Если вырвешься — попробуй не сбегать

Каблуки стучат по металлу с присущей только ему аккуратностью. Невиллет проводит кончиками пальцев вдоль перил, коротко принюхивается, поднеся руку в перчатке к носу. Солоноватый металлический запах заставляет вздохнуть, плечам — опуститься ниже. Невиллет смотрит под ноги. Тусклый свет от редких источников держится стабильной нездоровой желтизной. Массивные лопасти на далёком потолке двигаются рвано, бросают неровные отблески. Это место живёт и дышит своей автономной жизнью. Охранник недоверчиво косится на него — может себе позволить. Провожает взглядом до самого конца, пока Невиллет не заходит за угол. Множество заключённых рьяно работали, не оглядываясь по сторонам, в остром желании заработать больше купонов. Шум механизмов, звон металла, шипение пара. Все сливалось в единое дыхание, отдающее маслом, а толчки сердца высекались искрами. Система работала безукоризненно. Невиллет был лишней деталью в этой системе, но не чувствовал себя здесь неуместно. Он мог заставить себя спуститься сюда только по делу, желательно — важному и неотложному. Не пристало верховному судье избегать трудностей в лице одного человека, но Невиллет не находил в этом проблемы. Здесь он мог увидеть другую жизнь, а после, вернувшись, взглянуть новым взглядом на привычную рутину. Ризли же звал его, звал часто, по поводу и без, между делом, в шутку или прямо. Хотя чаще всего шутки были самым лёгким способом сказать правду. Невиллет был вынужден молчать. Молчать и изредка отказывать. Его люди безукоризненно следовали приказам и решали его дела с крепостью Меропид. Но иногда дело требовало личного вмешательства. Невиллет чинно кивнул охраннику и, наконец, переступил порог знакомого кабинета. Здесь царила немного иная атмосфера. Высокие стены надёжно отделяли кабинет от безостановочного производства, даря краткое забвение и возможность вздохнуть. Здесь пахло также, как пахнет обычно от Ризли: маслом, стружкой металла и чайным сбором. Сейчас слабый аромат трав уже щекотал обоняние. Невиллет чуть улыбнулся уголком губ. Он не в силах отгородить себя от этих эмоций, затопивших душу при входе в этот кабинет. Однако Невиллет отдернул себя, когда переступил последние ступеньки спиральной лестницы. Ризли просиял, заметив Невиллета. Поднялся из-за стола, протянув руку для приветствия. Невиллета окатило волной знакомого аромата. В этот раз превалировали горьковатые травы, почти поглощая слабый запах пота и металла. Ризли указал на чайник, стоящий прямо посреди рабочего стола. Вокруг него покоились стопки документов. Невиллет аккуратно сел напротив, благодарно кивнув на предложенную чашку чая. Каждый визит знаменовался новым травяным вкусом — у Ризли и вправду была невообразимо большая коллекция. Свет здесь ложился ровным слоем на тусклые металлические поверхности. Здесь почти не слышались рабочие звуки. Лишь голос Ризли нарушал тишину. И разве что, стук часов. Ризли жестикулировал, говорил уверенно и серьезно, но Невиллет не мог понять обращённого к нему продолжительного зрительного контакта. Казалось, Ризли проявлял повышенное внимание к эмоциям Невиллета, пытаясь поймать хоть малейший их оттенок. Напрасно. В рабочих вопросах Невиллет был бесстрастен. И хоть сердце на секунду сбилось с ритма, когда Ризли между делом сообщил, что его печалят редкие заходы Невиллета, однако он смог перевести диалог в рабочее, главное, безопасное, русло. Голос Невиллета отражался от стен равнодушным эхом. Ризли никогда его не перебивал. Даже будучи иного мнения он всегда дослушивал, хотя Невиллету казалось, что это не в характере Ризли. Однако ему пришлось подавить свои попытки эгоистичного додумывания. Непозволительно было видеть в обычном этикете какой-то подтекст. Двойные смыслы всегда были слабостью Невилетта и, казалось, такой прямой человек, как Ризли не должен использовать подобные вещи, особенно на верховном судье, который был не силен в человеческих эмоциях. И каждый раз Невиллет разубеждался в том, что хорошо знает Ризли. Незыблемыми оставались лишь две истины: его преданность и надёжность. Ризли — совокупность жёсткости и неуместных шуток. Ризли сочетает в себе несочетаемое, как твердость металла и хрупкость высушенных трав. Ризли нависает над столом, упираясь чуть согнутыми руками. В глазах горит весёлый азарт, играются чертята. А, нет, это происходит в реальности. «Ну как?» Невиллет невольно вздохнул, отшатнувшись совсем немного. Цепи на чужой груди тихо звенели. Наручники на поясе мерно раскачивались. Алый, ничем не закреплённый галстук завис вертикально, лишь кончик лизнул поверхность стола. Невиллет загляделся. Он понимал, что шарящий по чужому телу взгляд может вызвать вопросы. Поэтому позволил себе благоразумно прикрыть глаза. Ответ прозвучал правильно, как по инструкции. Невиллет верно подметил сильные стороны новоизобретенных механизмов, которыми в последние полчаса так гордился Ризли. Подметил пару выбивающиеся из идеальной картины деталей. Но в целом высоко оценил новую разработку. В глазах напротив плескалась нечитаемая грусть. Ризли многозначительно фыркнул, опёрся на локти, смотря исподлобья, и поблагодарил за критику в своей несерьезной манере. Нет, ему нужно быть беспристрастным. Излишняя сердечность может поставить под сомнение само ведение судебной системы. Однако не проявлять лишнего внимания к тому, кто после каждой встречи оставлял неоднозначный осадок, вынуждающий раз за разом возвращаться мыслями к незначительным разговорам, вспоминая каждую подробность, было практически невозможно... Но помимо причин, связанных с судьбой целого региона, были ещё другие, блекнувшие на фоне, но острой иглой укалывающие, когда не ждёшь. Как сейчас. «Ваша светлость! Клоринда уже сошла с подъемника!» Вломившийся охранник тяжело дышал и опирался руками о колени. Ризли разочарованно цыкнул, кидая взгляд раздражения на молодого мужчину. Невиллет замер. Спина невольно выпрямилась, рука оторвалась от чашки, сплетаясь с другой на коленях. Одними глазами он наблюдал, как Ризли разогнулся, поправив ослабший узел галстука. Как бросил извиняющийся взгляд на Невиллета. Как крикнул что-то охраннику, и тот пулей выскочил из кабинета. «Извини. Думал, она будет позднее. Там пустяковое дело, можешь подождать» Ему стоило уйти. Не слушать ненужные извинения и объяснения. Невиллета не интересовали отношения Ризли, совсем нет. Самое важное они обсудили, так зачем он продолжает сидеть прямо? Зачем кивает на предложение? Почему вздрагивает, когда Ризли по-дружески хлопает его по плечу и уходит встречать Клоринду? Потому что по-дружески. Или потому что он здесь лишний. Лишняя деталь, слишком идеальная, особенная, полная ненужных срезов и узоров. В ней можно увидеть отражение — настолько она гладкая. Сверкает глубоким серебром, внутри которого спрятан нехарактерный блеск. Солнце отражает лучи в вечной попытке поделиться своим золотом. Кто работал над ним? Какой мастер решил сделать деталь для декора, а не для работы? В производстве он сточится, потеряет блеск и тончайшие узоры, может и сломается после пары использований. И ведь он был не против, он хотел прожить другую жизнь. Но обязанности вечным грузом ложились на его плечи. Скромного судьи в народе и выжившего гидро дракона — на деле. Невиллету оставалось взирать с высоты своего роста на далёкий потолок крепости. На массивные винты, проворачивающиеся с трудом изо дня в день. Он чувствовал странное родство с этим местом, но совершенно не имел с ним ничего общего. Связанный лишними чувствами, глубоко заткнутыми от людских глаз, Невиллет оказывался здесь вновь и вновь. Ему нравилось это место. Но не нравилось испытывать правильную ненужность. Людские чувства не чета ему. И не стоит позволять им брать верх. «Он особенно задумчив сегодня. Не находишь?» Клоринда кинула обыкновенный взгляд на Ризли. Ризли ответил ей тем же. Пожал плечами. Невиллет уже пятую минуту рассматривал свои перчатки, не участвуя в разговоре. Проницательный взгляд Клоринды проникал под кожу, заставляя расправить плечи, принять вызов. Клоринда качнула головой, мол, он не понял. Ризли отмахнулся. Помедлив, всё-таки не решился касаться Невиллета. Лишь ударил ногтем по ободку чашки. Невиллет будто и не пропадал никуда. Спокойно перевел взгляд на Ризли, извинился за свою невнимательность. Но губы были поджаты, а взгляд — мягко холодный. «Прошу прощения, сегодня я слишком погружен в себя» Ему нелегко было смотреть, как спокойно Ризли общается с Клориндой. С ней нет никаких рамок и этикет — по желанию. Она — своя, что в подземном, что в наземном мире. Она — прекрасный исполнитель, беспрекословно соблюдающий требования работы. Она — человек, а не верховный судья с невеселым секретом. Невиллет достаточно легко отпустил ситуацию. Поднимающиеся чувства он привычно усмирил, не позволив себе ни единой негативной мысли в чужую сторону. Как побочный эффект — погружение в себя, рефлексия, похожая на нахождение на глубине бескрайнего моря без дна и поверхности, с вечными лучами солнца, которые холодили не хуже зимней стужи. Периодически в кабинет по делам заглядывали подчинённые Ризли. Тот обсуждал что-то связанное с наймом Клоринды. О стенки чашки мерно билась ложка. Стук часов разбавлял редкие моменты тишины. Клоринда на что-то тяжело вздохнула. Тоном, не терпящим возражений, указала на что-то важное. Кивнула куда-то, будто между делом. Перед Ризли лежал документ, но взгляд был прикован к Невиллету. Горечь осела на языке, но тут же ее сменила сахарная сладость. Чай был горячим, будто совсем недавно туда подлили кипятка. Невиллет моргнул, постепенно приходя в себя. Поставил руку с чашкой, вопросительно склонил голову. «Клоринда?» «Здесь только я, — усмехнулся Ризли. — Надеюсь, такой эффект не от чая?» «Нет, конечно нет. Он прекрасен» Не зная, стоит ли продолжать, Невиллет сделал ещё глоток. Взгляд зацепился за время, и он с немым удивлением отметил, что его прошло довольно много. «Мне тяжело понять твои эмоции, учитывая, как хорошо ты их прячешь, но... Не думай, что доставил неудобства. Меня беспокоит лишь твое состояние, — непривычно серьезным голосом проговорил Ризли» Невиллет опустил взгляд, сжимая кулак в бессилии. Непозволительная роскошь так разбрасываться чужим временем, особенно в компании надзирателя. Но если слова Ризли — правда, хотя и лишены смысла — зачем ему безмолвный, погруженный в себя собеседник? — то все не так худо, как на первый взгляд. Ризли многозначительно встал, переместился за его часть стола, подхватив ключи. Будто подметил что-то для себя, чуть усмехнулся. Сложил руки на груди и замер. Через секунду дверь распахнулась, на пороге появился очередной подчинённый. Невиллет запрокинул голову, теряясь окончательно. Холодная сталь во взгляде Ризли соединялась с обманчивой мягкостью движений. Он был уверен и расслаблен, но вопросы решал со всем вниманием. Из-под замотанных рук виднелись объемные мышцы, которые неплохо оголяли закатанные рукава рубашки. Шрам на лице выделялся, выгодно добавляя образу устрашения. Невиллет задел взглядом концы других шрамов, на груди. Брови невольно свелись к переносице. И Ризли именно сейчас решил отвести глаза от подчинённого, бросив исподлобья взгляд интереса. Невиллета чуть смутил грубый перехват, он унял свое разбушевавшееся любопытство, посмотрев на часы. Голос Ризли спустился на пару тонов, став более утомленным, и низко вибрировал, когда носитель был не слишком доволен. Дверь вновь хлопнула, Ризли тяжело выдохнул, прикрыв глаза. «Ни минуты покоя» Пожаловался он. Невиллет хотел кивнуть. Хотел выразить согласие и посочувствовать чужой нелегкой работе. Но голову кольнуло. Неприятное ощущение отдалось болью в затылке. И боль не от сдавливающих плечи который месяц обязанностей. Ведь с каждым днём повышалась концентрация первородного моря. Часы неумолимо отсчитывали минуты. Фурина устраивала спектакль за спектаклем, отмалчиваясь и будто бы игнорируя опасность. Уже появилась та самая путешественница, которую он планировал внедрить в ряды заключенных крепости Меропид. Все менялось со скоростью, которую он не смог учесть. И накану перемен в игру вошли неуместные чувства, которые он успешно сдерживал и скрывал. Архонты бы побрали проницательность Ризли. Та вносила щепотку перца в и так рисковое положение. Следовательно, оно вынуждало сторониться проблемы. Проблемы? В последние недели дождь лился нескончаемым потоком. Рациональность боролась с чувствительностью. Ризли не хотелось воспринимать как проблему. Особенно сейчас, когда он так потерянно замер, шаря озабоченным взглядом по чужому лицу. «Что с тобой?» Если Невиллет слишком откидывает голову назад, длинные волосы порой цепляются за украшения. Таков удел верховного судьи, для поддержания статуса — носить перенасыщенные деталями одежды. На спине располагалась изогнутая металлическая деталь, которая почти не ощущалась тяжестью, но была одинаково бесполезна, ведь совсем не виднелась из-за его длинных волос. Подвязанные черной лентой к концам, они то и дело цеплялись за элементы одеяния, такие же вычурные и ненужные, но на создание которых ушло значительно количество сил, мастерства и времени рабочих. «Дай я посмотрю» Ризли вник быстро, как всегда. Невиллет, задрав подбородок, осторожно развернулся спиной. Действие отозвалось уколом в груди — не многим он готов открыть спину. Звякнули металлические бляшки — Ризли спустился на одно колено. «Зачем дёргал так...» Удручённо замечает тихим голосом, осматривая спутанные волосы. Невиллет молчит — ответить ему нечего. Ответить, что он больше всего не хотел допустить этой ситуации? Хотел справиться сам, ценой пары-тройки прядей? Ему совершенно не хотелось ощущать чужие касания. Не хотелось видеть снятые полуперчатки на столе. Руки, которые привыкли к вечной резкости и жёсткости сейчас двигались мягко, медленно. Ризли сдерживал себя, заставляя с не присущей ему аккуратностью распутывать волосы. Он копошился, отделяя свободные прядь за прядью. Это было приятно. Это расслабляло. Невиллет в странном смятении рассматривал стык стены с потолком. К кабинету ввысь вела спиральная лестница и не было ощущения недосягаемости и своей неуместности в касающихся неба стенах. Потолок был близко — протяни руку и коснешься. Ризли отряхнул руку и ещё раз разгладил пальцами волосы. Невиллет на пробу склонил голову — боли не было. Повернулся к Ризли, пряча взгляд, искренне проговорил: «Благодарю». Ему в руку вложили черную ленту с тихим смешком. Невиллет поджал губы. Лицо замерло в безэмоциональной маске, ему пришлось приложить огромное количество усилий, чтобы не нахмуриться, не сузить в разочаровании глаза, не вздохнуть тяжело и неуместно. Он больно и невидно зажал зубами слизистую губ. Переливы чужого смеха до изнеможения хотелось услышать вновь. Взгляд поймал чужую оголенную руку. Невиллет принял ленту, отложил на соединённые колени и захватил огрубелую ладонь Ризли. Полуперчатки скрывали тонкие шрамы, делающие кожу неровной, разукрашивающие ее в белые линии. Невиллет напряжённо всматривался, будто старался найти ответ в чужих мозолистых пальцах, которые покоились в его руках в безоговорочном доверии. Ризли не высказал удивления, не задавал вопросов. Лишь следил — внимательно и терпеливо. Невиллет задел перчаткой короткие ногти. Перевернул руку. Многочисленные вены молниями рассекали поверхность кожи. Кожа на стертых костяшках была огрубевшей, просвечивалась застывшим алым. Невиллет вздохнул, странно глубоко. Ему чудится запах крови, теплый, солоноватый, с металлическим подтоном. Сквозило не слишком известной ему животной жестокостью, и Невиллет не хотел связывать ее с Ризли. Он знал, что перчатка мягкая и приятная на ощупь. Знал, что все его провокации принесут последствия. Знал, но не останавливал себя. И это било сильнее удара в солнечное сплетение. Это казалось больнее, чем лишение доброй части былой силы. Больнее, чем осознание, что справедливость в его стране стала не более чем красивой формальностью. Осознание, что он не может себя остановить. Что он сдается, взметает руки вверх, светит белым флагом. Невиллет не способен себя отдернуть. И только глубокое разочарование в себе приводит в чувство. Машинальные поглаживания костяшек, будто баюкание чужих повреждённых, но все ещё прекрасных рук находит своей оттенок эмоций на лице Ризли. Невиллет старается не смотреть. Он знал, что не соберётся, не решится оторваться, стоит лишь поймать чужой взгляд, незнакомый, возвышающий его. Невиллет останавливается. Расцепляет руки, удивляясь ещё больше от силы их сжатия. Тепло медленно капает с кончиков пальцев, привычный холод стоит на пороге, уже занеся ногу. Щека обжигается теплом, и Невиллет машинально хватается за чужое запястье. Приподнимает брови в слабом мучительном удивлении, пытается влить свои эмоции в глаза Ризли. Прозрачность голубого на секунду останавливает его — Ризли не уверен. Нет и тени иронии, лёгкости и шутливости. Он предельно сосредоточен и серьёзен, что не вяжется с тем, как мягко он накрыл рукой чужую щеку. Внутри все переворачивается, бьётся в исступлении и криках прекратить. Перед глазами плывёт, горечь солёным привкусом оседает на языке. «Что с тобой? — почему-то слишком тихо спрашивает Ризли» Невиллет не может выразить это в словах. Обозначив себя как лишняя деталь, он поставил крест на зарытой могиле чувств, чтобы раз за разом возвращаться с лопатой и мучиться в нерешительности. Такое поведение достойно верховного судьи? Где его беспристрастность? Зачем были эти месяцы избеганий и спектаклей, что все идёт так, как должно быть? И чем теперь он лучше Фурины? Голова кружится. Невиллет невольно раскрывает губы, дыша ртом тяжело и неровно. Слез нет, кажется, что он никогда не был на них способен. Не в силах дать название доброй половине чувств, испытываемых людьми, Невиллет терялся раз за разом. Считал себя бракованным, неуместным. Крепость укрепляла подобные чувства, но вот компания Ризли раз за разом развенчивала накрепко вошедшие винты убеждений. И всё-таки он проиграл. Ведь снова посмотрел в глаза напротив. «Успокой меня» Больше просит, чем указывает он. И Ризли, будто неверяще, ведёт согнутыми пальцами, повторяя очертания острой скулы. Странное облегчение, надежда и росток уверенности переплетаются во взгляде. «Ты ужасно категоричен к себе» Тихо хрипит Ризли. «Я вижу борьбу в твоих глазах» Невиллет мотает головой, выдыхает устало. Сердце трепетало в боязни обмана, мозг просил не верить. Но незыблемая преданность чужих глаз стойко выдерживала острые нападки. И ещё... Цветы. Ему вновь чувствовались ароматные цветы, которые на вкус играли горечью. «Ты боишься?» Невиллет молчит. Осознает, что Ризли не добавил «...меня?» «Нет» Обманывает он. Рука Ризли спускается к волосам у ушей, а он все также продолжает потерянно держаться за запястье. «Ты правда боишься» Риторически замечает Ризли без упрека и попытки переубедить. Плотная прядь обернулась вокруг пальца. Невиллет задумчиво пробует поддеть ногтем ткань, которой Ризли обматывает предплечья. «Мне, как верховному судье...» Бесцветно начинает Невиллет, но тотчас сталкивается с болезненным возражением. «Архонты... — пальцы, не выпуская намотавшуюся прядь, резко скользят в волосы над виском, — Зачем себя так ломаешь?» Невиллет молчит. Ему больно от надломленности чужого голоса — теперь он может уверенно назвать это чувство. По отношению к Ризли у него была высокая эмпатия, которую Невиллет из раза в раз отрицал. Вся смута была его собственным порождением из-за вечного спора с самим собой. И хоть разочарование в себе все ещё бурлило в крови и ядовитая горечь расползалась во рту, Невиллет не мог осознанно нанести Ризли такой удар. Он вдруг осознал, что хочет чувствовать эту ответственность, которая независимо появляется при сближении с кем-либо. Ответственность за чувства, когда стараешься не приносить боли. Можно ли назвать его позицию ранее эгоизмом? Ответ скрылся в мутной воде мыслей. Ноги почувствовали дно. Пески утягивали за собой куда-то дальше, куда — Невиллет мог только предполагать. «Ты отдаешь всего себя этим людям изо дня в день. Но ничего же не изменится, позволь ты себе больше?» Оканчивает фразу Ризли. Глаза расширяются сами собой, возвращая хоть какую-то резкость зрению. Невиллет скользит вдоль чужой руки к плечу. Ризли подаётся вперёд, смотря из-под полуопущенных век. Невиллету кажется, что он слишком растворяется от прикосновений. Он приникает к губам, втягивая нижнюю, касается языком кожи. Его — тонкая и ровная — сильно контрастирует с чужой — сухой и обветренной. Потрескавшиеся губы Ризли мягкие и чувствительные. Смягченная слюной кожа все ещё терзает нежную поверхность губ Невиллета, вызывая продолжительные покалывания. Невиллета бросает из аккуратности в грубость. Ему хочется забыться в упоении и потеряться в противоречивых чувствах. Хочется влить в чужой рот его разочарование, поделиться горечью и окончательно раствориться, соединившись с вечными водами. Но Ризли удерживает крупицы его сознания. Руки скользят с затылка по длине волос и обратно. Замирают на лице, большими пальцами оглаживая скулы. Невиллет чувствует, как тот все сильнее опирается на кресло. Многочисленные цепи уже вплотную холодят руки. Пальцы цепляются за бляшку ремня, теряются в звеньях, пока окончательно не останавливаются на плечах. Ризли отпускает слабый смешок, позволяя сцеловать свою усмешку. Невиллет борется, но уже против растущего отторжения и желания сбежать. Чужие руки держат крепко, но без возражений отпустят по первой серьезной просьбе. Невиллет отрывается первым, размыкая губы, скользя ими по щеке, оставляя короткий поцелуй у мочки. Ризли понимающе отстраняется, но Невиллет не даёт. Несильно давит сцепленными руками на поясницу, вынуждая опуститься вновь. Утыкается в чужую шею, прикрыв глаза, и дышит впервые глубоко и без надрыва. Стружка металла и масло — что-то остаётся неизменным даже после стольких глотков концентрированной горечи. Ризли останется неизменным — на запах и убеждения. И всё-таки его не пугает жестокая война, которую он смог углядеть в момент острого разочарования — он так верит в его победу? Ризли с готовностью опускает голову к плечу Невиллета, застывая. Дверь давно была закрыта на замок. Чай перестал испарять воду, охладившись до температуры стола. Стены не нависали и не нагнетали атмосферу. Часы продолжали бесстрастно отстукивать время.