Неважное

Они как-то слишком поздно узнали, что времени мало. Потратили драгоценные дни на обиды и ссоры, на горячие примирения за этим последовавшие, на шалости, ставшие доступными следом за обретением нового статуса бессмертных. Лишь на шестой день Чжоу Цзышу додумался перечитать треклятый трактат. И… Сразу понял, что столкнулся с проблемой. В конце-концов он слишком много и глубоко работал с людьми, чтобы не мочь сложить два и два. Как Вэнь Кэсин настаивал на том, чтобы быть сверху. Как уговаривал, использовал хитрость, едва ли не умолял. Как лишь единожды, не уследив, позволил коснуться себя меж ягодиц и на треть луны лишил Чжоу Цзышу всех плотских удовольствий… Вэнь Кэсин боялся принимающей позиции. Вэнь Кэсин совершенно очевидно имел соответствующий негативный опыт. Чжоу Цзышу отметил это где-то на границах своего сознания да там и оставил. Как что-то важное, требующее обсуждения, долгого разговора, объятий, слез… Когда-нибудь через годы. Не на свежие раны недоверия. Не на юные совсем отношения. Трактат, зажатый двумя дощечками красного дерева, испещренными золотыми иероглифами, считал по-другому. Трактат решил все за них. После ритуала Шести гармоний Вэнь Кэсин должен был лечь под того, чью ци пустил в путь излечения по собственным меридианам. Принять его в свое тело. Заместить потерянную силу обменом янской энергией. Для составлявших ритуал такой путь восполнения ци не был чем-то травмирующим. Рассчитанные на влюбленных “Шесть гармоний” предполагали, что эти самые влюбленные делят постель. И они делили. Вот только отнюдь не так. Вэнь Кэсин на озвученную Чжоу Цзышу новость отреагировал очень спокойно. Улыбнулся, по своему обыкновению, пошутил, что, мол, если Чжоу Цзышу не знает, как действовать, он с удовольствием ему все в который раз на его же примере покажет и… скрылся где-то в глубинах огромной библиотеки… Чжоу Цзышу не дождался его ночью. Чжоу Цзышу не сумел дозваться его днем… Лишь поздним вечером, двигаясь на шум разбиваемого ударами ладони льда, он сумел отыскать Вэнь Кэсина в самом дальнем зале. Но отыскать – одно дело. Сорвать с губ хоть слово по теме – совсем другое. Чжоу Цзышу не стал говорить о прошлом. И признаний ждать тоже не стал. Лишь парой слов обозначил, что понимает и знает, и что готов языком, пальцами, специальными приспособлениями искать тот самый путь. Потому что он согласен молчать, согласен раздвигать ноги хоть вечность, но ни на пол мгновения не согласен снова Вэнь Кэсина потерять. Вэнь Кэсин, что удивительно, даже спорить не стал. Должно быть, прочитавший демонов трактат, успел осознать, что это единственный путь. Он потупил глаза, сверля взглядом носки собственных сапог, и сообщил, что за все годы, за весь свой богатый опыт, быть снизу не научился и не полюбил. Чжоу Цзышу не решился выводить на большую откровенность. Он взял Вэнь Кэсина за руку, отвел в облюбованную ими общую кровать и позволил хоть в эту ночь, но любить так, как тот привык и как тому комфортно. И все же дни таяли, как снег, заваливший вход Арсенала. У Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина осталось лишь четырнадцать дней, чтобы замкнуть ритуал. Четырнадцать дней, чтобы вернуть потраченную энергию, научить принимать того, кто никогда этому не учился, воскресить и разделить на двоих отобранное кем-то в далеком прошлом доверие… В первый день Вэнь Кэсин явился в общую спальню завернутый в отысканное где-то в глубинах Арсенала старомодное ханьфу. Длинное, белое, тяжеленное – оно укрывало его от самой линии челюсти до кончиков пальцев на ногах и волочилось следом пыльным шлейфом. У Чжоу Цзышу от его вида защемило где-то глубоко между ребрами. Всегда чересчур откровенный, не привыкший смущаться, сейчас Вэнь Кэсин был скован и закрыт. Его лед удалось растопить. Поцелуями, нежностью, самыми откровенными, укрывающими кожу жаром словами. Пальцами на сосках, прикосновениями губ к кубикам пресса, теснотой рта вокруг послушного ласкам вставшего члена. И все же, скользкий от масла палец Чжоу Цзышу, прижавшийся лишь на мгновение к сокровенному входу, в полвдоха затушил охвативший было Вэнь Кэсина огонь. Заставил сжаться и отскочить на самый край разворошенной постели. Чжоу Цзышу даже не сразу понял, что случилось. Успел лишь разжать губы и руки, да так и бухнулся на постель животом и лицом, позаботившись о другом, но не о себе. Кажется, именно это Вэнь Кэсина из зарождающейся паники обратно и вернуло. Привыкший думать о Чжоу Цзышу, беспокоиться за него, дышать им, он был не способен принять любой его дискомфорт безразлично. Даже напуганный, даже скованный ужасом, он мог переживать только о том, чтобы Чжоу Цзышу было хорошо. Он в мгновение оказался рядом. Окружил заботой, извинениями, собой. Словно это Чжоу Цзышу был тем, за кого стоит переживать. Словно это Чжоу Цзышу – тот, кому действительно причинили дискомфорт. Во второй день Вэнь Кэсин держался гораздо мужественнее. Он не пытался укрыться под слоями ханьфу, раздвинул ноги, покорный ласкающим ладоням, удержал себя на месте, когда Чжоу Цзышу коснулся его меж ягодиц… Его выдало испарившееся возбуждение. Еще недавно недвусмысленно откликавшийся на горячие ласки, член Вэнь Кэсина начал опадать прямо во рту Чжоу Цзышу. – Лао Вэнь? – ощутив изменения, Чжоу Цзышу сразу же остановился. – Ты в порядке? – Конечно! – Вэнь Кэсин растянул губы в широкой, но насквозь фальшивой улыбке. – Все очень хорошо. Мой а-Сюй как всегда великолепен. Этому Вэню сказочно повезло с любовником. Чжоу Цзышу проглотил рвущиеся наружу возражения. Ни он, ни Вэнь Кэсин до сих пор так и не научились раскрываться навстречу друг другу обернутой в слова откровенностью. И он, и Вэнь Кэсин куда успешнее выражали чувства действиями… На третий день Чжоу Цзышу решил сменить тактику. Вэнь Кэсин не мог принять внутри его пальцы. Возможно стоило заменить их языком? Эта идея сработала. Вэнь Кэсин почти не напрягся, когда Чжоу Цзышу, выпустил изо рта его член, прошелся легкими поцелуями по мошонке и прижался языком ко входу. Его возбуждение под ласкающими пальцами оставалось неизменно крепким. Стоны, сопровождавшие каждое нежное движение пока еще только снаружи, звучали удивительной музыкой. Чжоу Цзышу не спешил развивать успех. Продолжая одновременно лизать и двигать ладонью, он довел Вэнь Кэсина до желанного пика. Вэнь Кэсин вернул услугу едва отдышавшись. В эту ночь Чжоу Цзышу кончил на языке и пальцах четырежды. После дело пошло куда лучше. Вэнь Кэсин больше не зажимался, не прятался, даже сам начал раздвигать перед Чжоу Цзышу колени. На пятый день Чжоу Цзышу проник языком внутрь. На седьмой аккуратно добавил к ласкам языка ласки пальцем. Вэнь Кэсин реагировал с подкупающим энтузиазмом. С трудом сумевший раскрыться и довериться, он облекал удовольствие во вздохи и стоны, и, казалось, сам своей отзывчивости удивлялся. Чжоу Цзышу это и радовало, и жгло изнутри гневом. Вэнь Кэсин был создан для таких откровенных ласк, но чужой злой волей оказался лишен самого желания их испытывать. Он мог бы наслаждаться ими, но вместо этого обрел перед ними страх. Если бы Чжоу Цзышу не был уверен, что Вэнь Кэсин давно сам разобрался со своими обидчиками, он бы не удержался от искушения познакомить их со всеми пытками, изобретенными в Тяньчуан. Однако в его жизни больше не было места для жестокости. Сейчас Чжоу Цзышу нуждался в искренности, нежности, в одной на двоих храбрости. Поцелуях, невесомых прикосновениях, самых честных словах. Вот только храбрость Чжоу Цзышу таяла, стоило ему оказаться у Вэнь Кэсина между ног. Что уж говорить о том, чтобы проникнуть в годами не знавшее вторжения тело членом, он день за днем трусил даже заменять один палец двумя. И Вэнь Кэсин попросил об этом сам. Насадившийся на палец до конца, распаленный, задравший колени к груди, он едва слышно прошептал “Еще”, чтобы тут же спрятать заалевшее лицо за отросшей белой челкой. Чжоу Цзышу едва не разлил по простыням масло. Чжоу Цзышу в этот момент был куда сильнее Вэнь Кэсина напуган. Два пальца проникли на удивление легко, сорвали с губ несдержанный выкрик, довели до финала уже на третьем толчке. – А-Сюй, – проговорил Вэнь Кэсин чуть отдышавшись, – мне кажется, я готов пойти дальше. Готов впустить тебя в себя целиком. Чжоу Цзышу замер на выдохе, не зная как реагировать. У них еще оставались дни. Им не обязательно было ускоряться и переходить к большему прямо сейчас. Он попытался объяснить это Вэнь Кэсину, но тот оборвал его: – Я знаю. И я хочу. Хочу, чтобы и у меня это было. Не с кем-то из прошлого. Не с воспоминанием о боли и унижении. А с любовью, нежностью… с тобой. Чтобы то, что произошло когда-то – забылось. Замылось, выбелилось, стерлось. Чтобы вместо душащего образа кого-то был только мой а-Сюй. Чжоу Цзышу не нашел, что ответить. Просто не подобрал слов. Все они казались слишком пустыми, заезженными, не способными передать глубину его чувства. Вместо слов Чжоу Цзышу Вэнь Кэсина поцеловал. Он все еще пытался быть ненастойчивым. Касался едва-едва, давал шанс себя остановить. Без толку. Ему давно стоило бы понять, что Вэнь Кэсин не умеет менять единожды принятого решения. Ему давно стоило бы смириться с тем, что сам он не умеет Вэнь Кэсину противостоять. Чжоу Цзышу не заметил, как вновь оказался на мягких подушках. Как заскользил ладонями по горячей коже, как принялся дразнить губами самые чувствительные места. Как, послушный громким стонам и поощрительным вздохам, забрался сверху, как подтолкнул под охотно приподнятые бедра сложенное вчетверо одеяло. Его вело, его пьянило все катастрофически. Вкус пухлых губ, запах волос, ощущение разделенного на двоих жара. Доверие Вэнь Кэсина, его огромные, такие счастливые сейчас глаза. В них не было больше страха. В них даже неуверенности больше не было. И Чжоу Цзышу растерял неуверенность тоже. Лишь предупредил, озвучил напоследок практичное, но, возможно уже не такое и важное: – Скажи если что-то вдруг будет не так. Любой дискомфорт, малейший отголосок боли… Вэнь Кэсин, подтверждая, прикрыл глаза и раскинул в стороны ноги: – Ну же, а-Сюй, ну же… И Чжоу Цзышу подчинился. Аккуратно приставил член к разнеженному долгими ласками входу. Чуть толкнулся внутрь. Очень-очень медленно проник. – Все хорошо? – Уточнил он, замирая. – Лао Вэнь, ты… тебе комфортно? Вэнь Кэсин выдохнул и, не открывая глаз, кивнул. Он был таким красивым в этот момент. Расхристанным, уязвимым и в этой уязвимости совершенным. И Чжоу Цзышу не удержался. Послушный чуть ощутимому, но настойчивому ответному движению бедер, он медленным слитным движением вошел до конца. – Мой лао Вэнь, – шептал он в раскрывающиеся навстречу его губам губы, – мой храбрый, прекрасный, лучший в целом мире лао Вэнь. Вэнь Кэсин отзывался на его движения тихими стонами, а на похвалу – смущенными вздохами. Его пальцы зарывались в волосы Чжоу Цзышу, разрушая и без того испорченную прическу, ноги обнимали за бедра. Так бесстрашно. Так уверенно… Чжоу Цзышу просунул руку между их телами. Положил ее на истекающий член. Вэнь Кэсин заскулил, толкнулся в кулак, выгнулся дугой, вжимая Чжоу Цзышу в себя. – Ты такой приятный внутри, – зашептал в его ухо Чжоу Цзышу, закрепляя эффект, – такой тесный, горячий, такой потрясающий. Вэнь Кэсин вскрикнул, отчаянно подбрасывая бедра вверх и одновременно пытаясь насадиться на член Чжоу Цзышу глубже. Его семя испачкало пальцы Чжоу Цзышу, собственный живот, простыни. Его нутро стиснуло Чжоу Цзышу, увлекая в оргазм за собой. Энергия ритуала Шести гармоний, живущая теперь в их телах, заструилась по меридианам, венам, бьющемся в едином ритме сердцам… Другие люди, боль, испытанная и нанесенная, прошлое, проклятый ритуал, заставивший их в этом прошлом копаться – все отдалилось, истерлось, стало вновь мелким и неважным. Не достойным места в их общей постели. Не заслужившим памяти в их общей вечности. Таким, каким и должно было быть теперь, когда они открылись друг другу. Таким, каким и должно было стать, когда они друг друга нашли.