5 декабря 2010 года Видарсхавн, Датский Лейфланд, Канада
Бурые больничные стены угрожающе наступали, словно предупреждая: «Мы знаем правду. Все знают. Ничего бы этого ни случилось, если бы ты не бросила его там одного. Если бы пошла с ним, как должна была. Вы ведь напарники. Твой долг прикрывать его спину. Ты виновата. Только ты. Уже придумала, как будешь жить с этой мыслью?» Сиф ухватилась за металлический подлокотник заснеженной лавки у входа, подняла на Тома взгляд. Испуганно зашептала, качая головой: — Я не пойду. Не пойду… Не могу, Том. Мне придётся им врать, а я не могу. Не могу. Понимаешь? Он понимал, всё понимал. Гораздо больше, чем должен был. Чем мог бы — в добрых голубых глазах лучшего друга с лёгкостью читался приговор. Он ведь тоже знал: в том, что в нескольких сотнях метров от них в коконе равнодушных проводов, совсем один, лежал сейчас Джек, виновата она. Только она. А ещё в глазах Тома была жалость. — Ольсен… — Скажешь сейчас, что всё будет в порядке, я… не знаю, что сделаю… — Сиф сморгнула с ресниц непрошеные слёзы. — Вчера было не в порядке, Том! Меня даже не пустили внутрь! Понимаешь? Так делают, когда всё в порядке?! Я что?.. Маленькая?! Не пойду сегодня! — Вставай, — Том протянул ей руку. — Я же сказала, не пойду, — она сильнее вцепилась в лавку закоченевшими, неповоротливыми пальцами. — Вставай. — Да не пойду я! — Вставай, говорю! — Нет. — Мы пойдём в «Тобис». Ему удалось её удивить. — Зачем? — Зачем ходят в «Тобис», Ольсен? Выпьем кофе. — Том изобразил на губах беспечную улыбку. Сиф нервно сглотнула. Хмурясь, уставилась на него, потом на кирпичную громаду за его спиной и снова перевела взгляд на Тома. — Я не могу. — Можешь, — он сдёрнул перчатку и перехватил Сиф за запястье, настойчиво потянул к себе. — Не могу. Тулани — мой напарник. — Она хотела сказать «любовник», но не смогла выговорить это глупое, пафосное слово, даже близко не объясняющее, что их с Тулани связывало на самом деле. Том словно не слышал её. Или не слушал. — Купим тебе самое большое и сладкое пирожное, Олсен. — Я его подставила, Том. Он умирает. — Ему тоже купим. Тулани любит бруснику? — Я не могу его там бросить. Дурацкая фальшивая улыбка наконец-то исчезла. — Не можешь. И не бросишь. Поднимай свой зад, Олсен. Плевать на них. На всех плевать. Как-нибудь выпутаемся. Всё обойдётся. Я прикрою, если что. Том обязательно прикроет, она не сомневалась. Ей вообще необыкновенно повезло, что они сдружились ещё во время учёбы в Академии Королевской полиции, что после угодили на пару в Видарсхавн, пусть и в разные участки. А вот Тулани не повезло. Попади к нему любой другой коп-новобранец, кто угодно — он был бы сейчас жив и здоров. Но Тулани Зулу досталась в напарники она. И с этим уже ничего нельзя сделать. — Пошли. — Том рывком поставил Сиф на ноги, развернул к стеклянным дверям больницы и несильно толкнул в спину. — Ты ему нужна сейчас.***
За окном, не переставая, моросит дождь. Кажется, третий день подряд. Или четвёртый — Сиф сбилась со счёту. Помнит только, что в день, когда Тулани угодил в ловушку и подорвался, вдруг повалил снег. Мокрый, тяжёлый, липкий, за считанные минуты превративший размеренный муравейник в царство хаоса и стойко продержавшийся до утра. А потом так же быстро исчез: растаял, не оставил после себя даже грязных луж. Ничего не оставил. Забрал с собой Тулани. Зимой Видарсхавн невыносим. Скучный, неуютный, тоскливый, бесцветный. Нет, хуже. До тошноты серый, он будто сдался в плен дождей и сдох в капкане таких же серых мрачных гор и океана. Сиф жмётся лбом к стеклу, разглядывает суетливые фигурки и лихо проносящиеся мимо домов машины. Сверху они кажутся вырезанными из картона и хлипкими, как кукольный домик. Вся её жизнь теперь — кукольный домик. Ей обещали — станет легче. Не стало. И не станет. С каждым новым днём только хуже. Вместе с Тулани пропал смысл. Каждая секунда, каждый вздох, каждая мысль теперь наполнены вязкой пустотой. Зато Сиф некуда больше спешить. Незачем. Можно не одеваться, бродить по квартире в пижаме и стоптанных старых тапочках, накинув сверху махровый халат. До бесконечности долго сидеть на широком подоконнике, кутаться в плед. Безразлично смотреть на чужую жизнь, которая упрямо продолжается где-то внизу. Курить травку, запивая горечь на языке и в мыслях слабеньким пивом. Прекрасный способ глушить чувства, оставаясь в сознании, чтобы не нарваться на без того чрезмерную заботу лучшего друга. Достаточно, что она и так торчит в его квартире почти неделю. А ещё, когда Тома нет, можно молчать и слушать музыку. Продолжать обманывать себя, что так есть и было всегда. Что нет ничего ужасного в том, что так всегда будет. Серо, одиноко, бесполезно. Бессмысленно. «Было тяжело, но у нас всё будет хорошо», — скрипят старенькие наушники. Враньё. Сиф знает — не будет. Потому что «нас» больше не существует. «Мы разберемся с этим, мы выживем». Ложь. «Мы» тоже нет. Осталась она одна. Та, кто во всём виновата. Та, кому даже выживать не пришлось. «Ты не должен позволять неудачам брать верх». Проклятый пафос. Обман для тех, кто рад быть замотивированным очередной ерундой. Не её случай. Стук в дверь слышен даже сквозь орущую в ушах поп-диву. Сиф хмуро смотрит на входную дверь. Том, что ли, забыл ключи? Рановато. Передумал ехать один? Вот это зря вообще. Уговорить её всё равно не получится — Сиф ни за что туда не войдёт. Тем более, чтобы забрать никому теперь не нужные вещи. От мысли, что придётся дотрагиваться до одежды Тулани, смотреть на дом, где они жили вместе, где всё продолжает существовать вне времени, будто ничего не произошло, в желудке разгорается газовая конфорка. Может, некоторым людям дано чувствовать приближение собственной смерти? Может, Тулани был одним из таких? Может, где-то на уровне подсознания, крошечными невидимыми нейронами или как-то иначе он понимал или знал… мог знать: та их ночь вместе — последняя? Стук не прекращается, становится сильнее, отвлекает от вихря нелепых мыслей. Ладно. Если сам не догадался, она объяснит популярно. Нехотя Сиф соскребает себя с подоконника и с недокуренной сигаретой топает в коридор. На пороге вовсе не Том. Синеглазый здоровяк с намокшим и блестящим от влаги ёжиком тёмных волос опирается на дверной косяк и приветливо улыбается. Слишком приветливо. Из-под расстёгнутого синего пальто в каплях дождя виднеется костюм-двойка и светло-голубая рубашка. Ворот обмотан чёрным шарфом, но Сиф даже не сомневается — галстук к торжественному прикиду визитёра идёт обязательным приложением. — Ты, полагаю, девушка Тома. Гость не спрашивает, поэтому она не видит смысла как-то реагировать. Только пытается левой рукой поглубже затолкать орущие наушники в карман. Промахивается, они с тихим бряканьем касаются пола и продолжают надрываться. — А я Ронан Сомонсон. Будем знакомы. Сиф снова внимательно оглядывает его с головы до ног. Сомонсон похож на брокера. Или на успешного адвоката. Стильный, подтянутый, уверенный в себе. Смотрит прямо, дружелюбно и оценивающе. В голосе сквозит едва уловимый галлийский акцент. Такие точно не таскаются по многоэтажкам, чтобы втюхать дорогущий пылесос или что-нибудь наподобие. И вряд ли входят в число близких друзей Тома, чтобы вот так запросто являться. Может, родственник? — По делу или?.. — Грубить совсем не хочется, любезничать претит. Будет милой, тут же посыпятся вопросы, отвечать на которые она не намерена в любом случае. — Тома нет дома? — Очевидно. — Сиф затягивается сигаретой. Старается выдохнуть дым в сторону, но из-за сквозняка получается прямо в лицо холёного Сомонсона. Не специально, но очень удачно. Он кривится, отмахивается. Однако дружелюбия не теряет. — Я могу его подождать? Сиф в замешательстве. Никаких указаний, как поступать с нежданными гостями, Том не давал. И она справедливо решила, что их не предполагается. А они взяли и явились. Словно угадав её сомнения, Сомонсон с нажимом уточняет: — Где-нибудь внутри. И раз уж подоконник занят, я не побрезгаю вон тем милым диваном. Том появляется, когда Сиф вовсю дегустирует фирменный смёрреброд с тунцом по-квебекски. От Сомонсона и со Сомонсоном. На удивление, ей нравится: и компания, и еда. Действительно вкусно, а может, она всего лишь проголодалась. Вспомнить, когда последний раз ела что-то по-человечески, не выходит. От гастрономических предложений Тома её мутило. От нудных увещеваний, что надо нормально питаться, аппетит тоже не особо спешил возвращаться. А сейчас вдруг вернулся. Сиф не пытается понять причину, просто ест. — Какого чёрта ты здесь делаешь?! — Том сердитой статуей замирает прямо на пороге, испепеляюще глазеет на Сомонсона. — Ты разве не должен быть сейчас в Торонборге? Тот не спешит воспламеняться. Наоборот, виновато улыбается. — И тебе здравствуй. — К чёрту твои «здравствуй»! Как ты меня вообще нашёл? — Том ставит на пол большую дорожную сумку, пинает её ногой, проталкивая вглубь коридора, но от двери не отходит. Сомонсон аккуратно опускает на тарелку свой смёрреброд. Медленно, с достоинством вытирает бумажной салфеткой перепачканные соусом пальцы. — Я же полицейский, помнишь? — Помню. Бывший, — Том не спешит входить. Продолжает стоять, не выпуская дверную ручку и сжимая во втором кулаке связку ключей. — Почему бывший, тоже помню. И всё остальное. Почему не зову тебя больше другом, например. Фраза многозначительно повисает в воздухе. Сиф чувствует напряжение, не понимает причину. Она вообще впервые видит Тома таким — презрительным, холодным, угрожающим, но при этом обманчиво спокойным. Как проснувшийся подо льдами вулкан за пять секунд до извержения. — Мы с тобой больше не друзья, но мы не враги, — Сомонсон с достоинством поднимается с дивана. Сиф даже завидует выдержке. На его месте она бы уже плевалась ядом. Или врезала бы ногой в челюсть с пол-оборота. — Я понимаю, почему ты злишься. И, поверь, не собираюсь переубеждать. — Извиняться, видимо, тоже не планируешь? — зло ухмыляется Том. Сжимает ключи крепче, как будто хочет запустить ими в гостя. — Мне не за что, — пожимает плечами тот. — Можешь не соглашаться, но это не означает, что… в наших с тобой разногласиях прав ты. — Обратное это также не означает. — Томус, — на галлийский манер произносит Сомонсон, — я не собираюсь с тобой спорить. Я здесь по делу. По нашему делу, — с нажимом добавляет он. — Нет у нас с тобой никаких наших дел! — взрывается Том. Продолжает орать: — У тебя теперь свои дела! У меня — свои! Буду премного благодарен, если ты будешь держаться от них подальше! Как и от меня! Не порть мне репутацию. Сомонсон молча буравит его тяжёлым взглядом несколько секунд. Затем наклоняется, подхватывая с дивана шарф и пальто. — Спасибо за компанию, — любезно роняет он на прощание Сиф и, намеренно задевая плечом стоящего в проёме Тома, выходит из квартиры. На мгновение кажется, что Том бросится следом, но он лишь презрительно морщится и, не оборачиваясь, захлопывает ногой дверь. Проходит в гостиную, в ярости швыряет в кресло ключи. Встречается взглядом с Сиф. — Если тебе в следующий раз захочется поужинать в компании, постарайся делать это не с ним. Или хотя бы не здесь, — чеканит он, стаскивая на ходу мокрую куртку. — Кто это вообще? Том игнорирует вопрос, кивает на дорожную сумку. — Разбери. Я старался взять самое необходимое. Если что-то забыл, скажешь. Съезжу снова. Или лучше купим. Сиф с недоумением наблюдает, как он уходит к себе. — Не собираешься объяснить, что это только что было? Том замедляет шаг, оборачивается. — Знаешь, ты не единственная, кто предпочитает не обсуждать то, что болит.***
Сиф задирает голову, пытаясь разглядеть шпиль Се-Эн Тарн. Бетон со стеклом теряются на фоне серого неба, щедро посыпающего землю и всё вокруг белыми хлопьями. В Торонборге холодно и идёт снег. Поэтому она решает дожидаться внутри. Остатки траурного отпуска Сиф собиралась провести в Северной Калифорнии, у родных. Том на праздники предпочитает работать, а ей неожиданно захотелось общения. Уютных бесед, украшенных гирляндами домов, вкусной еды, не быть одной. Последнего особенно. Чтобы вокруг было шумно, люди, разговоры. Отпраздновать чреду зимних праздников по-человечески — в кругу семьи, с подарками. Чтобы на время не быть собой, притвориться, что всё в её жизни прекрасно. Было, есть, будет. Крохотная передышка. Вдруг станет чуточку легче. Ей «везло». Сиф успела добраться из тёплого Видарсхавна до Торонборга, но застряла в аэропорту. Из-за сильного снегопада все вылеты отменили. Сиф, конечно же, расстроилась. Прокляла непогоду, беззвучно порыдала в туалете, почти забронировала номер в гостинице, а потом придумала запасной план. Всеми правдами и неправдами сумела разузнать через рабочие связи телефон Ронона Сомонсона. Раз уж она по воле случая торчит в Торонборге. Сомонсон торчит здесь же. Вернее, он здесь живёт. В самом центре — в новеньком небоскрёбе в самом центре, в какой-то сотне метров от главной достопримечательности города. Если и удивился звонку Сиф, то ничем себя не выдал. Приятным уверенным баритоном, который она запомнила с их первой встречи, продиктовал адрес и отключился. В баре тепло и уютно, полумрак и подмигивающие со стен гирлянды. Пахнет едой. Сомонсон, оказывается, уже там. Приподнимается с диванчика в углу около окна, призывно машет рукой. — Не говори Тому, что мы встречались, — просит Сиф, торопливо расстёгивая пуховик. Сомонсон скользит по ней изучающим взглядом. Сегодня он одет не слишком презентабельно, почти как она сама — чёрный однотонный лёгкий свитерок, тёмные джинсы. На стуле — серая зимняя куртка с капюшоном. А глаза такие же — синие, озорные. — Вообще-то я надеялся, ты здесь по его просьбе. — Что? А, нет, — качает головой Сиф. Поправляет собранные в хвост волосы, садится на диванчик напротив. — Он мне башку оторвёт. Если узнает. — Я заинтригован, — улыбается Сомонсон. — Продолжай. — Понимаешь, Том — мой друг. Лучший, единственный, — тараторит она, чувствуя себя предательницей. — Он мне здорово помог, когда погиб… — Сиф замолкает, опускает взгляд. Тулани всегда был просто Тулани. Они не ломали голову, как называть то, что между ними происходило. Вместе работали, вместе жили. Плыли по течению и вряд ли отдавали себе отчёт, как много значат друг для друга. Она совершенно точно не отдавала. Поняла, когда его не стало. — Я думал, вы — любовники, — нарушает затянувшуюся паузу Сомонсон. — Тому нравятся блондинки. Ну, не все, конечно. Ты ему точно нравишься. Сиф пришла поговорить не об этом, но не спросить не может. — С чего ты взял? — Ты похожа на мою сестру. Его невесту. — Ты брат Джанед?! А ведь могла бы и догадаться. Должна была! Том же рассказывал, пусть не всё. — Ты не знала? — Сомонсон наверняка замечает её недоумение. — Он не говорит об этом… О тебе. Никогда. Во всяком случае, со мной. Водка привычно творит старое доброе чудо — растекается теплом по венам, согревая. Притупляет чувства, развязывает языки. Внезапно говорить о вещах, о которых совсем недавно было страшно и больно думать, просто. Внезапно о них хочется говорить. — Ты всё ещё на него злишься? — Давно уже нет, — охотно отвечает Сомонсон. Опрокидывает в рот очередной шот, морщится, опускает его на стол. — Я понимаю, что им движет. Том вообще слишком принципиальный. Человек крайностей. В его жизни есть только белое и чёрное, серого не существует. Он видит цель, идёт к ней напролом, уверенный, что такой путь если не короче, то вернее. А моя жизнь — все оттенки серого. Не дороги — тропинки. Но в конце концов, мы оба хотим одного и того же. — Чего? — Отомстить тем, кто убил мою сестру. Кто действительно виноват. — Найти и убить? — усмехается Сиф. Такая мысль неоднократно приходила и к ней. Что, если это и есть тот самый смысл, который она так отчаянно ищет? — Поймать и засадить. Но, — Сомонсон знаком показывает официантке повторить заказ, встречается глазами с Сиф, — в отличие от Тома я свой шанс сделать это легально профукал. Приходится извращаться. — То есть? — Я не могу действовать открыто. Не могу использовать возможности королевской полиции. Те, что есть у вас. Вот и пытаюсь влезть в доверие к людям, кто знает правду, но полицейским её не расскажет. А для этого иногда стоит подружиться с теми, кого ты считал врагом. И даже, если ты до сих пор уверен, что он враг. Том со мной не согласен. Сомонсон ждёт, когда официантка заберёт пустые шоты и отойдёт. — Когда Джанед погибла, я долго не мог смириться. Видел, как горюет отец, как мечется Том, но вместо того, чтобы объединиться, помочь им и себе, наоборот, отдалился. Замкнулся. Думал, справлюсь один. Но только наделал ошибок. Не мог даже на кладбище к сестре приходить. Был там один раз после похорон. А потом поймал себя на мысли, что не верю. Не связываю. Может, потому что мы хоронили Джанед в закрытом гробу. Пришлось. После взрыва она не слишком была похожа на себя, — Сомонсон горько усмехается. Молча смотрит на сцепленные в замок руки. Сиф понимает, о чём он. Тулани пришлось хоронить так же. И она до сих пор ни разу не была на его могиле после похорон. — В итоге меня выгнали из полиции, и всё стало хуже. Работа была единственным смыслом, хоть как-то помогала держаться на плаву. Давала надежду, что сумею докопаться до правды. А когда и этого не стало… У-у-у. Но, знаешь, и от дна, оказывается, можно оттолкнуться. Если перестать бояться и жалеть себя из года в год, особенно весной. Синдром весеннего трепета, — поясняет он. — Джанед погибла в конце марта. Сиф понимающе кивает. Её трепет — зимний. — Научишь, как?***
Снаружи не прекращается снегопад — редкое для Видарсхавна явление, особенно здесь недалеко от Гавани. Но сегодня с раннего утра небеса разверзлись и щедро посыпали дороги снежинками — острыми как алмазы, — вынуждая прохожих искать укрытие. Внутри, на подземной парковке торгового центра, тоже неуютно — сыро, холодно, сплошной бетон и полумрак. Сиф кутается плотнее в меховой воротник, прикуривает сигарету. Глубоко вдыхает, задерживая горечь дыма в лёгких. Щурясь, тонкой струйкой выпускает его в приоткрытое окно машины. Нет уж, никакая непогода не испортит планы. Теперь её никто и ничто не остановит. У врага нет шансов — он на крючке и даже не подозревает об этом. — Как дела? Не хочешь кофе? Здесь наверху есть милая кафешка. Угощаю, — Сиф приветливо улыбается собственному отражению в запотевшем боковом зеркале, проговаривая вслух тысячу раз сказанные на тренировках фразы. Сегодня она должна быть особенно убедительна. Сегодня всё по-настоящему. Второго шанса завязать знакомство со старым врагом у неё не будет. Теперь она Сара. Сара Мёрк. Родом из маленького новгородского города, где закончила колледж, а потом удрала оттуда в Ангелополь, собираясь стать актрисой. Естественно, не преуспела, поэтому в поисках лучшей жизни перебралась в Канаду. Курсы актёрского мастерства в Видарсхавне, бесконечные пробы, попытки стать моделью и куда более удачная карьера в секс-эскорте. Правильные знакомства, связи, смазливая внешность и большие амбиции, благодаря которым она и собирается обрушить на врага всё своё очарование. Сделать если не другом, то союзником. Через него подобраться к остальным. И наконец-то отомстить. За всех, но в первую очередь за Тулани. Как там говорил Сомонсон? Если не можешь жить своей жизнью, выдумай чужую, притворись и попробуй прожить её. И всегда будь готов ради неё умереть. Сиф готова.