Где ты.

      Этой осенью ужасно холодно. Даже в огромном вязаном свитере. Даже в затëртой ветровке. Даже в дешëвой кофейне. Он надеялся, что кружка кофе хоть как-то согреет покрытые корочкой льда внутренности. Все. Кроме сердца. Сердце согреть мог только один человек.       Он никого не знает в этом городе. Он никогда раньше не был тут. Он ходит по красивым улицам, что сверкают огнями. Разглядывает витрины бутиков. Заглядывает в каждый торговый центр, в каждый ларёк и в каждую кальянную. Хотя знает, что он никогда не курил.       Но сейчас он устал. Устал. Устал от бесконечных поездок. Стука вагонов. От бесконечных дорог. Устал от часовых прогулок. От часовых поисков. Поисков того, чьë имя он даже не помнит.       Кафель в кофейне красивый. И грязный. Не настолько симпатично, чтобы так усердно изучать. Он поднимает голову, чтобы заглянуть в табло с напитками в очередной раз. И видит. Рыжую макушку, что любезно беседует с бариста.       Его волосы были как июньские лучи. Жаркие. Горящие. Как выцветший пергамент старых писем. Тёплые. В них хотелось зарыться пальцами. И греть. Греться.       Он пробирается сквозь толпу, таких же замерших людей. Таких же мрачных и холодных.Чтобы добраться до луча света. Чтобы встретиться с взглядом родных карих глаз. Как тапиока. Как тот плед, под которым они прятались по ночам. Как дом. Как свобода.       Он тянет за рукав толстовки. На него смотрит пара чёрных, как сама смерть, глаз.       Огненно-рыжие пряди неестественно блестят в свете искусственных ламп.       Хриплый прокуренный голос что-то спрашивает. Минхо не слышит. Гул в ушах перекрывает любые звуки из внешнего мира. Он никогда не курил. —Извините.       Сглатывает. —Обознался.       Шатающиеся ноги ведут его к выходу. Он снова куда-то идёт. Пелена на глазах не даёт рассмотреть и собственных кроссовок. Холодно. Этой осенью ужасно холодно.      

Я искал тебя в каждой чертовой очереди магазина. Где ты?