— Когда меня не станет, тебе будет не хватать моего присутствия в твоей жизни. — Тебе так просто не избавиться от меня, партнер. — А если я все же умру?
Выстрел. Всего один. На поражение. Мерзлый грунт. Скорченное тело. Пулевое. Навылет. В сердце. Я видел много трупов. Убивал сам. Склонный к насилию, хотя люблю собак. Бессердечно, жестоко. Не могу сказать, что был в восторге от зрелища. Не знал, что чувствовать. Когда мир раскололся на две половины. Предостаточно, чтобы носить титул серийного убийцы. Псих, не психопат. Смотря с какой стороны смотреть. Нормальные люди обходили за версту, другие нарывались. Не моя вина. Я ничего не мог с собой поделать, видя в их глазах лишь страх и осуждение. Я ничего не чувствовал. Не эмпатийный социопат. Не знаю как правильно. Наверное, схожу с ума. Ведь умоляю теперь я. — Давай, малыш, давай, не сопротивляйся. Вот-так, молодец. Взахлеб. Кровавый ручей. Вниз по подбородку бордовой росписью. Был ли призрачный шанс? Шансов не было, время упущено.— Может ты расскажешь мне почему я остался? — Легко. Ты остался на ранчо, потому что любишь меня.
Свежесорванный люпин под накрытой ладонью. Улыбаюсь, сплетая пальцы в замок. Как это чувствовалось? Это не чувствовалось. Я на себе ощущал. Все познается в сравнении. Больнее приветствия холодной стали в глазнице. Больнее собственной физической расправы. Острая сталь. Два оборота. Прямой линией вверх, выпуская наружу. Как я вскрывал своих кроликов. Но я не пищу, даже не плачу. Такие раны не затянутся. Не сшиваемые. Они истекали. Долго. Они умирали. Но я живой. Шрамы на теле — тому доказательство. Шрамы на теле — первое воспоминание юности. Наивные детские глаза определенно что-то видели. Но когда услышал ответ — я больше не боялся. Темный сырой подвал. Звук ключей в замке. Два поворота. Крысы пищали, пищали, пищали. Они были хуже кроликов. С них я начинал. Их было много, а я был один. Приручая демонов, вскармливая их. Руки зажимали глаза. Я знал — за мной наблюдали. А я в домике, в домике, в домике. Ребенок плакал и кричал. Но я его успокоил. Детоубийство. Он должен был замолкнуть. Он бы призвал демонов. Больше не было слез. Иссушен был, как я иссушил хвостатых, показав, что ничего не боюсь. Стал сильнее, закаленный страхом. Но что-то тогда потерял. Наверное, там умерло детство. Дав ростки, без любви взращенный. Насилие — почва удобрения, приспособление выживающего. Всю жизнь пытаюсь выжить, пуская корни во все живое. Вредитель, симбиот, паразит. Ярлыки ничего не значат. Это заслуга, дань уважения. Значит все не зря, ведь я живой, а они умирали. Я выживший, а они нет. Я приспособился. Себе никогда не вредил. Почему? Не чувствовал боли. Не стал бы кричать, а кролики кричали. Мне это нравилось. Вырос из страданий — пища для поддержания жизни. Страдание — форма удовольствия. Но боли почти не чувствую, зато могу заставить чувствовать других. Я не кричу, зато кролики кричат. Они страдают. Они знают какого это. Они понимают меня. Они замолкают, когда из их шеи льется кровавый фонтан. Больше не кричат. Слышу их хрип. Они остаются без шубки. Дрожат, ведь им холодно. Пытался пришить обратно — не получилось согреть. Может сделал что-то не так.— Я ведь говорил тебе, что это прекрасно. И это… Это пример эволюции, можно сказать, все, прям, по Дарвину. — Нет, Трой, это убийство и не более. — Убийство. Ты правда, так думаешь, Ник?
Выродок собственного рода. Так кликали, кажется. Зато во мне было больше, чем в ком-либо другом. Выродок — значит выжил, появился на свет. Почти чистокровный. Зачатый под градусами — отец тогда был не в себе. А мать… Мать не позаботилась. «Удивительно, без отклонений», — первое, что сказал папашка, когда взял на руки. Но он не знал кого породил. Андрий, не Остап. Можно привязать к дереву и сжечь, используя его любимый виски, как топливо. Может так он наконец напьется. А его кожа будет гореть, как горела моя, когда он тушил об меня сигареты.— Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь. Изгои. Дети насилия.
Подавляю смех в груди. Тренирую себя в ежовых рукавицах. Но смех —единственное слабое место. Все плачут — я смеюсь. Смеюсь от побоев Джейка, тогда был в бреду. Мама в земле — мне снова смешно. Мне даже было не жаль. Она отмучилась. Ей хорошо. Я перенял ее душу, я вынужден страдать. Обо мне никто не заботился. Не любил. Был один человек, кого любил я — сейчас лежит передо мной. Без вины виноватый. Теперь ты лишь бездыханное тело — все, что осталось. Но руки помнят, губы помнят, глаза видели. Казненный за чужие грехи. Мой грех. Круговая порука. Жалею о нашем знакомстве. Ты не должен был так уйти. Ты не эксперимент — тебе НЕЛЬЗЯ. Но ты уже там. Холодными губами ищу твои, все еще теплые. Привкус металла на языке. — Прости, — все, что могу выдавить сквозь сжатые зубы. По телу дрожь. Между пальцев холодная сталь. Запах каштана в твоих волосах. Вдыхаю. Понимаю. Ты навсегда в моих легких засел. Тобой дышу, живу и синтезирую себя же. —Ты так чертовски красив, Никки. Западня. Мокрый. Продрогший. По колено в грязи. Не жалуюсь — легче копать. Отец никогда не видел меня за физической работой: — Ну, что-ж, папаня, смотри. Мозоли на пальцах. Сжимаю до белых костяшек скользкий черенок. В грубую землю. Дюйм за дюймом. Слой за слоем. 150×200 Твой новый ночлег под дубом в тиши. Тебе бы понравилось. Черная тень у выгребной ямы — не бойся, не увязну. Улыбаешься, руки в карманах. Так я тебя похоронил. Укрыл как мог. Надеюсь, этого достаточно. Земля в ушах. Капли на бледном лице. Холодно, не утонуть. А если утонешь —всплывешь. Землей сверху. Лопата. Другая. Третья. Надежно замурован. Горкой сверху, чтобы грунт не просел. Лопата в земле. Опираюсь. Снова дышу. Запах смерти мертвого источника. Уханье филина. Играем в гляделки. Сколько осталось мне лучше скажи? Ты не кукушка. Машешь крыльями. Продолжаешь кричать, будто увидел нечто. Перо за пером. Ненавижу пернатых. Будешь ужином. Клюв застрял глубоко под кожей — вырезал. Дождь. Бушующий ветер. Руки к небу. Кровь, капающая на землю. Приношу себя на съедение — добыча на растерзание. Мое жертвенное самоприношение. Внутренний мир наизнанку оголяя. Как я оголял провода на кроликах. Я — точка развала. Яркие блики. Мимо. Не один не достиг цели. Божественная кара. Эхом по всей округе. Снова и снова. Достучаться до небес.—Ты правда думаешь, что спас нас? —Я спас тебя. —Не-а, я так не думаю.
Валяюсь в луже. Тишина. Плевать, получу воспаление. Вкус крови во рту —сплевываю. Это кролики меня пожирают. Их много. Десятки. Тысячи. А они продолжают вгрызаться в меня. Бреду домой в абсолютном бреду. Снова противный писк. Снова пытается вырваться. Я добытчик, не живодер. Пушистые звери. Трофей за трофеем. Кролики кричат, кричат, кричат. Я убил их, но они не затыкаются. Ты был кроликом. Я убил тебя. Не позволил тебе стать плохим. Не дал закричать. Теперь ты молчишь. Не голоден. Спишь. Спокойного сна.—Ты забыл, что обещал быть вместе навсегда.
Карандаш в зубах. Заметка на главной странице, припасенная для критического случая. Кто же знал, что им окажешься ты. 19, 74, 177, 18:00. Летальный исход, трансформация,— А руки мои снова запятнаны. Больше не держат твоих. Ты ушел первым, а я снова один…
Прощание, но хотелось бы вычеркнуть. Плевать, не больно, не чувствую. Физическая боль — дар, но даже она ничто по сравнению, когда сердце обливается кровью. Даже для ходячих я теперь тухлое мясо. Без шанса на исцеление. За горизонтом, где рождаются звезды. Одна, перестала светить.—Любишь звезды? —Люблю, но они быстро гаснут. Как наши с тобой жизни.
Все могло быть по-настоящему. Побоялся. Отступил. Мог бы дать ему больше, на что способен был сам. Но я способен только на разрушение, хаос вокруг себя. Со мной опасно, непредсказуемо. Я сам не до конца понимаю себя, своих демонов, что копошатся внутри. Они роют яму. Глубокую. Барахтаюсь. Понимаю, что сдался. Но рядом с ним научился многому. Тому, чему не был научен в детстве: за школьной партой, скамьей подсудимого. Мог заставить заткнуть голоса. Перестать душить кроликов. Мог чувствовать что-то даже. Сказать не успел, да ты, наверняка, уже не услышишь. Не запрыгнул в последний вагон, опоздал. Беспокойные сны. Паралич. Ты меня душишь. Твои руки все еще горячие, я знаю ты видишь меня. Огонь подобрался слишком близко. Запах расплавленной плоти. Пламя вокруг. Сгораю заживо, а твои руки продолжают давить. Пристальный взгляд. Душишь, но я не могу дать отпор. Задыхаюсь. Кряхтя, умоляю давить сильнее. Мозги вытекают через уши. Перестал дышать, но все еще вижу. Черви из твоих глаз. Или глаза из червей. Ты сжираешь заживо. Просыпаюсь в холодном поту. Жалею, что ты лишь фантом.— Это не сон, это явь.
На открытых запястьях ростки — будущие соцветия. Служа пищей для всходов. Ханахаки.— Не сопротивляйся этому, мужик, будет хуже, расслабься. —Ник… —Знаешь, что самое печальное Трой? Ты никогда не почувствуешь себя более свободным, чем сейчас, в пять утра. —О, Господи… —Остальное лишь перекус, а люди сплошное разочарование. Когда солнце еще не взошло, а ты не вы своем уме.
Всю жизнь пытался быть нормальным. Пытался душить себя вместо кроликов. Но кролики кричали, а я нет. Ты показал мне, что кролики умеют улыбаться, не только кричать. Я не знал. Не понимал. Но когда увидел, как ты улыбаешься, глядя на белого пушистого, впервые подумал, что кролик что-то значит. Он не просто кролик. Он — что-то большее. Определенно для тебя так и было. Я ничего не чувствовал, глядя на них. Но когда я смотрел на тебя, я видел отражение улыбки в глазах. Я улыбался, как ты улыбался, смотря на кроликов. Ты сказал, что любишь их. Что они прекрасны. Теперь я понимаю. Надеюсь, что истолковал правильно.— Ты знал, что они кричат, Ник? Кролики. Они кричат, как люди.
В стакане нет воды. В горле ошметки. Столько черни во мне. Живой или мертвый? Гниющий изнутри. Экзекуция — худшая прелюдия смерти. Неуязвимый физически. Лишь внутри душевный распад. Сухие листья под подошвой, втаптывая в твердый грунт. Смрад тлена повсюду. Оболочкой в мозгу. Или же я разлагаюсь. Хранящий свое жидкое дерьмо верблюд.—Сидеть взаперти хуже всего не из-за ног. Дело в глазах. Они будто смотрят вникуда, уставившись в межатомное пространство.
Иду вперед. Этот путь я знаю наизусть. Пройду закрытыми глазами. Первый снег. Скоро зима. Земля достаточно твердая — не просядет. Тебя никто не побеспокоит. Теперь я понимаю, что значит быть мертвым. Все познается в сравнении. Теперь есть с чем сравнить. Опыт привел сюда, позволил чувствовать. Ему я безмерно не рад. Окоченелое сердце. Словно в морозильной камере. По венам толстые корки льда. Наростами, как колючая проволока. Но раны мои больше не кровоточат. Не чувствую ударов сердца под ладонью. Мое умерло вместе с тобой. Мерзлая глыба вместо души. Не жалуюсь. Слишком греховно даже для меня. Поеживаюсь, но беру себя в руки. Нику ведь холоднее — стекло вместо глаз. Не способен собою согреть. Одно только радует — мертвые не прозябают. Но это не оправдание. Бессмысленное существование, но ты — все, что держит на плаву. Ты ушел. Но теперь держит забота о тебе. Если умру — цветы завянут. Если они завянут — ты не сможешь спать. Ты будешь плакать и кричать. Это мой долг — дать тебе выспаться. Не дать тебе чувствовать себя плохо. Но сам иногда схожу с пути.— Будь мужиком.
Не сдержал обещаний. На коленях. Покорный. Убитый. Мое раскаяние не каявшегося грешника. Душевное покаяние бездушного. Лицемерие атеиста-безбожника. Осталось ли что-то от расщепленной в щепки души? Когда произношу твое имя — вижу, как ты улыбаешься. Ямки на твоих щечках более выражены, прямо как у Джейка в детстве, когда тот кусал любимый мамин пирог. — И твой смех, засел глубоко в голове моей, Никки, прям вот тут, — пальцем давлю на висок. Я говорил, что сигареты тебя убьют. Я был прав в каком-то смысле. Тебя убила физика. Выходящий дым. Ты играл с судьбой, Никки, но проиграл. Кролики на колышках. Прости, не знал, как их удержать. Знаю — ты любишь их. Но ты мертвый. Кролики тоже умерли. Верю — они отправились за тобой. Вы встретитесь. Кролики перестали кричать. Но теперь кричишь ты.—Трой, послушай, ты не своем уме, мужик. — Да, слегка не в себе, это правда.
Мне одиноко. Больше не чувствую тепла, зато вижу тебя. Твои глаза по-прежнему живые. Я знаю. Жаль только, что ты их больше не откроешь. Я устал. Я очень устал. Солью питая выжженную землю. Запертые чувства вскрывая ржавой заточкой, выпуская на ветер потоком из глаз. Проклиная карателя — жизнь. Родную мать. День своего рождения. И собственное существование.— Судьба презирает нас Никки…
Звезды светят ярко. Лежу — а ты рядом. Почти подо мной. Дышится легче. Не думал, что буду чувствовать свободу посреди подземных трупов. Но у тебя свое личное место, подальше от сложенных по периметру гробниц. Почти что vip класс. Делаю все возможное: улучшаю, чтобы тебя порадовать. Гробовая тишина. По-прежнему холодно. Но больше не обращаю внимание. Пальцем в небо — большая медведица. Этому ты меня научил. Шелест травы. Рык сзади. Все ближе и ближе. Не поднимаю головы — вероятно ходячий. На кладбище сотни. Вылезают из-под земли. Но мне нет дела до них. Увлечен тобою. Клонит в сон, но я ищу кроликов в небе. Кролики прыгают с звезды на звезду. Рисуют созвездия. А вот и большая медведица. Я улыбаюсь — знаю, улыбаешься сейчас ты. Но ты их не видишь, а я вижу.—Что значит расслабься? Говоришь, будто это обычный вторник.
Душевный сквозняк нараспашку. Темные горизонты. Потерянных дней смысл. Нет конца бесконечному окончанию. Не отыскать наощупь, разворошив муравейник безлюдный. Ходячий труп, что по-прежнему дышит. Изощренная месть личного самоуничтожения.— Ты спроси, чего я лишен был?
Сам себе визави. Искупляю пожизненный долг — мое личное уничижение. Не жалуюсь, потому что люблю. Ежедневный ритуал сектанта. Проповедую антиутопию, как собственное утопление. Ты мертв. Мертв окончательно. Я позаботился. Шесть минут — твое превращение. Шесть минут — и ты превращен. Но ты мертв. Не парься. Не встанешь. Жаль, что мертвые не разговаривают. Мне есть, что тебе рассказать. Я знаю — ты слышишь. Надеюсь, когда-нибудь услышу ответ. Я знаю, что услышу тебя. А пока… В руках потертая обложка. Обугленные концы. Тушу сигареты. Помнишь раньше не курил? Просто нужно, чтобы что-то убило. Мой личный дневник. Каруселью без остановки в столбец. Пунктуальность. Принцип. Закон. С красной строки корявыми буквами: 6:00 6:00 6:00 День за днем. Еженедельно. Пожизненно. Шесть ноль-ноль. Рассвет за окном. Улыбаюсь солнечному зайчику. Почти кролику, но только не осязаемому. Ведь знаю, ты их любил. Но они меня вряд ли любили. Зато любил ты. Вряд ли заслуженно. Вряд ли за что-то. Ты просто принял меня таким какой я есть.— Нас разделяют полтора метра. Много или мало? — Чрезмерно.
Могильный камень. Вырезанное имя поверх. — Ник Отто, ваш букетик, — нагибаюсь, протягивая руку. — Прости, что опоздал, долго готовился. Стараюсь быть лучше. Но все, что могу — собирать цветы. Каждый день свежие букеты. Люпины — твои любимые цветы. Люпины. Люпины. Люпины. Люпины — его любимые цветы.— А если я все же умру? — Всегда и вместе навсегда, Никки.