Ради любви, ради ненависти

      Я прекрасна и я должна помнить это.       Что бы то ни было, я прекрасна. Я могу этого не чувствовать и не видеть, а если бы существовала книга, на страницах которой воплотился бы идеал женской красоты, то я уверена, что и близко не была бы похожа.       Но я прекрасна.       Я снова смотрю на свое отражение в луже возле дома: короткие, примятые, неухоженные волосы, худые, длинные конечности, бледная кожа, плоская грудь. Я смотрю на себя и думаю, что больше похожа на мальчишку, чем на девушку в её лучшие годы. Однако несмотря на все мои недостатки, я все равно прекрасна и не имею права отрицать это. В конце концов, все три главных мужчины моей жизни твердили мне, что я прекрасна. Двое уже мертвы, но пока хотя бы последний из них способен лицезреть мою красоту, я знаю — я красива, даже если его душа истерзана воспоминаниями о другой. Я верю ему и не сомневаюсь, что эти слова даются ему с болью.       Я сделаю все, что потребуется, чтобы он мог говорить это и дальше.       Я никому не отдам его веру, она моя и только моя. Я трудилась терпеливо и вдумчиво, делом и словом. Я заслужила право поклясться в священном храме перед богами и друзьями, что его вера — моя, покуда смерть не разлучит нас. С той поры, я тружусь каждый прекрасный день, доказывая истинность этой веры и я никогда не откажусь от дарованного мне. Она моя до того дня, пока её не отнимут и я сделаю все, что бы этот день никогда не наступил.       Я полагаю, что женщины в целом должны благодарить мамоно за этот дар, за эту решимость никогда не сдаваться. Я слышала, что до того, как монстры стали сексуальными хищниками, они были хищниками гораздо более обычного типа, пожирателями человеческой плоти, настолько страшными, что люди изо дня в день вели с ними постоянную войну.       Затем они изменились. Кто-то может сказать, что это было для них естественно, хотя ничего естественного в этой перемене не было. Из отвратительных тварей они превратились в прекрасных дев и отрицать это — невозможно. На протяжении многих поколений мужчины были их страшнейшими врагами, и вот, как любое существо, они изменились, приспособились к тому, что им больше не нужно конкурировать с мужчиной как с главным хищником планеты.       В одно мгновение, монстры из врагов обратились в желанных спутниц и супруг, даря свою любовь безвозмездно, хотя за неё раньше умирали целыми поколениями. Теперь мужчины практически бессильны перед ними. Какой мужчина, в конце концов, может устоять перед любовью прекрасной девы?       Бороться всю жизнь или один раз дать слабину, ради одного и того же дара — для некоторых выбора даже и не стояло. Кто-то скажет, что сопротивляться — безумие и с этим трудно поспорить. Тем не менее некоторые все же противятся и я навсегда благодарна им за веру.       Но я не могу себе представить, что чувствовали женщины, однажды проснувшись и обнаружив хорошо подготовленного и непримиримого врага, готового отнять у них мужскую любовь и внимание. Каково же было потрясение, когда, то что было в изобилии, стало редким и со временем только истощалось.       Раньше, мужчины были готовы биться насмерть с драконами, что бы просить руки и сердца прекрасной девы, а теперь — тот же самый дракон был готов окружить мужчину любовью и лаской, стоило ему только попросить. Могу только сказать, что наши предки были из тех, кто быстро научился приспосабливаться.       Так рождались новые поколения женщин. Поколения, которые знали, что хоть и мужчин с женщинами рождалось поровну, но не у каждой будет вторая половинка. Женщины больше не могли ждать, пока к ним явится их суженый — они должны были бороться за мужчин так же упорно, если не сильнее, чем мужчины за женщин поколениями ранее.       На протяжении всей истории человечества мужчины были защитниками женщин и первыми проявляли инициативу в отношениях. Это было вполне естественно: мужчины, как правило, крупнее, сильнее и, естественно, агрессивнее. Конечно, из этого правила бывали исключения — исключения бывают всегда — но в большинстве случаев мужчина был защитником и охотником, а женщина — той, кого нужно было защищать и за кого нужно было бороться.       А ныне это не так, женщины — главные защитницы человечества, и мужчина больше не может играть эту роль, ибо он противостоит врагу, желающему не убивать, но защищать и любить. Какой мужчина может сразить прекрасную деву, предлагающую только любовь? Мужчина, способный на такое, был бы редким зверем — и был бы не более чем зверем.       Так и получилось, что женщинам пришлось перехватить инициативу и стать сильными, когда мужчины стали неспособны исполнять свой долг — слишком мало их осталось, слишком слабы они стали.       Ещё в детстве меня учили бороться за все сокращающийся ресурс — неженатого мужчину. Те из моих сверстниц, что остались стоять в стороне и даже некоторые из тех, что боролись, оставались в одиночестве — и как же мало осталось мужей! — лишь те, кого не пленили монстродевы, кого не призвал на службу Орден, и те, кто в равной степени отвратителен и монстру, и человеку.       Решительность — черта, которая требуется от женщины в наши дни. Нужно бороться за власть и силу, чтобы привлечь супруга, как это делали мужчины с женщинами много поколений назад. Разница лишь в том, что нам приходится ещё сложнее. Наши соперницы обладают сверхъестественным обаянием и силой, и им плевать на правила приличия.       Поэтому для такой некрасивой девицы как я тем более ценно, когда кто-то называет меня прекрасной. То, что я счастлива замужем в городе, подверженном атакам монстров, в то время как другие девушки моего возраста, умнее, красивее и богаче меня — до сих пор одиноки — говорит о моем трудолюбии и целеустремленности. А ещё больше о том, почему я борюсь за свою любовь. Если я потерплю неудачу — следующего раза не будет       Мой любимый муж — дело всей моей жизни, с детства и по сей день. Я трудилась ради этого права и никому не отдам свой кусочек счастья.       Иногда я задумываюсь, не от моих ли родителей исходит это убеждение: от отца — идеального примера мужской слабости перед лицом монстродевы, от матери — примера женщины, которая не смогла справиться с миром, где за любовь нужно бороться.       Я родилась и до сих пор живу в отдаленном городке, расположенном далеко от линии фронта, но все же достаточно близко к врагу, чтобы сохранять верность Ордену и иногда подвергаться набегам монстров.       Мой отец был хорошим человеком. Может быть, он и сейчас хороший человек, но я не знаю. Если мы встретимся, то мне придется сразить его за то, что он женат на мамоно. Шансов на это мало, впрочем — мужа богомолки найти практически невозможно, если она того не захочет.       Он был хорошим охотником и научил меня всему, что я знаю. Он был настолько талантлив, что ещё в юношестве его нанял один проезжий дворянин, чтобы он обучал его сына. Два года мой отец прожил в орденском городе среди тамошней знати.       Там он встретил мою мать, купеческую дочь, и, несмотря на разницу в происхождении, они полюбили друг друга и поженились, несмотря на возражения свекра. Мой дед по материнской линии грозился, что если она выйдет замуж за простолюдина, то её изгонят из семьи и примут обратно только в том случае, если она расстанется с моим отцом.       Когда отец вернулся домой, он забрал маму с собой. Я родилась через год, и, хотя маме было трудно приспособиться к жизни вдали от большого города, я уверена, что это были счастливые времена.       Примерно в тринадцать лет я заметила в отношениях моих родителей разлад. Мой отец был простым человеком с простыми потребностями и желаниями, но моя мать была продуктом своего воспитания, купеческой дочерью и жизнь в захолустье ей претила. Она пыталась чем-то себя занять: садоводство, работа, благотворительность, но это не могло сравниться с блеском высшего общества.       Она выросла в семье титанов коммерции, людей, которые рукопожатием меняли судьбы стран. Жизнь в маленьком городке, в браке с простым человеком, была для неё тяжела, и она все больше разочаровывалась. Она любила папу, может, не так сильно, как следовало бы, но любила. Я видела это даже будучи ребенком — в том, как она смотрела на него. В каждом ее неловком движении, когда они были вместе. Не могу представить, чтобы она пожертвовала своей прежней жизнью ради чего-то другого, кроме чувств к мужу. Иногда я думаю, что если бы она была более открытой, то всё могло сложиться по-другому.       Мой отец был не дураком — человеком простым, но не глупым, он знал, что наш образ жизни не соответствует желаниям его жены. Он старался привозить ей частички ее старого дома: духи, столичные платья, новейшие книги, даже разрешил ей заниматься продажей добытых на охоте мехов. Отец хотел как лучше, но она только еще больше тосковала и разочаровывалась, а он — становился все несчастнее. Я представляю, что он чувствовал себя неполноценным, как будто он был якорем, который тянул её на дно.       Поэтому, когда в брачный сезон его поймала богомолка, то я искренне сомневаюсь, что он боролся изо всех сил. Я была там, когда богомолка схватила его: мелькнуло зеленое пятно и он исчез, как будто его и не было. Мы охотились вместе в последний раз.       Я увидел его снова примерно через три года, когда была на охоте. Он учил молодую богомолку — его дочь — охотиться, так же как он учил меня все эти годы. Он выглядел таким счастливым, что мне стало не по себе.       Помню, как натягивая тетиву, меня переполняло чувство предательства. Я не успела даже ничего сообразить, как стрела лежала в моих руках, готовая поразить ту, что отняла мое место и мою любовь. Не успела я прицелиться, как что-то ударило меня по затылку и я потеряла сознание.       Могу только предположить, что мама отродья тайком наблюдала за происходящим и решила убрать меня так, чтобы папа не заметил. Видимо, она решила не рисковать, потому больше папу или маленького монстра я не видела. Я в оцепенении вернулась домой и рассказала маме о случившемся, но она лишь молча кивнула.       Отец, видимо, просто сдался после непродолжительной борьбы, и утешил себя мыслью, что мама сможет вернуться домой, когда его не станет, а он сможет жить с существом, которое никогда не разочаруется в нем. Как ребенок, играющий с куклой, которая никогда его не отвергнет. Теперь я представляю, что сейчас он счастливо живет с богомолкой — двое охотников в своей родной стихии. Я все еще скучаю по нему — иногда, когда чувство предательства утихает до тупой боли.       Есть какая-то злая ирония в том, что мама так и не вернулась домой. Шел день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, а она все ждала его. Отец хорошо научил меня и я стала охотницей, а мама продавала то, что мне удавалось добыть. Так мы и жили, пока я не стала совершеннолетней. Однажды она просто ушла, оставив записку. Мама пошла в лес за отцом — найти и освободить его. Так она и сгинула в лесу — мои поиски были безрезультатными. Я не знаю, погубила ли её дикая природа или монстры, или она все-таки нашла папу и спасла его. Когда я вспоминаю о ней, то надеюсь, что у неё все хорошо.       В конце концов я вышла замуж за своего друга детства. Он отнюдь не глупый человек, но, как и мой отец, немного простодушен. Все наше детство и часть юношества ушла на то, что бы завоевать его любовь. Пришлось мне и побороться с конкурентками — на него претендовали ещё две девицы, но я вышла из этой схватки победительницей.       Он плотник по имени Артур, добрый, хотя и немного наивный. Его мастерство ценят, а иногда даже предлагают заказы вдалеке от дома. Я бы с удовольствием отправилась с ним, но сейчас я служу в местном гарнизоне. Признаюсь, это был поспешный выбор, который я сделала, раздосадованная уходом матери, но Артур поддержал мое решение, и я принесла присягу. Пока не закончится война с Повелительницей или у меня не появятся дети, я буду служить здесь. А если мне случиться забеременеть, то Артур продолжит работать, потому, что его работа безопаснее и лучше оплачивается.       Наверное, мне повезло — моя работа не всегда позволяет мне быть рядом, но и на фронт меня не гонят. Однако я все равно боюсь оставлять Артура одного. Он, себе на беду, слишком добр и наивен, а монстры таких людей любят. Я знаю, он никогда не изменит мне, но в нашем мире его согласия могут и не спросить. Грубая сила, феромоны, чувственные искушения — словом, арсенал у монстров широкий.       Вот почему я стою возле своего дома в грязи, глядя на глубокие борозды в земле, где, похоже, кто-то протащил по грязи моток веревки.       Дождь звонко стучит по моему шлему — стоит тщательно протереть доспехи, когда я расправлюсь с нашей гостьей. К счастью, она заявилась, пока я была на службе; благодаря ее своевременному появлению, я облачена в сталь и готова к бою. Полагаю, она надеялась схватить Артура и незаметно уйти, но я приняла меры, чтобы избежать этого. «Так просто ты от меня не уйдешь, сучка».       Входная дверь выбита, но я не вижу следов грязи или разрушений внутри моего дома, что уж говорить — полы просто блестят. По всей видимости, наша гостья решил навести порядок в доме после того, как вошла в него, и этот факт раздражает меня гораздо больше, чем разгромленная в щепки дверь. Уборка всегда была моей обязанностью, а Артур занимался готовкой — таким образом, сильные стороны одного компенсировали слабости другого. Эта система, возможно, спасла нас обоих от несварения или нападения тараканих.       Эта сучка пробыла в нашем доме не более нескольких часов, а уже пыталась заменить меня.       Я укрываюсь от дождя в дверном проеме, оставляя меч в ножнах; я не хочу спугнуть ее прежде, чем смогу задать вопросы. Медленно продвигаясь по знакомому коридору, я чувствую, как мои мысли блуждают.       Наши нынешние неприятности начались пять месяцев назад. Артур получил большой заказ, в связи с которым ему пришлось бы на несколько недель отправиться в Зиппангу. Я старалась порадоваться за него, но внутри меня зрела тревога.       Случай моей матери и отца научил меня, насколько опасны мамоно, даже если мой муж этого не знает. Он поддерживает мою службу Ордену, но лишь на словах придерживается его догматов и убеждений. Артур не умеет ненавидеть — и я люблю его за это, но и боюсь, ведь он не осознает опасности мамоно. Поэтому, когда он упомянул о работе в Зиппангу, месте, где к монстрам относятся терпимо, я была весьма встревожена.       Однако он быстро распознал мою тревогу и старался утешать её вплоть до самого отъезда, пообещав по вечерам оставаться дома и выходить только на работу, так что мои предостережения так и остались невысказанными, спрятанными за прощальной улыбкой. Я хотела быть сильной, но чувствовала, как беспокойство закрадывается в мое нутро. Беспокойство оказалось вполне обоснованным, когда он вернулся на несколько дней раньше, чем планировалось.       Тогда он был еще в здравом рассудке, еще тем человеком, которого я люблю. Догадываюсь, что он держал себя в руках достаточно долго, чтобы вернуться ко мне. Я всегда знала, что под этой спокойной внешностью скрывается упрямый человек, но никогда не подозревала, насколько упрямым он может быть. Надеюсь, когда это закончится, мой возлюбленный все еще будет собой. Он боролся за то, чтобы вернуться ко мне, и будет справедливо, если я буду бороться за то, чтобы он остался собой и душой, и телом.       Мои мысли возвращаются к делам насущным, когда я вхожу в гостиную нашего дома; в ней приятно тепло из-за яркого огня, горящего в камине. Мое внимание полностью сосредоточено на радостно напевающей фигуре, подкладывающей дрова в камин. Под тяжелым плащом виден длинный белый хвост. Широхеби. Мой камин, мой дом. Проклятая белая змея.       Кончик ее хвоста радостно покачивается туда-сюда в такт мелодии, так жизнерадостно, что мне требуется вся моя сила воли, чтобы не выхватить меч и не зарубить ее прямо сейчас. Кажется, нелепым, что мой враг при нашей первой встрече просто радостно отапливает дом. Монстр, который пытается украсть у меня жизнь, радостно напевает. Интересно, догадывается ли она, что ей угрожает опасность? Представляю ли я вообще для нее угрозу как женщина или воин?       Она заговорила прежде, чем я успела задуматься об этом. — Артур-сан?       Она говорит без акцента, звонким голосом. Она непринужденно поворачивается лицом ко мне, как будто заранее зная о моем приходе — чему причина её чутье. Счастливое выражение лица сменяется шоком, а затем гневом. Но она по-прежнему прекрасна, они всегда прекрасны — еще одно их преимущество перед нами, простыми человеческими женщинами. Наверное, сейчас мое лицо — отражение ее, с той лишь разницей, что гнев на моем лице выглядит уродливым.       Это действительно несправедливо.       Мне рассказывали, что когда мужчина встречает монстра, он сразу же поражается её красоте, независимо от того, есть ли она на самом деле. Видимо, это наследие суккубов, сочетающего сверхъестественное усиление восприятия и физическое совершенство. Мужчина может находить чешую отталкивающий, но это неважно, если в чешуйки облачена монстродева. Бессмысленно говорить о субъективности красоты, когда речь идёт о монстрах.       Женщины не подвержены этому сверхъестественному влечению. Мы видим красоту монстродев, но мы не ослеплены ею. Когда мы смотрим на них и видим нечеловеческие черты, мы все равно чувствуем их неправильность. Человеческая женщина почувствует нечто более первобытное, чем вожделение. Она увидит хищника и угрозу своему выживанию. Женщина, глядя на девушку-монстра, видит не только красоту, но и когти, клыки и несравненную физическую силу.       Поэтому, когда я говорю, что нервничаю, находясь в замкнутом пространстве с широхеби, я имею в виду именно это.       Мне действительно страшно. — Ты.       Она оправилась от шока, и ее голос сочится ядом. Ворвалась в мой дом, да ещё и злится, что я посмела сюда прийти. Абсурдно, но это — влюбленный монстр. Их мышление однобоко, и перед "любовью" такие мелочные понятия, как добро и зло, становятся ничтожными и бессмысленными. — Я. Я ухмыляюсь, а она прищуривается в замешательстве. Чутье говорит ей две противоречащие вещи, но затем ее медленно осеняет и она начинает хмуриться. — На тебе его энергия. — Это утверждение, а не вопрос. Улыбка на моем лице расползается шире.       Старый трюк, которому я научилась у разведчика из Ордена. На мне — семя Артура, и нет способа эффективней одурачить монстродеву следящую за конкретным человеком. Эффект со временем угасает, но пока он в силе — ты светишься как маяк для всех монстров, выслеживающих жертву по духовной энергии. Наш дом наполнен следами духовной энергии Артура, наверное, потому-то она и решила устроить здесь засаду.       Не могу удержаться от легкого злорадства, ведь моя уловка сработала. — Ага, "цивилизованный" монстр ничего не знает о маленьких хитростях, которые мы придумали, чтобы уравнять шансы с вами, сучками. Белая змея разочарованно фыркнула, что меня только развеселило, но я все равно непроизвольно потянулась к мечу. Широхеби — не самые сильные монстры, но она все равно может убить меня голыми руками. А что будет если она вспомнит о своей магии воды я даже думать не хочу. Я должна быть осторожна. — Давай не будем спешить. Я читала, что вы, ребята — из спокойных, так что давай поговорим немного.       Змея на мгновение задумывается, раскачиваясь взад-вперед, а затем делает глубокий вдох и расслабляется. Теперь, когда насилия ненадолго удалось избежать, я могу задать пару вопросов, но не раньше, чем она задаст свой. — Где Артур-сан? Куда ты его дела? Я пожимаю плечами — ничего страшного, если она узнает. Если у нее будет возможность действовать в соответствии с полученной информацией, у меня будут большие проблемы. Ну, или уже никаких проблем — как посмотреть. — Он в доме своих родителей; он жил там почти все время, пока был здесь. А вот следующее говорить уже больно: — Кажется... Я стала ему противна. Полагаю, это твое колдовство, не так ли? В ответ она просто торжествующе улыбается. — Я бы спросила как тебя зовут, но, честно говоря, мне все равно, да и тебе тоже. А вот что я хочу знать, так это как ты познакомилась с моим мужем.       Змея откинулась назад и довольно улыбнулась, обдумывая возможность позлорадствовать, прежде чем заговорить. — Я была его переводчиком. Следила за тем, чтобы он знал, что от него требуется, и, в свою очередь, обеспечивала его необходимыми материалами. Она наклоняется ко мне и злорадно улыбается. — Мы были неразлучны. Я противлюсь желанию вздрогнуть, когда она скользит вперед, заставляя меня отойти от дверного проема и пройти дальше в комнату, и она начинает кружить вокруг меня.       Она, безусловно, преодолела первоначальный шок моего присутствия и теперь ищет возможность "убрать" меня из дома, который она, несомненно, считает своим и своего возлюбленного. Типичное мышление монстра, безразличного к понятию добра или зла перед желанием быть рядом со своим "мужем". Она продолжает говорить, вероятно, пытаясь ослабить мою бдительность. — Он добрый... Даже в Зиппангу очень мало мужчин, которые относятся к нам как к людям. Многие улыбаются нам в лицо, но улыбки эти прячут страх и трепет. От того и трудно с кем-то сблизиться. Я вижу в ее глазах вожделение, когда она перебирает в голове воспоминания. Ее руки двигаются вверх и вниз по ее чешуйчатой плоти, лаская, несомненно, совершенное тело под плащом. Будь я мужчиной — это было бы соблазнением. Но меня она хочет запугать, принизить, подчеркнуть разницу между совершенством и просто человеком. — Он был таким открытым, таким добрым... И все, о чем он говорил, это о тебе. О, ты не представляешь, как это сводило меня с ума. Я влюбилась в него с того момента, как мои глаза встретились с его, голубыми и невинными, как у ребёнка... И ни капли страха или враждебности в этом взгляде. Сначала я удивилась, подумала, что это какая-то уловка, но... Он не умеет ненавидеть, правда? Я чувствую, как во мне закипает гнев, но я должна позволить ей говорить. Я должна знать, как это произошло, чтобы эти сомнения не отравили мою любовь в будущем. Я должна знать правду. Моя рука крепко сжимает рукоять меча. — Знаешь, тебе повезло. Ты хоть представляешь, на что мы, монстры, готовы ради любовника, который принимает нас, по-настоящему принимает? Такой мужчина — один на тысячу, а ты позволила ему бродить одному? Она хихикает, глядя на меня. — Такому мужчине нужна настоящая женщина, которая будет оберегать его, любить и защищать. Ты далеко, а он — прямо передо мной, уязвимый и готовый к тому, чтобы его взяли... И я взяла.       Она откинула плащ, обнажив идеальную бледную кожу. Ее тело безупречно, словно высеченное из мрамора, идеально пропорционально и лишено изъянов Воплощение того, что зовется женственностью. Прекрасное. Она знает это и хочет, чтобы знала и я. Чтобы я знала, что я — неполноценна. — Он пытался бороться, знаешь, правда пытался. Он думал, что я шучу, когда я обратилась к нему... пока я не сорвала с него рубашку, стянула штаны и не погрузила его возбужденное мужское естество в мое влажное лоно.       Она медленно облизывает губы, дразня меня. — Знаешь, будь это другой человек — я бы подождала. Постепенно соблазнила бы его, но я знала, что он не поддастся. Он просто был слишком верен, слишком невежественен в вопросах настоящей любви, чтобы позволить себе принять меня. Принять нас такими, какими нам суждено быть.       Идеальные розовые соски похотливой змеи стоят в напряжении в нескольких сантиметрах от моего лица, в воздухе витает запах возбуждения, когда она рассказывает мне о том, как изнасиловала моего мужа. Мне приходится стиснуть зубы, чтобы не сразить ее в тот же миг. Теперь я знаю — мой муж был жертвой и мне больше не нужно слушать её бредни. Но я должна быть терпеливой, найти удобный момент и воспользоваться им. Я могу мыслить ясно и мой разум не затуманен похотью; это мое единственное преимущество перед ней.       А змея, тем временем, погрузилась в воспоминания. — Мы миловались часы напролет... Поначалу, он только и делал, что повторял твое имя — снова и снова, пока не охрип настолько, что не мог говорить. Было очень мило видеть, каким преданным он был. Представлять, каким преданным он будет мне. Каким он будет верным, когда будет с настоящей женщиной, когда наши миры станут единым целым.       Теперь настала мой черед ухмыляться, но улыбка эта — притворная. Я никогда не признаюсь в этом, но ее слова меня ранили. Представить себе моего мужа в объятиях этой сексуальной богини. Это больно, очень, очень больно. Только одно держит меня здесь, запертой в комнате с этим чудовищем. Я не свожу с нее глаз, стараясь не всхлипывать и держать голос ровным, но получается что-то больше похожее на хрип. — Но он ведь не остался?       Змеиная ухмылка исчезает с ее лица и сменяется злобным оскалом, глаза сужаются и она медленно наклоняется ко мне, уже не пытаясь насмехаться или запугивать. Теперь она зла, разгневана настолько, что готова наброситься. — Я думаю, в ту же секунду, когда ты отрубилась после изнасилования — такая уверенная в своей власти над ним — он сбежал. А когда ты заметила, что его нет, то использовала свою магию, чтобы разжечь в нем похоть. Интересно, каково это? Ждать и ждать, и даже когда твоя магия свела его с ума, он все равно не вернулся к тебе.       Я стою, неподвижная, а она приближается все ближе, и мой клинок с лязгом наполовину выскальзывает из ножен. Если мы столкнемся, все закончится очень быстро, к лучшему или к худшему. Надеюсь, мои насмешки отвлекут ее от мыслей о магии. — Каково это, змея? Предложить ему все и быть отвергнутой ради какой-то человеческой бабы. Заставить мужчину, которого ты якобы "любишь", предпочесть сойти с ума, лишь бы остаться со мной, а не вернуться к тебе? — я прорычала эти слова, когда увидела её лицо напротив моего. — Держу пари, это было больно — сидеть и ждать день за днем, гадая, когда он вернется к тебе, и каждую ночь ложиться спать одной. Я надеюсь, тебе было так же больно как мне, когда в момент нашей близости я увидела отвращение в его глазах.       Мой клинок полностью освободился и теперь покачивается в такт движениям её тела. Я так хочу убить ее прямо сейчас, чтобы покончить с этой угрозой моему браку, с этой угрозой моему счастью, с этой угрозой моему мужу и моим будущим детям. Как и я, змея хочет быть любимой, поэтому она отнимет у меня все. Мы похожи, и это маленькое откровение пускай и на мгновение, но сдерживает меня.       Возможно, она еще получит то, что хочет, но я не позволю, чтобы это было за мой счет. Что принадлежит мне, то мое, навсегда. Я дам ей один шанс, один шанс, которым она не воспользуется. Самое печальное, что я даже не знаю, есть ли у нее вообще выбор — или проще попросить ее не дышать. Монстродевы вынуждены искать себе мужчину, такова их судьба. Я бы пожалела их, если бы могла позволить себе такую слабость, но я не имею права на жалость — жалость путь к поражению, а я не могу позволить себе цену провала. — Змея, я дам тебе один шанс, уходи сейчас и никогда не возвращайся, и нам не придется убивать друг друга. Ламия хмурится и на мгновение я вижу в её глазах непонимание, словно она не в силах осознать услышанное. — Я не могу. Я влюблена. Без колебаний. Для нее это факт. Непреложный и неоспоримый. Она произносит эти слова медленно, как будто говорит с ребенком об очевидной, прописной истине. Наверное, для нее так и есть. Я чувствую, как в моей ненависти появляется крохотная щербинка, когда она произносит эти слова с такой детской искренностью. Изо всех сил, я толкаю меч острием вперед и слова вырываются из моей груди всхлипом, — Я знаю, знаю.       Я сжимаю рукоять клинка, что есть мочи, когда с её губ срывается вопль, полный боли. Я не могу остановиться ни на секунду, мой противник слишком силен. Если она умрет, Артур будет свободен от ее чар. Рукоять меча становится скользкой от крови и удержать её все труднее, но и она сопротивляется все слабее. Я вгоняю меч ещё глубже, и её крик превращается в хриплый клёкот. Ее глаза умоляют — в них больше нет усмешки, только страх, боль и одиночество. Я продолжаю давить. Без колебаний. Без сожалений. Ради любви. Ради ненависти.