Сделка с вампиром

      Полумрак кабинета, куда тяжелые шторы не пропускают ни отблеска уличного освещения, и мягкое, чуть поскрипывающее кожаное кресло на колесиках с высокой спинкой. Деревянный лакированный стол с письменными принадлежностями и стопочками бумаг, напротив — стул, обитый бежевым велюром.       Киба Инузука настороженно смотрит прямо перед собой — на кабинетную дверь, что вот-вот должна отвориться, да все никак. Щелкает костяшками, нервно постукивает пальцами по столу, щурит глаза. Он напряжен, и это очевидно. Может, даже взволнован.       Ожидание выматывает. А ожидание неизвестного — особенно. Темный взгляд падает на пустующий стул напротив, и Киба резко откидывается в кресле, отъезжая от стола на пару сантиметров. Как можно заставлять его ждать? И ждать так долго? Он едко усмехается, роняя голову. Впрочем, от главы клана Хьюга — этих напыщенных кровососущих тварей — иного и не ожидалось.       Стук каблуков за дверью заставляет Кибу напрячь слух и заинтересованно выпрямиться в кресле. Он вновь смотрит вперед и, переплетая пальцы в замок, кладет руки перед собой. Напряжение лишь растет, и все оттого, что существо за дверью словно намеренно медлит с тем, чтобы войти. Назначенное время для визита давно прошло, но это, кажется, гостя не слишком заботит. Киба потеет. Крепче переплетает пальцы.              Неслышный вздох облегчения обжигает тыльную сторону ладоней, когда в кабинете раздается скрип двери, и глава клана Инузука украдкой прочищает горло. Взгляд сам собой падает на кипу бумаг, и он подчиняется естественным реакциям, глядя куда-то сквозь печатные листы. Каблуки стучат по полу нарочито громко и вызывающе, и Кибе не остается ничего другого, кроме как вскинуть голову на вошедшего.       Он поджимает губы, взглядом впиваясь в женскую фигуру, замершую чуть поодаль от его стола. Надо же, думает Киба, Хиаши Хьюга стал настолько немощен, что прислал вместо себя делегата? Просто смешно. Инузука сиюминутно решает: говорить с представителем клана о делах он не будет. Однако поприветствовать гостя обязан.       — Вампиры теряют счет времени из уверенности в вечности бытия или вы просто застряли в пробке?       Молодая женщина коротко усмехается. Выдвигая для себя стул напротив Кибы, с не деланным изяществом садится и ставит на пол небольшую сумочку. Он же и сам не замечает, что с неподдельным интересом смотрит, как она без резких движений складывает ногу на ногу и почти ласково обхватывает руками подлокотники.       — Я много о вас наслышана, господин Инузука. Но мне никто не говорил, что вы не обделены чувством юмора.       — Прошу прощения. Моя оплошность. Стоило учесть то, что вашему виду все человеческое чуждо, и вы вряд ли добирались сюда на такси.       Она растягивает губы в лукавой улыбке.       — А вашему виду — нет? Или оборотни шагают в ногу со временем и пользуются «Убером»?       Киба не сдерживает глухого смешка, что быстро сходит на нет, уступая былой непроницаемости как во взгляде, так и голосе.       — Вы тоже не лишены чувства юмора.       Женщина коротко кивает, чуть подается вперед и через стол протягивает Инузуке миниатюрную ладонь.       — Хината.       Он не мешкая пожимает ее руку, задерживаясь взглядом на тонких пальцах с длинными алыми ногтями. Снова отпускает слышную лишь ему усмешку: эти острые коготки кого угодно могут лишить жизни, пролив немало крови, коей не без удовольствия потом полакомятся. Но не его. Глава клана оборотней по необходимости и сам способен выпустить когти, чтобы вспороть тонкую белую шейку, и вонзить в нежную, на вид, кожу острие своих клыков.       Впрочем, той самой необходимости в этом не было. Пока что.       — Вы родственница господина Хьюги? — замечая очевидное сходство между Хинатой и главой вампирского клана, прямо спрашивает Киба.       Она в очередной раз кивает, нескрываемо изучая холодными серыми глазами его несколько смуглое лицо с темным испытующим взглядом.       — Я его дочь.       Инузука вскидывает густую бровь в тон темно-каштановых волос. Стало быть, перед ним принцесса клана? Вот так сюрприз. А уж приятный или не очень — ему только предстоит выяснить.       — Даже так, — он улыбается — впервые за эту непродолжительную встречу — и, сощуриваясь, с новой заинтересованностью разглядывает свою гостью.       Она держится прямо, может, чуть высокомерно. Длинные черные волосы оттеняют аристократической бледности лицо, на фоне которого ярчает красная помада в цвет платья. Глубокое декольте, как назло, нещадно притягивает взор, и не смотреть на высокую полную грудь априори невозможно. Хината Хьюга без преувеличения красива.       Столь же красива, как и опасна.       — Я польщен, — как бы невзначай бросает Киба, но при этом рассматривает Хинату уже по третьему кругу — откровенно, без тени смущения или неприсущей ему робости.       — Польщены? — шутливо удивляется она. — Полагаю, это комплимент?       Инузука предпочитает не отвечать.       — Вы с отцом похожи, — уже вслух отмечает он.       — Я бы так не сказала, — возражает Хината, и нечто мрачное промелькивает на ее лице.       — Я ждал господина Хиаши, — деловым тоном продолжает Киба. — Надеюсь, он в добром здравии?       Хьюга изгибает темную бровь, и губы ее чуть подрагивают, как если бы она намеревалась улыбнуться, но вовремя сочла это неуместным.       — Значит, вам не доложили? — в голосе слышится блеклая нотка строгости. — Мой отец больше не возглавляет клан.       Киба прячет оторопь в недоверчивом прищуре.       — И кто теперь стоит во главе вашего семейства?       — Я.       Хината смотрит цепко, въедливо, и он ощущает, как по спине щекоткой пробегает холодок. Вполне вероятно, это просто пот. Ему жарко. Душно. Хочется пить. Скорее, даже выпить.       — Понимаю, в последнее время многое произошло, и это повлекло за собой недопонимание.       Киба напрочь забывает и об ощущениях, возникших при пересечении их с Хинатой взглядов, и о собственной жажде. Теперь его сковывает раздражение.       — Вы называете нарушение договора недопониманием? — спрашивает резче, чем ему бы хотелось.       Хьюга же простодушно выдает:       — Именно.       — Наш клан долгие годы обеспечивает безопасность своих территорий, и ваш отец нес ответственность перед некогда заключенным договором о перемирии. Однако договор вы нарушили. Вампиры охотились на нашей территории без зазрения совести, и даже когда последовало предупреждение, ничего не изменилось.       — Мне это известно.       Киба неприязненно фыркает, отворачиваясь. Раздражение растет и понемногу трансформируется в злобу. Однако демонстрировать так явно свои реакции на слова принцессы клана Хьюга он не стремится. А потому сдержанно, почти буднично произносит:       — Стало быть, вы хотите развязать войну?       Хината молчит. Но недолго, и уже порывается что-то сказать, пока Киба не обрубает на корню эту возможность.       — Оборотни не вступали в конфронтацию с вампирами тысячу лет. Неужто вам хочется кровопролития?       Хьюга неожиданно улыбается: иронично, загадочно. Она далеко не глупая. Понимает: он пытается загнать ее в угол. Хочет сбить с нее спесь. Думает, по неопытности принцесса быстро сдастся и согласится на все его условия, лишь бы избежать войны.       Как бы не так.       — Теперь я убеждена, — молвит она приторно-сладко, проникновенно, — вы — сильный вождь своего клана. Бесстрашный, справедливый, дальновидный. Вы не хотите войны, но готовы ее развязать.       — Вы верно заметили: я не хочу войны, — соглашается Киба, а вместе с тем противится влиянию магнетизма чужого голоса. — Но да, мне ничего не стоит пересечь черту. Долго терпеть этого я не стану.       Хината закусывает губу, задумавшись над чем-то. Выжидает. Смотрит с прежней невозмутимостью.       — Мы можем договориться, — наконец, отмирает она.       — Договориться о чем? — недоумевает Киба. — Я готов закрыть глаза на эти бесчинства, но лишь в том случае, если вы не станете впредь покушаться на нашу территорию и ее границы.       — Вам не кажется, что договор, заключенный нашими предками, давно устарел?       — Не кажется.       — Вы ратуете за многовековые традиции?       — Я за порядок: в своем клане, на своей земле.       Хината снова тянет уголки губ в улыбке, и Кибу передергивает. Уже не может понять толком, что испытывает, безотрывно глядя на эти губы.       — Хорошо, — она дотрагивается до своих волос — блестящих прямых прядей, струящихся по плечам, — и мягко кладет ладонь на стол. — Предлагаю заключить сделку.       — Сделку? — вторит Киба, кривя лицо. — Думаете, вместо договора на прежних условиях я пойду на сделку с вампиром?       — Вы пойдете на сделку с вампиром, господин Инузука, — в уверенности кивает Хината. — У вас нет выбора.       Он усмехается, горделиво вздергивая подбородок.       — Я догадывался, что у вас острые зубки, но чтобы язычок…       — Это было более чем очевидно, — Хьюга наклоняется к полу, чтобы достать из своей сумки тоненькую папку, где трепыхается от силы пара альбомных листов. — Вот, — она кладет ее на стол и пододвигает ближе к Кибе, — просто взгляните, прежде чем острить в бессилии.       Инузука сводит брови к переносице, насилу проглатывая ее колкость. Проклятущее декольте. Вместо того, чтобы изучить документ, его глаза то и дело норовят зарыться туда с жадностью и разжечь в нем низменное желание коснуться мраморной кожи этих притягательных округлостей.       — Прошу вас, — кивая на бумаги, Хината выпрямляется на стуле, отчего ее грудь, едва умещающаяся в лифе платья, чуть заметно подпрыгивает.       Киба сглатывает, заметно двигая кадыком, и нехотя роняет взгляд на предложенную папку. Изучает. Отмахивается от будоражащих мыслей, что перетягивают сейчас на себя его внимание.       Проходит две минуты. Три. Пять. Вероятно, даже все десять. Хината беспокойно, но не на показ ерзает на стуле, перекладывает одну ногу на другую, кусает губы в нетерпении.       Киба поднимается на ноги, небрежно смахивая папку в сторону. Расстегивает пиджак, рассовывает руки по карманам брюк. Становится возле стола вблизи Хинаты. Устремляет на нее взгляд, под которым она должна бы растеряться, занервничать.       — Допустим, я пойду на сделку, — наконец, удосуживается заговорить Киба. — Но что вы готовы предложить взамен?       Алые губы изгибаются в хищной улыбке, которой ни в коем случае нельзя доверять. Миниатюрные ладони на выдохе накрывают соблазнительные бедра, и острые ноготки оставляют на коже едва заметную белесую полосу к краешку подола платья. Легкая ткань мучительно медленно скользит вверх, и он невольно судорожно сглатывает, когда колени расходятся в стороны, и становится ясно, что на ней нет белья.       — Принцессу клана, конечно.       Инузука снова сглатывает, и слюна встает поперек горла. Пить хочется уже нестерпимо. Глаза вовсю блуждают по телу вампирши, намеренно избегая того, что она так лихо демонстрирует, останавливаются на ее лице — завидной невозмутимости, губах — кроваво-красных, похотливо приоткрытых; скользят по вытянутой белой шее, падают на ключицы, тяжело вздымающиеся груди.       В штанах быстро становится тесно, и Киба вынимает руки из карманов, дав им безвольно упасть вдоль тела. Язык бегло скользит по губам, что пересохли и слиплись от жажды и учащенного дыхания, кадык так и дергается от попыток смочить слюной горло. Тем временем Хината сходит с ума окончательно: шире распахивает рот, выдыхает судорожно, закатывает глаза. И Киба тут же давится слюной, которую никак не сглотнуть.       Больше нет смысла игнорировать происходящее — проще выколоть себе глаза, чем пытаться не смотреть на то, как Хината накрывает рукой поблескивающую влагой промежность, а следом начинает осторожно себя ласкать. Теперь Киба смотрит. И не просто смотрит — нагло глазеет, боясь упустить каждое новое движение ее скользких пальцев. Сердце в неистовстве колотится в груди, под черной рубашкой липко, ниже пояса нестерпимо печет, ладони увлажняются все сильнее. Хината же тяжело дышит, нет, выдыхает раз за разом, откидывает назад голову, шире разводит ноги.       Лицо обдает кипятком, и Киба стискивает пальцы в кулак до хруста костяшек. Жар охватывает его с макушки до пят, то милосердно отступая, чтобы дать ему передышку, то накатывая новой, еще более обжигающей волной. Он сочится буквально изнутри, испепеляя внутренности, пышет над взмокшей кожей, пропитывает насквозь одежду. Эту пытку ни с чем не сравнить. Кровь несется по венам, бурлит в жилах, приливает к окаменевшему члену, ноющему от страшного возбуждения. Киба густо хмурится, скрипит зубами. Ощущает, как пробуждаются волчьи инстинкты и порываются взять верх над остатками человеческого. Глас разума глохнет перед зовом плоти. И невидимая чужому глазу сущность — его истинная сущность — безвозвратно теряет контроль.       Один шаг, другой — Киба приближается к бесстыдной принцессе вампирского клана хищным зверем перед нападением на невинную жертву. Однако Хината не жертва. Она сама — та еще хищница. Но Кибу это осознание не занимает. Он находит, что так даже интереснее.       Колени разом смыкаются, и Хината поднимает затуманенные глаза на Кибу, что возвышается над ней в опасной близости. Она улыбается лениво — так, будто уже кончила от своих ласк, — и вынимает руку, зажатую между плотно сдвинутых ног, чтобы обхватить обеими обнажившиеся бедра.       — Вы что, уже сдаетесь, господин Инузука? — томный шепот прорезает тишину, нарушаемую лишь шумным дыханием.       Хината больше не дразнит его. И все, что он может видеть, — это гладкие белые бедра под задравшейся юбкой, острые колени, влажные пальцы. И, признаться, это убивает: хочется видеть больше.       — Опустись на пол, — с чарующей хрипотцой произносит Киба.       Она сильно закусывает губу, одним тягучим движением оглаживая бедра от сбившегося вверху подола платья к коленям, и глядит на него исподлобья. Инузука гуще хмурится оттого, что она не спешит следовать его указаниям, и смотрит в ответ строго, с претензией.       Она наслаждается этим укоряющим взглядом из-под опущенных ресниц. Наслаждается всем его видом: темной высокой фигурой, широкой грудью, обтянутой тканью рубашки, красноречиво вздыбленной ширинкой на узких брюках. И когда Хината медленно поднимается со стула, стуча каблуками по полу, то понимает: это самое малое из того, чем ей предстоит насладиться этим вечером.       Киба пристально смотрит сверху вниз, и у него ненароком перехватывает дыхание: она уже перед ним, скинула туфли и сидит на пятках, улыбается соблазнительно, с видимым предвкушением. Он же едва сдерживает грудной рык, рвущийся откуда-то изнутри, и лишь чуть слышно шипит сквозь зубы.       Хината звенит пряжкой ремня, ловко вынимая пуговицу на брюках из петли, и следом тянет вниз бегунок молнии. Киба прикрывает глаза от краткого облегчения: терпеть болезненное давление плотной ткани в паху физически невозможно. А меж тем Хината на достигнутом не останавливается: поглядывая на него время от времени, подбирается к мелким пуговицам на рубашке, расстегивает одну за другой без лишней спешки; осторожно ведет ногтями по твердому рельефному животу, что поджимается от этих прикосновений, покрываясь мурашками. Киба хоть и млеет, но понимает, что делать: резко скидывает пиджак, отбрасывая куда подальше, с большим усилием стягивает рубашку, влажную на спине, упирается левой ладонью в столешницу у самого края.       Проворные пальцы Хинаты ползут от живота к груди, и чтобы дотянуться, она становится на колени — ей до немеющей ломоты в суставах хочется прикоснуться к напряженным каменным мышцам, огладить кожу, от которой исходит его возбуждающий запах, что даже на расстоянии щекочет ноздри. А еще Хинате хочется прикоснуться к тому, что возвышается над кромкой расстегнутых брюк — жаждущему ее внимания члену.       Она не садится обратно на пятки — напротив, перебирая коленями, выпрямляется в спине, словно сосредотачиваясь на том, что собирается делать. Приспускает брюки сперва до колена, потом и почти до самого конца. Хватается за бедра одной рукой, а другой тянется к подрагивающей трепещущей плоти.       Киба шумно дышит, пока прохладная ладонь Хинаты размеренно двигается вниз-вверх по всей его длине, и врезается пальцами в угол стола. Но когда прохлада ладони сменяется влажной теплотой ее рта, он низко, совсем коротко стонет и откидывает голову, позволяя челке небрежно скрыть собой часть искаженного удовольствием лица.       Киба понимает, что еще чуть-чуть — и все закончится, едва начавшись. Он слишком возбужден. Ему слишком хорошо, и он не хочет, чтобы Хината останавливалась. Но Киба не может позволить себе кончить сейчас. И потому думает обо всем, что угодно, лишь бы оттянуть этот момент и отсрочить неизбежный финал.       Хината давится, когда чересчур увлекшись, Инузука сгребает в кулак ее волосы и отводит голову назад. Член выскальзывает из ее рта, и она смотрит на Кибу, коротко облизнув губы: Хината готова продолжить начатое, но он неожиданно лишает ее этого, круто разворачиваясь к столу.       Она вздрагивает от внезапного грохота: чужая ладонь одним махом опустошает стол, нисколько не задумываясь над целостью и сохранностью канцелярских принадлежностей да прочей мелочевки. Хината не успевает отвести взор от стола, прежде чем чужими усилиями враз оказывается на ногах.       Киба недолго держит ее за плечи. В ту же секунду подхватывает за бедра и сажает на себя, следом врываясь в ее приоткрывшийся рот языком. Хината стонет, проталкивая свой глубоко в чужой рот, и голова кружится до темных пятен перед глазами.       Он опускает Хинату на стол, грубо сжимая ладонями ее груди, и подбирается к плечам, чтобы стащить с них платье и приникнуть к обнажившейся коже поцелуем. Она поеживается от новых ощущений, смаргивает пелену перед глазами и помогает Кибе с концами снять с себя платье, которое только мешает, даже раздражает их обоих.       Красное пятно ярко выделяется на темном полу точно так же, как белое нагое тело на фоне стола. Киба несдержанно восхищается оттенком и ровностью кожи, точеной талией и мягким животом; скользит взглядом по бедрам, до красноты стискивая обеими руками, уводит глаза к груди, едва не роняя слюни из желания сомкнуть губы на торчащем розовом соске. Все в ней, чего бы ни касался его взор, сводит Кибу с ума.       Опираясь на локти, Хината замечает, что он замер в какой-то момент, и самодовольная улыбка трогает ее губы. Она намеренно прогибается в спине, подаваясь грудью вперед, и широко разводит ноги, нисколько не стыдясь такой откровенности. Пусть смотрит. Пусть хочет ее до потери рассудка. Все равно Хинате нужно лишь это.       Киба не выдерживает очередной пытки и спешно укладывает Хинату на спину. Отвлекшись от нее на миг, ногой подтаскивает поближе стул, где она совсем недавно себя касалась, и для опоры становится на него коленом. Ноги Хинаты невольно смыкаются, покуда она пытается принять удобное положение на твердом столе, и Киба недовольно хмурится. Рывком разводит ее колени, опускается вниз, коротко скрипнув стулом, и вырывает из Хинаты протяжный стон куда-то в потолок.       Она двигает бедрами навстречу его горячему рту, юркому языку и мягким губам, и тянется руками к кое-где увлажнившимся от пота длинным волосам. Сжимает мягкие волнистые пряди, грубо оттягивает, проводит ногтями по коже головы и стонет: громко, бесстыдно, нисколько не контролируемо. Киба крепко держит Хинату за бедра, иной раз проводит ладонью по животу к груди, возвращается обратно, обхватывает колено. Силы иссякают, но не для того, чтобы ласкать ее между ног — это он еще может и хочет, наслаждаясь ее телом, запахами, звуками. Киба больше неспособен терпеть напряжения ниже пояса, и каждый новый стон Хинаты терзает его все более безжалостно. Однако он должен довести дело до конца. И едва Киба задумывается об этом, она крупно вздрагивает, выброшенной на сушу рыбой начинает биться на столе от простреливающих тело оргазмических спазмов, и насилу приподнимается на локтях.       Киба хитро улыбается, утирая губы о внутреннюю сторону ее бедра, и выпрямляется, чтобы снова нависнуть над ней и вобрать в рот твердый холодный сосок. Хината загнанно дышит. Словно лишившись голоса, мычит что-то на высоких нотах. Киба звучно отрывается от ее груди, мазнув большим пальцем по соску, подтягивает Хинату поближе к краю стола и нетерпеливо берется за член: желанию оттрахать ее на этом самом столе он больше неподвластен.       Хината морщится, и протяжный звук из ее распахнутого рта раздается одновременно с тем, как Киба целиком погружается в нее. Он держится за ее колени, замирая на несколько секунд, но потом что-то необъяснимое с ним происходит, и Киба срывается. Входит к Хинату резче, жестче. Двигается быстрее, проникает глубже.       Она сдавленно охает, и искры летят из глаз: Киба яростно вдалбливается туда, где особенно приятно, и Хината спешит подстроиться под его ритм, лишь бы продлить то самое ощущение, которое всякий раз ее настигало незадолго до яркого оргазма, так не похожего на первый. Киба же знает, что делает, понимает, почему сменился характер Хинатиных стонов. Стискивает зубы, шумно дыша носом, вбивается в нее с неуемной ожесточенностью, крепко оплетает пальцами тонкие лодыжки.       Бедолага-стол жалобно скрипит в такт Кибиных движений, ножки царапают пол, грохают время от времени — вот бы пережить это безумие да служить дальше верой и правдой, желательно, по назначению. Но стол Кибу, к сожалению или к счастью, совершенно не заботит. Хинату — тем более. Она увлечена тем, что хватается за порой ускользающее ощущение, которое должно облегчить мучительное напряжение внизу живота, а заодно за запястье Кибы, что сдавливает пальцами ее горло.       — Повернись, — едва слышно выдавливает он, покидая подрагивающее, почти обессиленное тело.       Хината пытается развернуться, но ей не приходится лишний раз напрягаться — Киба все делает сам. Тянет ее за руки, взявшись за талию спускает со стола на пол, отчего она едва не заваливается тряпичной куклой, и грубо разворачивает к себе спиной. Хината не успевает хоть за что-нибудь ухватиться, прежде чем падает грудью на стол и буквально задыхается от глубины проникновения. Киба уже не владеет ни собой, ни ситуацией: надавливая на ее спину одной рукой, наматывает длину ее волос на другую, и раз за разом врывается в нее своим крепким членом. Хината коротко вскрикивает, когда он остервенело тянет ее за волосы, отводя голову назад, и в ушах нестерпимо звенит, гудит, барабанит. Она чувствует: уже вот-вот. Напрягается всем телом, выгибается Кибе навстречу, ритмично скользит сосками по столу. Кончает, выкрикивая во весь голос. Обмякает на этом несчастном столе, твердость которого давно не ощущает.       Киба не сдерживает стон, когда обильно изливается в чужое тело, где все пульсирует, сжимая его сокращающимися мышцами. Отпускает Хинатины волосы из онемевших пальцев, ведет костяшками вдоль ее позвоночника. Целует, куда может дотянуться.       Внутренняя сторона бедер блестит от влаги, и Хината сдвигает ноги от неприятного ощущения. Киба это замечает, оглядывается, судорожно дыша, хватает с пола красное платье.       — Дай вытру, — шепчет мягко, и Хината позволяет ему избавить себя от последствий этого потрясающего приключения в мир эротических фантазий.       Они понемногу восстанавливают дыхание, и когда это хоть сколько-нибудь у них получается, одновременно оборачиваются друг к другу. Синхронный смешок органично вписывается в замершую тишину комнаты, и они удовлетворенно улыбаются.       Хината подпрыгивает на месте и, держась за края столешницы, снова взбирается на стол. Киба стоит рядом, коротко отирая лоб основанием ладони, встряхивает волосами.       — Мокрый весь, — усмехается Хината и заботливо отводит челку с его лица.       Киба жмурится.       — Жарко. Как в аду.       — «Я догадывался, что у вас острые зубки, но чтобы язычок…» — она смеется, скрестив ноги и беззаботно болтая ими вперед-назад. — Ты что, заранее свои реплики продумывал?       Он обиженно куксится, уворачиваясь от очередного прикосновения пальцев жены к своим волосам.       — Скажешь тоже, — бурчит недовольно. — Чистейшая импровизация!       Хината прячет вырвавшееся хихиканье в ладони.       — Честно? Я чуть все не испортила! Еще немного — и расхохоталась бы во весь голос! На самом деле, мне с порога уже смешно стало, но ты этой фразочкой решил меня добить.       — А-а-а, — иронично тянет Инузука, щелкнув Хинату по носу. — Так вот, чего ты все время лыбу давила?       — Прости-и-и, — кокетничает она, оглаживая его бицепс. — Ты так высокопарно выражался… Я еле как сдержалась!       — Ты сама просила, чтобы я вел себя правдоподобно. Я же этот… как его… Альфа, в конце-то концов, — он с излишней наигранностью выпячивает грудь. — Вождь клана оборотней!       Хината кивает. Да кто бы сомневался.       — Альфа, — все же прыскает в кулак, но следом настороженно щурится. — А ты посуду-то помыл, как я просила, о, великий вождь?       Киба мгновенно меняется в лице. Бледнеет. Закусывает сухую губу.       — Черт, — бросает досадливо. — Прости, Хина. Напрочь из башки вылетело.       Она набирает в легкие побольше воздуха и выдыхает очевидное недовольство через рот.       — Так я и знала.       Киба строит жалостливую мордашку, и Хината мгновенно оттаивает. Поразительно, но от того «оборотня», деловито посиживающего во главе оскверненного стола, мало что осталось. Теперь Хината видит перед собой лишь своего мужа — пусть порой и несколько диковатого, но все же, вполне себе человека. На самом деле, в ее благоверном человечности больше, чем в ком бы то ни было. Лучше и надежнее мужчины Хината не знает.       Они живут обычной жизнью: ходят на работу, встречаются с друзьями и семьей, ездят на отдых, откладывают на общую мечту, думают о детях и, конечно, горячо и нежно любят друг друга уже много лет. Но в один прекрасный день Хината наталкивается на занятную статью в интернете, переходит на женский форум и… с головой там пропадает. Бесконтрольно поглощает сомнительную информацию и решает, что чего-то им с Кибой, вероятно, для полного счастья не хватает. И это даже не ребенок, которого они оба на полном серьезе в скором будущем планируют.       Коллеги на работе в один голос кричат, что главное в браке — секс. Причем не просто секс в типичном его представлении, а разнообразный и частый — это как минимум. Одна из Хинатиных приятельниц смеется, говоря о собственном муже, мол, «на последнем издыхании попыхтеть две минуты под одеялом на мне верхом — ну, такой себе секс, не то, что с любовником!» Хината пребывает, мягко говоря, в шоке от таких заявлений. У нее Киба не пыхтит на последнем издыхании. Секс у них никогда не длится две минуты. И позы у них разные бывают — по настроению. Киба страстный и умелый любовник, всегда заботится о ней в постели и за ее пределами, но какой-то особенной перчинки, наверное, в их сексе нет. И именно этого Хинате вдруг хочется. Ведь что на женских форумах, что на работе говорят об одном: секс — основа брака. «Он не пойдет налево, если ты будешь шлюхой в постели!» — пестреют заголовки постов на второсортных сайтах, состряпанных на коленке, и она понимающе кивает в экран.       Киба хохочет, когда Хината впервые предлагает ему ролевые игры. Предоставляет ему право выбора в распределении ролей, и он соглашается — правда, все еще то и дело хихикая. Полицейский и нарушительница правил парковки? Избито. Пожарный и нуждающаяся в спасении жертва? Тоже такое себе. Стриптизерша и клиент? Хината на это предложение сама чуть живот от смеха не надрывает: какая из нее танцовщица, ну ей-богу?       Всякое, конечно, бывало. Как-то она вырядилась медсестричкой, месяца два назад. Однажды вынудила мужа трахнуть ее прямо в процессе стряпни, а потом двести раз об этом пожалела, когда вымывала муку из волос и начищала полы до блеска в изгаженной кухне. Надевала сексуальное пошлое белье, даже грешным делом пыталась что-то ему станцевать, дабы заполучить пару купюр себе в лифчик. И все не то.       Но вот, на Хинату снисходит озарение. Она читает очередную книжонку в свободное время, когда внезапная идея застигает ее врасплох и заставляет как ошпаренную подскочить на диване. Вот оно! Настоящие ролевые игры! Не медсестрички там всякие, пожарные или ночные бабочки! Персонажи полюбившегося ей романа — главы враждующих кланов оборотней и вампиров — это интересно, это всерьез!       Киба снова соглашается: да чем бы Хината не тешилась, лишь бы не прибеднялась и не высказывала беспокойство о том, что он рано или поздно пойдет налево, если сексуальная жизнь с ней вдруг станет пресной и ему наскучит. «Да я лучше сдохну!» — в ответ на эти заявления клянется Киба, уверяя жену, что никогда не пойдет на измену, хотя бы потому, что любит и никого другого даже в мыслях бы не захотел.       Хината же решает доказать, что он вполне может захотеть другую. Принцессу клана Хьюга, к примеру. Киба фыркает, напоминая, что та самая принцесса клана — это она, его дорогая женушка, что, кажется, где-то неслабо стукнулась головой. Но спорить — не спорит. Все еще соглашается. И все еще лишь потому, что не хочет, чтобы она забивала голову всякой дурью.       И вот, наступает этот вечер. Киба волнуется и все думает, как перевоплотиться в главу клана оборотней, чтобы правдоподобно, прямиком из книжки. По сути, ничего сверхъестественного там нет: деловой костюм, рубашка, напускная суровость… Не так заморочено, как пожарный при исполнении, но тем не менее. Хината строго-настрого наказывает ему выглядеть безупречно, так что в мыслях о грядущей интрижке с «вампиршей-незнакомкой» он ожидаемо забывает про посуду, да и вообще обо всем на свете забывает.       — В свое оправдание скажу, что был занят рубашкой, — уточняет он, не сдавая позиции. В действительности же, это куда важнее, чем какие-то грязные тарелки, сковорода да пара чашек.       — В каком смысле? — в непонимании хлопает глазами Хината.       — Ну, гладил. В смысле, утюгом. Она ж как из жопы мятая была. А ты велела выглядеть представительно.       Хината снова и не думает злиться. Даже наоборот: ей обычно льстит, что муж периодически порывается облегчить ей жизнь и взять часть бытовых обязанностей на себя. Правда, чаще всего это выходит ей боком, но галочку за старания она неизменно ему ставит. Мысленно, разумеется.       — Ну а чего меня-то не попросил? — щебечет ласково, продолжая гладить его то тут, то там.       Киба пожимает плечами. Перехватывает ее руку, нежно целует пальцы с совершенно неподходящим ей маникюром.       — Знаешь, а лучше бы попросил… — он опасливо почесывает затылок. — Тут такое дело…       Хината скрещивает руки на нагой груди, пока Киба отворачивается, чтобы поднять с пола рубашку. Видит небольшую дыру на спине, которую он с виноватым видом ей демонстрирует, рывком спрыгивает со стола.       — Киба!       — Прости, — поджимая губы, он прячет лицо за прожженной утюгом рубашкой. Ждет, когда жена смягчится, подходит, накрывает испорченной вещью узкие плечи.       — Ладно, это ерунда, — облачаясь в рубашку мужа, отмахивается Хината и запахивает ее на груди. — Как-нибудь новую тебе выберем. Все равно уже столетней давности.       Киба с довольной улыбкой чмокает ее в щеку, следом соприкасаясь с ней кончиком носа.       — Тоже верно.       — Меня вот еще что улыбнуло: «Я за порядок», — цитирует Хината и взирает на него с деланной строгостью. — Скажи это запылившимся шарикам своих носков под кроватью.       — Пару раз, может, и было такое, — признает Киба — тут уж не отвертеться. — Но обычно я кладу носки в корзину с грязным бельем.       — Что за неприкрытая ложь! — шутливо возмущается она, несильно пихнув его в грудь. — Я каждый день их по дому собираю!       — Ладно, — сдается он и вскидывает ладони, тут же обхватывая ими лицо жены и одаривая ее целомудренным поцелуем в лоб. — Исправлюсь.       — Уже не исправишься, — дразнится Хината. — Но я привыкла. Судя по всему, у вас мужчин разбрасывать носки — это в крови.       Короткий поцелуй, ласковая улыбка. Киба видит, что она довольна. Он тоже. А мелочи жизни — последнее дело.       — Ты чего там? — хмурится Хината, когда муж опускается на пол и нашаривает что-то под столом.       — И тут умудрились бардак развести, — хмыкает он, потрясывая бумажками, которые она принесла с собой в папке. Смотрит на одну из них, несдержанно обнажает зубы в широкой улыбке.       — Что, не хватает какого-то пункта в договоре? — лукавит Хината.       Киба проводит пальцем по надписи, нанесенной на бумагу красной гелевой ручкой, и в груди разливается знакомое приятное тепло. Фразу «Люблю тебя, мой милый муженек» дополняет маленькое сердечко, и кроме этого на листке больше совершенно ничего нет. Как нет и самого договора. Нет вампирского клана и клана оборотней. Нет вражды и кровопролития.       — Все идеально, — шепчет он и откладывает лист бумаги на стол вблизи Хинатиного обнаженного бедра. — Кстати, я вообще не ожидал, что под платьем ты будешь без белья. К тому же, сразу начнешь трогать себя. Знаешь, да, от чего у меня башню рвет?       — Знаю, — кокетливо закусывая губу, кивает она. — Тем более, я возбудилась еще с самого начала. Когда ты выпендривался сидел.       Киба выпрямляется. Он, конечно, был чертовски привлекателен без одежды, но говорить с Хинатой о своей сексуальности в костюме было бы куда комфортнее.       — Правда, что ли?       — Да. Очень горячо.       На минуту Кибе кажется, что он готов все повторить. Ну, за исключением прелюдии. Он слишком устал, чтобы снова строить из себя Бог знает кого.       — Я старался вжиться в роль, — стал бахвалиться Киба. — Даже успел разозлиться на ваш вампирский клан, который творит всякие бесчинства. Батя твой, словом, что в жизни, что в ролевой игре мне поперек горла.       Хината мотает головой.       — Не драматизируй, дорогой.       — Я серьезно. Он частенько любит моей кровушки попить, когда пытается учить нас жизни, — не всерьез бурчит Инузука. — Ты, конечно, тоже хорошая актриса, но не дотянула.       Она ошарашено распахивает рот.       — Простите?!       — Шутка про «Убер».       Хината закатывает глаза.       — Вообще-то, ты первый про такси заговорил.       — Мы не обсуждали, о каком веке идет речь. Ты постоянно улыбалась, хотя та вампирша наверняка та еще сучка. Плюс ты резко перешла к наступательным действиям. Я так возбудился, что чуть не кончил в самом начале.       — Медалька тебе за терпимость, — хихикает Хината, проводя ноготком по Кибиному прессу. — И за мои оргазмы, — мурлыкает следом.       Он учтиво кивает.       — Не за что.       Хината кутается в рубашку, любовно поглядывая на мужа. Всего какая-то сценка длинною в полчаса, а эмоций сколько… Даже не верится, что он так ответственно подошел к делу и держался стойко от и до. Нет, одной медальки мало. Целых две заслужил.       — Тебе не кажется, что это несправедливо? — бесцеремонно врываясь в мысли Хинаты, неожиданно серьезно интересуется Киба.       Она трясет волосами, после чего заправляет их за уши.       — Что именно?       Он постукивает пальцами по столу, сощурено глядя в направлении окна, да с таким видом, будто его и вправду заботит озвученный вопрос.       — Ну, что этот оборотень пошел на уступки вампирше только потому, что она ноги перед ним раздвинула?       — А ты хочешь сказать, я продумывала сценарий? — Хината звучно усмехается. — В романе они там сперва всё территории поделить не могли, но это стало не важно, когда оборотень и вампирша полюбили друг друга.       Киба корчит неприязненную гримасу.              — Как романтишно.       — Не кривляйся, — со смешком одергивает его Хината.       Он потирает плечо, куда приходится хлесткий удар маленькой, но крепкой ладони жены, и болезненно шипит. Лучше не паясничать. От греха подальше. Отлупит — и поминай, как звали.       — А знаешь, ты была права, — кивает Киба каким-то своим мыслям. — Идея с ролевыми играми… это полезно.       — Я же говорила! — восхищенная одобрением, восклицает Хината. — Новые впечатления, эмоции, разнообразие…       — Нет-нет, — возражает Инузука. — Я вообще не о том.       Она недоумевает, склоняя голову к плечу.       — А о чем тогда?       Киба встает напротив жены, что упирается поясницей в стол, и кладет ладони на его деревянную поверхность по обе стороны от нее, заключая в ловушку. Его голая грудь соприкасается с тканью рубашки на теле Хинаты, взгляд блуждает по ее лицу, полному какой-то опасливой растерянности, губы приоткрываются вблизи ее губ.       — Просто я в очередной раз убеждаюсь, что ни одна женщина не сравнится с моей маленькой милой женой, — с полуулыбкой произносит он, обдавая теплотой своего дыхания ее лицо. — И нет ничего лучше того, когда ты ждешь меня в нашей постели, одетая в свою сиреневую цветастую пижамку.       Брови Хинаты подпрыгивают в изумлении, и она недоверчиво их хмурит.       — Ты про ту старую застиранную пижаму?       — Про нее, — кивком подтверждает Киба. — Да и какой в ней прок, если я все равно ее с тебя сниму?       Хината смотрит на мужа — долго, внимательно. А потом шепотом просит:       — Поцелуй меня.       Когда их губы соприкасаются, Хината обвивает руками его шею. Приподнимается на цыпочках, зажмуривается от нахлынувших чувств, целует мужа глубже, прижимается к его груди крепче...       — Ладно, пойду в душ, — нехотя отстраняется она, ущипнув Кибу за щеку. — Смою с себя этот стервячий вампирский мейк.       Он коротко смеется. Макияж стервозной вампирши, конечно, ей удался. Но, как уже было сказано, это все не то. Миловидное личико человеческой версии его жены — вот, на что он готов смотреть всю оставшуюся жизнь, пусть она и невечна.       — Я пока помою посуду и чайку поставлю. Аж проголодался. Схомячим пол холодильника?       Хината в готовности демонстрирует большой палец и спешит скрыться в коридоре. Киба со вздохом озирается вокруг и негодует: надо бы прибрать на столе.       — Милый?       Он оборачивается и натыкается на говорящую голову жены, что высунулась из коридора.       — Что-то забыла?       — Нет, я хотела спросить. А ты слышал о романе «Пятьдесят оттенков серого»?       — Э-э-э… — Киба взлохмачивает волосы, — да… О нем же несколько лет назад из каждого утюга орали все, кому не лень. Да и фильмы, вроде, уже сняли. А что?       — Хочу прочесть всю трилогию, — загадочно улыбается Хината, поглаживая дверной откос, за который держится. — Думаю, чем мы могли бы заняться в следующий раз.       — А, ладно, — бормочет Киба, наконец, натягивая на себя белье.       Она радостно кивает. А когда решает добраться-таки до ванной, уже исчезнув в коридоре, до Кибы резко доходит.       — Погоди, Хина!       Говорящая голова отзывается:       — Чего?       — В этих оттенках же это, вроде, БДСМ тема?       Она пожимает плечами, но Киба этого не видит. Только ее голову.       — Вот почитаю — и станет ясно.       — Хина! — вновь кличет ее Киба. — Подожди! Может, не надо? Давай чего-нибудь нормальное почитаешь, а? Хина! Слышишь, Хината? Вернись!       Никакого отклика. Даже говорящей головы. Зато шум водопровода слышится как на ладони — межкомнатные стены такие тонкие.       — Нет… Только не это... — хнычет Киба, отводя от лица волосы, и жалобно смотрит в потолок. Память подкидывает все больше подробностей касательно упомянутого романа, и кровь тут же стынет в жилах.       Кажется, к такому жизнь его не готовила. Но чего не сделаешь ради любимой жены?