💞💞💞
впрочем, остатки этой откровенной катастрофы довольно быстро стираются из его памяти. чанбин тратит несправедливое количество времени на то, чтобы не отставать от программы, параллельно занимаясь проектами, так что розовые носки и неловкая сцена у туалета очень скоро покидают его голову, оставляя в ней только биты, аудиодорожки, много исследований собственного плейлиста на спотифае и кромешную усталость. он не рассказывает о произошедшем джисону, потому что знает, какое количество насмешек над своим опытом получит, так что и у хана нет причин писать ему слишком часто. так что он просто спокойно тусуется в общаге, иногда перекидывается парой слов с хенджином, — его соседом по комнате, — и в целом живет спокойную и размеренную жизнь студента-который-хотел-бы-стать-классным-продюсером. «еще увидимся», сказанное чаном на прощание, довольно быстро осуществляется — почти необратимо быстро. чанбину всего-навсего нужно занести написанный накануне реферат в учебную часть: конечно, просто для галочки, чтобы показать, что он действительно не забыл о том, что вообще получает образование, и его перевод на заочное обучение не был ошибкой вселенских масштабов. и конечно же бан чану просто необходимо именно в этот момент оказаться там же. скрипучая дверь старого кабинета учебной части оповещает всех о его появлении, и чанбин мельком осматривается — за столом феликс, президент студсовета, зарывшись в бумаги по самую бирюзовую макушку, о чем-то очень тихо бормочет, в углу кабинета сынмин с первого курса роется в книжном шкафу с преисполненным воодушевлением выражением лица, и чан, разумеется, тоже здесь. стоит, опираясь задницей на стол, сложив руки на груди, обтянутой тканью полосатой рубашки, и смеется в голос с бормотаний феликса. их взгляды схлестываются, как молнии в грозовом небе. осознание бьет в голову моментально, все еще быстрее, чем тикают часы над злополучным столом, быстрее даже, чем чанбин проскальзывает внутрь комнаты, и лицо чана вытягивается в узнавании. — это же ты, да? мистер «классный член»? — с шокированным лицом выдает он, от неожиданности даже привстав со стола и расслабив скрещенные руки. глаз чанбина почти готов задергаться от такого описания. сынмин у шкафа роняет какую-то толстенную книгу прямо себе на ногу, феликс своим невысказанным вопросом сносит стопку бумаг со столешницы, и тихое «что» вырывается из него почти сразу же после этого, но он слишком занят разглядыванием чанбина, чтобы обратить внимание на упавшие документы. чанбин молился ночами на то, чтобы чан просто забыл его. выкинул из головы, как ненужное, мусорное воспоминание, как что-то, о чем бы ему не приходилось думать по вечерам, чтобы уснуть. как об очередной неловкой ситуации, от которой мозг пытается отгородить тебя самым примитивным механизмом — забыв ее. как о чем-то, что никогда больше не всплывет в их возможном диалоге. но, к сожалению, вселенная глуха к его мольбам. — э-э, да, привет, — сглотнув, здоровается он, тут же насильно переключая внимание на охуевшего от происходящего президента, — фел, я принес реферат, который профессор ким просил занести. у него выходной, он сказал оставить тебе… — а, — отзывается феликс, переводя взгляд с чанбина на чана и обратно, — да, давай сюда… они обмениваются бумажками, все еще сопровождаемые напряженными и осторожными поглядываниями, и чанбин мнется на пороге, удерживая хлипкую ручку кабинета трясущимися пальцами. — это самое… у меня имя есть, — в конце концов отзывается он, обращаясь к чану. тот моргает ровно два раза, прежде чем его лицо приходит в норму, и улыбается: — чанбин, верно? — ага. я пошел. и выныривает из кабинета так же, как нырнул в него тремя минутами ранее. черт, он обязан запить этот стресс чем-нибудь горячительным. чанбин не против того, что бан чан его запомнил. он знает о своей привлекательности, которая, конечно, не идет ни в какое сравнение с привлекательностью чана, и он мог бы побороться за звание самого слабого гея на потоке, если бы постарался. потому что то, как его колени предательски подрагивают от одного только вида чана, явно не нормально. а его руки? черт, да они начинают трястись раньше, чем чан открывает рот. это просто несправедливо. все несправедливо. все в нем, начиная с долбанных ямочек и заканчивая розовыми носками. махровыми, плюшевыми розовыми носками. пушистыми, как гребаные котята. чанбин может справиться со всем, кроме этого.💞💞💞
чанбин ни с чем не может справиться. вселенная, все еще не обращающая внимания на его молитвы, явно решает издеваться по-крупному, до победного конца. он не знает, кто именно в этом виноват, но в один момент весь кампус начинает обращаться к нему не иначе, как «мистер «классный член»», и это заставляет его научиться пользоваться электронной почтой, чтобы выходить из общаги как можно реже. в целом, ему приходится воспринимать это как комплимент, — комплимент, который по неизвестной никому причине сделал ему бан чан, — потому что иначе бы пришлось рассказывать постыдную историю случайного открывания двери в туалет в неподходящее время, а ему совершенно не хочется позориться таким образом. впрочем, он и так позорится. этот процесс уже не остановить. он пропускает минуту, в которую все становятся уверены, что они с бан чаном спят. в смысле, занимаются сексом. трахаются. он, чанбин, который не вывез учебу на очном отделении, который пишет глупые биты во взломанной программе на стареньком ноутбуке, который разговаривает со своим фикусом так, словно тот может его услышать, который периодически заливает в себя столько пива, что дышать становится тяжело, и бан, мать его, чан. ведущий универской радиостанции. горячий австралийский красавчик, как назвал его джисон. просто классный парень, которого знают все и который знает всех. вот это ходячее клише, с поразительной красоты грудными мышцами, пальцами, руками, кудряшками, ямочками, ебаными розовыми носками. ни у кого в этом университете нет даже капли критического мышления, вот, что думает чанбин. только идиот мог бы предположить что-то подобное. однако, в те разы, когда он случайно замечает чана в коридорах университета (что происходит не так уж и часто), чанбин не может сказать, что тот выглядит хоть как-нибудь взволнованным этими слухами. как будто бы принимает как должное тот факт, что ему уже приписали отношения с парнем, которого он едва ли знает. как будто в его личную жизнь залезают каждый день, и что-то подобное не нервирует его от слова «совсем». в то время как чанбин места себе не находит, выдумывая, как бы от этих слухов избавиться, чан, очевидно, чувствует себя просто превосходно. цветет, как майская роза, улыбается, как аполлон, и продолжает заниматься всем, чем положено заниматься классному парню в университете. чанбин на его фоне чувствует себя озабоченным (и озадаченным) лохом. а хенджин даже напоминает, что он им и является. и на протяжении нескольких недель слухи только набирают обороты. чанбин как-то случайно оказывается свидетелем перепалок о том, встречаются ли они с чаном или просто «дружат в задницу» (чанбин наябедничал на это выражение и произнесшего его студента феликсу, и ему ни капли не жаль), и это заставило его одномоментно развернуться на пятках и забыть, зачем он вообще оказался в универе. и в тот момент, когда он уже уверен, что хуже стать не может, когда от любого упоминания слова «член», «чан» или «встречаются» его неиронично начинает мутить и выворачивать, когда его визиты в кампус сокращаются до минимума, конечно же, именно тогда чан начинает с ним здороваться. приближающаяся сессия заставляет его посещать учебную часть чаще, чем ему бы этого хотелось, и каждый раз чан по неизвестной причине оказывается там. чанбин автоматически опускает взгляд на его стопы в надежде, что на нем нет этих долбанутых розовых носков, но ему быстро приходится смириться, что он втюрился в повернутого, неадекватного австралийца с маниакальной любовью к розовым аксессуарам. при том, что гардероб чана состоит, очевидно, только из тех вещей, в которых его невозможно будет увидеть в темноте, это вызывает много вопросов. на носках, к его удивлению, все не ограничивается. не то чтобы он делал это специально, но в один из дней он замечает на сумке чана плюшевый розовый брелок в виде поросенка, а в другой — цветочные розовые бусики из бисера, обхватывающие мощную шею на манер чокера. судя по тому, как резинка сдавливает чужую шею, украшение явно не было рассчитано на мужчину его комплекции. но плюшевая свинка, по аналогии с плюшевыми носками, производит на чанбина куда больше впечатления. чанбин из вежливости начинает здороваться в ответ, но только тогда, когда чан вместо «мистер «классный член»» наконец-то начинает называть его по имени. и если до этого он ограничивался кивками и закатыванием глаз, то теперь может себе позволить и взмах рукой, и даже приветливую улыбку. динамика их отношений настолько непонятна, что сразу после их взаимных приветствий ему обычно приходится остановиться и нахмуриться, чтобы разобраться, действительно ли это произошло, или его воображение, на пару со вселенной, просто играет с ним злую шутку. они движутся. но движутся медленно, и вся инициатива исходит от бан чана. если бы чанбин знал его, подумал бы, что это старший позволил себе влюбиться, а он сам ни капли в нем не заинтересован. сначала чан мельком узнает, как его самочувствие, потом спрашивает что-то про учебу, — просто, видимо, чтобы чанбин подольше постоял перед ним с полностью красным лицом, — потом начинает улыбаться с ямочками так, словно не знает, на что они способны, а потом протягивает ему руку при встрече, чтобы чанбин мог пожать его ладонь. очень вежливо, очень ненавязчиво и невообразимо несправедливо, если спросить чанбина. но он принимает эту игру и упорно делает вид, что в его сердце не трепещут какие-то непонятые ошметки, напоминающие ему разве что мокрые тряпки, развешенные на бельевой веревке и колышущиеся от любого дуновения ветра. нет, он сохраняет лицо и продолжает улыбаться. в один из таких дней, когда они снова сталкиваются напротив двери в учебную часть, чан внезапно задерживает его ладонь в своей, и организм чанбина моментально посылает всю кровь из тела в его нос и щеки, да так, что их начинает печь. — ты какой-то нервный сегодня, чанбин-щи, — с каплей заботы уточняет чан, обводя большим пальцем его костяшки, — все хорошо? все очень нехорошо. чанбин сглатывает, и его улыбка выходит настолько же испуганной, насколько и нервной. незамысловатая ласка метафорически откидывает его к самой стене, заставляя так же метафорически сползти по ней, как несчастный комок слизи, и остаться расплываться где-то на полу недалеко от плюшевых розовых носков, неизменных и роковых, тех самых, которые и привели его сюда. — все в порядке, — вымученно отвечает он, пытаясь незаметно вытянуть ладонь из чужой хватки. но все его попытки разбиваются, стоит чану чуть крепче сжать пальцы. чанбин уныло представляет, как в этих самых пальцах зажато его сердце — кажется, если чан сожмет руку еще чуть сильнее, его просто раздавит, — день тяжелый. — о? чужой взгляд становится напряженнее, и то, что ранее он назвал «каплей заботы» превращается во вполне ощутимое переживание. чанбин давит панический вздох где-то глубоко внутри себя. — я могу как-то помочь? — продолжает чан с самым ангельским видом, словно чанбин только что не залип на то, как его губы складываются, когда он произносит эту чертову «о», и словно в этом нет совершенно ничего неожиданного и необычного. он сглатывает, а потом предпринимает последнее усилие, оставшимися силами посылает этот нервный сигнал и выдергивает свою руку из чужой. — прости, мне надо бежать. и правда сбегает. конечно же, матерясь и проклиная себя за несдержанность. впрочем, зная чана, тот ни капли не обиделся. чанбин готов поспорить, что если бы ему хватило духа обернуться, он бы заметил, как чан смотрит ему вслед озадаченно, но не оскорбленно. ничего, думает он, бан чан выглядит как человек, способный пережить его маленькую гейскую панику. то, чего бан чан, оказывается, не в состоянии пережить — игнорирование, которым награждает его чанбин за слишком несдержанное беспокойство. не то чтобы это выходило специально, нет, просто он подсознательно, по всей видимости, забывает обо всех своих важных делах в университете, как только перед его глазами мелькают розовые носки, плюшевая свинка или слишком плотные для чужой шеи бусики. он совершенно точно не виноват в том, что это все действует на него сильнее, чем чеснок на вампира, заставляя развернуться и пойти в другую сторону, оставляя чана где-то позади, стреляющего в него ошарашенными взглядами. кому угодно могло бы показаться, что в их «отношениях» разлад. они больше не контактируют на глазах у всех. чан этим удивлен, а вот на чанбина этот факт действует чрезвычайно успокаивающе. он почти не выходит из общежития, занимаясь исключительно тем, чтобы выжить при закрытии сессии, хенджин успешно следит за тем, чтобы тот не забывал есть и хотя бы иногда открывать окно на верхнее проветривание, чтобы не сдохнуть от недостатка кислорода в комнате, и это сводит все встречи с чаном на нет. чанбин даже не может сказать, грустит тот из-за этого факта или нет, потому что из общих знакомых у них один только джисон — но и тот внезапно решает взяться за голову и изучить пропущенный материал, так что времени на общение у них остается какое-то мизерное количество. они периодически списываются перед сном, но в том состоянии, когда против воли закрываются глаза, сил и желания на обсуждение глубоких тем не остается. и тело, и мозг чанбина постепенно успокаиваются. ему даже начинает казаться, что его «краш» был вызван разве что удивлением и восхищением, и на самом деле ни о какой влюбленности речи не шло. накрутил себя. надумал что-то лишнее, отчего в итоге оказался там, где был. но теперь, на защищенной территории, подальше от бан чана с его плюшевыми носками, свинками-брелоками и прочими розовыми мелочами на фоне тотал-блэк одежды, его отпускает.💞💞💞
или так, по крайней мере, ему думается. все решается очередной вечеринкой. чанбин проклинает тот день, когда решил, что вечеринки — хорошая идея. но джисон убеждает его, что закрытую сессию полагается праздновать; они переписываются уже после нее, когда наконец-то оба могут смотреть в телефон ясными глазами, джисон зовет его разок прогуляться вокруг кампуса, они покупают дешевую газировку и очень долго кроют трехэтажным матом последние рэп-релизы своих сокурсников, как самые настоящие подружки-сплетницы. такое времяпрепровождение, может, и не очень полезно, но отлично разгружает голову, так что к концу прогулки чанбин чувствует себя более, чем отлично. джисон, на его удивление, тоже. еще больше удовольствия ему приносит полное отсутствие разговоров: когда ему все-таки приходится вернуться в университет, чтобы забрать свою зачетку с уже проставленными подписями и оценками, он проделывает весь путь до учебной части чуть ли не на корточках, оглядываясь и озираясь, как воришка, прислушиваясь к каждому шороху в надежде не только избежать случайной встречи с бан чаном, но и пропустить мимо ушей возможные разговоры о своей интимной жизни. но, к счастью, все что он слышит — болтовню о том, кому какие билеты попадались на экзаменах, жалобы на жизнь и обсуждения мест, в которых студенты собираются провести каникулы. кажется, тема их с чаном потенциального секса очень быстро теряет свою актуальность. и теперь он, ничему не наученный жизнью, снова в квартире у бан чана. снова с джисоном. снова с банкой пива в левой руке и охапкой водорослевых чипсов в правой. снова сканирующий взглядом помещение на наличие чего-нибудь интересного. снова сталкивающийся с цветными плюшевыми носками. джисон рядом с ним умещается на подлокотнике кресла и успешно умудряется одновременно громко смеяться, трясти ногой, махать своей пивной банкой, ковырять обивку и болтать с каким-то незнакомым ему старшекурсником так, словно они дружат уже по меньшей мере десять лет. чанбин всегда поражался его многозадачности. — эй, — зовет он, для надежности подергав младшего за рукав толстовки, — эй, джисон. — чего тебе? — там- и замирает, потому что догадывается, наконец-то, поднять глаза. конечно, на секунду ему в голову приходит мысль, что бан чан, со своей одержимостью плюшевыми розовыми носками, просто позвал на свою вечеринку кого-то такого же повернутого. кого-то, кто вполне мог бы на университетскую тусовку вместо красивой вычурной одежды или удобных треников надеть что-то вроде пушистых синих носков. синих, как майское небо в безоблачный день, синих, как только что залитый хлорированный бассейн. охуевше-синих и пиздец каких пушистых. но он оказывается в корне не прав, потому что других таких исключительных людей, очевидно, не бывает. потому что он поднимает глаза и тут же сталкивается со знакомым лучистым взглядом, изучающим и словно бросающим вызов одновременно. чанбин моментально чувствует себя загнанным в клетку, даже без предпосылок чувствует себя так, словно бежал очень долго, а потом в один момент уперся в тупик, и гонящийся за ним хищник понял это так же быстро, как он. — почему на нем… синие носки? джисон, за все время его внутренней борьбы уже успевший вернуться к разговору со старшекурсником, недовольно цыкает и поворачивается на подлокотнике, чтобы посмотреть, что же снова вызвало у чанбина такое недоумение. впрочем, как только его взгляд ловит бан чана собственной персоной, он моментально теряет к объяснению всякий интерес и легонько пихает его банкой в плечо. — серьезно? снова? слушай, мне кажется, ты смачно напиздел мне о том, что- — я серьезно, — чанбин все еще не может разорвать зрительный контакт, и бан чан выглядит искренне забавно, застывший посреди танцующих студентов, как бронзовая статуя. очень симпатичная и профессионально выточенная бронзовая статуя, конечно же, — почему? — я тебе еще раз говорю, его дом — его правила — его, сука, блять, носки. нет, правда, у тебя какой-то фетиш? ты мне три дня назад затирал, что ни капли в нем не заинтересован… — я и не- стой, почему он идет сюда?! — о, чан-хен, — приветливо возникает старшекурсник, болтавший с джисоном, и чанбин в панике мечется взглядом вокруг, просчитывая пути отступления. поздно. — хэй, ребята! чан останавливается рядом, салютуя им стаканчиком с пивом, его коленка касается коленки сжавшегося в кресле чанбина, рука тянется прямо перед его лицом, чтобы пожать ладонь сначала джисону, а потом и парню рядом с ним. — отдыхаете? — миролюбиво интересуется он, игнорируя чанбина точно так же, как тот игнорировал его последние несколько недель. — отличный плейлист, — джисон поднимает свою банку в приветственном жесте в ответ, широко улыбается, старшекурсник за ним невнятно поддакивает и кивает, а чанбин во все глаза пялится на чарующие ямочки на чужих щеках, да так, что, кажется, температура поднимается, — что-то из твоего старого? — в том числе! приятно, что ты заметил, — хихикает он, — как вам вечеринка? — о, знаешь, все чудесно, — вместо джисона отвечает старшекурсник, протискиваясь чуть вперед, — очень мило, что ты снова позвал нас, чтобы отпраздновать сессию… — скорее, помянуть. хохотом взрываются все, кроме чанбина, который понимает, что явно недостаточно пьян, чтобы вывезти образовавшийся вокруг него пиздец. под насмешливый взгляд джисона он опрокидывает в себя оставшееся пиво и вытирает уголок губ тыльной стороной кисти, чтобы избавиться от пены. — долакал, наконец, — джисон смешливо закатывает глаза и треплет его по волосам в противно-нежном жесте (не то чтобы чанбин злился на него за такие проявления заботы, да), — хен, принести еще? — да я сам- и чувствует, как чужое колено сильнее вжимается в его собственное, буквально лишая возможности двигаться не столько физическим давлением, сколько энергетикой. — да, джисон, будь так добр, — улыбается чан, — минхо, там на верхней полке еще остались стаканчики, покажешь? а то чего вы из банок… джисон пожимает плечами, но ускакивает на кухню донельзя довольный, потому что старшекурсник, названный минхо, уходит его провожать. чанбин был бы невероятно рад этому факту, если бы не одно но. — я сделал что-то не так? вот и оно. его смерть собственной персоной, все еще стоящий над ним бан чан, словно не замечающий того, как чанбин, кажется, пытается стать со спинкой кресла единым целым, вжимающийся в его ногу своим коленом и не дающий сдвинуться с места. в теории, чанбин мог бы попробовать проявить чудеса акробатики, перемахнуть через подлокотник и попытаться сбежать. но это бы означало как минимум полный позор, потому что после двух банок пива его навыки паркура оставляют желать лучшего, а как максимум — признание, что чана он боится. все промежуточные варианты тоже кажутся ему бредом сумасшедшего, так что ему остается только тяжело вздохнуть и взглянуть своим страхам в лицо. в буквальном смысле. — нет, ничего, — бормочет он. против воли взгляд цепляется за мелочи — на этот раз бусики на чужой шее мельтешат голубыми звездочками, и уже не обхватывают шею так плотно, а свободно висят у ключиц, в шлевку черных рваных джинсов продет карабин с висящим на нем плюшевым брелоком-волчонком, ярко-синим, в тон носкам. несмотря на неадекватность его вкуса, чанбин восхищен чужим вниманием к деталям, — эй, перестань на меня давить, я никуда не убегу. чан, моргнув, убирает ногу, спохватившись. теперь от его колена до колена чанбина, навскидку, сантиметров десять — чанбин пытается прикинуть, но быстро теряет на это всякую надежду. есть ли разница? — окей, — вздыхает он, — ладно. почему ты бегаешь от меня? чанбин решает идти напролом. — я не бегаю. — о, класс, мне это, видимо, приснилось, — язвит старший, и чанбину хочется стукнуть его по красивому загорелому лбу, чтобы неповадно было, но его руки трясутся, и он уверен, что попадет, вероятнее всего, либо в глаз, либо в нос, — серьезно, все же было в порядке. горло чанбина нервно дергается, он крепче теснится в кресле, прижимая ноги и борясь с желанием подобрать их к себе, чтобы обхватить руками колени в защитной позе. — у меня есть… вопрос, — неуверенно начинает он. чан кивает. — вперед, задавай. — почему на тебе постоянно эти долбанные розовые носки? вздернутая бровь придает лицу чана чрезвычайную игривость, и он опускает голову, чтобы следом за чанбином посмотреть на свои ноги. шевелит пальцами в синих носках, а потом снова переводит взгляд на чанбина. — ты дальтоник?.. — эй! — мы вернулись, — чанбин спасен. кажется, он никогда так искренне широко не улыбался джисону и никогда не чувствовал такого дикого желания опрокинуть в себя залпом не то что стакан, а целую литровую бутылку пива, — хен, твое. джисон вручает ему пластиковый стаканчик, к которому чанбин моментально присасывается, и усаживается на подлокотник с левой стороны. его губы выглядят странно опухшими. чанбин почти уверен, что минхо, тут же вставший рядом и как бы невзначай обхвативший свободной рукой чужие плечи, был занят не только запасом стаканчиков на кухне. — вы видели новый цвет волос джуена? — интересуется джисон, проглатывая пиво, — черт, я тоже хочу покраситься. думаете, синий мне пойдет? снова этот синий. чанбин почти успевает возмутиться, но его отвлекает бан чан, внезапно решивший, что стоять на вечеринке в собственном доме — это моветон. с милой улыбкой на лице он присаживается на другой подлокотник — справа от чанбина, и о, он мог бы это вынести, правда мог бы, если бы старший не закинул руку ему на плечо так, словно они действительно были близки. есть разница, хорошо? то, как минхо со старших курсов дотрагивается до джисона ненавязчиво и легко, когда обвивает его плечи, больше похоже на флирт. искусное заигрывание, призванное расположить к себе привлекательного парня помладше. он явно знает, что делает, знает, что служит джисону одновременно кем-то, на кого можно опереться, потому что его тело от алкоголя расслабляется и не хочет держаться в вертикальном положении, и кем-то, чье тепло под боком ощущается приятно. из чана опора получается откровенно хуевая, по скромному мнению чанбина. конечно, наверное, он выглядит круто со стороны — почти закидывает на него одну ногу в этом смешном плюшевом носке, перебирает пальцами ткань футболки на его плече, предплечье прижимается к шее, и сам он намного ближе, чем считается приличным и позволительным для почти незнакомцев, которыми они являются. но это не мешает ему вести себя настолько уверенно, что в голову чанбину даже закрадываются подозрения, что они встречаются уже минимум года три, а он просто благополучно проспал все время и поэтому ничего не помнит. но такое забыть тяжело. поэтому он больше склоняется к мысли, что чан просто охуел. тем не менее, он продолжает вникать в разговор и улыбаться, — самой нервной и неловкой из всего своего арсенала улыбкой, — задавать джисону какие-то вопросы и ни в коем случае не смотреть в сторону. или на свое плечо, где никак не успокоится чужая большая ладонь, не прекращая поглаживать его, словно он долбаный щенок. чанбин клянется сам себе, что убьет его. убьет его, как только сможет восстановить дыхание, само собой. но лучше не становится. только хуже. в один момент минхо, видимо, решает, что уже достаточно расположил к себе джисона, и наклоняется к нему стабильно раз в несколько минут, чтобы прошептать что-то, касаясь губами чужого уха, от чего джисон неравномерно покрывается красными пятнами и зависает прямо посреди монолога, а потом трясет головой, кидает на старшего притворно-осуждающий взгляд и возвращается к повествованию. чанбин, в целом, был бы не против, если бы чан не пытался каждым своим действием мимикрировать под окружение и повторять за минхо. — как думаешь, что он ему сказал? — чанбин сойдет с ума от чужого дыхания на своей шее раньше, чем сможет придумать ответ. вместо этого он тяжело сглатывает и поворачивает голову в сторону, чтобы наткнуться своим носом на чужой. да блять. — слушай, ты не мог бы пересесть? — собрав все свои жалкие остатки мужества, интересуется чанбин, заставив чана поднять брови. он думает, что чан, возможно, пошлет его или, еще хуже, возмутится при всех и выставит чанбина дураком. но этого не происходит. смолчав, он просто отстраняется, вытягивается в струнку на подлокотнике, а руку, обнимающую чанбина, перекладывает на спинку кресла. вот и все. — спасибо, — бормочет чанбин. и поворачивается, чтобы увидеть, что они остались наедине — левый подлокотник предательски пустует, и рядом не видно ни пьяненького джисона, ни игриво улыбающегося старшекурсника минхо. никого. только дешевая кожаная обивка, принявшая в некоторых местах форму задницы джисона. просто блеск. чанбин не сразу замечает, что чан смотрит на него несколько долгих секунд, чередуя моргания с тяжелыми вздохами. а когда замечает, смотрит на него в ответ с вопросом. напряженный и собранный, он стойко выдерживает чужой взгляд. — у меня на лице что-то? — в конце концов интересуется он под хихиканье чана, — что-то смешное? — да? нет. нет, — чан вздыхает, — совсем нет. просто ты забавный. лицо чанбина выражает крайнюю степень замешательства, и старший явно это замечает — его собственное лицо вытягивается, брови взлетают вверх, и он еще некоторое время сидит с открытым ртом, прежде чем продолжить: — я имею в виду, смешной, — понятно, он ебанутый, — айщ, я делаю еще хуже, да? ты милый. — отлично. — да. просто хотел тебе сказать. — супер. это все? — ну знаешь, я не могу просто с порога сделать комплимент твоему члену! чанбин шипит на него. кажется, пол-литра пива в организме все-таки дают о себе знать. чан на это удивленно изгибает свои красивые губы в улыбке, и, ладно, чанбин готов признать, что не только член у него симпатичный. еще его лицо, и его харизма, и его улыбка. чан нравится чанбину. кажется, ему это все-таки не приснилось. — возвращаясь к разговору о носках, — внезапно возникает чан, — у тебя что-то типа… кинк? — что? нет! — я просто спросил! знаешь, — он усмехается, — в этом нет ничего странного, правда, я пойму. чанбин правда из последних сил борется с желанием стукнуть чана по лбу ладонью. вряд ли бы это сильно навредило, но так тот хотя бы мог бы понять, что несет херню, потому что слов для ответа у чанбина уже не осталось. он откидывается на спинку кресла, затылком чувствуя чужое предплечье. — с каждым словом я только больше убеждаюсь в том, что ты повернутый, — почти обиженно бурчит чанбин. чан усмехается, — что тебе опять смешного? — а все говорят, что я классный. — кто — «все»? твоя мама? — нет, — хмыкает чан, наклоняясь к нему, — твоя. чанбин криво улыбается и прикусывает язык. нет, ладно, он готов признать, что это было гладко. чертовски гладко. — пиздец, — тем не менее, отвечает он, и его речевой аппарат работает явно намного быстрее, чем мозг, — ты только что просто полностью уничтожил свой шанс на перепих. — а он у меня был? — игриво переспрашивает чан. если раньше чанбин хотел дать по лбу своему собеседнику, то теперь, пожалуй, такое желание у него возникает только в отношении себя. — нет. забудь, я оговорился. — оговорился? — мне срочно нужно еще выпить, — бормочет чанбин, но прежде, чем он успевает даже опустить подогнутую под себя ногу на пол в попытке сбежать, чан уже встает. — я принесу. — я могу сам. — я принесу, — настаивает старший, недовольно дергая стопами в ебучих синих носках. его порозовевшие колени виднеются в прорезях джинсов, и чанбин честно пытается смотреть только на натянутые рваные ниточки, а не на розовеющую кожу под ними. — блять, у меня есть ноги. — есть. а я хочу за тобой поухаживать. — я что, похож на даму в беде? — язвит чанбин, почувствовав себя намного храбрее, чем минутой ранее. кажется, эту разницу замечает и чан, почему-то моментально присаживающийся перед ним на корточки, так, что теперь чанбину приходится смотреть на его лицо сверху вниз, краснея. — станешь похож, если я скину тебя с кресла, — чан выгибает бровь, намекая сесть, и чанбин, сглотнув, подгибает ногу обратно, — светлое? — после таких выкрутасов ничего легче коньяка можешь не приносить. чан хмыкает, качает головой, но ничего не говорит, только на мгновение тронув чанбина за коленку, и от этого жеста все внутри поджимается так, словно они не здоровались за руку последние несколько месяцев, и чанбин, вообще-то, уже давным давно считается монашкой, чьего невинного тела не касалась мужская рука многие годы. от электричества в этом ненавязчивом прикосновении можно запитать целый район сеула. в новогоднюю ночь. от того, что чан, напоследок кинув на него нечитаемый взгляд, ныряет в толпу и очень скоро растворяется в направлении кухни, легче, неожиданно, не становится. ощущается, как передышка. перерыв между двумя футбольными таймами, когда понимаешь, что позади только половина невероятно выматывающей мозгоебки, а другая половина маячит где-то совсем близко, и времени на отдых отведено совершенно мизерное количество, и восстановить столько сил, сколько потратил в первом тайме, уже совершенно точно не получится. чанбин, напряженно вздохнув в попытке набрать в легкие как можно больше воздуха, откидывается головой на спинку кресла — туда, где минуту назад лежала чужая рука, и задается закономерным вопросом: а что он, собственно, творит? розовые носки. все дело в них. он думает, насколько просьба выйдет странной, если он внезапно попросит чана переодеться. нет, вообще-то, синий тоже идет ему. но чанбин, который на протяжении всего семестра был вынужден наблюдать за бесконечным розовым безобразием, выглядывающим из чужих кроссовок, кед и ботинок, просто не может смириться. интересно, а если чан вдруг наденет зеленые носки, изменится ли его поведение? будет ли с ним комфортнее разговаривать, если его носки внезапно станут ярко-желтыми, как, прости господи, плюшевые цыплята? в чем смысл? или чанбин наблюдает что-то, что в народе именуется развитием персонажа, и пушистой розовизны на чужих ногах он больше никогда не увидит? что, если это начало новой эры — эры чана-альфонса, который носит волчьи аксессуары и синие, как июльское небо, носки? вдруг еще через полгода он сменит их на белые, и его личность внезапно покажется чанбину ангельски-невинной, он будет краснеть каждый раз, когда чанбин будет брать его за руку, а- — коньяка не было. чанбин вздрагивает так резко, что его подкидывает на кресле. их пальцы соприкасаются, когда чан передает ему очередной одноразовый стаканчик, и на этот раз никого из них, слава богу, током не бьет. второго такого разряда чанбин бы не пережил. впрочем, напряжение между ними явно шкалит недетским вольтажом. чанбин неуверенно заглядывает в стакан. — что это? — кола, — чан пожимает плечами, снова присаживаясь перед ним на корточки, опуская облаченные в синий плюш пятки на ковролин. — ты знаешь, что обычно люди спаивают того, кого пытаются затащить в постель? — а я пытаюсь? — это ты мне скажи. недовольно ворча, он глотает колу, и высокоградусная горечь оседает на корне языка, заставляя его поморщиться. он кидает на чана осуждающий, но не злой взгляд. — ты же сказал, что коньяка не было. — не было. только виски. они хмыкают одновременно. — значит, пытаешься. — получается? за эту заигрывающую улыбку чанбин, пожалуй, мог бы простить ему многое. улыбаться хочется и самому, если честно, ужасно хочется, и чем больше глотков из стакана он делает, тем меньше может сопротивляться этому желанию. кажется, пропорционально с его собственной улыбкой растет и улыбка чана — он слушает его бессмысленную болтовню с заинтересованным взглядом, не отрываясь от чужого лица ни на секунду, даже когда пьет. чанбин позорно пялится в ответ, потому что ширина улыбки напротив обнажает ряд ровных зубов и заставляет ямочки на обеих щеках пролегать глубже. очаровательное зрелище. если бы чанбин не был уже очарован, обязательно бы очаровался второй раз. а если бы рядом был хенджин, он обязательно не преминул бы воспользоваться случаем, чтобы сказать, что чанбин выглядит, как влюбленный дурак. впрочем, конкретно в эту минуту, когда чан снова возвращается со стаканчиком, — третьим? четвертым? — чанбин и сам может такое сказать. и даже отнекиваться не хочется. только смотреть. потому что чан, к его полному (на самом деле, это не так) неудовольствию, как будто и не пьянеет вовсе. чанбин припоминает, как у джисона от выпивки забавно косят глаза, феликс, когда напьется, почти всегда начинает неконтролируемо икать, и, как следствие, заикаться, а вот сынмин, напротив, может прочитать любую скороговорку, пока сидит задницей на чем-нибудь. стоит ему встать, и сразу становится понятно, сколько именно алкоголя в него попало и насколько ему уже хватит. по чану ничего сказать нельзя. может, и чанбин уже окосел, но он не видит ровно никаких различий между чаном сейчас и чаном час назад. разве что его красивые загорелые щеки равномерно покраснели. но на этом засранце, черт его дери, даже пьяный румянец выглядит хорошо. чанбин почти готов поспорить, что чан будет нравиться ему, даже если перепьет и заблюет всю гостиную. а это, вообще-то, многое значит. потому что джисона он в такие моменты считает самым омерзительным существом на планете. кажется, у него есть типаж и нет совести. — ты пьяный? чан, все это время точно так же сидящий на корточках и сосредоточенно рассматривающий его лицо, удивленно моргает. косится на свой полупустой стакан, — чанбин по цвету пытается определить, в каком соотношении разбавлены его виски и кола, но получается плохо, — а потом снова на чанбина. и снова на стакан. — зачем тебе? — кто знает, — хмыкает чанбин, — может, это я все это время пытался тебя споить? вот оно. чанбин напился достаточно, чтобы его не бояться. хорошо, может быть, все это время это был не страх. какой-то внутренний влюбленный трепет, уважение, заставляющее держаться на расстоянии, к кому-то, кто выше, сильнее и круче по определению. чанбин еще не опустился достаточно, чтобы действительно бояться своих объектов воздыхания. не так уж все плохо. пиво в нем, очевидно, отключило всякую способность испытывать страх. а виски, к тому же, развязало язык. — когда феликс был на первом курсе, — внезапно начинает чан, — он вступил в студсовет. президентом тогда был четверокурсник, который времени студсовету не уделял от слова совсем, и феликс взял на себя почти все его обязанности. чанбин заинтересованно наклоняет голову. чан, вздохнув, разгибает колени и садится на пол перед ним, скрещивая ноги. — он хотел стать президентом студсовета, когда тот четверокурсник выпустится. подал заявку, а ее не приняли, потому что он, цитата, «может испортить репутацию университета». — почему? — на нем были розовые носки. он, типа, даже не гей, просто в учебной части сидели такие душнилы, что кому-то вроде феликса пробиться туда было бы нереально. он затихает, ковыряя ковролин. мимо ураганом проносится какой-то парень, которому чан успевает отбить кулачок, и оставленную в воздухе руку чанбину хочется положить себе на бедро, просто чтобы почувствовать чана ближе. кажется, он напился. — мне кажется, что сейчас у них с этим полегче. — ага. но тогда не было. и я подговорил весь наш корпус общаги прийти в один день в универ в розовых носках. просто чтобы утереть нос декану. это, кстати, был тот самый день, когда минхо показал завкафедрой средний палец прямо на паре, а сынмин чуть не подрался с действующим президентом студсовета. — сынмин, — чанбин делает акцент, — подрался? — сам в шоке. — то есть, — он хихикает, — хочешь сказать, что ты просто попросил целый корпус студентов надеть розовые носки, и они это сделали? — изогнув бровь, чан клонит голову к плечу и упирается локтями в коленки, чтобы уместить на ладонях подбородок, — нет, откуда вообще у всего корпуса розовые носки? — они же дешевые. и, знаешь, — хмыкает старший, — у меня есть некоторое влияние. — я заметил. — ага, и им нужно уметь пользоваться. — а ты умеешь? — ну, как видишь, феликс — президент студсовета, — смеется он, — а мне за розовые носки никто не предъявляет. пораскинув мозгами, чанбин приходит к выводу, что чан — его галлюцинация. наверное, единственное, в чем чанбин выигрывает — это ширина плеч. чан красивый. чан умный. чан умеет пользоваться своей популярностью, плюет на стереотипы, устраивает тусовки, не курит, умеет флиртовать. а еще он, очевидно, кошмарный добряк. тот самый парень, который снимает застрявших на деревьях котят и первым прыгает в воду, когда слышит, что кто-то тонет. ах, да, еще у него симпатичный член, как же чанбин мог забыть. — завис? — чан озадаченно дотрагивается до его бедра, но чанбин уже достаточно пьян, чтобы не реагировать на это прикосновение прыжком в другую комнату. он только накрывает чужую руку своей, — черт, ты что, напился? — ты хотел меня споить — ты споил. — это же была шутка! — ну да, — икает чанбин, — зная тебя, если бы ты реально хотел затащить меня в постель, я бы скорее получил всю общагу, засыпанную лепестками роз, и свечи с плесенью в ванной… — что? — чан снова хихикает, потирая его коленку, — блять, поверить не могу… в очередной раз захихикав, чан, опираясь на чанбина, встает перед креслом на колени. — тебе надо лечь спать? — что? зачем это? — возникает чанбин, разглядывая чужое лицо вблизи и замечая даже маленькие крапинки веснушек, еле заметные на чужой переносице. — ты ужасно милый, когда пьяненький, — кажется, он на минуту задумывается о чем-то, словно решая, спросить или не спросить, позволяя чанбину разглядывать себя и поглаживать пальцы ненавязчиво и изучающе, — я тебе нравлюсь? — ты всем нравишься, — ворчит чанбин. — какая мне разница, что всем? тебе нравлюсь? чанбин, сглотнув, отставляет стаканчик на подлокотник. — бля, почитай в словаре значение слова «все», ладно? его лицо так близко, что чанбин, если бы действительно захотел, мог бы потереться своим носом о чужую щеку. не то чтобы ему этого не хотелось, но алкоголя в нем, все-таки, не так много, чтобы поступать настолько опрометчиво. а сделать что-то подобное — это не просто опрометчиво. это опасно, незрело и очень, очень слабо. чанбин неосознанно подается чуть вперед, тесня чана ближе к полу, и со стороны их положение, наверное, кому угодно покажется странным — классный австралийский красавчик, ведущий университетской радиостанции, на коленях перед обшарпанным кожаным креслом, вжавший голову в плечи, но даже не пытающийся отстраниться, и он, чанбин, удерживающий его руки на своих бедрах так, словно от этого зависит его жизнь. добавить сюда их очевидно не самое трезвое состояние, — а еще синие носки, волчий брелок, синие бусики и полупустой стакан с виски-колой на подлокотнике кресла, — и можно смело писать сюрреализм с натуры. но для чанбина мира вокруг не существует. в тот самый момент, когда лицо чана — красивое, загорелое лицо, не тронутое даже щетиной, с намеками на ямочки по обеим сторонам его рта, с искрящимися, словно шампанское, глазами, — так близко, что он чувствует чужое дыхание на своей верхней губе, он просто не может думать ни о чем другом. плевать, что вокруг них множество студентов, что музыка долбит басами по ушным перепонкам, что чан буквально сидит на полу. боже, кто бы вообще знал, как сильно чанбину похуй на это все. и он бы отстранился, стоило чану сказать хоть одно слово. если бы он хоть одним взглядом намекнул, что его положение его не устраивает, чанбин бы моментально разогнул скрюченный позвоночник, волшебным движением бы скинул чужие руки со своих бедер, поджался бы в этом кожаном кресле, подобрал бы к себе колени, прилип бы к спинке и, возможно, неловко захихикал бы, списав все на свое неожиданное опьянение. он бы перевел все в шутку, потому что даже в самом своем расслабленном состоянии за последние месяцы он все еще не готов. ну, к признанию. может, он уже достаточно смирился с тем, что краш в чана не надуманный, а самый настоящий, но подобрать приличные слова, чтобы рассказать об этом непосредственно чану, он не сможет. возможно, ему это и не понадобится. чан перед ним шумно сглатывает, и чанбин слышит это. успевает уловить где-то между громким тиканьем часов, — фантомным, конечно же, потому что за громкой музыкой он и свои мысли не всегда слышит, — очередной глубокой обработанной бочкой в песне и чьим-то пьяным смехом прямо за креслом. — знаешь, — негромко говорит чан, и чанбин читает по губам, — останови меня, если я неправильно понял. и целует его. быстрее, чем моментально, быстрее, чем тикает секундная стрелка, быстрее, чем чанбин успевает даже подумать об этом. целует кратко и так целомудренно, что ему хочется рассмеяться. заканчивается все так же быстро. пенальти. не потому, что быстро и воодушевляюще, а потому что ощущается как пинок под дых. впрочем, отстранившись, чан не уходит. более того, он отодвигается на мизерное расстояние, все еще касаясь его губ своими, и чанбина косит, когда он пытается рассмотреть, есть ли между ними хотя бы пара сантиметров. когда чан целует его снова, он понимает, что нет, нету. в отличие от первого раза, в этот поцелуй чанбин падает с головой. крепко сжимает чужие пальцы в своих, прижимая руки чана крепче к своим бедрам. его тянет вперед, магнитит ближе к полу, ближе к чану. он закрывает глаза, открывает рот, и голова кружится совершенно точно не из-за виски — алкоголь никогда не смог бы сотворить с ним что-то подобное. губы чана влажные от выпитого, аккуратные и мягкие. на его собственных ощущаются необычно, но не неправильно, — чанбин тешит себя мыслью, что мог бы привыкнуть к этому, когда отвечает на поцелуй. его колотит. кажется, он ждал этого так долго, что кровь кипит, хотел этого так сильно, что лопается что-то внутри, дыхание тяжелеет, подрагивают руки и расширяются зрачки под сомкнутыми веками. — блять, — тихо выдыхает он в чужой рот, и руки моментально ползут выше — он отпускает ладони чана на своих бедрах, чтобы обхватить ими его лицо. чан целует его так самозабвенно, словно ждал этого не меньше. словно даже малая часть слухов о их любовной жизни вызывала у него в груди необъяснимый трепет от того, как сильно он мечтал об этом. и чанбин, конкретно в этот момент времени, пьяный и счастливый, правда готов сделать так, чтобы слухи оказались не просто слухами. — пиздец, — чан отстраняется, придерживая его ладонь на своей щеке, слюна блестит на его нижней губе, — ты на вкус как ебаное виски с колой. — а чего ты ожидал? — хмыкает чанбин, — хотел поцелуй со вкусом зубной пасты — позвал бы меня к себе на ночь. чан смотрит на него, изогнув бровь, и чанбин и правда долго не может понять, что не так. — а, ну да, — тушуется он, — технически, ты так и сделал. — уже жалею, что мы на вечеринке. я мог бы заставить тебя чувствовать себя хорошо, — чан оставляет долгий поцелуй на его щеке, и чанбин покрывается плотным слоем розового румянца. он мотает головой, привлекая его ближе для очередного поцелуя. кажется, чанбин сотрет все губы, пока будет пытаться доказать самому себе, что это не пьяный сон. — мне и так пиздец хорошо, — почти шепчет он, — и я не трахаюсь до первого свидания, окей? в унисон грохочущей музыке чан очаровательно хихикает, приподнимаясь. — со чанбин, сходишь со мной на свидание? — кажется, даже брелок с мультяшным волчонком не такой милый, как его карикатурное выражение лица, — пожалуйста. — мне надо освободить свое расписание. чанбин натурально ёрничает, и чан закатывает на это глаза, внезапно притягивая его ближе, разместив ладонь на задней стороне его шеи. одной рукой он все еще придерживает ляжку чанбина так, словно тот готов свинтить с места их возможного грехопадения в любой момент. чанбин не сделает этого даже под угрозой расправы. — я имею в виду, сейчас, — смеется чан ему в губы, — я, ты, круглосуточный за углом, апельсиновая содовая?.. м?.. — свидание в круглосуточном с парнем, который прямым текстом сказал, что считает твой член симпатичным? — ты сказал, что он «классный», а не «симпатичный». — упс, оговорился, — чанбин на грани того, чтобы откровенно заржать, и его останавливает только то, что чан успешно занимает его рот своим каждые несколько секунд, — да, это звучит отлично. сбежишь с собственной вечеринки? — все равно никому нет до меня дела, — шепчет чан, прикрыв глаза и наклоняясь ближе, чтобы затянуть его в еще один поцелуй. чанбин совершенно точно не против.💞💞💞
возможно, это самая романтичная вещь, в которой чанбин участвовал за всю свою жалкую несносную жизнь. по отдельности в состоянии алкогольного опьянения, круглосуточном ларьке за углом многоэтажки, апельсиновой газировке в жестяных банках и ебаными обжиманиями на морозе нет ничего романтичного, но если сложить все это вместе, а сверху добавить внезапно куда более пьяного, чем казалось ранее, чана, то градус романтичности грозит перевалить за сотню. если вы спросите чанбина, конечно же. если бы чанбин знал заранее, насколько невыносимым может быть чан, то попытался бы залезть к нему в штаны намного, намного раньше. но он не знал, и теперь, когда классный австралийский парень, ведущий университетской радиостанции, просто студент, который знает всех и которого знают все, в очередной раз тянет его в скрытый полумраком закоулок, чтобы подарить ему долгий горький поцелуй с языком в миллиардный раз, чанбин понимает, что пропал для общества. зная, как это ощущается, хихикая от каждой попытки чана переплести их пальцы, он больше никогда не сможет быть прежним собой. чувствуется как второе пришествие, божественное снисхождение, какое-то таинство, черт знает, что еще, но это ощущается так правильно и так по-настоящему, что он не может сдержать рвущегося из груди смеха. он уверяет чана, что нет нужды прижимать его к стенке каждые десять метров — три часа ночи, и те студенты, которые не отключились от количества алкоголя в крови на вечеринке чана уже давным давно видят десятый сон, они могли бы позволить себе немного поцеловаться на улице. но чан, видимо, тот еще романтик. и чанбин, со своим помутненным влюбленностью и алкоголем рассудком, полностью согласен с тем, что целоваться прижатым к грязным кирпичам рядом с мусорками — это очень романтично. путь от дома чана до круглосуточного магазина занимает у них примерно в четыре раза больше времени, чем должен. дважды чан сталкивает его в сугроб, из которых один раз чанбин утаскивает его за собой и орет, как резанная собака, когда чан лезет ледяными пальцами ему под расстегнутый пуховик. чанбин в отместку с силой пинает какой-то молодой каштан, заставив весь снег с тонких гнущихся веток свалиться чану за шиворот, за что получает пинок под зад и очень, очень сладкую улыбку. помимо всего перечисленного, происходит что-то необъяснимое — кажется, что от мороза чана развозит куда сильнее, и чанбин, уже порядком протрезвевший, смеется с этого во весь голос. его загорелые щеки в свете фонарей становятся розовее, почти того же оттенка, что и злополучные розовые носки, и если чанбин думал, что не может влюбиться еще сильнее, то он явно сильно ошибался. — чан! они почти доходят до магазина. «почти», потому что чанбин оказывается снова прижат к стене. чан делает это нежно, ни в один из разов он не толкает его, только подталкивает, подходя ближе, тесня дальше и ненавязчиво оказываясь так близко, что сердце грохочет. чанбину нравится вот так. — м? — мычит чан, размещая руки на его пояснице, снова запихивая холодные пальцы под куртку и размещая ладони на его заднице. он выглядит невероятно. по-настоящему красиво. ангельски-привлекательно. когда чанбин замечает, как фонарь за его спиной подсвечивает светлые волосы, спирает дыхание и замирает что-то внутри, настолько он ослеплен. взгляд чана теплый, градусов на пятнадцать теплее, чем воздух вокруг, и такой заискивающе-нежный, тягучий, довольный и влюбленный, что тяжело дышать. чанбин никогда бы не подумал, что может получить от него такой взгляд, но вот они здесь — чан в глупых синих носках, спрятанных высокими кроссовками, ледяные руки у чанбина под пуховиком, в задних карманах джинсов, и чанбин, вдыхающий через раз и почти дрожащий от боязни спугнуть момент. — ты собираешься отморозить мне почки, да? — шепотом интересуется чанбин, вызывая у чана широкую улыбку. он выдыхает теплый воздух и только двигается ближе, касаясь кончиком холодного носа его щеки. — ты такой, блять, красивый сейчас, — так же шепотом делится чан в ответ. чанбин краснеет. ерзает. опускает взгляд на чужие губы на долю секунды, но чан успевает поймать этот взгляд, дергая уголком рта. — у меня есть ощущение, что меня унесло с одного стакана пива, и я вырубился прямо в кресле, а теперь мне все это снится, — чан, хихикнув, двигается ближе, и чанбин уверен, что получит свой долгожданный поцелуй, но чан, его любимый неадекватный чан, кусает его за щеку, — эй! — проснулся? — очень смешно. они закатывают глаза одновременно, но чан не отодвигается. отпустив легкий смешок, он оставляет на месте укуса мягкий поцелуй. подумав, невесомо чмокает его в губы. подумав еще, целует в кончик носа и, наконец, отстраняется, оставив почки чанбина в покое. чанбин морщится на каждый маленький поцелуй, почти хныча, но довольно улыбается, стоит им, наконец, сдвинуться с места, — чан подхватывает его ладонь в свою, — и оказаться ближе ко входу, заставив стеклянные двери разъехаться в стороны и впустить внутрь зимнюю ночную прохладу и двух поддатых студентов. прошмыгнув внутрь первым, чан привычно здоровается с очевидно знакомым скучающим сотрудником за кассовой стойкой, прежде чем потянуть чанбина к холодильнику с напитками. там он останавливается, все еще не отпуская руку чанбина, и серьезным задумчивым взглядом буравит стекло. — ни одной банки… они что, издеваются? — раздраженным шепотом выдает он, заставив чанбина хихикать, — смешно? — очень, — фыркает чанбин, — возьми другую. тебе же должно нравиться что-то кроме апельсиновой содовой? — мне ты нравишься. чанбин пораженно опускает взгляд. флиртун. чан довольно открывает дверцу холодильника, чтобы обхватить пальцами банку виноградной газировки. — за что мне такое именно сейчас? — мог бы получить это раньше, если бы не бегал от меня полгода. — туше. чан, пожав плечами и хмыкнув, закрывает за собой дверцу и протягивает чанбину одну банку. когда их пальцы соприкасаются, чанбина снова бьет током — не от страха, как обычно, а по-особенному приятно, словно дотронулся до горячей батареи после нескольких часов на морозе. мурашки проделывают путь от руки к плечу, оттуда — на лопатки и вниз по позвоночнику. они петляют меж стеллажей, держась за руки. широкая ладонь чана греет его ладонь, другую руку морозит только вынутая из холодильника содовая, и чанбин никогда не чувствовал себя так хорошо. у полки с макаронами он останавливается, заставляя чана, идущего впереди, невозмутимо застыть и обернуться. — что-то случилось? — поцелуешь меня? он мог бы притвориться, что это влияние бакалейного отдела — знаете, все эти спагетти, фетуччини и макароны-бантики навевают невероятно романтические мысли. мог бы сказать, что снова подумал о том, что на чане классные синие носки, классный брелок-волчонок, а еще у него классные ямочки и классные накаченные руки. мог бы просто свалить все на внезапно с новой силой нахлынувшее опьянение. но он делает это просто потому, что может это сделать. упивается возможностью попросить чана поцеловать его и получить поцелуй. бровь чана изгибается в немом вопросе, мол, «серьезно?», но он не продолжает путь к кассе через многочисленные полки, а становится ближе, чтобы обхватить лицо чанбина свободной от газировки ладонью. чанбин делает это, потому что все еще не может поверить в реальность происходящего. чан целует его мокро и долго. сосредоточенно и нежно вылизывает его рот так, словно сотрудник на кассе не поперхнулся, увидев их двоих в пиксельном окошке с эфиром камеры видеонаблюдения, так, словно они в долбаном лав-отеле, а не посреди отдела с макаронами. впрочем, за такой поцелуй чанбин бы с удовольствием отдался ему прямо здесь, на упаковках со спагетти, как бы абсурдно это не звучало. не то чтобы за свою жизнь он целовался множество раз, но он явно не может припомнить, чтобы поцелуй и рука, удерживающая его подбородок на одном месте, вызывали в нем желание неприкрыто стонать. возбуждение пляшет пониже желудка, ладони горят, и он обнимает чана за шею, прижимая ближе к себе, даже если ему кажется, что ближе уже некуда. чан отстраняется, тяжело дыша. чанбин готов поклясться, что слышит, как колотится его сердце, даже сквозь пуховик. даже со звоном в ушах. зря он думает, что они остановятся на этом — чан ловко отставляет газировку на полку с макаронами, а следом притягивает к ней опешившего чанбина — вжимает в стеллаж, делает шаг ближе, втискивает колено между его ног и снова целует. после такого откровенно классного жеста чанбин все же стонет — тихо и больше похоже на мычание, но чан улавливает и повторяет его стон, снова пихая руку ему под пуховик, чтобы сжать поясницу и вытащить из джинсов заправленную в них футболку. его язык во рту чанбина творит какие-то невероятные вещи. чанбин еле за ним поспевает, но исключительно потому, что ему тяжело соображать от такого напора; в пуховике становится откровенно жарко, не помогает даже настроенная на охлаждение сплит-система, полка стеллажа твердо впивается в шейный позвонок, руки чана — в поясницу, и ему кажется, что он успел опьянеть по новой, потому что вокруг все кружится и вертится. единственное, на чем он способен сосредоточиться — губы чана на его губах, язык чана в его рту и руки чана под его футболкой. руки чана на пуговице его джинсов. руки чана. — я вроде… — с тяжелой одышкой шепчет чанбин, — попросил- попросил поцеловать меня, а не в-выебать у полки с макаронами… — упс, прости, — чан, уловив намек, застегивает его ширинку — чанбин вообще слабо представляет, когда чан успел ее расстегнуть — и виновато улыбается, — ты в порядке? — да. ну, почти. чан снова приподнимает одну бровь. жест почти такой же классный, как плюшевые розовые носки. — ну, знаешь, в шаге от того, чтобы попросить тебя выебать меня у полки с макаронами, а так полный порядок, — язвит чанбин, вкладывая в свою издевку слишком много искренности. чан хмыкает и качает головой, растрепывая чанбину челку. — можешь, конечно, попробовать, но не думаю, что парень за кассой оценит. — о? — теперь очередь чанбина вскидывать брови, — то есть это единственное, что тебя останавливает? чан ничего не отвечает, только подмигивает, хватает с полки свою банку газировки и чуть ли не вприпрыжку ускакивает к кассам. чанбину ничего не остается, кроме как вздохнуть и последовать за ним. на кассе чан, как настоящий джентльмен, оплачивает их содовую с таким видом, словно только что купил для чанбина крыло боинга за наличку. кассир, завидев их, покрывается неровным румянцем, чанбин против своей воли краснеет в ответ, и только один чан, по всей видимости, чувствует себя замечательно. он счастливо серпает газировкой, пока сонный и смущенный парень за стойкой отсчитывает ему сдачу монетками. чанбин неловко мнется рядом. снаружи валит мокрый снег. пара особо влажных и неприятных хлопьев моментально прилетает чанбину в лицо, стоит им выйти из магазина, и чан смеется над ним, пока не получает снежком в лоб. впрочем, даже после этого он продолжает смеяться, и чанбин зависает на его мокрых ресницах, порозовевших от холода щеках и искрящейся улыбке. и его почти не пугает то, насколько глубоко он погряз в своей влюбленности. почти не пугает то, каким чан оказывается на самом деле — открытым, вежливым даже со своей вечной привычкой язвить, придурковатым, как любой другой студент. на мгновение его перестает интересовать их разница во всем. ему думается, что они поладят, обязательно найдут общие интересы и станут самой ебанутой и сладкой парочкой во всем университете. он пропускает момент, когда восхищение чужим телом перерастает в это странное чувство зарождающейся влюбленности — на улице снег, но ему совершенно не холодно, а от одного взгляда на чужую улыбку в сердце разрываются фейерверками пузырьки шампанского. — эй, — окликает его чан, пиная снежинки в воздухе. чанбин останавливается. снег крупными хлопьями оседает на их волосах, — ты же будешь моим парнем? чанбин бы никогда в жизни не смог ответить ему «нет».💞💞💞