводитель десептиконов, и на то, что ее предваряло. Во-первых, вопрос о точном оттенке возник довольно давно, поскольку новые рекруты на разных форпостах получали разные по цвету бейджи. Видимо, обозначение «фиолетовый» было недостаточно ясно для некоторых власть- и краскуимщущих мехов, поскольку несколько блокад и задержек в поставках спустя, в некоторых опорных пунктах десептиконов, особенно отдаленных, стали появляться солдаты с какой-то особенной разновидностью фиолетового, по-видимому, обладающей способностью мутировать в цвета весьма отдаленно родственные смеси синего и красного, а то и вовсе располагающиеся на противоположном конце цветового круга, и это если еще не говорить о пестрейшем разнообразии яркости и насыщенности, что варьировались совершенно бесстыдно от глубокого и мрачного индиго, до веселого и почти пастельного электрофиалкового. Такая художественная вольность могла вылиться и в неподчинение на поле боя, уж не говоря о том, что нейтралы и даже автоботы с трудом начали узнавать грозных борцов за Мир через Тиранию. А это Мегатрон себе не мог позволить. Поэтому, сколь долго он не откладывал вопросы дизайна и сколь сильно он не страшился этого дня, не признавая однако этого, настало время, когда обстоятельства потребовали от него легислативного вмешательства. Итак, теперь он сидел в конференц-зале, сцепив руки в замок под подбородком, и смотрел на выкладку из половины сотни подписанных карточек, каждая из которых олицетворяла «+1» уровень к сложности выбора. «энергоновый», «аметистовый», «киберфуксия», «пурпурный» — все это сливалось в калейдоскоп мучений.       — Я забыл упомянуть, что этот цвет способствует снижению аппетита. Мегатрон медленно, медленно развернул голову в сторону ученого — его ничего не выражающий желтый окуляр вдруг вскипятил что-то внутри процессора Мегатрона. «Он издевается надо мной, — подумал он, — издевается, и записывает в свой журнал наблюдений!»       Конечно, Шоквейв ничего не записывал. И в этот раз даже не издевался, ну, по крайней мере, не намеренно. Он неловко стоял подле своего лидера и пытался помочь — к сожалению, покамест безуспешно. Организация теперешних смотрин была его серво дело, и неудачу он рассматривал как причину пересмотреть свой подход. Очевидно — Мегатрон не желает ошибиться в выборе и потому колеблется уже как четвертый час. Он сам, не обладая надлежаще функционирующим эмоциональным блоком, не мог помочь ему с решением. Выбор, он читал, это всегда эмоциональный отклик, поэтому для Шоквейва все варианты отзывались одинаково в его процессоре — никак. Выдержки из книг по теории цвета, которые он пытался предлагать на начальном этапе не помогли, попытка ободрить провалилась, соответственно, ему виделся лишь один логичный выход из сего затруднительного положения…       — Саундвейв — не имеет конкретных предпочтений в спектре длинных световых волн. Мегатрон — волен выбрать любой понравившийся цвет. Саундвейв — будет любить цвет, который выбрал Мегатрон. Причина — выбрал Мегатрон. Причина — доверие выбору Мегатрона. Причина — Мегатрон всегда совершает правильный выбор.       Руководствуясь эмпирическими данными, Шоквейв заключил, что поза Мегатрона, представляющая фейсплейт, уткнутый плоскостно в стол с руками, накрывающими тыльную сторону его шлема, говорила о невысокой эффективности высказывания Саундвейва.       — Мегз возьми «серобуротурбомалиновый»! — вопил взобравшийся на стол Френзи.       — Нее, а! не, возьми «звезды в шоке»! — разгребающий маленькими ладошками карточки Рамбл закричал еще громче, найдя такое потрясающее название.       — Оо-о, выбери «темный сверхзаряженный»! Он прям такого же цвета, прям такого же, как у Саундвейва в шкафу и который Тандеркракер пил!       — Чтоо? — громко протянул Рамбл, — Босс сказал, что никто не будет пить, что это ему надо, и чтобы мы не разбили.       — Ты что, чокнулся? Совсем? Его Саундвейв Тандеркракеру и дал. Они вместе попили, и Саундвейв сказал, чтобы я пошел проверять «подозрительную активность в секторе к7», а я там три часа ходил, ничего не нашел, а когда вернулся, закрыто было. Сплошное предательство тут и там.       — Кассеты — команда — вернуться! Монотон Саундвейва, казалось, немного изменил свой регистр, и когда оба минибота, ворча, послушались, и крышка за ними оказалась закрыта, Саундвейв встал очень прямо поодаль от присутствующих в комнате и с чрезвычайным интересом принялся разглядывать окно с невероятно разнообразным пейзажем, состоящим из малюсеньких звезд и пустоты, и еще малюсеньких звезд и еще пустоты, очень интересной пустоты. Но даже так, издалека, был слышен неразборчивый отчаянный шепот близнецов за стеклом, продолжавших о чем-то спорить. Мегатрон моргнул и нашел моральную опору в твердыне безразличия Шоквейва. Если наклонится чуууть влево, то обширный кокпит ученого совершенно скроет его от его слишком неловкого офицера коммуникаций. Вот так. Замечательно.       «Каонский синий»? — нет, слишком какой-то он, ну, вот нет. «Королевский пурпур»? Так он же его уже забраковал. А может «пепельно-фиолетовый»? Сдержанно и сурово… Или все-таки «каонский синий»? Застрелите его кто-нибудь.       Шлюз в зал в очередной раз зашипел.       — Я посчитал, что нам может понадобиться специалист, тот, кто способен работать с цветом, поэтому пригласил Рефлектора.       Бот стерегущим шагом приблизился к группе и воровато заглянул за плечо Мегатрона прежде, чем отдать честь, поклонится и пожелать здоровья и долгих лет функционирования, счастья и всех кибертронских благ. Мегатрон буркнул и откинулся на спинку кресла, пространным жестом указывая на причину его фрустрации. Рефлектор поджал губы, весь подобрался, оглядывая стол перед собой словно карту сокровищ. Глаза его засверкали, он набрал воздуха в вентиляцию…       — «Заря Воса!» — холодное спокойствие и стабильность синего, мощь и энергия красного, в этом цвете чувствуется высота остроконечных башен, свобода полета, подоблачная свежесть! «Ночной неон»! — яркий, яростный, напористый цвет, от такого кровь вскипает в магистралях, от такого искра переполняется радостью, от такого крошить и крошить и убивать автоботов, и вот так их, на! На! Получайте! Тваааари! Мегатрон и Шоквейв переглянулись, но Рефлектор уже потерял себя в приступе цветового экстаза. Саундвейв отошел в другой конец помещения и воспроизвел: «кассеты — приказ — не смотреть. Кассеты — приказ — не слушать!»       — «Энергоновый!» — будет замечательно смотреться рядом с пятнами крови поверррженных врагов! «Энджексно-синий» — прекрасный выбор для тех, кто хочет, чтобы свет выдранных из груди и еще не угасших искр выгодно смотрелся на нашем славном символе! — спустя двадцать минут Рефлектор завершил свою лекцию на последний карточке, тяжело дыша и держа на лице безумный оскал. Саундвейв уже давно прилег на пуфик, развернулся к стене и с тех пор не почтил никого и взглядом.       — Спасибо, Рефлектор, твой комментарий будет учтен, — тихо сказал Мегатрон, и когда тот ушел, одарил Шоквейва многозначительным взглядом и добавил, — больше никого не приглашай, иначе я позвоню Оптимусу Прайму и сдамся в эту же секунду. На другом конце комнаты раздался всхлип.       Они смотрели на карточки еще час.       — Кто придумывал так много? — праздно поинтересовался лидер десептиконов.       — Считается, что родоначальником теории цвета является мех Ай-саак Ньютрон, подошедший к пониманию сущности цвета. До него в науке господствовало утопическое представление о свете и цвете, восходящее к древнеайяконскому философу Армостотэлю, который связывал явление цвета с 4 элементами — воздухом, металлом, огнем и энергоном.       — Угу. Шоквейв… ээ, а тебе кокпит видеть не мешает?       — Я установил камеру под ним и подсоединил к процессору. Наличие слепой зоны, когда ее можно устранить, нелогично и нерекомендуемо.       — Уу! Угу! Чисто теоретически, а мог бы ты мне поставить такую на затылок?       — Конечно, но на это понадобится вре…       Саундвейв подскочил как ошпаренный, когда створки снова зашипели. Все обернулись, чтобы увидеть в дверях недовольную физиономию авиакомандующего.       — Шоквейв, разве не говорил я тебе, чтобы ты больше не вызывал никого?       — Клянусь, Лорд Мегатрон, я к этому не причастен. После двух последовательных провалов в условиях текущей обстановки предпринимание дальнейших попыток было бы нелогично.       — Что это вы тут все сидите? — Старскрим недоверчиво скосился на Саундвейва, а потом и на Мегатрона. Получив в ответ лишь тишину, Старскрим, насупившись, сам подошел к столу и взглянул на его поверхность. Пары молниеносных взглядов ему было достаточно, чтобы понять, что происходит.       — Наконец-то! Слава Праймусу, Мегатрон! — он воздел руки к небу — Я не могу поверить, что ты решился это сделать! Оказывается, даже твое упрямство имеет пределы! Но все же, я не могу не сказать, что твое решение стало для меня приятной неожиданностью. Но мой вопрос остается, что вы тут сидите, и где ты был весь день? Мегатрон взглянул на заместителя невинным и совершенно искренним взглядом и молча указал ладонью на стол. Старскрим скривился.       — Что? Ты серьезно? Целый день потрачен на это? То есть я должен был провести ревизию третей казармы, я должен был разнимать этого сумасшедшего Оверлорда с каким-то несчастным, уж не помню кем, я должен был провести дебрифинг по поводу завтрашнего рейда, я должен был обедать один — и все ради того, чтобы ты меланхолично выбирал оттенок? Мегатрон снова посмотрел на Шоквейва и виновато пожал плечами.       — Мне срочно нужно тебя отравить, задушить или подставить, потому что, Мегатрон, я не понимаю, как можно доверять судьбу целой фракции такому меху, как ты. Саундвейв за это время уже встал, подошел ближе и теперь поправлял на плече пушку и сверкал визором в сторону авиакомандующего. Старскрим закатил глаза и издал раздраженный вздох.       — Тут же даже выбирать не из чего — почти все варианты — полный шлак, позор для любого, кто решит украсить себя таким.       Он склонился над столом и начал перебирать пластинки, почти все отметая в сторону, пока в руках у него не осталось четыре штуки. Все еще не смотря на Мегатрона, он разложил их перед собой попарно и выкинул по одной из каждой. И с этими двумя карточками он развернулся к Мегатрону и произнес устало и раздраженно:       — Вот, выбирай.       Мегатрон посмотрел на карточки и перевел взгляд на Старскрима. Если бы вы заняли в этот момент правильную позицию, то можно бы было увидеть, как его оптика начинает выражать неподдельное восхищение.       Два варианта с беспретензионными названиями. Но оба выглядели благородно и сдержанно. Почему он не обращал внимания на них раньше? Слева был «Красно-фиолетовый», а справа — «сине-фиолетовый». Левый был сочный, но сдержанный, но зато правый… правый был мрачный, глубокий, и какой-то поэтически-грустный, словно вот-вот из его глубин изольется тот самый исток идеологии десептиконов — трактат «К миру». Да, это оно, это оно. Он уверенно поднял руку и взял пластинку.       — Поздравляю! Теперь у нас есть официальный цвет! Похлопаем непревзойденному Старскриму! И скажем, а ну-ка, хором: «и-что-же-мы-без-него де-лали!»       Он упер руки в бока и замаршировал к выходу. За ним, все еще ошеломленный, Мегатрон, Шоквейв и Саундвейв. В Дверях Мегатрон поймал руку своего заместителя и абсолютно серьезно поблагодарил его, добавив, с какими трудностями он и Шоквейв и Саундвейв столкнулись.       — А-а, Саундвейв! Чуть не забыл. Мне, конечно, все равно, и я вам не гонец, но тебя искал Тандер. Я бы вообще не стал утруждаться, если бы он не носился последние два часа по кораблю с паническими воплями о твоем таинственном исчезновении и о твоем отключенном комлинке — но мне он нужен, чтобы разобрался с энергоновыми порциями на следующий декацикл. Не мне же снова это делать!       На этих словах авиакомандующий выскользнул в коридор, а Саундвейв так и остался стоять на месте, совершенно обескураженный и с такой прямой спиной, что по ней, наверное, можно было бы проводить контрольные измерения эталонных приборов. Даже Рамбл и Френзи совершенно притихли.       ***       Чуть позже тем же днем Шоквейв, терзаемый вопросами относительно того, какой методикой пользовался Старскрим, чтобы так быстро определиться с выбором, постучал в его кварту и задал ему этот вопрос. В конце концов, любое знание может пригодиться в будущем, даже если оно исходит от Старскрима.       — А, ты все об этом. — Он махнул рукой. — Я просто выбрал те, которые не слишком спорили бы с деталями моей обшивки. Не может же авиакомандующий ходить с шевронами, не сочетающимися с декором на крыльях! В остальном, как по мне, все они одинаковые. {Конец}