***
«Купить хлеб и молоко»
«Купить молоко»
«Доложить о сопротивлении в Департамент»
«Забрать у Чонсу книгу»
Гониль щелкнул пальцами, и дневник исчез в пространстве, словно по взмаху волшебной палочки. Ну, не по взмаху — по щелчку. И не волшебной палочки, а волшебного Гониля, если быть уж совсем точным. Двери здания департамента открылись, и Гониль зашел внутрь. Вокруг него тут же закрутилось сразу несколько сотрудников, до которых уже дошёл слух об успехе Гониля на его первой серьёзной миссии. Гу вежливо и деликатно отвергал предложения выпить «чашечку кофе после работы» и «прогуляться по новому парку», ибо знакомства, основанные на славе, не интересовали его. Пусть его сочтут грубым — всё равно Гониль останется при своем. — Чан, ну как там с документацией? — с улыбкой спросил Гониль, когда зашёл в маленький отдел, где усердно трудился его наставник. Они уже давно пересекли черту исключительно деловых отношений, и Кристофер теперь позволял Гонилю общаться с ним неформально. Чан крутанулся на стуле, чуть не разлив кофе на свою рубашку в мелкую полоску. Благо, он вовремя остановил насыщенного кофейного цвета капли в воздухе и заставил их вернуться обратно в чашку, в который раз поразив Гониля своим мастерством, когда дело касалось магии. — Я закончил заполнять отчет. Ну и повезло тебе такого откопать… — Что там? — Гониль бросил свой кейс на кресло у одного из столов и подошел к Чану, наклоняясь ему через плечо, чтобы посмотреть на экран рабочего компьютера. — Оценка силы паренька — в районе восьмидесяти процентов в нетронутом виде, если потренируется, то может достичь и всех ста. Очень сильная энергетика. Меня аж тряхнуло, когда я увидел его вблизи, — Бан Чан пошевелил плечами, как бы стараясь стрясти с себя излишки чужой магии, и повернулся корпусом к Гонилю. — Если бы ты не подоспел вовремя, он бы разнёс весь дом. — Буду считать это комплиментом моей пунктуальности. — усмехнулся Гониль. — Да уж… Уж чего-чего, а этого у тебя не отнять. — Бан Чан вновь устремил взгляд в компьютер, время от времени двигая мышкой и клацая компьютерными клавишами. В один момент его брови взметнулись вверх, и он вновь обратился к Гонилю: — Кстати, ты знал, что теперь будешь его наставником? — Я? — от удивления голос Гу достиг неожиданно высокой ноты, которой позавидовали бы некоторые певцы. — Чан, а ты точно не ошибся? Я сам ещё академию-то не закончил! — Ну, ты наш четверокурсник. Уже выпускник, — усмехнулся Чан, приближая определённую строку в базе данных новоиспечённого мага. — К тому же ты нашёл его и смог справиться с его силой. У нас в Департаменте устроено так, что чаще всего именно тот, кто нашёл, становится наставником. Этому парню повезло, что этим человеком станешь ты. — Ну почему… — разочарованно простонал Гониль и в отчаянии плюхнулся на диванчик рядом с кулером позади ряда столов с компьютерами. — Это решение нельзя оспорить? — Ну представь себя на его месте, — Чан оттолкнулся от края стола и на колесиках стула подъехал ближе к Гонилю, — Ты только обнаружил, что внутри тебя — магия, о которой ты хер догадывался на протяжение всей твоей жизни. Потом тебя забирает какой-то мужик, уверяет, что с тобой всё будет хорошо, а потом отдаёт на попечение другому незнакомому мужику. Как по мне, это бессердечно. — Ко всему можно привыкнуть… — Как там говорилось в той книжке? «Мы в ответе за тех, кого приручили»! — поучительно промолвил Бан Чан, — Я вот в ответе за тебя, а ты — за него. Когда-нибудь это произошло бы, Гониль. Рано или поздно, если ты работаешь в Департаменте Магии и считаешься достойным работником, то тебе придётся обучать кого-то нового. Это тоже часть работы. — Я знаю. Но… — Гониль сел прямо и вздохнул, заламывая пальцы рук. Чан сидел на своём стуле и внимательно его слушал. — Даже если не говорить о моей учебе — это-то фигня, я справлюсь… Но я же не взрослый, Чан. Я не смогу приглядывать за кем-то, пока сам особо ничего не знаю. — Я скажу тебе не как наставник, а как друг: из всех новичков, кого я видел, ты самый умный. — Чан наклонился вперёд и потрепал Гониля по голове, вынуждая того сдержанно хмыкнуть. — Если ты думаешь о том, сможешь ли ты стать хорошим наставником, то ты явно им станешь. Знаешь почему? — Почему? — Потому что первое, о чем думает по-настоящему хороший наставник — это то, что он недостаточно хороший наставник. — улыбнулся Бан Чан. — Я и сам был таким, когда забрал тебя к нам. Знаешь, как я волновался, когда мне сказали, что я буду следить за маленьким магическим гомункулом? — Эй! — Гониль шуточно нахмурился, не в силах сдержать улыбки. Воспоминания о тех временах, когда Чан ещё казался ему недосягаемой звездой и гением магии, всегда вызывали приятное чувство ностальгии. Тогда Гониль и не мечтал о том, что он и его наставник достигнут настолько тёплых дружеских отношений. Сам Кристофер обнаружил свои магические силы в гораздо более раннем возрасте: ему было около двенадцати лет, когда он случайно превратил собственную сестру в лягушку, а его младший брат чуть не препарировал её на кухонном столе. Плачущего Чана забрали, бедную сестру превратили обратно в девушку, а брату стёрли память и отобрали нож, сказав, что кухонные принадлежности детям не игрушка. Все четыре курса Чан закончил уже в шестнадцать лет, и после этого началось дополнительное образование, где Кристоферу предстояло отрабатывать свои навыки. Он планировал быть боевым магом, а потому отрабатывал атакующие техники и заклинания, некоторые из которых считались запрещёнными. Работая в Департаменте, Чан часто отправлялся на задания, где нужно было использовать его профессиональные навыки. Но во времена затишья он работал, как офисный планктон: заполнял бумаги, обучал новичков и, как уже выяснилось, уже успел побывать наставником, что тоже шло плюсом в копилочку его профессионального опыта. — Но ты оказался спокойным ребёнком. — Чан усмехнулся, покачиваясь на кресле. — Ну, как ребёнком… Тебе уже было почти восемнадцать, но для меня ты все равно был ребёнком. — Ты меня всего на год старше, — закатил глаза Гу. — Мог бы и запомнить. — Извини, старость. — пожал плечами Чан на шуточный манер, но после снова стал серьезным. — В общем, как бы то ни было, я уверен, что ты будешь нормальным и даже хорошим наставником. Если что, спрашивай меня. В конце концов, я же и сам… —…Твой наставник. — закончил за него юноша. — Ты всегда это говоришь, я помню! — Ай-яй, как с наставником разговариваешь? — Бан Чан с лукавой улыбкой, заканчивающейся где-то в складках хитрющих глаз, погрозил пальцем. Оба парня рассмеялись, и Гониль почувствовал, как медленно расслабляется. После разговоров с Чаном ему всегда было легче: тот умел успокоить самыми обычными словами и, казалось, знал выход из любой ситуации. За это Гу очень ценил его и как наставника, и как друга. Может быть, в Департаменте Магии и работают одни олухи. Но Бан Чан в этом случае — исключение.***
Гонилю казалось, будто воротник рубашки пытается его задушить, но как он ни пытался это исправить, все было бестолку. Поэтому Гу перестал бороться с чувством тошноты в горле и сосредоточился на том, чтобы согреть руки, неожиданно ставшие до ужаса холодными от волнения. Гониль тёр их и дул на них, даже пытался зажечь магический огонёк на подушечках пальцев, но и это не помогало: видимо, даже магия не способна победить рефлексы человека, особенно когда дело касается тревоги. Сегодня ему предстояло встретиться с тем парнем, которому ему было суждено стать наставником. Гониль хотел показать себя с хорошей стороны, доказать, что он не просто наставник, но и друг, к которому всегда можно обратиться за советом и поддержкой, если дело дойдёт до каких-то серьезных проблем. Одна мысль об этом — обзаведении новым другом — заставила Гониля немного успокоиться, и он постучался в дверь, где пока что держали его подопечного. — Привет, — мило поздоровался Гониль, глазами ища юношу. В голове он сотни раз повторил имя новенького, чтобы не оплошать и не опозориться перед ним. — Квак Джисок, верно? — Гаон, — огрызнулся парень, и Гониль повернул голову на звук. В самом углу, угрюмый и явно не обрадованный появлению нового человека в его крохотной каморке, сидел, расставив широко ноги и оперевшись о колени, Джисок — ох, прошу прощения, Гаон — и с неприкрываемым раздражением испепелял Гониля взглядом. — Зови меня Гаон. — Ладно, — неловко улыбнулся Гониль, делая мысленную заметку о предпочтениях этого странного юноши. — Что ж… Меня зовут Гониль. Я твой наставник по магическим делам, надеюсь, тебе это уже объяснили. Я буду помогать тебе, если что-то пойдёт не… — Мне не нужен помощник! — нахмурился Гаон и подался вперёд. Цепочка на его штанах качнулась вместе с ним и легонько звякнула, как бы вместе с Джисоком огрызаясь на надоедливого наставника. Гониль становился всё более нервным. Руки за его спиной продолжали заламывать пальцы и сдирать верхний слой ногтей от стресса, пока на лице юноши играли напускные улыбка и спокойствие. — Что ж… Тебе придётся потерпеть меня, если ты хочешь научиться управлять своей магией. — Я не хочу. Мне не нужна магия. Отпустите меня домой! Услышать этого Гониль уж точно не ожидал. Магия всегда ассоциировалась у него с чем-то прекрасным, с постулатом, даром божьим, каким завладеть хочет каждый, кому не лень. Магия давала большую власть над теми, кого природа обделила нечеловеческими способностями. Конечно, и в магическом сообществе были свои правила, запреты и ограничения, но даже так волшебники всегда были на ступень выше, чем те, кто не владели магией. Слышать, что кто-то просто так отворачивается от такой привилегии, было просто нонсенсом! — От магии нельзя отказаться, — мягко продолжил Гониль. Что ж, видимо, его функцией на данном этапе было изменить мышление подопечного и перевернуть его мир с ног на голову, что было практически за рамками возможного. Гониль чувствовал, как впадает в отчаяние. — Это то, что дано тебе от природы… — Тогда я просто не буду ею пользоваться, — настойчиво продолжал Джисок, сильнее хмуря брови. Его руки оппозиционно сложились на груди, и он всем своим видом показывал: нет, ты не изменишь мое мнение. — Это не поможет мне… Не важно. Я не хочу быть магом. — Хорошо, хорошо. — Гониль выдохнул, не зная, как подойти к делу. Он начал осматривать парня, и его внимание, как и при первой встрече, привлекала его экстраординарная внешность и тяжёлый стиль, в котором преобладающим цветом был чёрный. Решив зацепиться за это, Гу вновь приветливо улыбнулся: — У тебя классный стиль. Ты типо эмо? Но, вопреки ожиданиям Гониля, брови Гаона обиженно дернулись вверх, а сам он состроил еще более злую гримасу. В ответ он процедил: — Вообще-то панк. — А разве это не одно и то же?.. — извиняющимся тоном пробормотал Гу, и, кажется, для Гаона это стало последней каплей. — Это совершенно разное! — воскликнул глубоко раненный в душу Джисок. Гониль попятился к двери, пока парень разглагольствовал, явно оскорбленный незнанием Гониля о различиях между эмо и панками. Гу закрыл дверь и облокотился на неё, тяжело дыша. Пот быстро стекал по его лбу. Он нервно вытер его тыльной стороной ладони, а после щелкнул пальцами. В воздухе вновь материализовались дневник, который Гониль едва успел словить, и ручка внутри него. Гу судорожно открыл последнюю страницу, на которой все ещё покоились записи про хлеб и молоко, и быстро начал писать, держа дневник на весу. Буквы хаотично прыгали и тряслись, волновались вместе с Гонилем. После этого он подкинул записную книжку вверх и вновь тревожно щелкнул пальцами. Дневник испарился в пространстве, а Гониль быстрым шагом направился в уборную. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя и понять одну истину. С его новым подопечным ему будет ой как непросто. А в дневнике Гониля появилась новая заметка, написанная корявым, едва различимым почерком:«Узнать побольше о субкультурах»
***
Экзамены были не за горами, а Гониль предпочитал относится к любому делу ответственно: каждый день он прилежно отводил время, не считая обязательных академических часов, учёбе, и многие удивлялись тому, как Гу справляется с такой нагрузкой. Впрочем, Департамент постоянно освобождал его от уроков, вызывая на работу прямо посреди учебного времени, и многих это раздражало и злило. В большей степени, конечно же, учителей: они не понимали, что может быть важнее подготовки к экзаменам, но пока Гониль давал восхитительные результаты, ему не могли запретить уходить. Он, будучи отличником, блестяще овладевшим магией в свои годы, был гордостью Академии: потерять такого ученика значило потерять престиж. Работа в Департаменте давала Гонилю некоторые преимущества, а Академии было просто невыгодно запрещать ученику работать. Департамент имел большое влияние как в магической части мира, так и в обыкновенной. Департамент являлся связующей частью между волшебниками и обычными смертными, поэтому, работая там, он, можно сказать, сорвал джекпот. Но это не отменяло того, что все в Департаменте были кончеными кретинами. — Вы сделали что? — Гониль почувствовал, как его глаза буквально становятся похожими на две золотые монеты, и его голос повысился до баснословных нот. Он готов был убивать. Или петь оперу в сиднейском театре. — Он разнёс весь кабинет и убежал. Нам сказали позвать вас, чтобы… — Какого черта вы вообще отправили его в таком состоянии на учебу?! — взорвался Гониль, а бедный стажёр, ни в чем не виноватый и будто бы вжавшийся в себя, как черепаха, растерянно хлопал глазами, не зная, стоит ли ему извиняться или же просто молчать, чтобы не отхватить ещё больше криков. Но Гониля уже не было рядом: он шёл по коридору, источая настолько злобную ауру, что люди вокруг него удивлённо оглядывались и покрывались мурашками. Из кончиков пальцев Гониля буквально вытекала магия, пропитанная злостью. Его редко что могло разозлить настолько, что негативные эмоции просачивались в магию. Это было плохим знаком. Чувства, которые человек испытывает, создавая что-то при помощи магии, могут повлиять на конечный продукт. Всем известны такие примитивные понятия, как «темная» и «светлая» магия, однако эти они вполне реальны. «Темная» и «светлая» магия основаны на зле и добре, то есть на негативных и позитивных чувствах и эмоциях. Темная магия настроена разрушать и умерщвлять, в то время как светлая — создавать и украшать. Но иногда темная магия выходит из человека не специально. Бывают случаи, когда человек не хочет навредить, но эмоции берут над ним контроль, и обуздать такой магический поток невозможно. Негативные эмоции изначально более сильные, они подобны вспышке молнии, и порой последствия от них не лучше, чем от землетрясения или цунами. Возьмём, к примеру, страх. Ведь это тоже негативная эмоция! Даже человек, который не обладает магией, может случайно кого-то по ошибке ударить из-за малейшего испуга. А вот волшебник от такого может нечаянно разнести стену дома, и последствия от этого будут ого-го какие неприятные. Поэтому в академии есть специальный предмет, который рассматривает природу человеческих эмоций и учит контролировать свои чувства: магическая психология. Ученики не только учатся контролировать негативные эмоции и не давать им разрушить окружение, но и направлять «светлую» энергию в нужное русло. Это помогает начинающим магам стать сильнее, внедряет в них мысль о том, что нести добро хоть порой и бывает сложнее, чем зло, но это гораздо приятнее и почетнее, нежели привносить хаос в жизни людей. Гониль пытался идти по потокам чужой магии, которая со дня встречи с мальчишкой стала слишком ему знакома. В коридоре буквально пахло, нет, воняло этой энергией: в этой смеси Гу явно различал грусть, обиду, разочарование и… Одиночество. Сердце Гониля сжалось, и он вновь подумал о том, что ужасный наставник для бедного мальчика. След магии привёл его к общежитию, и здесь концентрация негатива была настолько сильной, что Гонилю приходилось рассеивать чары искусственно положительной энергией. Он руками касался до дверей, и когда одна из ручек отозвалась электрическим разрядом на подушечках пальцев, Гониль остановился и, недолго думая, пару раз размеренно постучал. Когда ему ожидаемо никто не ответил, Гу вздохнул, поправил волосы и медленно повернул ручку, надевая добродушную улыбку и стараясь излучать такую же ауру. — Звонили из Департамента, сказали, у них сбежал панковатый маг. Но я тебя не сдал. — пошутил Гониль, но, видимо, неудачно: Гаон крепче обхватил свои худощавые ноги и уткнулся лбом в колени, пытаясь спрятаться от всего мира. Гу вновь почувствовал, как мальчик неосознанно впускает в свою ауру чувства отторжения, одиночества и общественного неприятия, и ему стало до ужаса жаль Джисока. Он подошел ближе и аккуратно, чтобы не спугнуть юношу, присел на колени перед ним, пытаясь взглядом поймать чужие глаза. Но тот упорно смотрел в пол, и, очевидно, пытался сдержать всхлипы, потому что его дыхание было неполноценным, прерывистым. — Я понимаю, как ты себя чувствуешь. — начал Гониль издалека, успокаивающе поглаживая руку Гаона. Тот никак не реагировал, но для Гониля счастьем было уже то, что он не отказывается от помощи, а потому он продолжил: — Я чувствую, что ты боишься. Думаю, это все чувствуют. — Все?… — хрипло пробормотал Гаон, совсем немного приподнимая голову. Гониль кивнул и серьезно, но грустно улыбнулся. — Ну, может, не все, но многие — уж точно. Гониль неловко замолчал, думая, какие ещё слова подобрать, чтобы подбодрить юношу. Его аура смягчилась, в ней больше не было острого страха, но Джисок все ещё чувствовал одиночество и ощущал непонимание со стороны других. Гониль мог понять причины, но он не хотел, чтобы тот так себя чувствовал. Ему просто хотелось помочь. — Они сказали, что я выгляжу, как гей. — произнёс Джисок настолько тихим голосом, что Гонилю пришлось потратить пару секунд на осмысление сказанного. — Сказали, что таким, как я, здесь не место. А я и не хочу быть здесь. Я не хотел владеть магией. Я не верил в неё! — А чего ты хочешь? — мягко спросил Гониль, не наседая и не осуждая парнишку. Он и так был раздосадован, и Гу нужно было лишь найти в нем способы такой реализации его потенциала, что Гаон будет наслаждаться, а не страдать. Квак прикусил губу, неуверенно глядя на Гониля. Его чувства были оголены, как ничем не защищённые провода, и Гу мог почувствовать каждое колебание его эмоционального настроя. Это отчасти помогало юноше понять истинные чувства Джисока и более быстро найти пути решения проблемы. — Я хочу играть в группе, — наконец признался он и поерзал на месте. В нем на мгновение загорелась теплота любви, которая проявилась не столько в магии, витавшей в ауре мальчика, сколько в его нежной, пусть и совсем крохотной улыбке, которая на краткий миг озарила комнату и после потускнела. — Хочу быть гитаристом. А ещё хочу доказать людям, что панки не заслуживают той ненависти, которую они сейчас получают. — Это очень хорошая цель, — похвалил Гониль, в самом деле чувствуя некоторую гордость за юношу. Гаон чуть смелее поднял голову, и Гу принял это как знак к продолжению. — Но ты знаешь… Даже в этом случае тебе может помочь магия. — Как? — скептично поднял брови мальчик, в недоверии складывая руки на груди. Гониль проигнорировал этот вызов к конфронтации и просто сказал: — Потому что магия заставляет людей верить и любить. — не дожидаясь ответа, Гониль встал, отряхнул штаны и направился к выходу из комнаты, но на самом пороге остановился и, повернув корпус к юноше, добавил: — А ещё, если тебя интересует… У нас есть специальный музыкальный клуб для магов. Там учат не только играть, но и вкладывать в музыку магию. Так что, если тебе интересно… То ты всегда можешь спросить меня. Или кого угодно, если меня ты стесняешься. Гониль щелкнул пальцами, и в пространстве материализовался его дневник, из которого он вырвал листочек, и ручка, при помощи которой он написал свой номер телефона. Гу оставил листок у двери, а сам, довольный произведённым на Гаона эффектом, прикрыл за собой дверь и облегченно выдохнул, пройдя чуть дальше по коридору. Кажется, ему впервые удалось наладить контакт со своим новым подопечным.***
Гониль вновь стоял перед домом, с которого и началось его весёлое приключение. Волшебники из Департамента подчистили следы, и теперь окно было цело, как никогда прежде, и, Гониль полагал, внутри было так же чисто и прибрано, как и до инцидента. Или даже лучше: всем известно, что парни возраста Гаона чаще всего предпочитали жить в хаосе, который упрямо обзывали «творческим беспорядком». Гониль знал, что матери Джисока рассказали ложную версию произошедшего. Начнём с того, что ей стёрли память и заменили воспоминания другими: все-таки объяснить то, как её любимый сынок смог разбить окно и разгромить половину комнаты, ни к чему не прикасаясь, было трудно. Поэтому ей наврали что-то о том, что паренёк выиграл грант на бесплатное обучение в элитной школе, и теперь его можно расценивать, как гения. Насколько юноше было известно, мать была в шоке, но ничего не сказала. Ей сообщили, что позже к ней придёт человек, который заберёт вещи Джисока — и вот он, Гониль, тут как тут! Уже стучится в дверь и выдыхает, чтобы ослепительно улыбнуться появившейся в проходе женщине. — Вы за его вещами? — спросила она, не дав Гонилю и поздороваться. Это удивило его, но он не подал виду и молчаливо кивнул. Без единого слова женщина открыла дверь чуть шире, дала юноше пройти и задумчиво проводила его глазами. Гониль, у которого по коже пошли мурашки от её взгляда, быстро зашёл в комнату Джисока и прикрыл за собой дверь. Гу тут же подошел к шкафу и распахнул его дверцы. Он открыл чемоданчик, положил его на пол и начал охапками доставать вещи с полок. Те сами — конечно же, не без помощи магии — складывались в ровные ряды и спокойно умещались в небольшое пространство чемодана. Когда вся нужная одежда была упакована, Гониль обернулся в поисках того, что ещё могло понадобиться парню. Его взгляд сразу же упал на гитару, прислонённую к стене, около которой лежал пустой чёрный футляр. Недолго думая, Гониль сделал пару шагов в сторону гитары и присел на корточки, чтобы раскрыть футляр, аккуратно взять гитару и уложить её внутрь, а после застегнуть застежку и перекинуть лямку футляра через плечо. Гитара была несколько тяжёлой, но Гониля это не волновало. Он взялся за ручку и повёз чемодан на выход из комнаты. Мама Джисока все ещё стояла на своём месте, выглядя отстраненной и витающей в своих мыслях, но как только Гониль вышел из комнаты, ее изучающий взгляд тут же переключился на него. Чувство дискомфорта обволакивало парня, и он спешил ретироваться из квартиры и поскорее уйти, но когда он уже собирался прощаться, женщина произнесла: — Не понимаю, как он выиграл этот грант. Он всегда был… Немного странным. Не думаю, что он должен обучаться в этой элитной школе. Гониля словно парализовало от этих слов. Он поверить не мог, что родная мать Джисока говорила такие слова за его спиной, не понимал, почему она так к нему относилась. Гу вновь начинал злиться. Как хорошо, что обычные люди не умеют чувствовать настроение ауры. — Что ж, — начал он, с трудом удерживая себя от грубости. — Возможно, ему просто все это время что-то мешало реализовать себя. Или кто-то. Всего хорошего. Не поднимая головы, Гониль вышел в подъезд и хлопнул дверью, намереваясь никогда больше сюда не возвращаться.***
Оказывается, работа в Департаменте давала Гонилю не так уж и много привилегий, как он думал. И осознал он это только в тот момент, когда, сидя перед кучей домашнего задания по магическим и не только предметам, он чувствовал, как его пожирало отчаяние.«Запомнить все категории магических заклинаний (с примерами!!!)»
«Выучить свойства логарифмов и уметь их применять на практике»
«Подробный пересказ текста научного характера на английском языке»
«Проведать Джисока»
Глаза Гониля прожигали страницы дневника в том месте, где находилась последняя фраза. С тяжелым вздохом он захлопнул записную книжку, встал и, как самый ответственный прокрастинатор, отправился в путешествие по залам академии, в одном из которых сейчас должны были обучать Джисока. Гониль использовал магическое чутьё, чтобы понять по ауре, где находится Джисок, но ни в одной из учебных комнат его не было. Из-за дверей слышались либо громкий гул оставленных на самих себя учеников, либо голос учителя, либо тихий звук скрежета очень плохо пишущей ручки о бумагу. Но Гониль двинулся дальше, упорно пытаясь не думать о том, что в комнате его ждут кучи учебников и целый список незавершённых задач. Наконец на втором этаже академии почувствовалась аура Джисока, однако помимо неё — чья-то ещё, не менее яркая и необычная. Казалось, будто в одном пространстве собрались два сильнейших опытных мага. Но Гониль знал, что это не так. Как минимум один из них был ещё совсем зелёным — и совсем нецелесообразно прогуливающим уроки в зале с музыкальным оборудованием. После осознания этого Гониль тихо шлепнул себя по лбу. Ну как он сразу не догадался! Гитару Джисока он оставил как раз таки в просторной комнате с музыкальным оборудованием, где обычно проходили занятия музыкой и репетиции для самых разнообразных видов внеучебной деятельности. Каждая комната этого этажа была пропитана искусством — или же сама по себе являлась его частью. Даже сам коридор напоминал собой картинную галерею. Неудивительно, ведь среди художников чаще всего можно найти магов. Именно магия делает их картины столь завораживающими и живыми. И, конечно, мастерство, годы тренировок и душа художника. Без этого магией мало что можно изменить. Гонилю нравилось искусство, хоть он и мало что в нем понимал. Картины давали то самое необходимое эстетическое наслаждение, от которого, казалось, глаза начинали плавиться в блаженстве. Гониль любил смотреть, но вникать в детали ему было как-то невмоготу. Да и времени, откровенно говоря, не было. Размышления студента прервал звук электрической гитары, который сразу заставил Гониля поднять глаза и уставиться на дверь в конце коридора. На мгновение всё погрузилось в тишину, а после картины вновь легонько закачались на своём крепеже от экспрессивной и уж слишком громкой игры. Гониль поспешил к двери и слегка приоткрыл её, через крохотную щелку пытаясь разглядеть, чем же занят Гаон. Электрогитара крепко держалась в руках, пока Джисок с восхищением и искренней любовью смотрел на гриф и крутил колки, чтобы настроить звук. Его лицо выражало практически детский восторг, и Гониль невольно улыбнулся. Все-таки притащить сюда эту гитару было его лучшим решением. Джисок наклонился в сторону и взял медиатор, который уверенно зажал между пальцами. Ещё мгновение — и Гонилю пришлось чуть отойти из-за очередной мощной звуковой волны, которая буквально ощущалась в воздухе. Благо, этой вакханалии не было слышно на нижних и верхних этажах и в других комнатах, ведь на них стоял звуковой барьер, не позволяющий звукам выходить за пределы закрытой комнаты и входить в неё. Рядом с Джисоком сидел ещё один парень, лицо которого скрывали длинные волосы как минимум до плеч. В его руках тоже находилась гитара, и он менее экспрессивно, но все так же увлечённо подыгрывал Гаону, изредка поднимая на него взгляд и глуповато, но очень по-доброму улыбаясь. Звуки гармонично сливались во что-то неповторимое и новое для слуха Гониля, и это что-то он бы с радостью послушал ещё раз — если, конечно, после этого концерта он вовсе не лишится слуха. — Я тебя даже через дверь вижу, гений, — долетело до ушей Гониля, который от удивления тут же встрепенулся. Игра прекратилась, и на юношу теперь насупленно смотрел его подопечный, свободно держащий одной рукой гриф гитары. Гониль неловко улыбнулся и зашёл внутрь, после чего закрыл дверь, чтобы лишние звуки не тревожили других людей. — Я думал, что ты должен быть на уроке. — лаконично заметил Гониль безо всякого обвинения в голосе. — Я думал, что мой наставник не будет опекать меня, как мамочка, и следить за мной через щелку в двери. — легко парировал Гаон и стал в позу конфронтации: поставил руки на бёдра, пока его гитара, повешенная на держатель, висела где-то на груди, и нахмурил брови. Гониль смог лишь улыбнуться: его подопечный был с подвешенным языком, а разговаривать с такими было гораздо интереснее. — Я просто проявляю творческий интерес. — лукаво прищурился Гониль. — Творческий? Не думал, что ты силён в музыке. — Ну, в музыке я, может, и не алюминий, но на барабанах играть умею. — На барабанах?! Гониль и Джисок в унисон опустили взгляд вниз, где на них большими подведёнными чёрными тенями глазами, выглядывавшими из-за длинной крашеной челки, смотрел тот самый парень с гитарой. — Забыл представить. Это Хёнджун. Его рокерское имя — Джунхан. Он мой друг. — Он тоже?… — Нет. Он эмо. — А… Это короткое «А…» вышло неловким: Гониль совершенно не понимал, в чем разность всех этих субкультур! Ему казалось, что он начинает стареть — а ведь сам-то ещё не вышел из подросткового возраста! До скольки, говорят, люди считаются молодёжью?.. До тридцати?.. Гаон смерил Гониля оценивающим взглядом и самодовольно улыбнулся, из-за чего где-то внутри Гониля вновь взбурлили давно подавленное желание бунта и юношеский максимализм. — Между прочим, — начал он и чинно прошёлся вперёд, прямо перед Джисоком, который вновь схватился за гитару и отшатнулся назад, с плохо скрываемым любопытством осматривая с ног до головы своего наставника. Гониль в это время успел дойти до барабанной установки, которая стояла чуть поодаль от молодых гитаристов. — Я раньше играл в рок-группе. Гаон в недоверии выгнул бровь, а Джунхан сквозь свою длинную чёлку с нескрываемым интересом принялся рассматривать Гониля. Тот хмыкнул и уселся за установку. Найти палочки оказалось нетяжело — кто-то оставил их прямо около самой установки, и, садясь, Гониль ловко подкинул их и поймал. Двое гитаристов наблюдали, как Гониль усаживается поудобнее; он давно не играл и не думал, что когда-нибудь выдастся возможность вновь сесть за барабаны, но что-то внутри юноши горело желанием показать свои способности и — а вдруг повезёт? — вызвать расположение у двух неформалов. Гониль начал с небольшой разминки и сыграл простенький ритмический рисунок, постепенно переходя к все более сложным из тех, что помнил. Хорошая память круглого отличника сыграла свою роль в его игре: даже несмотря на довольно долгий перерыв, связанный с началом работы в Министерстве, Гониль не растерял своих способностей. Напротив: казалось, вынужденный «отдых» от барабанов разбудил в нём страсть, которую он чувствовал, пожалуй, только когда впервые сыграл свою сложную барабанную партию. Это было ещё до того, как Гониль узнал о том, что в его теле спрятано волшебство. Это было где-то…***
… в одиннадцатом классе. Обычной, «магловской», как сказали бы в «Гарри Поттере», полностью перевравшем всю магическую суть, школы. Гониль строил грандиозные планы на будущее и видел себя если и не успешным и всеми любимым барабанщиком рок-группы, то хотя бы менеджером или организатором таковой. В это время молодость была завязана на роке; впрочем, в какие времена рок не привлекал молодежь? Наверное, только в те, когда понятия рока только зарождалось или вообще не существовало. Проще говоря, в доисторические. Хотя, кто знает — быть может, сами динозавры были прародителями и вдохновителями Элвиса Пресли и Фредди Меркури? Юноша небрежно кинул свой рюкзак в угол и подбежал к установке, стоявшей в музыкальном зале его школы. Гониль с любовью провёл пальцем по блестящей тарелке и, глупо улыбаясь, как влюблённый восьмиклассник, уселся на стул для барабанщика. Гониль сразу начал с двойного парадидла, который в последний раз ему не удался. — Да! — воскликнул он, когда упражнение наконец было успешно сделано. Гониль с радостью ребёнка повторил его ещё и ещё раз, и с каждым разом ритмический рисунок получался все лучше и лучше; он несколько раз повторил старые, более простые упражнения и наконец взял телефон, лежащий в кармане, чтобы включить очередной видеоурок и продолжить развиваться в направлении музыки. Однако не успел он нажать на треугольничек посередине экрана, как услышал тихие хлопки. Палочки мгновенно выпали из руки и стукнулись о пол без какой-либо мелодии, и этот аритмичный звук полностью отобразил испуг и недоумение на лице Гониля. — Чувак, это так круто! — похвалил восхищенный юношеский голос. Гониль всмотрелся вдаль, но звук шагов — вернее, лёгкого бега — опережал всё остальное. По одному этому звучанию можно было выделить сразу несколько фактов о незнакомце. Во-первых, он явно был молод. Об этом свидетельствовал как его голос, не лишенный детской звонкости, так и бег, который взрослым обычно не свойственен. Во-вторых, это был парень. Даже несмотря на то что голос казался довольно высоким — Гониль сказал бы, что у мальчика прекрасно получилось бы отпевать теноровые партии в опере — всё равно определённо был мужским. — Господи, я так давно искал кого-то, как ты! — продолжал восхищаться мальчик, пока Гониль, застывший на месте от шока, большими глазами пялился на него. — Для нашей группы необходим такой барабанщик! — Группы?.. — Ага, — активно закивал головой юноша. Его глаза искрились счастьем и восторгом, а Гониль не мог поверить, что причиной этому стал он сам. Юноша продолжал что-то сумбурно говорить, попутно копаясь у себя в рюкзаке. Казалось, сумка вот-вот упадет с плеча, но мальчик каким-то волшебным образом каждый раз поддерживал ее и не давал лямке упасть. — Ты очень крутой. Очень! — чуть более разборчиво пробормотал незнакомец. В его руках оказался ободранный листочек бумаги, — когда он успел его достать? — на котором юноша что-то быстро записывал карандашом. Вернее, тем, что от него осталось: это двухсантиметровое нечто педантичный Гониль не силился назвать карандашом. — Напиши мне, пожалуйста, если ты захочешь вступить в группу! — мальчик всучил Гонилю тот самый листочек бумаги и, то ли возбужденно, то ли радостно подпрыгнув на месте, активно помахал рукой со всё той же яркой улыбкой на лице. — Пока! Гониль и глазом моргнуть не успел, как мальчик выбежал из зала, и после него остались лишь смятение, удивление и бумажка с какими-то закорючками на ней. Барабанщик развернул листочек. На нем красовались лишь несколько букв-наркоманов, будто написанных рукой ребенка-инвалида — что ж, у творческих людей всегда есть странности — и подпись рядышком, в буквах которой Гониль едва смог прочитать:«Ян Чонин»
***
Гониль ощущает кожей, как на нём сосредоточены две пары внимательных глаз, и чувствует лёгкий укол грусти и укора в груди, с правой стороны. Их взгляды слишком похожи на восхищение Чонина. И от этого больно. Эта боль и заставляет Гониля остановиться и сложить палочки в одну руку, слегка дрожащую и потную. Всё было хорошо до того момента, как он вернулся к воспоминаниям. Нет, не так. Все было хорошо до того момента, как Гониль снова прикоснулся к барабанам. — Вау!… — восхищенно пролепетал Джунхан и откинул челку назад — видимо, это было хорошим знаком, потому что даже Гаон удивлённо приподнял брови, когда увидел это. — Ты не хочешь играть с нами в рок-группе? Гониль ничего не ответил. Прямо как тогда. Когда Чонин задал такой же вопрос, но только в этот раз всё было иначе. — Реально, — вступил в разговор Джисок и приветливо улыбнулся, подойдя ближе. Его рука опустилась на плечо Гониля, который все еще крепко, до обеления костяшек держал в руках барабанные палочки и молчал. — Ты же до этого играл в группе, да? Не хочешь… — Нет. — отрезал Гониль и резко встал со своего места. Боль разрасталась, становилось тяжелее дышать, и казалось, будто пыль с давно неиспользованных инструментов забирается через трахею и оседает, притормаживая работу лёгких. — Простите.***
Гониль давным-давно пообещал себе больше никогда не прикасаться к барабанам. Это обещание было практически забыто и выполнялось автоматически, как негласное правило, как заповедь Библии: не создавай себе кумиров, не убивай, не обманывай, не кради — не притрагивайся к барабанной установке. И Гониль чувствовал себя грешником, хотя ничего плохого не сделал. — Почему ты отказался? Гониль вздрогнул от неожиданности и обернулся. Джисок присел на лавочку и внимательно, без прежнего высокомерия осмотрел наставника с ног до головы, будто сканируя или пытаясь прочитать его мысли. Гониль вздохнул и отвёл взгляд, сначала посмотрел на свои скреплённые в замок на коленях руки, а после — на горизонт. Солнце всё ещё стояло высоко, хоть и начинало склоняться ближе к черте, знаменуя окончание дня. Где-то вдали виднелись джунгли многоэтажек, заполонившие город и распространяющиеся ещё дальше, за горизонтом. Дышать стало легче, но после вопроса Джисока удушающее чувство вины вновь вцепилось в горло. — Это неважно. Я завязал с музыкой. — Ты так похвалялся своими умениями, — резонно возразил Джисок, — И играл реально классно. Я не верю, что всё это было только ради того, чтобы впечатлить двух странных подростков. Верно? Гониль едва заметно усмехнулся. Отчасти ему хотелось быть более влиятельным в глазах Джисока и его друга. Хотелось наконец-то заполучить его доброту и расположение, хотелось элементарно подружиться с ним! А с другой стороны… Вновь ощущать в руках барабанные палочки было приятно. Но в какой-то момент сквозь их деревянную основу проросли шипы. Гониль больше не мог играть, как раньше. — Когда я был в одиннадцатом классе, у меня был друг. Его звали Чонин. — начал Гониль, удивляясь собственной открытости. — Мы познакомились с ним, когда я репетировал на барабанах. Он предложил мне вместе играть в группе, которую он собирал. Сказал, что у них не хватало только барабанщика. Всё шло хорошо: я познакомился с этими ребятами, и мы создали неплохую школьную группу. В тот момент я думал, что свяжу свою жизнь с музыкой. А потом мы распались. — И поэтому ты не хочешь играть с нами? Потому что твоя первая группа распалась? — когда ответом на вопрос стало молчание, Джисок вздохнул, — Почему вы распались? — Чонин попал в аварию и погиб. — произнес Гониль на одном дыхании. Гаон удивлённо отпрянул и затаил дыхание от шока. Гониль резко щелкнул пальцами в воздухе, и из ниоткуда появилась записная книжка, которую он резво подхватил в воздухе и тут же открыл. Гу что-то беззвучно зашептал над бумагой — и на пустых страницах начали появляться чернила. Гаон остолбенел от шока, и единственная мысль, которая витала в его разуме, зиждилась на том, что магия — это не такая уж и плохая штука. — Если хочешь узнать больше, можешь прочитать это. — Гу всучил Джисоку записную книжку и суетливо встал, оглядываясь по сторонам. Он больше не смотрел на Гаона, видя только асфальт и носки ботинок у себя в поле зрения. — Извини. У меня дела.***
«12 ноября
Сегодня какой-то странный день. У меня постоянно плохое предчувствие, хотя волноваться, фактически, не о чем.. Не знаю. У меня ощущение, будто скоро должно произойти что-то очень страшное. Это немного мешает, но я стараюсь не обращать внимания. Тем более у нас на носу концерт. Нельзя отвлекаться.
Кстати о концерте. Джиун уже собрал нам все оборудование и заказал фургон. Это обошлось дороговато, но выступление на открытии городского фестиваля того стоит. К тому же часть наших расходов покрыл город, а нам ещё и заплатят за выступление.
Я бы выступил и просто так, будь возможность. Мне не хватает практики, но я уже гораздо лучше справляюсь, чем до этого.
Мы уже едем. Я еду отдельно, потому что меня отвезут родители. Надеюсь, что всё пройдет хорошо.
Я уже приехал, но Чонина и команды всё еще нет. Где их носит?
Наше выступление отменили, потому что они так и не приехали. Черт с этим выступлением, почему они не отвечают на звонки?
13 ноября.
Они в больнице.
Блять. Они попали в аварию.
Чонин…
Пожалуйста, Бог, если ты есть, сделай так, чтобы ему стало лучше.
14 ноября.
Нашей группы больше нет. Чонина больше нет.
Почему? Почему, почему, почему, почему?
Я ненавижу барабаны.
15 ноября.
Меня забрали куда-то. Вчера. Я не успел попрощаться с Чонином.
Прости меня. Вернись, пожалуйста. Я скучаю»
Чем дальше Гаон листал дневник, тем меньше становились записи, пока в конце концов не превратились в подобие списка продуктов с редкими перерывами на нечто напоминающее короткие записки. Юноша задержался на одной из последних страниц, где уже не было огромных записей, в которых детально расписывался каждый день. Недолго думая, он взял со стола ручку, проверил, пишет ли она, и что-то быстро начеркал в дневнике на последней из заполненных страниц. Быстро встав, Гаон захлопнул книжку и взял ее под мышки, перед тем как выйти из комнаты. Джисок буквально вихрем влетел в комнату Гониля, заставив бедного студента, корчащегося над математикой, вздрогнуть и продлить «минус» в тетрадке аж до полей. — Спасибо, что поделился. — Максимально официальным и серьезным тоном произнёс Джисок и вручил Гонилю книжку. — Теперь я понимаю немного больше. Но ты все еще можешь играть в группе. — Джисок… — Если ты это сделаешь, то… — Гаон закатил глаза, страдальчески вздохнул и выговорил с максимальной кислой миной: — Я обещаю, что буду нормально учиться. — Но… — И буду посещать занятия. Пожалуйста… — голос Джисока сорвался на молящий, и Гонилю отчего-то стало невероятно стыдно, больно и грустно одновременно. — Пожалуйста, хотя бы попробуй, хорошо? Я не говорю сразу играть, но просто… Хотя бы побудь с нами, окей? Гаон не дал наставнику ответить — вылетел из комнаты так же резко и неожиданно, как и появился в ней. Гониль откинулся на спинку стула и выдохнул. Ручка, прежде уверенно державшаяся у него в руках, упала и покатилась куда-то под стол. Гониль прикусил губу и взглянул на дневник. Он сам-то давно не перечитывал старые записи. Помнил только, как больно было их писать. Из-за этого и боялся открывать старые страницы: казалось, на них застыли воспоминания, и если открыть записи, то они заставят Гониля вновь пережить то, от чего он так старательно пытался отделиться всё это время. Но он не учёл, что воспоминания уже были частью его. Не один только дневник хранил память о прошлом: он сам был архивом. И отмахнуться от старой школы, рок-группы и Чонина было невозможно. Страницы дневника слегка покалечились временем: тут и там чернила растеклись, но, впрочем, всё еще хорошо читались. После окончания полноценных записей Гониль пролистал дневник до последней страницы и раскрыл записную книжку. Синей ручкой, такой несвойственной для Гониля, который всегда писал черной, — причём одной и той же фирмы и стержнем одного и того же размера — был нарисован маленький кривой барабан, а под ним — надпись:«Дорогой дневник, когда жизнь — отстой, обращайся к музыке»
***
— И что это значит? Что за пародия на дневник Виолетты? Мы не в диснеевском сериале для подростков. Джисок, старательно корпевший за учебниками, моментально поднял голову. Гониль был рад, что он наконец взялся за ум, но понимал, что его к этому мотивировало. И это уже не приносило радости. Ведь от него, Гониля, зависело, как долго будет продолжаться тяга к знаниям у этого несносного панка. — Значит, что ты должен хотя бы попытаться вновь сесть за барабаны. Глубокий вздох. Разговор обещал быть трудным. — И что мне это даст? Очередную психологическую травму? — Возможность снова почувствовать себя лучше. И возможность снова заниматься тем, что тебе действительно нравится. — без единой запинки проговорил Джисок и серьезно посмотрел в глаза Гонилю, у которого появилось непреодолимое, постыдное желание отвести взгляд. — Это не сработает. — А ты пробовал? — Да. Прямо перед тобой. И ничего не вышло. — Вообще-то, очень даже вышло. Только потом ты вспомнил о том инциденте. И начал винить себя, верно? Джисок встал из-за стола и подошел к Гонилю. Тот поджал губы, словно чего-то боялся. — В этом нет твоей вины. Нет ничьей вины. Ты не должен тащить это на одном себе. — Почему ты резко стал таким добрым? — безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе, произнёс Гониль. — Потому что ты был добрым ко мне, хотя я вёл себя, как кретин. — легко произнес Гаон. Гониль думал, что ему послышалось, но реальность продолжала бить ему прямо в самые чувствительные точки. — А теперь… Мне стыдно. И я хочу хоть как-то искупить свою вину. Поэтому… Джисок оглянулся, жалобно посмотрел на кучу учебников на своем столе и вздохнул. — Ты не можешь помочь мне… С обучением? Пожалуйста? Гониль продолжал удивляться. Джисок, который так ненавидел учёбу, получал сплошные неуды по предметам в обычной школе — об этом Гониль узнал из его досье — и был воплощением слова «грубость» — этот Джисок так вежливо просил его о помощи с учёбой? Гониль вздохнул, потёр переносицу пальцами. У него на плечах лежали экзамены, работа в Департаменте и куча других дел, которые нельзя было откладывать еще дальше. Долги копились и копились, пока он стоял здесь, в обители хаоса и фанатизма по року — джисоковой комнате. И всё равно Гониль поддался. Всё-таки Джисок — его подчиненный. И он не может не помочь ему. Даже если перед самим Гонилем стоит такой тяжелый ультиматум. — Хорошо, — выдохнул Гониль, с едва заметной улыбкой отмечая, как просветлело лицо Джисока. — Показывай свои задания. «Он реально любит музыку, — подумал Гониль, краем глаза посматривая на аккуратно стоящую на подставке гитару, вокруг которой на стене ореолом, своеобразным алтарем висели плакаты групп. — А ведь я тоже когда-то был таким. Может, я ещё?..» Гониль не закончил мысль, открыл учебник и начал занятие фразой: — Ну что ж, начнём!***
На улице ярко горят неоновые вывески, а люди беспрерывным потоком идут где-то рядом, обходя пространство с инструментами. Гониль, нервно переминаясь с ноги на ногу, смотрит по сторонам и хрустит костяшками в карманах спортивок. Ему страшно. Очень страшно. Даже на экзамене по защите от тёмной магии так страшно не было! А ведь там при любом неаккуратном движении есть риск подхватить порчу на понос! — Мы же даже не репетировали, — бурчал он себе под нос, косо поглядывая на Джунхана с Гаоном, которые методично настраивали свои гитары. — Мы вообще ничего не отыграли! Гониль вздохнул и сжался, словно ему было холодно. Это было не так, но мурашки по коже шли. Одна мысль о том, чтобы вновь сесть за барабан, вводила в ужас. — Давай мы начнём, а ты подтянешься, окей? Джисок подошёл к Гонилю и улыбнулся, похлопал по плечу и на время задержал руку на нём. — Всё будет хорошо. — просто сказал Гаон и убрал руку. Гониль медленно кивнул, осмысливая произошедшее, и пока мысли атаковали его со всех сторон, Джисок успел захватить внимание толпы. Гониль с пола медленно переместился на стул барабанщика и не слишком уверенно взял палочки, взвешивая их руками. Гу прерывисто выдохнул, поджал губы и посмотрел вперёд, где уже собралось приличное количество молоденьких девушек, у — дай бог! — трети из которых был парень. Конечно, если Джисок и у них не уведет красавиц, потому что свободные девушки уже были в него влюблены. Глаза Джисока сияли. Он уверенно держал гитару, флиртовал и принимал комплименты, а чехол от гитары начал наполняться монетами — а ведь они еще не начали играть! Джунхан стоял тише чуть в сторонке и скромно махал тем, кто был рядом с ним. У него тоже была своя фан-база, пусть и не такая большая, как у Гаона. Гониль не раз задумывался: «Как он видит через свою длиннющую челку? Неужели переставлять аккорды, пытаясь что-то разглядеть сквозь такие космы — это удобно?» Впрочем, всё встало на свои места после того, как Гаон и Джунхан начали играть. Как оказалось, Хёнджуну вообще не нужно было смотреть на гриф, чтобы издавать идеально чистые звуки. Угадывая в мелодии знакомые мотивы одной из известнейших рок-групп Кореи, Гониль невольно закачал головой в такт и забарабанил руками по своим коленям. Вступление в этой песне было долгим, и тут явно не хватало барабанного соло, но толпе и без того нравилась игра двух гитаристов. Которые, кстати, несмотря на безумный контраст игры, хорошо сочетались друг с другом и сливались в звучную гармонию. Гаон играл эмоционально, даже несколько агрессивно. Гитара ходила из стороны в сторону, пока он крутился на месте в подобии танца. Джунхан вёл себя сдержаннее, но на его губах играла практически маниакальная улыбка, и он вытворял со звуком такое, чего Джисок делать не мог. Мелодии Гаона были проще, но экспрессивнее, Джунхан же исполнял сольные сложные партии в определённые моменты — и тогда он сиял. Впрочем, они оба в этот вечер были самыми яркими звездами корейской уличной музыки. А ведь казалось, два неформала — эмо и панк. Что из них путного может получиться, если слушать мнение общества, для которого все «не-такие-как-все» — это наркоманы и алкоголики? Нет, они были не такими. Они отличались от других — и это было тем, без чего образ был бы незавершенным. И только он, Гониль, типичный «нормис», тут выглядел совсем не к месту, ощущался трещиной на барабанной тарелке. Гониль сжал в руках палочки. — Гониль, пообещай мне одно! — смеющийся голос подростка звенел в воздухе. Самые обычные слова, произнесенные Чонином, казались песней. — Ну что опять? — Гониль поправил очки и выгнул бровь, пережевывая сэндвич, который захватил из дома, чтобы перекусить на перемене. Наставительный взгляд не заставил Чонина ни смутиться, ни снизить громкости звука. Одна рука Гониля слегка поднялась над коленом. — Обещай, что даже если что-то случится, — Чонин резко посерьезнел и заглянул в глаза Гонилю. Он подошел ближе и взял руки своего друга, своего напарника, своего музыканта, которого так долго искал среди других, недостойных барабанщиков. — Если мы поссоримся, наша группа распадется или… Или что-то еще, ты не бросишь музыку. Гониль знал барабанную партию этой песни. — Обещаю. Гониль клялся себе никогда не притрагиваться к барабанам, но еще более дорогому человеку он пообещал никогда больше не бросать музыку. Наконец звуки гитары разбавил четкий ритм барабана. Гониль умело управлялся с тарелками, большим и малым барабанами, орудовал палочками, словно шеф ножом — и это вызвало новый шквал эмоций среди аудитории. Гаон обернулся на Гониля и широко улыбнулся, не переставая петь в микрофон, а Джунхан одобрительно покачал головой и показал палец вверх — и как он только умудрился не сбиться с ритма?.. Барабаны звучали громко. Даже оглушительно. Они больше не стояли где-то в пыли, больше не отбивали болезненный ритм на сердце, палочки больше не протыкали его тонкую оболочку, заставляя и без того измученный, практически бесполезный и выброшенный на свалку орган вновь кровоточить. Раны зажили. А барабаны снова заиграли.***
— Ну что, сегодня как обычно? Вечером в шесть? Чонсу придёт? — Ага, я договорился с ним, он сказал, что может. Эх, нам бы только басиста найти… — Кстати, парни, я тут текст новый придумал, зацените? Джисок и Гониль склонились над листом бумаги, предложенным Чаном, и жадно впитывали каждую рифмованную строчку. Гаон уже раздумывал над гитарным рифом, а Гониль отбарабанивал ритм на столе пальцами. — Я не представлю, Чан, как ты такой талант скрывал от меня столько лет! — Гониль взял в руку листок и потряс им прямо перед носом друга, который прыснул то ли от смеху, то ли от смущения. — Это шедевр! — Да ладно тебе, брось! — наконец в голос рассмеялся Чан и аккуратно забрал текст из рук Гониля. — Кстати, Джисок, ты рэп читать умеешь? — Не особо… — Научим. Короче, вот эту часть надо… Их прервал резко появившийся из ниоткуда сотрудник из отдела кадров — вечно встревоженный Хан Джисон, до ужаса напоминающий белку своими щеками, страстью к ореховому латте и милыми глазами. Его нередко дразнили белкой-летягой в офисе: всё, что ни нужно было донести через него, обязательно находило своего адресата. Чаще всего в течение десяти минут. Ну поразительная скорость! Любой курьер позавидует! — Ребята, у вас новенький. С аху… — Так, не выражайся! — шутливо пригрозил Чан. — …еть какой мощной аурой! Джисон чуть согнул ноги в коленях и с излишней эмоциональность руками изобразил всю мощь этого новоиспеченного ученика академии. — Что с ним произошло? Есть записи с камер? — спросил Гониль, поворачиваясь на крутящемся стуле в сторону Джисона. — Ага. — Хан щелкнул пальцами в воздухе, поймал материализовавшуюся в пространстве флешку и кинул ее в Гониля. Тот вставил ее в разъем компьютера. — Спасибо, Джисон. Никогда не подводишь. — Готов служить! — отрапортовал Хан и скрылся в дверном проеме так же резко, как и появился в нем. Все вновь прижались друг ко другу, только на этот раз объектом внимания была запись с камер видеонаблюдений, изъятая (читать как «нагло выкраденная») Департаментом для дальнейшего анализа. Сначала на записи всё было хорошо. Кирпичная стена радовала глаз и весело подмигивала парням, наводя на мысли, что у них расстройства шизоидного типа. Если бы не чудеса магии, они бы наверняка самовольно сдались бы в психиатрическую больницу после такой записи. А потом из стены вышел человек. И гитара. На ножках. Рядом с ним. Комизм ситуации был настолько масштабен, что хотелось плакать. Бедный парень смотрел на свою бас-гитару и что-то говорил, почесывая голову. Жаль, что его не было слышно. — Ого. Басист. — констатировал факт Гониль. Информация слишком медленно обрабатывалась в его вычислительной машине, а-ля мозге, поэтому смысл сказанного не сразу дошел до него. — Нет, блять, на треугольничке играет! Не видно, что ли? — саркастично, но беззлобно съязвил Джисок. Он, как и другие, был взбудоражен. — Чего стоите-то? — спросил Чан, оборачиваясь на младших. — Мы сидим, вообще-то. — Лаконично заметил Гониль. — Да какая разница! — поднял брови Чан и толкнул в плечо сначала своего подопечного, а после — подопечного подопечного. Если бы все подопечные были домино, то они бы повалились друг на друга. — Это же басист! — Да слышу я! — А он — вряд ли. — указал пальцем Джисок на экран, на котором во всё такой же растерянности стоял бедолага-музыкант. Спустя короткую паузу вся троица залилась смехом. — Ну что, Джисок, — лукаво улыбнулся Гониль. — Готов принять на себя бремя наставника? — А почему не ты? — Не-ет, я с тобой уже настрадался, — Гониль похлопал по плечу Гаона. Тот шутливо закатил глаза, но после, с напускным пафосом откидывая чёлку назад, произнёс: — Да я буду ещё лучше, чем ты! — Ага, ага, посмотрим! Джисок сорвался с места: его все-таки уже позвали вниз, в медпункт, куда уже доставили новенького. Он поранился из-за собственной же магии, и пусть раны не были критичными, новичку в первую очередь нужно было объяснить, что с ним произошло и что ему сейчас нужно делать. Гониль наблюдал за ним издали с улыбкой. Новенький оказался гораздо более спокойным, нежели сам Джисок — возможно, из-за пережитого шока, а может, он был таким по своей натуре — и Гаон справлялся на удивление хорошо. Гониль почувствовал резкую тоску по тем временам, когда Джисока только назначили его подопечным. Да, было тяжело, но… Гониль ни о чём не жалел. — Грустишь? — послышался сзади голос Чана. Гониль обернулся, быстро стёр слезу радости с уголка глаз и тряханул головой. — Нет, с чего бы? Чан вздохнул и оперся на стену рядом, улыбаясь Гонилю самой доброй, понимающей улыбкой. — Я был на твоём месте, — произнёс он. Гониль чуть выгнул бровь, хоть и понимал, о чём говорил Бан Чан. — Я тоже так стоял здесь, пока ты заботился о Джисоке. И так же волновался, как и ты сейчас. — Я не волнуюсь… — Волнуешься, — легонько толкнул Чан в плечо Гониля, усмехаясь. — Все волнуются. Гониль прикусил губу в попытках скрыть улыбку. Все-таки Чан всегда понимал его лучше всех других. Казалось, даже родная мать не была так близка для него, как наставник. Иметь такого друга было божьим даром, и Гониль каждый день благодарил вселенную за то, что она свела его с Крисом. — Спасибо. — проговорил Гониль, шумно вдыхая. Он был на грани от того, чтобы заплакать, не понимая, с чего это он вдруг стал таким сентиментальным. — Я… так благодарен. — Я тоже тебе благодарен. И он тоже. Гониль поднял взгляд сначала на Чана, а после на Джисока. Сквозь стекло, за которым скрывался медблок, не проходили звуки, но яркая улыбка Гаона и новенького, которого, очевидно, уже успели разговорить и рассмешить, говорили всё за себя. — Я так горжусь им… — А я тобой. Сквозь гомон занятых работников Департамента смех двух людей — таких же загруженных работяг, как и другие — был совсем не слышен. Он утопал в звуках работы, смешанных с шумом работающей кофемашины и клацаньем каблуков по плитке. Гониль с головой погружался в эту атмосферу, и впервые за несколько лет работы начал осознавать самое главное. Даже если в Департаменте и работают сплошные олухи, в эту работу Гониль всё равно до безумия влюблён.