***
— Ну и что мне с ним делать? — Дятлова беглым взглядом окинула прикованного к стулу пленника и с ухмылкой подмигнула ему, прежде чем обернулась обратно к Владимиру. — Я даю тебе карт-бланш. Делай с ним всё, что захочешь, лишь бы он заговорил, — твёрдый голос мужчины подрагивал, а глаз нервно дёргался. Время их не поджимало, нет. Его просто не могло не бесить осознание, что какой-то дохрена принципиальный ополченец из шайки Фары, чтоб её, Карим, до сих пор только и делал, что выставлял его людей безруким посмешищем! — А вы не пробовали, ну… не знаю, вытащить ему кляп изо рта? Пленник что-то замычал в слюнявую тряпку. — Оставь свои шуточки до более подходящих времён, — сквозь зубы произнёс Макаров. Язык ему пришлось прикусить, чтобы не покрыть девушку отборным матом. Может при Юрии с Андреем она и не станет ему ничего делать. Просто усмехнётся и пошутит в своей привычной манере, будто ни в чём ни бывало. Зато когда они останутся одни… Она припомнит ему каждое слово, и спросит так, что он забудет, как ходить! За время работы с Алиной он зарубил себе на носу: чего-чего, а злопамятности ей не занимать! — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. На лице Дятловой заиграла снисходительная улыбка, с какой она любила смотреть на командира с высоты своего роста. — Да поняла я, Владюш, не злись. — Владимир, — с нажимом поправил её Макаров. — А что так? Тебе не нравится? Мне казалось, ты не против, чтобы я называла тебя так. Особенно когда… — она медленно наклонилась к нему. Их лица оказались в считанных сантиметрах друг от друга. — Замолчи и просто разговори уже наконец этого чёртового ополченца! — мужчина спешно отшатнулся от Алины, сгорая от смеси злости и смущения. «Этот чёртов ополченец» неотрывно наблюдал за ними. — Владимир, а на каком языке вы его вообще допрашивали? — спросила Дятлова, потеряв к командиру прежний интерес — Может, он ничего не отвечал вам не потому, что пиздец, какой преданный, а просто нихера не понимал, чего от него хотят? За вопросом Алины последовала абсолютная тишина. Даже пленник перестал так шумно дышать, будто бешеный бык. — Андрей? — Макаров обернулся к своей «левой» руке, так как должность «правой» уже была занята Юрием. — Мы допрашивали его и на русском, и на английском, — быстро отчитался Нолан. В сторону Дятловой он кинул убийственный взгляд и почти сразу отвёл его в сторону. Не ожидал, что та опередила его и уже как с минуту пристально глядела на него исподлобья. — А ничего, что ополченцы вроде него только родной знают? — вмешался в разговор Юрий. Тишина возобновилась, пока молчание не нарушил Макаров. — Алина? — обернулся он к девушке. Та только пожала плечами. — Я урзыкстанского не знаю. Поправлять её, что местные говорят на арабском никто не решился. — Ты же была в Урзыкстане! «Андрей, блять, лучше б ты молчал…» — подумал ещё мгновение назад стоявший между ним и Алиной Юрий. Теперь же он отирался возле Владимира, так как оставаться на линии огня, чтобы отхватить «да за просто так, рожа мне твоя не нравится» ему вот совсем не хотелось! — Я была там для того, чтобы воевать с Аль-Каталой, а не грёбаный язык изучать, — огрызнулась Дятлова. — Ещё раз заговоришь об этом, и я тебе проведу лоботомию ломом, ты понял меня? Её взгляд буквально говорил за неё: «Но прежде я переломаю тебе ноги и заставлю за минуту проползти через весь склад. А если ты не справишься — в чём я ничуть не сомневаюсь — я отхреначу тебя этим же ломом, и лишь затем, так уж и быть, поправлю им твои мозги. А для красивого завершения, я вгоню его тебе либо в глотку, либо в задницу, да так, чтобы он вышел из другого конца. Пожалуй, это будет единственный твой внутренний стержень.» — Да понял я! Понял! — Нолан сделал спешный шаг назад, подальше от Алины, и чуть не упал, запнувшись о собственную ногу. Перед глазами у него за секунду пронеслась вся жизнь, так удобно притормозив на разговоре с Юрием, который и привёл Дятлову в Конни. «Никогда. Слышишь? Ни-ког-да не упоминай при ней Урзыкстан! И тем более ни в коем случае не говори ни с ней, ни при ней о том, что она там была. Ты понял? Даже думать об этом не смей! И для своей же безопасности, запомни этот разговор! На лбу его себе запиши, вытатуируй где хочешь, да хоть плакат сделай и над кроватью повесь или стикеры-напоминалки везде расклей, не знаю, что ещё можно предложить… В общем, Бога ради, помни, никакого Урзыкстана!» — втирал ему Юрий. Несколько солдат тем временем за его спиной волокли своего товарища, а следом чёрный пакет с продолжением товарища. «Не беспокойся, брат, не забуду» — пообещал Андрей и… естественно, забыл. «Сука драная. Да чтоб тебя саму этим ломом перехуярили…» — стоя на безопасном от Алины расстоянии, он буквально разделывал её убийственным взглядом и сгорал от стыда за свой недавний девичий писк. На его счастье, у неё сегодня было необыкновенно миролюбивое настроение, раз она так быстро потеряла к нему интерес. Ведь в любой другой день всё могло закончиться если не внеплановым трупом и, как следствие, освободившимся тёплым местечком подле Макарова, то уж точно… — Так, я звоню Милене, — психанул Владимир. — Пусть пришлёт нам переводчика с фарси. Из-за всей ситуации с пленным ополченцем у него нервы походили на дерьмовую палёную проводку — также не выдерживали. И сейчас — из-за Нолана и Дятловой, устроивших очередную грызню — она начала пованивать особо сильно, угрожая в любой момент перемкнуть и рвануть к херам так, что в безопасности не был бы никто из находившихся на базе. Им нужно усиленно шевелить мозгами и морщить лоб над тем, как заставить Захира послушно оттопырить пальчик и указать на карте, где у Фары Карим и её шайки ублюдков убежища, а не кидаться друг на друга, будто два бешеных кобеля, бьющихся за территорию или течную сучку. Если бы Макаров развил мысль чуть дальше, то понял бы, что в этой аналогии той самой несчастной сучкой был он сам. «Ненавижу работать с кретинами. Особенно, когда они — мои люди… За что я вам только плачу и держу на особом счету, если вы такие…?» — а потом резко вспомнил, что он сам и отобрал этих троих из остальных солдат Конни. — А что потом с переводчиком делать? Не отпускать же его на все четыре стороны после того, что он увидит здесь, — спросила Дятлова, наблюдая за Владимиром. Искря от гнева, тот расхаживал из одного конца ангара в другой с такой яростной скоростью, что у неё голова закружилась постоянно оборачиваться туда-сюда, а ещё в глазах рябить начало. «Да ты задрал мельтешить! Встань уже где-нибудь и стой спокойно, истеричка чёртова!» — ей так и хотелось рявкнуть на него, чтоб он быстренько прижал ушки к голове и подчинился, как виноватый послушный пёсик, но сейчас для неё он командующий Макаров, а не Владюша. К сожалению. — Разумеется избавишься от него, Алина! Вроде бы не вчера родилась! — сорвался он, когда Милена в очередной раз отклонила вызов. Андрей приглушённо рассмеялся в руку и попытался выдать это за кашель, когда Дятлова обернулась смирить его взглядом, которым сперва отбивают почки, затем ломают колени и только после — спины. — Да что б тебя! — чем бы Романова ни была сейчас занята, отвечать Владимиру она совсем не спешила. И от этого с каждым гудком в пустоту он бесился только сильней! «Господи, да ответь ты ему наконец!» — избегая смотреть на командира, молился Юрий. В отличии от Дятловой, наблюдавшей за психами Макарова с каким-то непонятным злорадным удовольствием (он не удивится, если узнает, что ей просто-напросто весело со всей ситуации), ему было очень даже страшно за собственную жизнь! Сейчас Милена — сама того не подозревая — не просто подливала бензин в довольно легковоспламеняющуюся ситуацию, а топила её в нём и зажигалкой возле чиркала! И это только вопрос времени через сколько проигнорированных звонков Владимир сорвётся, и захочет крови… Возможно даже своих. Рядом с этим человеком никогда невозможно предугадать в опасности ты или нет. Разрядить обстановку — или пойти первым под раздачу — решился Андрей, когда открыл свой рот. Самоотверженности, как и слабоумия, ему всегда было не занимать. — Повторишь как прошлый раз? Ну, когда нужно было подстроить смерть под несчастный случай, а мужик выглядел так, будто прыгал с парашютом без парашюта или его на полном ходу бензовоз сбил и проволок за собой метров двести. — Напомнить, кто допрашивал человека на языках, которые он не знает, и удивлялся, что тот нихуя не отвечает? «Началось…» — вздохнул Юрий. Пожалуй, он единственный, кто сейчас не играл в игру «доведи Макарова и сыграй в догонялки с болезненно-смертельным исходом». — А может он просто прикидывается, что не понимает! — гнул своё Андрей. Все трое — за исключением Владимира, так вовремя дозвонившегося до Милены и потерявшего к остальным интерес — обернулись к пленному. Тот смотрел на них. — Ну знаешь, у него на лице написано «я вас нихуя не понимаю». Хотя… — с паскудной улыбкой Алина обернулась к Нолану — это такой себе аргумент. Ты ведь с точно таким же ебалом живёшь и ничего. — Нарываешься, — он угрожающе понизил голос и впился в неё натурально убийственным взглядом, хоть и смотреть приходилось задрав голову вверх. Этим ему удавалось приструнить любого в Конни. — Ага, а как иначе? — за исключением, пожалуй, Дятловой — И лицо сделай попроще, а то из-за бровей скоро ни шлем, ни баллистические очки надеть не сможешь. Собравшегося ответить ей Андрея перебил Юрий, оставив того стоять с открытым ртом: — Он же выслушал всё, что командир Макаров ему говорил и только потом послал его. — Да, но послал же он вас всех на арабском. А если бы мог, то сделал бы это на английском или русском, — настаивала девушка. — И вообще, с чего вы взяли что он вас именно послал? Может он наоборот, желал здоровья вашим родным и счастья с достатком в каждый дом. Все трое вновь обернулись к Захиру, чью смуглую кожу покрывали ожоги от сигарет и синяки чуть ли не всех цветов радуги. — Да тут не нужно быть лингвистом, чтобы догадаться, что он там орал на своём ублюдском языке! — Ну ладно, ладно, этот момент мы прояснили, — отмахнулась Алина от Андрея. — Меня вот что интересует… Кто автор? Ты? На груди пленника, за сухой кровяной коркой, красовалось вырезанное из трёх букв слово — «хуй». — Нет. Я когда увидел, на тебя подумал, — Нолан перевёл взгляд на Дятлову и встретился с не особо читаемым, но явно недовольным взглядом и оскорблённым выражением… лица. — В своём уме? Думаешь, я бы сделала так криво? — Она фыркнула и покачала головой, изображая разочарование. Актриса хренова. — Оскорбляешь, Андрюш! — Прости, я как-то не подумал, что будь автором ты, он бы одним «хуем» не отделался бы… Прежде, чем взаимные лёгкие покусывания перешли бы в яростную грызню, вернулся Макаров: — Через три часа сюда доставят нашего переводчика. Алина, чтобы была готова к этому моменту, поняла? Я хочу слышать, как он соловьём запоёт. — Запоёт, Владю… Владимир, будь спокоен. О, кстати! Милена там не намекнула, когда будет зарплата?***
Встречать переводчика отправили Юрия, поскольку Дятлову «нельзя и близко подпускать к нормальным людям без намордника и поводка», а Нолана следует «сперва засунуть обратно в мать и перетрахать во что-нибудь нормальное, а уже после доверять ему хоть какую-либо работу!» Макарова даже не стали брать в расчёт. «Удел холопов — бегать за царём, а не наоборот. Скажи, Юрий, как считаешь ты?» Ответа было два: тот, которого придерживается Владимир и неправильный. Сам Юрий никак не считал, он просто не хотел спорить, а ещё задолбался крутиться без дела вокруг Захира четвёртый час к ряду и прямо-таки мечтал, чтобы вся эта возня уже поскорее закончилась! К тому же, должен же хоть кто-то здесь подавать признаки наличия хотя бы пары не прямых извилин в голове или бултыхающихся по пустой просторной черепушке нескольких грамм серого вещества вместе с чем-то вроде слабеньких зачатков здравомыслия… — Схожу за ним, — сказал Юрий и уже через пару минут привёл за ручку (образно, разумеется!) доставленного к порогу переводчика. К ним на встречу вышел Владимир с такой дружелюбно-приветливой улыбкой на пол лица, что кишки в животе сворачиваются в тугой комок и вдоль позвоночника наперегонки с мурашками стекает капелька ледяного пота. Есть у него некоторые проблемы с выражением чувств через лицо, о которых он постоянно забывает… — Ты чего смотришь на меня так, будто осуждаешь за… не знаю, за всё и сразу? — Алина в замешательстве выгнула бровь. В голове она перебирала все случаи за последнюю недели, которые в теории могли так разозлить Макарова… — Проехали, — обиженно бросил он и отвернулся, тут же скрестив руки на груди — я смотрел на тебя с любовью самым страстным и соблазнительным взглядом! Но ты всё испортила! «О Господи, да охренеть! С таким ебалом смертный приговор выносят, а не в постель затаскивают…» — Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и обойдётся без неприятных инцидентов, Дмитрий, — произнёс Владимир, пожимая гостю руку. Андрей быстро отвернулся, чтобы никто — особенно переводчик — не увидел, как его распирает от еле сдерживаемого и рвущегося наружу смеха. «Ты будешь работать с Дятловой — это уже неприятный инцидент. Так она ещё и грохнет тебя, не моргнув и глазом, как вы закончите! М-да, не завидую я тебя, парень… Ты кому-то не тому дорогу перешёл, что ли, или в прошлой жизни грешил, как тварь? Честное слово, лучше бы ты отказался от этого предложения!» — Твоя работа весьма проста, Дима, — продолжал командир. — Будешь переводить всё, что скажет она, — из подсобного помещения в ангар зашла Дятлова с кувалдой на плече. От её вида у Нолана заныла каждая косточка в теле и особенно сильно зубы, резко почувствовавшие себя не в безопасности. Ему даже стало не до смеха над несчастным Димой, — и всё, что скажет он, — Макаров кивнул в сторону Захира. — Согласись, ничего сложного. Вряд ли Дима слышал хоть слово из всего того, что говорил ему Макаров. Его растерянный вид напоминал тупого оленя, замершего на одном месте в свете фар несущейся прямо на него фуры. Наверное, так обычно и реагируют нормальные люди, когда видят перед собой — чего уж скромничать! — самого известного***
— Ну давай, тыкни пальчиком на карту. Покажи, где находится ваша база, на которой вы всей своей дружненькой ополченской компанией нализываете очко Фаре Карим, — Алина стояла за спиной Захира, не особо нежно массируя ему плечо вместе со сломанной ключицей. Специально или нет (разумеется специально, это ж Дятлова!) именно той руки, какую освободила минутой ранее. На голых коленях мужчины лежала карта. — Ничего сложного, Захир. Дело нескольких секунд! «Ну конечно, куда ж без этого показного упрямства,» — хмыкнула девушка, глядя на гордо задранную к потолку разбитую рожу. И смешно, и несказанно бесит. Сдавливая упрямцу шею, она грубым и резким рывком склоняет его над сраной картой. Ещё чуть-чуть и ткнула бы лицом прямо в неё. — Хорошо, я повторю ещё раз… Где. Ваш. Штаб? Где драная всем Урзыкстаном Карим? Никакой реакции. Даже без оскорблений или лающей ругани на фарси… Странно, думает Дятлова, а после вспоминает, что всё досталось Владюше с Андреем. — Ладно, вернёмся к теме вашего аллахакбарского притона позже, — она встала напротив Захира. И, ей богу, Нолан даже издалека видел, как у неё уже подёргивается каждый перенапряжённый мускул от тихого бешенства и желания перейти к настоящему допросу! — Будь добр, расскажи мне, кто те чудесные люди, что снабжают вас оружием, транспортом, бронёй… информацией? Захир… продолжил молчать. Шумно втянув воздух, Алина с нажимом произнесла: — Я спрашиваю, на чьих хуях скачет Фара Карим, чтобы вам было из чего и чем стрелять по русским? А? Может, на американских? С таким усердием берёт за щёку у каждого офицера, чтобы они сжалились и отсыпали вам хоть горсту патрон. Или раздвигает свои сладкие булочки для всей Аль-Каталы? Давая им сперва лизнуть и смазать, а затем всем по очереди засадить, — улыбка растягивалась на её лице по мере того, как она входила во вкус. — У неё ведь среди этих выблядков братец отирался. А у вас ведь, как у зверья — инцест так, ничего постыдного. Я ведь права? Брат, сестра, кровь не вода, вся хуйня… Что скажешь, Захир, может поэтому Аль-Катала по старой памяти вам так содействует? Или это всё же не они и Фара там жопу рвёт, налаживая связи с кем-то другим? Глядя ополченцу прямо в глаза, Дятлова водила языком по щеке, изображая отсос, и надрачивала рукой невидимый член. Не прошло и десяти секунд, как Захир решил всех порадовать и — неужели! — открыл свой вонючий рот. Брызжа слюной во все стороны, он тявкал на фарси, захлёбываясь в словах, будто заправская бешеная шавка. От услышанного у Димы глаза на лоб полезли и он стал настолько бледным, что почти прозрачным… — Он говорит, что… — его язык заплетался одновременно и от стыда, и от страха — что они продавали твою мать каждому, кто был готов заплатить за неё. От туда и деньги на всё это, — об остальном он предпочёл умолчать. Ну нахер говорить такое… Дятлова только ухмыльнулась. — Это-то понятно. Но в чей толстый кошелёк они засунули с таким усердным трудом заработанные денюжки, чтобы получить все эти игрушки? Сделавшийся на удивление разговорчивым, Захир выплёвывал слово за словом и не спускал с Алины пристального взгляда, будто пытался им лопнуть ей голову. Не вышло. — Он говорит, что… — закрыв глаза для храбрости, Дима как можно быстрее произнёс — что ответит, если Вы засунете себе эту кувалду в задницу при нём и попрыгали на ней, чтобы… Вы поняли, в общем! Он видел эту женщину впервые и провёл в её компании не более часа — надеясь теперь, что больше никогда в жизни не встретится с ней вновь! — ведь уже успел быстренько осознать одно: ему не особо хочется попасть под её горячую (и без сомнения тяжёлую!) руку за все те слова, какие вылетали изо рта Захира. «Я всего-навсего переводчик, это не я так думаю, а он, — успокаивал Дима сам себе, а затем его взгляд прикипал к изуродованной шрамами татуировке на её предплечье в виде скалящегося черепа собаки и надписи над ним «Победа или смерть» — но всё же…» — Да, поняла, — смеющийся голос Дятловой говорил за неё. Ей весело. Держа кувалду за середину рукояти, она покрутила её в руках, будто рассматривая или оценивая. — Ты ведь об этой штуке, да? Не успела сальная ухмылка растянуться на лице медленно закивавшего Захира, как у него глаза на лоб полезли и он заверищал от боли на весь огромный ангар. В рваном вопле затерялся влажный хруст, с каким его нога согнулась в колене на все девяносто градусов не в том направлении. — Ничто так не отрезвляет, как внезапно разлетевшаяся в дребезги коленная чашечка, правда? Бьющийся в агонии пленник непременно бы рухнул под ноги Алины вместе со стулом, не будь тот прочно закреплён на одном месте. А так он только извивался и метался на нём из стороны в стороне, не переставая ни на секунду сдирать глотку — чем походил на приговорённого к казни через электрический стул — и его нога с разломанным в костяную крошку коленом безвольно болталась в такт. Мерзкое зрелище. Особенно надорванная в паре мест плоть. — Итак, — Дятлова дождалась, когда Захир перестанет орать — я повторюсь, кто снабжает вас информацией и оружием? «Твою ж мать, это будет долго…» — подумала Алина, глядя на ещё подёргивающего и задыхающегося от боли мужчину, жалко скулившего что-то себе под нос на ёбаном фарси. Её пальцы с сильной стальных тисков сжали лицо Захира и задрали его голову к верху, вынуждая заглянуть ей в глаза. — Даю тебе минуту собрать яйца в кулак и протявкать мне ответ прежде, чем я расхуярю тебе оставшееся колено, — голос Дятловой звучал тверже сжатой в её руках кувалды и угрожающей, чем… сжатая в её руках кувалда. — Вякни что-нибудь, если понял. Сдавлено и по обрывкам ополченец вытолкал из горла нечто похожее на связную речь. — Он… он говорит, что… — Дима запинался, пытаясь придать всему тому, что наговорил Захир более-менее приличный вид. Зря… — Отставить! Ты, — Дятлова резко обернулась к нему — вынь язык из задницы и оставь свой сраный бред с играми в оттраханого в рот дипломата для других. Мне нужно, чтобы ты переводил всё как есть до последнего, блять, слова! Мы за это тебе платим, а не за кастрированную херню, сочинённую тобой на ходу! Я. Хочу. Знать. Каждое, сука, слово, которое вылетает из его вонючей пасти. И если я ещё раз услышу, как ты мямлишь себе под нос очередной подправленный до неузнаваемости тобой ответ или мне покажется, что ты это делаешь… Кувалда ткнулась ему в сплетение рëбер, вынудив попятиться от неё. — Ты почувствуешь незабываемые ощущения, опыт которых ни-ког-да не захочешь повторить. Если, конечно, выживешь. Понял — кивни, нет… тогда объясню иначе. «Так, — Макаров напрягся. — Прошу, только не вали его раньше времени. Алина, не надо! Нет. Иначе из-за тебя в России быстрее закончатся переводчики с фарси, чем этот затянувшийся допрос…» Её стараниями уже резко сократилось число знавших хиджаазский диалект, а ещё пушту и дари. У неё будто бы была какая-то глубоко личная непереносимость лингвистов (особенно арабских языков…) Собирался ли он самоотверженно бежать и спасать Диму или хотя бы отдёргивать Дятлову? Пф, разумеется нет! В Конни уже давно даже последняя собака — в том числе и командир (вернее, особенно он!) — уяснила одно: нет в мире такого альтруистичного самоубийцы, который был бы готов вставать между Дятловой и нарвавшимся на её гнев бедолагой. Или придурком. Зависело от ситуации. По той же причине стоявший рядом с Владимиром Андрей не спешил вмешиваться и вообще смотрел в другую сторону, с интересом разглядывая… покрытые пылью и разъеденные ржавчиной грузовые контейнеры. И правда, лучше так, чем потом с трясущимися поджилками остаться один на один с Алиной за закрытой дверью, где может случиться — и оно обязательно случится — всякое… «В прочем, если что, один раз можно и напрячь Милену отыскать нам нового переводчика взамен этого…» — подумал Макаров, наблюдая за происходящим с как всегда непроницаемым лицом. Пришпиленный к месту давящим взглядом Дятловой, Дима затряс головой так, что у неё в глазах зарябило. Никогда и ни о чём он ещё не жалел настолько сильно, как о наитупейшем решении согласиться на эту работу! «Щедрая оплата, доставим Вас за свой счёт до места и обратно… Как бы, блять, в живых остаться?!» — А теперь, Димочка, будь любезен и переведи мне как надо его жалкий бубнёж. Дима никогда не был верующим (ровно до сегодняшнего дня), однако сейчас он взывал к Господу Богу с таким усердием, какому позавидовал бы любой христианский мученик… Особенно теперь, когда тонюсеньким и дрожащим голосочком передавал Дятловой слова Захира: — Ты — грязная барковская шлюха. Я буду молить Аллаха, чтобы Аль-Катала прилюдно казнила тебя. Чтобы они напихали в твою манду и задницу столько С-4, сколько у них будет, и чтобы затем повесили тебя голой перед российским посольством у всех на виду. И… и я молюсь ещё усердней за то, чтобы ты была ещё жива в момент, когда сдетонирует взрывчатка… Дятлова в удивлении присвистнула и зашлась громким смехом. Прежде ей никогда не желали смерти с таким жалким, зашуганным видом! — Неплохо, — она одобрительно похлопала перепуганного до полусмерти переводчика по плечу так, что у него аж коленки подкосились. — Так держать. А затем обернулась к Андрею с Юрием. Те вниманию Алины определённо не обрадовались, но разве её это хоть сколько-нибудь и вообще когда-нибудь волновало? — Юра, принеси мне со склада немного петард. Штучки три-четыре, можно пять. Ну или шесть, чтоб наверняка. А ты, Андрюша, — на лице девушки заиграла недобрая (а какая, блять, ещё?) улыбка — ты мне скоро понадобишься. «Сука, вот нахера ты ей напомнил?! На-хе-ра, кусок ты урзыкстанского говна, заговорил об этом сраном С-4?! Блять! Да кто тебя только за язык тянул? Я так надеялся, что больше никогда не увижу этого дерьма…» — крик души Нолана остался при нём, вслух он произнёс лишь нейтральное: — Как скажешь. — Алина, — Макаров всё же решился вклиниться в её работу. Карт-бланш карт-бланшем, но запасного Захира у них нет. — Давай не как в прошлый раз… Она ухмыльнулась и склонила голову набок, глядя на него то ли заигрывающим (нашла для этого время…), то ли каким-то другим взглядом. — У меня чувство, будто бы ты мне это уже говорил сегодня. Вот прям совсем недавно… В отличии от неё, он не был настроен шутить. — Ты поняла о чём я. Связанный пленник рыдал со спущенными штанами и сквозь всхлипы — на которое Дятловой было ровным счётом насрать — что-то мямлил на своём драном арабском. — Что ты делаешь? — спросил её Владимир. С трудом сдерживая смех, та обвязывала вокруг вставшего члена мужчины петарды. — Наряжаю его маленького шахидика. Да, сладкий ты мой? — она похлопала его по щеке — Вы ведь в ИГИЛе любите цеплять на себя разные взрывные игрушки? Да? Любите? — Не понимаю, что тебе не понравилось в тот раз? — пожала плечами Алина. — Меня устроило всё, кроме того, что после этого он сдох. А мы так ничего толком и не узнали, — напомнил ей Макаров. Сказать, что тогда он был зол — ничего не сказать. Его просто рвало на части в приступе психоза и всем, кому не повезло тогда подвернуться ему под руку, пришлось очень… не очень. Хмыкнув девушка кивнула. — Да, ты прав. Те петарды действительно оказались слишком мощные. То, как разнесло его член просто… что-то с чем-то. «Особенно когда Андрею немного в рот попало.»***
— Я сказал хватит называть меня «Владюша» при посторонних! — Макаров ударил кулаком по столу. — Почему? Стесняешься, Владюша? Руки так и чесались стереть надменную и даже насмешливую улыбку с лица Дятловой. Поэтому, не придумав ничего лучше, он схватил её за волосы и заставил наклониться, чтобы быть с ней одного роста. — Потому что субординация, блять. — Субординация — это то, на что мы все дружно хер клали. За своими мыслями Макаров не замечал ничего и никого вокруг себя. В прочем, это его обычное состояние. — Он ничего не знает! — истерил на фоне наматывающий сопли на кулак Дима. — Да? А я ему нихера не верю! — отмахнулась Алина. Глухой удар разбавился звучным и сочным костяным треском, пронимающим некоторых до волнительной дрожи в поджилках, а за ним и воплем, рвущим чью-то глотку в клочья. В паху у Макарова болезненно-приятно затянуло и он принялся непроизвольно переминаться с ноги на ногу. Не думать о Дятловой. Не думать о ней и том, что она сейчас делает с Захиром! Сука, вот только стояка ему сейчас и не хватало! Да только как, чёрт возьми, можно не думать о ней, если она буквально поселилась у него в голове, будто у себя дома?! Так ещё и её мощный раздражённый крик не переставая звучал в ушах: «Переводи, блять, быстрее! И прекращай ныть, ссыкливое ты чмо! Я в твою сторону даже не смотрю, а ты рыдаешь так, будто я уже замахиваюсь на тебя этой сраной кувалдой!» «Кувалдой…» — повторил Макаров. — А вообще, Владюш… Рука Дятловой впилась в его шею, передавливая горло так, что у него ноги подкосились. — Если ты продолжишь так себя вести, я тебя свяжу, перекину через грёбаный стол в твоём же кабинете, и кувалда отметит новоселье у тебя в заднице. «Так, нахер!» — отдёрнул себя Владимир, пока не стало слишком поздно и начавший пульсировать член не решил проверить на прочность ширинку его брюк. Наклонившись поближе к Андрею, он произнёс первое, что пришло ему на ум (нужно же хоть чем-то занять свои вечно норовящие уйти куда-то не туда мысли!): — Помнишь, как Иван пытался познакомиться с ней поближе? Нолан усмехнулся. — Ещё бы! Он потом целый месяц успокоиться не мог, если не дольше. Всем мозги вытрахал своим мизогинным нытьём. — Признаться честно, я не люблю всю эту бессмысленную жестокость, пошлость, вульгарщину… А из неё, к сожалению, и состоят почти все разговоры солдат в Конни, — говорил Иван в то время, как Дятлова чистила винтовку. — Вот так захочешь посидеть с ними, поговорить «о нас», а они… Прервав своё занятие, девушка обернулась к Ивану и окинула его равнодушным взглядом. — Судя по виду, ты просто ноющее мясо для ебли. Скройся нахуй и не мешай. Макаров даже не успел и рта открыть, чтобы добавить что-то, когда Дятлова неожиданно приободрилась и с оглушительным звоном откинула кувалду в сторону: — О! Неужели! Ты, походу, не торопился… Только сейчас и он, и Андрей заметили вернувшегося с петардами Юрия. «Всё, что было до этого момента теперь покажется тебе детским утренником, приятель…» — чисто по-человечески посочувствовал Нолан Захиру, ведь Алина уже подзывала его к себе звонко щёлкая пальцами. — Как обычно? — спросил он подойдя к ней. — Разумеется. Ему досталось держать сопротивлявшегося ополченца (и откуда у него, переломанного вдоль и поперёк, столько сил?), в то время как Дятлова старательно заталкивала тому в задний проход одну петарду за другой. Будто патроны в дробовик посылала, только не так легко и гладко. — Бомбочко? — пошутил наблюдавший за этим процессом Андрей. — Бомбанал, — улыбнулась Алина, подняв на него взгляд. Последнюю петарду она оставила при себе. «Словоблудные придурки,» — покачал головой Макаров. Присев на корточки перед лежащим на животе перепуганным Захиром, девушка поднесла к его разбитому лицу ту самую петарду. — Смотри, сейчас твоя задница — как коробка с новогодними хлопушками, забита до отказа этими чудесными малышками. Знаю, не С-4, даже не близко. Но поверь, рванут они будь здоров и устроят нам здесь настоящий салют из твоей прямой кишки и кровавого дерьма. И сейчас я подожгу эту взрывную красотку, а затем вставлю её между твоих сладких булочек прямо как свечку на праздничный торт. Стоило ей зайти за спину Захира — проводившего её взглядом натурального животного ужаса (разве мог он смотреть на неё сейчас иначе?) — и чиркнуть пару раз зажигалкой, как на него нашёл необычайный поток красноречия! Будто по щелчку пальцев он задёргался под Андреем и завопил во всю глотку на своём сучьем фарси. — Он просит карту, — подал свой заплаканный голосок Дима. Как ему удалось перебить незатыкающегося Захира? Хрен его знает. — Ну так пни ему её! В чём проблема? — рявкнула Алина. Через секунду пленник уже тыкал в бумагу дрожащей переломанной рукой, пачкая её кровью. — Ш-штаб ополчения, — переводил Дима — склад хранения оружия и техники. Здесь ещё несколько конспиративных квартир и… и здесь проход в подземные тоннели. Они ведут через весь город к его окраине, в сторону гор. Ухмыльнувшись, Дятлова небрежно потрепала ополченца по щеке. — Молодец, Захир. Умница. Почему нельзя было сразу так? — а затем подняла взгляд на Андрея — Держи-ка его покрепче. И рот не открывай! Вдруг прилетит что-нибудь. «Да пошла ты! Сука… Когда ты уже забудешь об этом?!» С насмешливой ухмылкой — явно адресованной именно Нолану и никому другом! — она вернулась за спину урзыкстанца. Негромкий щелчок зажигалки вызвал у того если ли не паническую истерику, то нечто невероятно близкое ей! — Последний вопрос и я, так уж и быть, откажусь от идеи взорвать твою задницу. Захир быстренько притих и прислушался, не прекращая судорожно дышать (чем раздражал до бешеного зубного скрежета и навязчивого желания как бы случайно подпалить сраную петарду и затолкать ему поглубже в глотку). Зная, что Владимиру это определённо не понравится, Алина держала себя в руках. — Кто спонсоры? Его реакция стоила тысячи слов, какие застряли у Захира в горле, не сразу найдя выход наружу. Наблюдать за тем, как потолок ужаса на его лице пробивался вновь и вновь, доставляло Дятловой побольше удовольствия, чем… что угодно. «Обожаю свою работу!» — Он клянётся, что не знает насколько это правда, но… — голос Димы уже привычно дрожал и спотыкался на каждом слове — Но подозревает, что это американцы. ЦРУ. И, возможно, британский спецназ… Цокнув, Алина закатила глаза. — Понятно… Куда ж современный терроризм без ЦРУшных шлюшек? Ну что ж, спасибо за содействие, Захир, — она поднялась с корточек и к его облегчению убрала зажигалку с петардой по разным карманам джинсов. — Это довольно личный вопрос, однако… Скажи, у тебя есть дети? Он затряс головой в отрицании. — Отлично. Значит уже и не будет, — её губы растянулись в улыбке, от которой кровь стыла в жилах даже у обескровленных. — Дим, переведи ему: «Скажи прощай своим урзыкстанским-ополченцким яйцам» и съебись в сторонку. Андрей, тебя это тоже касается! Забрав с пола кувалду, Дятлова поудобнее ухватилась за рукоять. Ей было ровным счётом наплевать, успел ли Захир осознать как следует весь смысл услышанного, едва последнее слово улеглось у него в голове, или нет. Ведь в следующий момент она уже подняла кувалду над головой, как следует замахиваясь… Нолан закрыл глаза и быстро отвернулся. Не прикрывай он руками своё испуганное хозяйство — зажал бы ими уши, чтобы не оглохнуть от истошного верещания катающегося по полу ополченца. Из-за него же никто не услышал тихого «твою же сука мать». Переводчика вывернуло. А затем ещё раз. И опять. Быстрый перекус перед внеплановой работой вышел на «ура», а теперь вышел с примесью слёз и желчи, и «господи Боже, за что? за что, блять?!» Вот кому повезло, так — это Юрию. Стоило атмосфере в ангаре накалиться добела и делу запахнуть «яйцами всмятку», как у него тут же нарисовались настолько срочные дела, что вместо них он сейчас сидит где-нибудь и кофе пьёт, да стресс от увиденного закуривает. Одним словом (ладно, не одним): «Пидор везучий…» Зато кто действительно был рад здесь находиться — это Макаров, который не мог оторвать взгляда от Алины! Задача по сдерживанию стояка любыми способами провалилась ко всем чертям, ведь в отличии от Андрея (чьи яйца в страхе сжались и втянулись куда подальше!), у него наоборот — вставший за какую-то долю секунд член теперь изнывал в тесноте и просился на волю! Желательно в объятия одной единственной разгорячённой женской ладони… Её обладательница сейчас кричала во всю мощь лёгких: — Это называется «русская яичница»! Сильные пальцы грубо сжали яйца Владимира в тот момент, когда он лежал привязанным к изголовью кровати. Голый — в чём мать родила — и такой беззащитный, что прямо сердце в груди рыдало от одного взгляда на него. — Владюш, — Алина склонилась к его лицу без малого вплотную, оставив между ними жалкие, даже ничтожные миллиметры — опустошишь свои яйца в другую, и лишишься генерала вместе с его полковниками. Он что-то жалобно промычал в кляп из его же собственного галстука. — Я оторву их тебе нахрен и буду носить в кармашке, чтобы перед каждой миссией на удачу наглаживать и сжимать в ладошке твои чудесные яйца. Когда Макарову уже начало казаться, что они сейчас лопнут прямо в её ладони, она наконец разжала хватку. Обходя корчащегося на полу Захира, Дятлова улыбалась во все тридцать два. На рыдания переводчика, как и на неутихающие надрывные крики со стонами ополченца ей было чуть больше, чем полностью насрать. Закинутая на плечо кувалда с перемазанной в крови «головой» ждала продолжения своего звёздного часа, а сама Алина терпеливо стояла в сторонке, давая безяйцевому бедолаге небольшую передышку. По полу растеклась лужа из мочи и смешалась с содержимым размазанной по бетонному полу мошонки. Раздавленный член выглядел… как раздавленный член. Не больше, не меньше. Смотреть там уже было определённо не на что — что не снесла кувалда, прикрывали слипшиеся от хлещущей только так крови чёрные жёсткие волосы на паху. То ещё зрелище. — Андрей, — Дятлова обернулась к нему — давай. Он понял её с полувзгляда-полуслова. Поэтому уже в следующий момент ещё не оклемавшийся от «русской яичницы» Захир уже лежал на животе с вставленной прямиком в зад подожжённой петардой. А когда он понял, что происходит — стало как-то поздно. Алина не соврала и рвануло действительно знатно, а главное — красочно. Да так, что Макаров не сдержался и с шумом втянул воздух через плотно стиснутые зубы от того, с какой страшной силой у него затянуло в паху от увиденного! Нет слов, как сильно ему хотелось прямо сейчас избавиться от этого блядского каменного стояка, из-за которого кровь перестала доносить мысли до головы! «Господи, Алина, Птичка моя, — Владимир даже думал из-за него с трудом! — Как же я тебя обожаю!» — Зачем?! ЗАЧЕМ?! Он же… Он же всё сказал! — к Диме вернулся дар речи и теперь он орал во всю глотку даже погромче «взрывного араба по имени Захир». — Так просто, для собственного удовольствия, — ухмыльнулась девушка. — Поднимайся из лужи собственной блевотины и скройся с глаз моих. Ты больше не нужен. Просить его дважды не пришлось. — Не бойся, Захир, мы ж не звери в конце-концов, и милосердие для нас не пустой звук. Ты поправь меня, если я не права, но, я считаю, что добить — тоже ведь своего рода милосердие, так? — глядя на ополченца сверху-вниз, усмехнулась Дятлова. А затем вспомнила, один нюанс: — Ах, да… Я же уже отпустила этого языкастого мямлю. Ладно, ну и хер с ним. Тогда перейдём сразу к главному… Взявшись за кувалду поудобней, она замахнулась… Серый бетонный пол стал чёрным от крови, брызжущей во все стороны. Захир больше не Захир — теперь он бесформенная отбивная, мешок переломанных и перемолотых костей с кашей из развороченных внутренних органов, тщательно замешанной на его же крови, на собственном, чтоб его, соку! У него не осталось сил ползать, только жалко трепыхаться в ногах Дятловой и пытаться закрыться от нового удара единственной пока ещё целой рукой с вывернутыми под неестественными углами пальцами. На его смуглой коже и без того разукрашенной во все цвета радуги не осталось живого места. Голова кувалды сдирала её — перепачканную и вымазанную вонючей дрянной смесью из хрен знает чего — к чертям собачьим до кровящего мяса. Или помогала костям рассечь её, распороть и выглянуть на свет Божий из рваных ран. С каждой последующей секундой созерцания всего этого безобразия Макарову становилось всё больше и больше наплевать на то, что там яростно кричит Дятлова, усердно орудуя кувалдой и что еле слышно стонет Захир. Происходящее плыло у него перед глазами. Но даже этого смазанного вида кровавой расправы с воплями боли на фоне ему хватало. Вернее, хватало его члену, ставшему настолько тяжёлым, что, казалось, он сейчас штаны утянет вниз! Сил терпеть становилось всё меньше, держать руки невозмутимо сложенными на груди — всё трудней и трудней. Пальцами Макаров до синяков впился в собственные предплечья, игнорируя мольбы снизу сделать уже хоть что-нибудь! С закладывающим уши ревущим криком Алина обрушила кувалду на голову Захира. Влажный смачный хруст проломленного черепа заполнил помещение и осел в голове Владимира дивной музыкой, от которой его член буквально завопил «да вздрочни ты наконец, чёртов мазохист!». — Ты, сука, ещё живой! — перебила его Дятлова. Следующий удар припечатал голову Захира к полу с ещё более выворачивающим наружу влажным громким треском раскалывающейся на пополам черепушки. У него уже мозги из раскоцанной башки машут ручкой и весело вопят «привет!», а он, сука, всё ещё жив! — Да что ж ты всё никак не сдохнешь, блять?! Один удар следовал за другим. Быстро. Без перерыва на отдышаться или взяться удобней за рукоять. Голова ополченца стремительно сминалась под кувалдой, пока не разлетелась во все стороны зловонным месивом из серых мозгов, замешанных на крови, с добавлением раскрошенных кусочков черепа. Грёбаное блюдо дня! К тому моменту Дятлова слишком плотно вошла во вкус, чтобы остановиться на достигнутом и так просто успокоиться… Её изголодавшееся по насилию нутро жаждало продолжения банкета! Обливаясь потом, она игнорировала стёршиеся в саднящие мозоли ладони и продолжала разламывать лицо Захира — нос, переносица, скулы, глазницы, слёзные кости, все они перемалывались до состояния даже меньше, чем костяной крошки! Смузи. Вот на что походила теперь голова Захира вместе со всем её содержимым. На блядский смузи, каким был засран весь пол, одежда Алины и даже её руки. Вымокшая от пота белая футболка на ней липла к разгорячённому мощному телу, очерчивая каждую напряжённую мышцу! Макарову стало трудно стоять на месте, когда приятная дрожащая слабость буквально подкосила его ноги, врезав ему под самыми коленями. Он кончил. Кончил аккурат в тот момент, когда кувалда снесла половину головы Диме, прежде чем быть отшвырнутой с оглушительным звоном на каменный пол. Тот, забившись в уголок, стоял на четвереньках в очередной луже собственной рвоты, теперь ещё и с мокрыми штанами. Заплаканный и слишком напуганный, чтобы хоть что-нибудь сообразить. Чувствуя, как вязкое и тёплое семя растеклось по белью (и, походу, штанам тоже), Владимир молился, чтобы нигде не проступило никаких белых следов и никто ни о чём не догадался! А вот чего он не подозревал, так это того, что все всё видели и все всё прекрасно поняли (а слепыми притворялись из приличия). — Слышь, подай мне воды, — Дятлова, как ни в чём ни бывало, подозвала Андрея звучно пощёлкав пальцами. — Пить хочу, сил нет… Опустив взгляд вниз, на лежащего возле её ног Диму, он произнёс: — Парень ещё жив, вообще-то. Не переставая пристально смотреть на Нолана, она наступила на шею Димы и как следует вдавливала её в самый пол, пока тот не перестал жалко дёргаться и сипеть. — Воды принеси мне, пока не стал третьим, — с нажимом повторила Алина. В этот момент у Владимира вновь… кровь побежала не туда.***
Дятлова не выходила у Макарова из головы всё то время, что он самозабвенно надрачивал на неё. Выбившиеся пряди волос из растрепавшегося хвоста липли к мокрому лбу. Рельефные, точёные и настолько твёрдые, что прямо-таки стальные мускулы напряжены и как никогда прекрасны. Ни в последнюю очередь из-за сверкающей от проступившего на светлой коже пота! Вот она — эталонный, мать её, эталон силы, неутолимой ярости и пробирающей до приятно-сладкой дрожи свирепости! В ней тестостерона больше, чем во всём Конни вместе взятом! Да что там, от неё за километр воняет им и — Боже правый — как же Владимиру нравилось это в ней! Нравилось до рвущего ширинку стояка. «Владимир-хуй-пистолетом-Макаров,» — шутила она, бесстыже пялясь на его пах, а он с этого бесился и возбуждался лишь сильней. Каждый раз, как Алина вновь и вновь заносила кувалду над головой прежде, чем со всей силы обрушить очередной удар на извивавшегося от боли по всему полу Захира, сердце Владимира волнительно замирало. Её зашкаливающая жестокость вкупе с отсутствием даже намёка на подобие сострадания — чего ещё ожидать от человека, натолкавшего пленнику полную задницу петард и назвавшая его «взрывным арабом»? — заставляли член в его штанах едва ли не рвать их по швам к грёбаной матери! Да что там, он едва ли не эякулировал от одного лишь вида того, как она неспешным шагом с кувалдой на плече преследует уползающего от неё Захира. Сама, блять, неотвратимость. — Как Милена течёт, будто сука, при виде восьмизначных сумм на своих счётах, — шептала Алина Макарову на самое ухо — точно также у тебя хер встаёт по стойке смирно от вида чужой боли и мучений. Тебя, грёбаного садиста, это нешуточно заводит, да? Этот страх в их глазах, красных от слёз, мольбы сорванным и слабым голоском… просто обкончаться можно, — ладонью она накрыла его пах и через ткань строгих брюк сжала член до нестерпимой боли, от какой у него в глазах потемнело. — Но я знаю от чего у тебя встаёт так, что твоим «бойцом» вместо тарана двери вышибать можно. Никто в Конни даже мысли допустить не смеет об этом, но я скажу тебе в лицо: «Ты тужишься изо всех сил, строя из себя жестокого ублюдка, ровняешь всех с грязью на своих ботинках и место им отводишь соответствующее. Но сам мечтаешь — спишь и видишь — как бы унизили тебя. Наплевали на твой авторитет, на мнимое величие и просто задавили, будто сраную букашку, ничего не оставив от тебя.» А ещё… — член под её пальцами уже нетерпеливо рвался наружу, подтверждая каждое слово — ты с первого дня, как я пришла сюда, хочешь, чтобы именно я сделала это всё с тобой. Так что давай, попроси меня. Умоляй. И он умолял. Так жалко и унизительно просил её взять всю инициативу в свои руки, перекрыть ему воздух, сделав бесправной и покорной блядью; сделать его не просто слабым звеном, а по-настоящему ничтожным обломком! …Истошный надрывный вопль последовал за таким омерзительно-приятным хрустом ломающихся ко всем чертям костей, когда кувалда с глухим стуком тяжёлого металла о мягкую плоть обрушилась на спину ползущего пленника. Рёбра — всмятку, позвоночник — в крошку. Макаров забыл собственное имя и как дышать. Внутричерепной бардак — точнее и не скажешь! — вот что творилось у него в голове в тот момент. Он не мог думать ни о чём другом кроме одного — он хочет Дятлову. Прямо сейчас. Незамедлительно. И пошло всё остальное нахер! Тяжёлое дыхание Алины перебивал её же собственный громкий, ревущий и полный ярости крик. Мощный, что, казалось, от него дрожали стены ангара и вибрировал загустевший воздух. С каждым новым замахом перепачканной в крови кувалды из её лёгких исторгался этот рёв — он будто придавал ей сил продолжать и будоражил и без того кипящую кровь ещё сильней! — а дребезжащие от силы её голоса барабанные перепонки Владимира в этот момент упрямо молили о пощаде! Только ему было чуть больше чем полностью наплевать и на них, и на давившегося слезами и желчью Диму (он почти что валялся на полу), и на бледного Андрея с ахуевшим взглядом и… куда делся Юрий? А в прочем, хер с ним! У него вот-вот лопнет истекающий предэякулятом член от этой божественной смеси шумного и усталого дыхания, неистового ревущего крика и добавлявшихся к ним воплей пленника. Эта единая умопомрачительная симфония возбуждала Макарова сильней, чем самые соблазнительно-сладкие женские стоны, какие он хоть когда-либо слышал! — Ну что, урод, чувствуешь, как я сбиваю с тебя спесь? Повторишь, куда мне там нужно было засунуть эту чёртову кувалду, чтобы разговорить тебя? Я просто чуть-чуть забыла! Голова кувалды ударилась о нижнюю челюсть Захира, снося её к чёртовой матери под звучный влажный треск и мычание. Будто в замедленно съёмке Владимир наблюдал за тем, как тяжёлый металл разбирал половину лица ополченца до состояния «конструктор собери сам» для хирургов-любителей. — Не в твою развороченную петардами задницу случаем? Не молчи, мужик, я не собираюсь ждать твоего ответа целый день! Захир попытался что-то сказать, но вместо слов вышло бессвязное мычание. — Что? — Дятлова наклонилась к нему. — Мужик, ты говорить разучился или как? Или… ах да, — она издала громкий смешок и отстранилась — так ты не можешь говорить! Ну прости, прости… Я как-то не сразу догадалась, что если у тебя раздолбана челюсть и порвано лицо, то собеседник из тебя теперь так себе. Расхаживая возле скулящего от боли мужчины, Алина переводила дыхание, чтобы затем произнести: — Если ты не можешь говорить, то, получается, ты мне больше и не нужен. А значит, настало время прощаться… …Макаров раз за разом проигрывал в памяти этот момент и всё, что следовало за ним, смакуя и обсасывая каждую деталь. Собственная ладонь туго сжимала член и с каждой секундой он толкался ей на встречу всё обрывистее, и обрывистее, пока не выбился из сил. «Твою ж, сука, мать…» За спиной выросла опора в виде стены. Оперившись о неё, Владимир закрыл глаза, чтобы лучше представить себе Дятлову…Её перемазанные в чужой крови руки грубо надрачивают его член, пачкая ею и головку, и складки крайней плоти. Она смешивается с обильно сочащимся из этой же самой головки предъэякулятом. Пальцы удушающими кольцами сдавливают ствол, будто намереваясь выжать из него все соки. И когда они подбираются к головке, Макаров не может не стонать во всё горло и не задыхаться от них, от сдавившей его шею руки Дятловой. «Запрокинь голову, Владюша, — шепчет она — посмотри на меня самым жалким взглядом.» Он подчиняется. «Какой ты жалкий, какой ты убогий… Прям смотреть тошно.»
Из пульсирующего члена выплеснулось горячее семя, упав на пол белыми пятнами. Владимир тут же отнял руку от раскрасневшейся шеи и принялся жадно глотать воздух. Сердце колотилось отбойным молотком в груди, разгоняя по всему телу приятную и расслабляющую ломоту. — Ахрененно… Боже, как же это прекрасно… — выдохнул он. В дверь туалета постучали. — Командир Макаров, Вы скоро? — это был Андрей. «Ну ты и сука, Андрей… Если б ты только это знал!»***
Как следует отдохнуть после работы с Захиром у Дятловой не получилось — как, собственно, и у Владимира — Милена обрывала ему телефон настойчивыми звонками все те полчаса, какие они пытались от души оттянуться на полу его кабинета. — Клянусь, если это какая-то незначительная херня, она будет извиняться с языком в моей заднице, пока я буду сидеть на её лице, — намеренно громко произнесла Алина, чтобы Романова наверняка услышала её угрозу. В прочем, судя по тому, как та резко замолчала и не подавала голоса, наверное, секунд десять, задуманное было достигнуто. Весь разговор занял не больше пары минут, однако момент был безвозвратно испорчен и о продолжении не шло и речи. — Алина, я сейчас отправляюсь к Милене, — одеваясь, произнёс Владимир. — Ты будешь нужна мне там. С её слов, дело срочное. Дятлова усмехнулась. Вроде бы и надменно, а вроде бы и по-своему нежно. Но это не точно. — А если дело срочное, то ты без меня — как диабетик без инсулина, — снова её эти нихрена не смешные шутки. — Ладно, когда выдвигаемся, командир Влаюдша? — Сука, да я же просил не называть меня так! И вообще, моё имя не сокращается до «Владюши»! Он смерил её злобным и немного убийственным взглядом, только толку с этого вообще никакого. Она даже бровью не повела (в то время как та же Милена или Андрей вытянулись бы по струнке ровно и спрятали виноватые взгляды в пол)! — Владюша, — мягко произнесла Алина, склонившись к его лицу — мне насрать.