Подчинение или потакание

Дверь громко захлопнулась за влетевшим в помещение человеком, чуть ли не сотрясая стены. Вид того был на высоте: взъерошенная шевелюра, торчащая во все стороны, перекошенное от непередаваемых словами эмоций лицом, мятая, неаккуратно заправленная рубашка под распахнутым пальто цвета кожи и развязанные шнурки на одном из сапог, доходящих до колена. Ещё сверху припорошённый постепенно тающими снежинками. Весь взмыленный, что аж жалко становится. Почти. — Держи своих блох в узде, — грозно без прелюдий плюётся мужчина, направляя убийственный взгляд в центр комнаты. А именно на вальяжно сидящего на диване человека, который ни одним мускулом не повёл на ворвавшееся бедствие. Чем бесил лишь сильнее. — Сколько раз тебе повторять, что мне по горло итак работы хватает, а твои отгрызальщики веселья не прибавляют! — Блох? — невозмутимо припоминает первое, что было брошено в его сторону, наконец одаряя нарушителя тишины благосклонным взглядом. Словно не замечал воинственного настроя и позволял и дальше проявлять агрессию, пока сам не был против спектакля. — Ты уверен, что их можно так называть, дорогой? — Они сидят у тебя на шее, с неё же пьют твою кровь, а ещё, кажется мне, не у тебя ли всё тело покрывается волосами, и несколько дней в месяце кто-то печально воет на луну? Или вовсе кидается голодной собакой на этих же кровопийц. — Изволь, Минхо, я плачу тебе баснословные деньги не для того, чтобы ты в любой момент приходил ко мне и называл озабоченным псом, вдобавок сквернословил о моих друзьях вместо своих прямых обязанностей. Коренастый широкоплечий мужчина отставляет бокал с вином, который увлечённо прокручивал во время разговора, и перекидывает ногу на ногу, всем видом сообщая, что его настроение может измениться, если всё продолжится в том же духе. Но это не впечатляет. — Я был бы признателен, если твои так называемые «друзья» стали бы чуть меньше упиваться кровью наших людей и оставлять следы повсюду, где засветились. Мне поступает буквально каждый день несколько заявлений об убийстве с характерным кровяным истощением тел жертв. Как думаешь, сколько способов существует, чтобы перенаправить мысли заинтересованных искателей приключений по ложным сведениям? И доказать подчинённым, что в городе не орудует никакая банда, поехавшая на теме вампиризма. — Повторюсь, это твоя работа – сбивать мысли о подобном и выставлять происшествия как случайности. — Если бы этих происшествий было бы хотя бы на треть меньше, вопросов было бы также в меньшем количестве! Но посмотри, наши профессиональные хакеры не успевают подчищать сети, публикующие всякие каверзные статьи про вампиров, как появляются новые! Детективы ставят один и тот же вердикт: умер впоследствии потери огромного количества крови с двумя проколами в области шеи. Даже ставь они другие результаты в отчётах, слухи расползаются быстрее, чем пишется этот самый отчёт. Единственно верное решение проблемы - приручение зверского аппетита кровососов! Если всё продолжится дальше, люди скоро начнут говорить громче и затрагивать тему на постоянной основе, что приведёт к более худшим последствиям. Неужели твоя логика отключилась сразу, как к тебе на колени сели парочка парней? Чан, это нужно прекращать. Зрачок Бана опасно сузился до ромбовидного состояния, а радужка засияла жёлтыми переливами. На макушке странно зашевелились тёмно-русые волосы, а после прямо от них поднялось два коричневых треугольных уха, что напряжённо устремились концами вверх. Если бы не пугающий вид Чана в целом, вокруг которого буквально рассеялась тяжёлая аура, давящая на плечи, то Минхо бы позабавился милому образу мужчины. Вот только сейчас хотелось лишь прикусить себе язык и загнанно опустить глаза в пол, чтобы не ощущать пристальный взор. Минхо становится слабым каждый раз, когда тот выпускает своего зверя, хотя делает это всего наполовину, к тому же Ли совершенно обычный человек, на которого, по сути, вообще не должны иметь воздействия подобные выкрутасы. А на других оборотней работало безотказно. Но он же не волчонок, ползающий и скулящий у ног Бана из-за его статуса альфы? Точно нет. Но по какой-то причине всё равно подгибаются колени, всё равно сердце будто тисками скручивает, а разум плывёт под действием чужой надменной власти. Чан прекрасно осознаёт свою силу, с которой может поставить на колени практически любое живое существо в радиусе пары километров одним своим присутствием. И точно видит, что Минхо не способен сопротивляться его воле, как бы сильно не старался вернуть себе контроль над телом. — Знаешь, почему даже вампиры подчиняются мне? — неприятно скрипит чужой голос, ломаясь под самый конец. На губы давят отросшие клыки, рот остаётся приоткрытым, из-за чего те хищно блестят в свете зажжённых свечей. Чан медленно поднимается, а Минхо ощущает каждое его движение всем нутром и сжимается, проклиная свою слабость под напором воздействия. Не будь у Бана природной силы, он бы не стоял посреди комнаты бесчувственным куском древесины. — Никто не выдерживает ауры главного альфы. Все под копирку настолько беспомощны передо мной, что иногда даже становится смешно. Воздух рассекает стук твёрдой подошвы о пол, пока мужчина движется в сторону Ли, прожигая того насквозь взглядом. Вопреки твердящему тревожному голосу в голове, указывающему, что он не может действовать свободно, Минхо задиристо поднимает подбородок и мешает свой взгляд с другим. Чан едва щурится, приближаясь максимально близко, достаточно, чтобы его горячее дыхание касалось щеки человека. Волчьи глаза с такого расстояния кажутся ещё более яркими и затягивающими, как зыбкий предрассветный туман. Но от последнего можно ожидать начала нового дня, а в глазах Бана можно разглядеть только приговор к смерти. Но не такой чёткий, чтобы исполнять прямо сейчас. Чан перегибается через плечо главнокомандующего, оказываясь в жалких миллиметрах от покрасневшего уха. — Мне ли не знать, что вытворяют мои подчинённые. И если ты не можешь просто-напросто свалить всё на чьи-то тупые шутки, то мне придётся сделать тебе выговор. Жёсткий и максимально подходящий. Кожи хрящика касается адски жаркий влажный язык, проходящийся по всей внешней стороне уха, вызвав судорогу во всём теле сразу. Меньше всего ожидаешь подвоха тогда, когда твой враг оказывается непозволительно близко, но вместо подходящих ситуации ударов получаешь ласкательный жест, который, мало того, заставляет сжатся сильнее, так ещё и выжигает низ живота недвусмысленным образом. — Ты слишком многое о себе думаешь, — прошипел Минхо, пихая оборотня в грудь, но лишь беспомощно столкнувшись кулаками с недвижимой преградой, что явно не собиралась просто так испаряться. Он ощущает тихий смешок и тут же оказывается окольцован жилистыми руками, плотно сжимающими талию. Встретив чужие руки и попытавшись хотя бы для вида подпереть их своими, якобы дабы не смогли сломить его напополам, сжавшись чуть крепче нужного, Ли гневно выдыхает, не веря в происходящее. — Если хочешь сделать меня новой марионеткой, спешу огорчить - я не поддаюсь твоим фокусам. Удивление в лице Чана выглядит поддельным, он точно насмехается над ним и пытается сорвать последние тормоза, чтобы соперник сорвался. — Мне и не нужно оказывать на тебя влияние. Ты сам попросишь меня продолжить, потому что не сможешь сдержаться. Минхо хотел было снова вспылить, как предполагал момент, однако прежде его губы накрыли напористым поцелуем, вырывая из груди весь воздух, который он думал потратить на громкую тираду про глупость, сказанную оборотнем. Юркий язык проникает между плотно сомкнутых губ, схватывая протестующее мычание, и толкается к чужому, мягко изучая рельеф. Ладони Минхо с силой вжимаются в предплечья, попытавшись остановить творящийся беспредел, и, на удивление, смог отцепить голодную овчарку от своего лица, сразу же задохнувшись первым вдохом. Глотку обожгло кислородом, а сознание кольнула мысль, что наглая псина посмела вылизать его рот. И стоит напротив полностью довольный, словно ему дали загрысть большую кость. — Стой и не шевелись, — приказным тоном велит Бан, из-за чего мышцы разом немеют, замерзая от его слов. Даже пальцем левого носка лишний раз не двинуть. — Дёрнешься, и останешься без мужского достоинства. Впрочем, как бы не хотел, он всё равно не сможет рыпаться. Слишком придавило блоком в мозгу, мысли также притупились, и размышлений о побеге ни на секунду не возникло. Чан приседает на корточки и, чтоб его сатана побрал, начинает последовательно завязывать до сих пор безвольно болтающиеся шнурки, аккуратно делая бантик, тогда как на другом сапоге строго красовалась спрятанная шнуровка без узелков. Теперь Минхо выглядит как драная кошка, поблагодарить надо чересчур удовлетворённого волка, комично подпирающего колени руками и смотрящего на свою работу. Оцепенение постепенно спадало, потому Ли незаметно разминал конечности, разгоняя кровь, что стылым потоком еле перебиралась по венам, и готовился рваться к выходу, пока не обратил внимание на действия Чана. А посмотреть было на что. Тот слишком легко расстёгивает ремень, стуча пряжкой, пробирается пытливыми пальцами к пуговице и ширинке, резво убирая препятствия на пути к цели. Видя это, Минхо застывает уже от шока, наблюдая за мужчиной со скрытым интересом. Когда его сознание прояснится, ему точно будет не сладко, но сейчас, находясь в смятении от воздействия силы, он не может сопротивлятся накатывающему возбуждению при виде наклоняющегося к его паху Бана и чувствует как дёргается член, а на головке проступают первые капли природной смазки, моментально впитывающиеся в тонкую ткань боксёров. Снизу слышится фырчание, Чан видит всё это прямо своими глазами и наверняка льстит себе, добиваясь желаемого с лёгкой подачей. Не раздумывая, оборотень тыкается носом в просвечивающееся пятно и ведёт дорожку вверх, щекоча кожу живота. По спине Ли несдержанным табуном мчатся мурашки, а в глазах необратимо темнеет. Его поглощает чувством горения, он ощущает как начинает быстро биться сердце, словно просыпаясь и восполняя недостаток сил, отчего к ушам и теперь уже щекам приливает жар, переходящий в красноту. Тем временем Чан терзающе медленно спускает боксёры до бёдер, выпуская эрекцию мужчины. Стало прохладно, но ненадолго - оборотень без предупреждения опускается на затвердевший член и берёт ртом, вовлекая в горячую влажную тесноту, от совершенства которой горло Минхо пронизывает отчаянный стон. Чан сразу начинает поступательные движения, обхватывая ствол крепче и насаживаясь глубже, лаская языком внутри. Ли не знает за что схватиться, чтобы удержаться на ногах, но находит опору в виде головы Бана, резко стискивая чужие волосы в кулаке и назидательно оттягивая на несколько сантиметров, выпуская носом тёплый выдох. В ответ на члене смыкаются острые зубы: так, чтобы не повредить, но предупредить о последствиях, если с ним будут обращаться так и дальше. Минхо нехотя ослабляет хватку, переводя ладонь на шерстяное ушко, мельком пригладив. Видимо уже это принимается с одобрением, так как зубы снова исчезают, а губы мужчины поднимаются выше, обхватывая головку, языком же игриво водя по уретре, в итоге раздвигая кожу и проникая внутрь. Ли не удерживается от сокрушённого визга, опираясь на плечи Чана почти полностью, так как устоять на ногах теперь было сложнее. Пульсирующее наслаждение в паховой зоне нарастает, он не хочет принимать этого, сжимая пальцы и смыкая губы, чтобы больше ни один стон не смог прорваться, ведь это позорит его всего: от макушки до ступней. Минхо не позволит так легко пользоваться им. Вдруг все движения прекращаются, удушающая теснота пропадает с члена, и Ли помутнённым взглядом окидывает отстранившегося оборотня, что слизывал капли слюней, оказавшихся на губах в обилии. Тот смотрит на него снизу вверх лукаво, всем своим видом показывая, что не собирается продолжать начатое. Мохнатые уши заинтересованно вертятся из стороны в сторону, чего-то ожидая услышать, а вертикальные зрачки чуть расширяются, становясь полуокуглыми, как у нормального человека. Чан ждёт. Минхо знает, чего он добивается, но переступить через себя не желает, лишь травит своё возбуждение, отказываясь потакать намёкам мужчины. Он и не собирался застревать здесь с таким раскладом, его совершенно не устраивает творящееся, тем более с тем, кто стоит перед ним на коленях. — Скажешь только то, что мне нужно, и я тут же вернусь к делу, — наигранно нежно проговаривает, надавливая большим пальцем на головку, отчего воздух в груди Минхо снова исчезает в мгновение. — Или мы можем продолжить в более интересном формате, если перестанешь строить из себя непонятно кого. Пару слов, дорогой. Минхо стискивает челюсти, потому что Чан, подобно домашней зверушке, трётся щекой о ствол, придавливая своим весом к телу Ли. Стоит ему опуститься немного ниже, как звериные уши трепетно пробегаются шелковистым мехом по вновь дёрнувшемуся стояку, который перестали стимулировать и который не получил разрядки. Чертыхнувшись, он толкается бёдрами, но Чан резко отнимает голову, из-за чего член тупо рассекает воздух. Неприятно. Не то, что ему нужно. Отвратительно. — Делай... — максимально тихо ворчит Ли, однако звериный слух улавливает каждый шорох, слетающий с его уст. Чан внимательно всматривается, терпеливо ждёт, пока зрачок возвращается в прежнее состояние, вытягиваясь тонкой иглой. Жутко впечатляюще. — Делай, что хочешь, — наконец бурчит яснее, расслабляясь. — Говори конкретнее, Минхо. Мужчина недовольно цокает языком, и уже громче говорит прямо в лицо Бану: — Бери меня, разврати главнокомандующего, чтобы было чем гордиться. — Ох, поверь, будет чем, — мурчит победно, а после быстро подхватывая Минхо под бёдра, подтягивает на себя и несёт к дивану, укладывая на тёмную кожную обивку. Благо места предостаточно, чтобы Ли смог удобно разложиться. — Будь готов получать удовольствие в два раза больше, чем при обычном сексе с людьми. У меня есть свои плюсы, дорогой. В момент за спиной Чана воздух рассекает в меру длинный и пушистый хвост цвета растопленного шоколада, который, не теряя времени, обвивает правое бедро Ли, стискивая и заставляя прижатся внутренней стороной к чужому боку. Минхо неоднозначно сглотнул. Чего чего, а подобных практик он никогда не то чтобы не делал, да даже не видел. Многие говорили, что секс с другими рассами всегда носит иной уровень удовлетворения, нежели примитивный с подобным себе. Он не заострял на эти росказни внимания, потому что не планировал проверять, но теперь на собственной практике придётся познать весь спектр ощущений, о которых с придыханием говорили сплетники. В глубине сознания появился некий азарт, что не пробивался дальше, перекрываясь страхом. Тем страхом, который решил разбить Чан, нависший над Минхо. — Расслабься, детка, тебе будет очень приятно. Но предупреждаю: я могу кусаться, так что не дёргайся лишний раз, если не хочешь добавить себе шрамов в коллекцию. Они тебе не пойдут, — ладонь оборотня скользит по скуле, перебираясь к верхним пуговицам всё ещё мятой рубашки - один плюс, ничего в её виде не измениться - и расстёгивает первые две, открывая себе доступ к выступающим ключицам, которые сразу берёт в оборот, приникнув смоченными слюной губами к выемке. — Я слышу твоё дыхание, — между кратковременными поцелуями уведомляет Бан, ластясь всем телом к лежащему под собой, из-за чего их эрогенные зоны соприкасаются и натираются от особо интенсивных движений. — Оно не сбито, это расстраивает, — клыки радостно сверкают в его оскале и впиваются в плоть нижней части шеи у плеча. Минхо порывается вздрогнуть, но вовремя вспоминает слова оборотня и сдерживается, лишь болезненно зашипев. Чан вгрызается словно хищник на охоте, поймавший полевую мышь. Следующим мигом уже зализывает кровоточащую рану, словно играя с добычей, чтобы потом снова вцепиться накрепко в зеркальную сторону, оставляя краснеющие ссадины в знак о том, что человек помечен вожаком альфой. Минхо не разбирается во всём этом, поэтому даже не задаётся лишними вопросами, стерпливая жжение. Толком не успевает раздражаться, как возбуждение снова накрывает с головой, когда Чан со всей силы вжимается своим пахом в его, при этом придерживая зубами за шею, словно дворовую кошку цепляет. Из гортани поднимается звериное рычание, что волнами прокатывается и ударается где-то о стенки грудной клетки Минхо. Дыхание опять не под его контролем, что отлично подмечает мужчина и одобрительно мажет ладонью по изгибу шеи. Хвост того слишком дерзко отпускает бедро и обхватывает стоящий член, начиная тихонько щекотать, отчего глаза Ли расширяются в ужасе: он явственно чувствует скрученную пружину внизу живота, которая постепенно, с каждым движением хвоста распрямляется и готова вот-вот выгнуться. Его охватывает предвкушающей агонией, пальцы впечатываются в широкие плечи Бана, а поясница выгибается дугой, под спину же сразу проникают тяжёлые руки оборотня, поддерживая на весу и одновременно оглаживая пленящие изгибы. Губы находят другие и сплетаются воедино, заглушая очередной стон, вырвавшийся с первым оргазмом Минхо. Капли спермы, попавшие на его живот, Чан подцепляет рукой и показательно слизывает алым, как спелая клубника, языком, а Ли загнанно пытается отдышаться и вообще вернуться в мир, чтобы продолжить начатое. Он самостоятельно тянется к лицу над ним и увлекает в поцелуй, забирая часть влаги себе, почувствовав солёный привкус, осевший на языке. — Скажи ведь, тебе всё нравится, — не удерживается Бан, ласково взъерошив волосы на затылке мужчины как только они остановились для передышки. — Скажу, что... — окидывает взглядом достаточно крепкую фигуру, пробегаясь ладонью по широким плечам, — не очень удобно, что ты до сих пор одет. Оборотень усмехается, толкает Минхо, чтобы он лёг обратно, а сам снова спускается ниже и останавливается рядом с пульсирующим колечком мышц. Дразняще дует, заставляя сжаться от неожиданности, следом также неожиданно целуя и проводя мокрым языком вдоль всей длины. Стоит ли напоминать про то, что языки оборотней во много раз длиннее человеческого? А слюны выделяется столько, словно он собирается объесться самыми сладкими конфетами. Или же отведать более горячее и тесное блюдо... Погружая язык внутрь, Чан не забывает о руках, обхватывая ими упругие ягодицы и сжимая ладони до покраснения. Ли теряется в пространстве, падая головой на диван и издавая самый пошлый и громкий стон, на который только был способен. Новые ощущения прошивают током, бередят разум и делают из него обмяклое существо, что способно лишь ощущать, показывать насколько ему хорошо звонкими вскриками и трепетать густыми ресницами, закатывая глаза. Язык оборотня проникает всё глубже и глубже, ломая лимиты и достигая точки, которая наконец доставляет Минхо космическое удовольствие, чувствуя которое тот чуть ли не подпрыгивает на месте, меняя тональность голоса на более низкую. Определив реакцию мужчины правильно, Чан стал усерднее вылизывать именно в том направлении, где оказалась простата. При каждом попадании кончика языка Минхо безудержно всхлипывал, уже не выдерживая всего того, что на него так быстро свалилось. Он видел пятна под веками, а когда открывал глаза, если позволяла видимость, засматривался на трепетающие звериные уши и снова пропадал в другом измерении, очнувшись после слабого торможения. Бан несколько приподнимается, с удовольствием голодного волка кусая внутреннюю сторону бедра человека и оставляя на ней следы от клыков. Продолжает испещрять кожу подобными узорами, пока Минхо просяще не подаётся бёдрами, призывая вернуться к нему. Быстро высвободив свой член, оборотень пристраивается между разведённых ног и приникает головкой к довольно рястянутому колечку, без предисловий двигаясь тазом вперёд. Минхо захватывает настоящим удушением, хотя ничто не припятствует поступлению воздуха в лёгкие. Он вскидывается вверх, ловя ртом как можно больше кислорода, пока сердце бешено колотится под рёбрами. Не видя сопротивления, Чан входит полностью, снова нависая над Ли и оглушая его плотоядным рыком, заставляющим трепетать под ним. Однако Минхо обхватывает талию мужчины ногами и придвигает того ближе, умирая от скользящих внутри ощущений полноты и тепла. Чем дольше Чан находился внутри, тем быстрее сгорал и больше желал вбить Минхо в кожу дивана так, чтобы от него потом живого места не осталось. От дивана или самого Минхо - не уточнялось. Начиная движение, Бан постепенно наращивает темп и уже совершенно не контролирует выходящие из груди звуки, напоминающие предгрозовое время, когда гром только-только разыгрывается. Шлепки полуобнажённых тел теряются в тонком скрипе кожи дивана, когда Ли проезжался по ней задом от особо сильных толчков, сам не обращал внимания на окружающие звуки и обстановку в целом, но Чан настойчиво возвращал его в мир, напоминая давать знать насколько ему сейчас хорошо и показывать как громко может наслаждаться всем голосом - таким приятным и уже слегка охрипшим, ласкающим слух мужчины. — Мне так жарко, так полно внутри, ты распираешь меня во все стороны, — сбивчиво шепчет Минхо куда-то вверх, глядя в потолок, исполняя просьбу (не приказ) быть честнее и разговорчивее. Он делится своими ощущениями, забывается на какие-то мгновения, позволив овдадеть своим телом от и до. Начиная с красных пятен укусов вдоль груди и заканчивая полным подчинением воли оборотня. Или же прокручивая в голове лишь допущения проигрыша? А что если Минхо просто отдаётся плотским утехам, потакая вовсе не мужчине, продолжающему упрямо вбиваться в проход, а себе и своим скрытым желаниям? Ведь он никак не сопротивляется происходящему. Даже наоборот, с предвосхищением принимает действительность и каменный член в себе. И даже наконец скулит, уподобаясь зверю рядом, когда оргазм подступает с новой силой. — Я очень близок.. Пожалуйста, доставь мне удовольствие. Чан срывается на бешеную скорость, отчего Ли аж прикусывает язык и снова тянется за поцелуем, чтобы заглушить боль. И в момент соприкосновения губ Бан в последний раз напористо врывается до конца, и они оба изливаются, разделяя один оргазм на двоих. Минхо обессиленно опадает, не понимая как унять вздымающуюся без конца грудь, по которой щекотно ведёт пальцем оборотень, соединяя каждый укус воображаемыми линиями, точно вырисовывал созвездия. Его глаза приняли прежний вид, но остальные детали вроде хвоста и ушей остались, первый через слой одежды на голенях Минхо оглаживал колено, пытаясь расслабить напряжённое тело под собой. Звериные уши же блаженно прижались к голове Чана. Мужчина накрывает его собой, укладывая подбородок на грудь, а руками обхватывая талию, словно большую подушку. Минхо хотел приструнить порыв коснуться чужой чёлки, но рука всё равно потянулась к лицу и убрала прилипшие к вискам пряди, после останавливаясь на плюшевых ушах. Оборотень забавно что-то мурлыкнул, подставляясь. — Всегда занимаешься сексом в таком виде? — безапелляционно выдаёт Ли, возвращаясь к привычному образу главнокомандующего, которому ничего не интересно кроме нераскрытых дел в отмеченных красным папках с преступлениями, хранящихся в шкафу в его кабинете. И вновь ёрничает, подпортив атмосферу. — Редко, но тебя нужно было уломать, чтобы показать, кто здесь главный. — Бан снисходительно ухмыляется, непозволяя вырывающемуся человеку слинять раньше времени. — А-а-а, дорогой, мы ещё не закончили, а ты до сих пор ничего не понял. Так что нам придётся тут задержаться, готовься молить о продолжении столько раз, сколько себе и вообразить не можешь. Минхо раздумывает: претит ли ему наглость этого блохастого или всё-таки немного возбуждает. Склоняется к наиболее верному, третьему варианту - он просто должен поразвлечься, пока появилась возможность. И кто Минхо такой, чтобы отказываться от предложений? Хотя и не понятно в итоге, кто кому подчиняется или потакает. Но одно верно. Итог, который он для себя подвёл: не заходите в логово волка без стука. А лучше вообще не появляться у того на глазах. Не то одного бока не досчитаетесь.