Зеркальные

Он лежал без сознания, лицом в землю, с кровавой раной на животе, и удивительно, что такое произошло только сейчас. С тем как он любил встрявать в неприятности, ему должны были вспороть брюхо или перерезать горло уже давным давно. Лежал посреди поля. Давно заброшенного поля. Летом такие буяли солнечной зеленью свежих трав и цветов, осенью всё серело и желтело от наступающих холодов, зима превращала поля в бескрайние белые просторы, а весна снова расцветала, вдыхая в поля жизнь и готовя их к летнему теплу. Мёртвый на вид оборотень-лис портил всю картину. Ветер выл над головой, но он его не слышал. Только в отдельные моменты, интервалов во времени между которыми он не замечал, лис вдруг услышал короткий вскрик и какие-то слова, что приглушались, расплывались и перемешивались в его сознании. *** В лёгких не хватало воздуха, они будто горели. Но почему? Разве он не мертв? Может это и есть мир после смерти? Урывки звуков, чувств и эмоций - такой он? Похож на лихорадку. Ужасный мир. Но кое-что его радовало. Мать, наверное, мучается также. Он бы улыбнулся, если бы мог, но вместо своего лица, тела, он чвствовал как его сознание проваливается обратно в темноту, всё хуже связывая шум в отдельные мысли. Он снова нырнул в эту полную воды яму. Вода полилась в рот, нос и глаза, вымывая все мысли из головы, но в этой воде не удавалось утонуть, только лежать на дне. *** В этот раз было тихо, но тишина не казалась той, будто в уши залили воск, не сводила с ума. Даже наоборот, тишина, как будто всё вокруг просто затихло. Даже не так. Он слышал дыхание. Своё. Но как? Он помнил, как холодное, наточеное лезвие солдатского ножа вошло ему в живот, совсем немного ниже рёбер. Помнил как кровь текла и текла, заливая одежду. Помнил как упал лицом в траву. А может ему это лишь казалось. Как ему вообще может что-то казатся? Он пытался сосредоточиться, раз уж мог. И почувствовал боль. Сильную боль. А вместе с болью почувствовал и своё тело. Чуствовал как дышал с огромным трудом, чувствовал что теперь лежал на спине, чувствовал как жар наконец-то отступил, перейдя в тепло, но пелена всё также заволокла глаза, не желая отпускать. Но он жив. Он живой. Он дышал, болезненно, от каждого вдоха и выдоха кровь била в голову, но это означало что она всё ещё текла по его венам. И как же больно. Так он лежал, вдыхая и выдыхая, чувствуя как горело огнём то место, где кожу пробил острый нож. Он упивался воздухом - инстинкт самосохранения поздно проснулся в нём. Лирой даже выровнял дыхание. С огромным трудом, но выровнял, и туман начал уходить из его головы. Медленно и нехотя. Он теперь слышал всё более чётко, и слышал тихий стук или звон. Лис, собравшись с силами, открыл глаза. Свет резанул зрение, ворвался в голову болью, от чего рыжий издал болезненный то ли хрип, то ли стон. Он услышал свой тихий голос впервые за последнее время, от чего засмеялся, всё так же болезненно и неладно. Глаза наконец привыкли к свету, и взору открылась спальня: два окна, одно из которых было прямо над его головой, от чего его так и заслепило, видимо, белый потолок, и молочно-белые стены и деревянный пол. Он, собственно, лежал на кровати, застеленной белой постелью, а напротив простой деревянный шкаф. Но его взгляд зацепился не за это, а за светлую фигуру у окна. Парень лет 17-ти на вид, со светлой, бледной кожей, белыми волосами, тоже светлыми, голубыми глазами и худощавый. Одетый а простую белую шёлковую рубашку и чёрные брюки. А за спиной у него были крылья. Прозрачные, зелёные. Значит, фейр¹. В руках держал стеклянную кружку с каким-то чаем, при чём фиолетовым, от чего, собственно, и тот звон - металлическая ложечка в чашке. Беловолосый подошёл к нему, отойдя от окна, за которым шелестели листьями деревья, и которое впускало комнату солнечный свет - осень в Аргенто была и вправду золотой. – Не смейся, рана может открытся, мало ли.. — Прозвучал мягкий, встревоженный, а может растерянный голос. После этих слов Лирой взглянул на себя. Из верха на нём ничего не было, только живот и рёбра перемотаны бинтом, видимо, завязанным недавно. Остальное тело было спрятано под белым одеялом. Лис снова перевёл взгляд на парня, жёлтые глаза молча требовали обьяснений. Незнакомец поставил кружку на стол рядом, а сам сел на край кровати. – Я тебя в поле нашёл, ну... Мне помогли тебя поднять, отнести сюда, ну я и сделал что мог... Ты 2 дня был без сознания. — Парень говорил тихо и неспешно, будто раздумывая над каждым словом. – Ага, ладно, понял, — Прохрипел рыжий. — А как тебя зовут то, ангелок? — Он улыбнулся, отметив, что во внешности его спасителя и правда было что-то ангельское, возможно просто потому, что она такая светлая и нежная, но крылья полностью опровергали эту мысль. А вот его собеседника, в отличии от него самого, видимо, вовсе не впечетлило такое прозвище. Его лицо по прежнему выглядело встревоженно и будто печально. – Меррил Рин. А тебя? – Лирой. Фейр не стал уточнять фамилию, она его не настолько волновала, чтобы спрашивать. Вместо этого он кивнул в сторону чашки на столе. – Тебе нужно это выпить, сможешь сесть? – Наверное. Это звучало так, будто Лирой сказал это просто чтобы сказать. Голубоглазый вздохнул, но было абсолютно непонятно, какие эмоции он в это вложил. Он подхватил лиса под руки, помогая ему принять полусидячее положение. Температура его рук резко контрастировала с кожей рыжего, обдавая тело лёгкой прохладой. Хотя, скорее всего, к Меррила руки как раз нормальной температуры, это Лирой горит. Но в итоге он всё таки сел, в добавок чувствуя себя слабым и беспомощным. Собственно, это была чистая правда. Крылья за спиной у парня исчезали - одна из способностей фей, они исчезают и появляются по желанию. Он сел на край кровати, взяв в руки чашку, поднёс её к губам рыжего. В нос ударил тёрпкий запах пыльцы и сушёных трав, из которых он узнал только ромашку, запах которой знаком каждому. На мгновение задумавшись, тот отпил из чашки. Этот странный чай был почти такой, как и на запах, только ещё и горький, но хотя-бы не горячий. – Это лаванда что-ли? — Лирой снова глянул на Меррила, забрав кружку и обхватив её двумя руками. – Да, она. Наступило молчание - крылатый явно был не из разговорчивых, а Сан не придумал что сказать, не о лаванде же говорить! Поэтому он снова отпил горького чая. Так и сидели молча, беловолосый смотрел куда-то в пол, а Лирой то в чашку, то на него. В итоге фейр не выдержал молчания и этого вгляда, встал, аккуратно забрав чашку из рук лиса, и ушёл, пробормотав что-то по типу "Если что, зови...". Теперь было тихо, и есть над чем подумать. Что делать дальше? Он не знал. Тем более, голова болела, и в ней не было ни одной связной мысли. Так себя ощущают сумасшедшие? Вполне возможно. *** В тот день, снова провалившись в беспамятство, он уснул. Может из-за того чая, а может из-за его состояния. Но когда проснулся, бинты уже были новые, а Меррила не было в комнате, а судя по звенящей тишине и вовсе дома. Хотя, по первому впечатлению о нём, так тихо могло быть и в его присутствии. Крепко же Лирой уснул... Давно в его жизни не было такой тишины, он даже не помнил когда. Всегда, даже в лесу, в одиночестве всегда его сопровождал шум окружающего мира. А тут было чувство безопасности, что позволяло просто расслабиться и слушать эту тишину, такую необычную и мирную. Был ли всё таки Меррил дома выяснилось только когда раздался тихий звук, с которым открылась и закрылась дверь. Через время так же тихо открылась дверь в комнату. Крылатый ступил в комнату, положил на стол стопку бумаги, перевязанной шнурком, и пучок сушёных цветов и трав, таких нежных и персиково-розовых, что шуршали от любого прикосновения. Парень, видимо, собирался избежать разговоров, сделав вид, что не видит рыжего, якобы думая что он спит, но не вышло. Лирой, конечно, с ходу начал тараторить. – О, привет! Наконец-то. У тебя тут так тихо, знаешь? С ума сойти можно. Меррил помолчал пару секунд, прежде чем ответить, но всё таки пробормотал: – Привет, знаю... Как себя чувствуешь? Лис оскалился. – Да вроде жив. Крутые носки. И правда, фейр ходил по дому в носках. Кремово-бежевых таких, с узором из каких-то лоз. Меррил не нашёлся, что ответить, вместо того открыв одно из окон. Свежий воздух заполонил комнату тёрпким запахом осени - влаги и опалых листьев. Белая тюль пошатывалась на окнах от ветра. Сухие цветы тихо зашелестели под его призрачными пальцами. – Ну расскажи хоть что-то, а? — Бросил Лирой с кровати. – Что? – Да хоть что-то. Про себя расскажи, мне же надо знать кто мне жизнь спасает? Лет то тебе хоть сколько? — Лирой сдержался, чтобы не добавить это "ангелок" в конце. Меррил растерялся. – А... Мне девятнадцать... — Беловолосый запнулся. Подумал, что ему бы тоже не помешало что-то спросить. Разговор, увы, нужно поддерживать, хоть Лирой справился бы с этой задачей на ура и в одиночку. — Ты же.. Оборотень? – Да, лис. А ты фейр, это понятно. Ну, мать говорила, что никакой я не оборотень, раз превращатся не умею. Эти уши со мной навсегда в общем. Ну и я вообще ничего не умею в этом плане. А ты? –Я...Гидрокинетик. И телепат. – О. Ого. В очередной раз повисло молчание, которое перебивал лишь тихий шум за окном. Меррил рассматривал свои руки на подоконнике, а Лирой смотрел на Меррила, думая вовсе не про него. Мать не просто говорила, она ненавидела его за то, что он таким родился. Что якобы позорил отца. За способности или их отсутствие не осуждают, нельзя. Таких людей единицы. Она умерла, и ему ни на секунду не было её жаль. *** Солнце уже перекотилось за горизонт, когда Лирой ступил на порог дома, лучисто улыбаясь матери, что стояла перед ним. Русые волосы собраны в хвост, но несколько волнистых локонов всё же выбились из простой причёски, а зелёные глаза, кажется, пытались прожечь его насквозь. – Где ты шляешься? — Прошипела она сквозь зубы. Лис широко улыбнулся. – О, тебе всё в подробностях, или...— договорить не успел, получив мокрой тряпкой по лицу. Следующая минута была смесью криков, смеха Лироя и лая собаки во дворе, выхватывались из этого шума только некоторые фразы, по типу "Сколько можно?!" и "Да понял я, понял!". В конце концов Лирой остался на веранде один. Смахнул чёлку с лица. Она ненавидела его за эти медно-рыжие волосы. Ненавидела за то, что он так похож на своего отца. Такой же ровный нос, такие же глаза, разве что другого цвета. Такие ярко-жёлтые. У Эндрю были янтарно-карие. И такие же волосы, такие же вечно растрёпанные. Она ненавидела его за то, что Эндрю умер. Лирой улыбнулся. Отца он не знал, за то мать прекрасно. *** – У стихийников² ведь самая сильная связь с... Ну, с их стихией. И как оно? – Не знаю... Я же не жил без этого, разницы не знаю. Это часть меня, и так у всех, не только у стихийников... И на этом вопрос был исчерпан, тем более он был глупым. Никто из них не знал другой жизни, так как же мог говорить об этом? Стихийная магия зародилась самой первой, и связь их обладателей с ней была сильнейшей, и за века не исчезла. Забери у пирокинетика тепло, огонь, или у гидрокинетика воду, и можно увидеть как магия разъедает изнутри, отчаянно ищет выход. Но так, понятное дело, нельзя. Меррил снова развернулся и ушёл. Лирой уже успел и расстроится, и заскучать без компании, когда тот снова вернулся. Снова с чашкой в руках, только в этот раз ещё и с тарелкой. Лису стало от такого даже... неловко? О нём так не заботились уже... лет пять? Ладно, девятнадцать. То есть никогда. Лирой сам сел, и на лице отразилась тень острой боли. Фейр протянул ему тарелку, и лис молча, без особого энтузиазма принялся есть горячий суп. Чай снова ударил в голову сладким запахом. Этот сорт лаванды с полей Аргенто, название которого он уже и не вспомнил, известен своими заживляющими свойствами. – Спасибо... — Пробормотал Лирой. В этот раз и ему было нечего сказать. – Не за что. — Наконец-то фраза на которую есть заранее подготовленный ответ. Меррил забрал посуду и снова ушёл, оставив Лироя одного. Стало поразительно скучно. *** На следующий день двое сидели на кухне. Солнечный свет заливал комнату, как и весь дом Меррила, кажется, и прозрачная тюль на окнах его не останавливала. Путался он и в белоснежных волосах Меррила, что смотрел то на свои руки, то на стол из клёна, то в чашку с зелёным чаем. Лирой же смотрел на него. Когда он проснулся, Рин сказал что тот может вставать, конечно добавив потом чтобы делал это осторожно, и спровадил его в душ. Разобрался лис с краном только благодаря Меррилу, да и то кое-как. Тот дал ему какую-то светло-зелёную кофту из своих, и серые штаны. Ткань такая мягкая и приятная на ощупь, и такая непривычная после свитера и брюк которым уже невесть сколько лет. Фейр поднял голову, отвлёкшись наконец от рассматривания стола. Это впервые за два дня он посмотрел на него. А жаль, ведь у него такие красивые, кристально голубые глаза. – Почему ты мне помог? — Нарушил тишину Лирой. – Я не мог не помочь. И Меррил снова отвёл взгляд куда-то в окно. Лирой улыбнулся, и дальше сидели в полной тишине. *** Конец сентября отличился теплом, почти летним. Меррил вытащил Лироя на улицу, хотя того и уговаривать не нужно было, он схватился за первую возможность сменить обстановку. Как же надоело всё время сидеть в четырёх стенах, пусть и с Меррилом. Солнце грело лучами, а золотая листва кружила под ногами, втянутая ветром в затейливый танец. Шли молча, по тихим улицам, обдумывая своё. Лирой не начинал разговор лишь потому, что понимал: Меррилу не особо нравится говорить. Он такой тихий, будто призрак - невесомый и бесшумный. Как же хотелось его разговорить, узнать о чём он думает всё время, когда молчит. Но разговорить Меррила звучит как что-то за гранью понимания, а телепатией Сан не обладал, так что молча шагал рядом. Было в этой тишине что-то мирное, нежное. Дошли до парка, через который пробила себе путь Река Тысячи Звёзд, как казалось. Но на самом деле сам парк строили на реке. Деревья сомкнулись над головой, одеяло из листьев на каменной брусчатке шелестело под ногами, солнце бросало узоры на землю, пробивалось между веток золотым светом. Река тут тихая, спокойная, будто спящая. Мост перекинулся через реку, обплетённый лозой, а пирс переходил к воде от берега. Туда и пришли, сели, свесив ноги к воде. Прозрачная и зеленоватая, она отражала небо. – Почему ты так мало говоришь? — Прервал тишину Лирой. Уже много раз рыжий задавался этим вопросом. Меррил молчал, всматриваясь в воду, и Сан уже подумал, что тот не ответит, когда парень заговорил. – Не привык чтобы меня слушали. Родителей в своё время не особо волновала моя мысль. Да и я предпочитаю тишину. *** Всё тело ныло от усталости, но отец всё никак не успокоится. Разве не понятно, что если он ещё пять, десять, да хоть сто раз попытается парировать удары Генри, не получиться лучше? Усталость только всё больше будет замедлять движения, ухудшать реакцию. И лучше он уже не сможет. Зато чувствует себя слабаком. И вот, после очередной попытки меч падает на землю, отзываясь звоном металла, будто негодуя. Меррил опирается руками о колени, пытаясь отдышатся. Голос отца, строгий и холодный, звучит над головой: – Ты хоть что-то можешь? Хоть что-то можешь сделать нормально? Рин поднимает голову, глядя на отца почти отчаяно. А глаза того, тоже голубые, отдавали по коже морозом, как лёд. В них не было ни капли тепла, любви. В этом и разница между ними. У отца глаза ледяные и будто колючие, а у Меррила нежные, мечтательные, как небо ранним утром, когда мир только просыпается, или прозрачной воды озера, в котором это небо отражается. Наверное за эту черту они его так не любили. *** Лирой поднял с досок кленовый листок, что осень окрасила в солнечно-жёлтый цвет. Но потом взгляд перебежал к Меррилу, к его рукам. Капельки речной воды поднимались в воздух, к изящным пальцам, оседали на коже, а после стекали обратно в реку, оставляя на водной глади круги. Капли, как жемчужины перекатывались по коже. – А знаешь что? — Спросил Лирой. Меррил повернулся к нему, подняв голову, и дыхание обожгло лицо - так близко друг к другу сидели. По спине пробежали мурашки. Сан внимательно изучал его лицо, в особенности глаза. Они у него такие же, как воды Хрустальных Озёр - чистые и прозрачные до самого дна. Его собственные же, наоборот, солнечно жёлтые, как тот листок в его руке. – Ты просто волшебный. — Закончил тихо. Подался вперёд, осторожно притянув его за руку. Губы у него такие же нежные, как и он в целом, а у Лироя обветренные, потресканные. И будто время замерло вместе с сердцем. Не осталось больше ничего кроме них. Будто всё застыло в моменте, хотя он был король, будто взмах крыльев бабочки. Никто не обращал на них внимания. А они шли назад взявшись за руки.