***
Горячий душ и распитие горячего кофе не помогли. Под утро Сэм проснулся оттого, что ему стало так жарко, как будто он оказался в печи. Иногда такое случалось: по ночам Дин становился ещё горячее, и вовсе не по той причине, о которой можно было подумать. Сэм, конечно, не отрицал, что его брат горяч. Отрицать это было просто глупо, но… Опять сонные мысли пошли куда-то не в ту сторону. Ото сна да под одеялом тело Дина нагревалось ещё больше, поэтому Сэму, зачастую обнимавшему его, приходилось отстраняться. Если становилось невыносимо душно, он просыпался, сбрасывал одеяло и шёл попить воды, а потом ложился обратно. Сейчас история повторилась. Поднимаясь со своей кровати (или это была кровать Дина? Теперь, когда они сдвинули их вместе, он и забыл), Сэм глянул полузакрытыми глазами на электронные часы на столике, выполнявшем функцию кухонного. Половина шестого утра. Что ж, после охоты они имели полное право поспать подольше, всё равно нового дела пока не нашлось. Вопрос времени, особенно для шила в заднице Дина, но тем не менее. Старый обогреватель в углу тарахтел так, будто был готов отдать богу душу (скорее всего, так и было), зато исправно отдавал тепло. Сэм глотнул воды, вернулся в постель и снова собрался прижаться к спине брата, но понял, что что-то было не так. От него буквально волнами исходил жар, слишком сильный даже для спящего. Сэм на ощупь потрогал Дина где-то в районе шеи. Воротник футболки и короткие мягкие волоски были влажными. Всегда чутко спавший брат даже не отреагировал на прикосновение. Верный признак: что-то точно было не так. — Дин, — хрипло позвал Сэм. — Дин, проснись. Тишина. Сэм завозился, зажёг ночник на прикроватной тумбочке и, щурясь, обошёл кровать. Несмотря на то, что Дин крепко спал, расслабленным его лицо не выглядело. Скорее, наоборот: губы сжаты, брови слегка нахмурены, глазные яблоки бегали. Сэм положил руку ему на предплечье, собираясь потрясти за него. Брат весь горел. — Дин, просыпайся, — громче позвал Сэм, подёргал одеяло. Ресницы Дина задрожали, лицо слегка сморщилось, и он заморгал. Взгляд был абсолютно несфокусированный и осоловелый, но, кажется, не только ото сна. — Ты весь горишь. Тебе плохо? — М-м, — только и выдал Дин, даже не пытаясь сесть или хотя бы приподняться. Зеленовато-серая застиранная футболка потемнела от пота, лицо лоснилось и блестело. Можно было не спрашивать. Сэм приложил тыльную сторону ладони к его лбу. Хоть пироги пеки. Те самые, вишнёвые или яблочные, которые брат так любит. — У тебя температура. Подожди, я принесу градусник. Спать расхотелось. Сэм натянул футболку, деловито зашагал по номеру. Сначала налил тёплой воды и дал Дину. Тот держал стакан как-то неуверенно, и Сэм слегка придерживал его за донышко кончиками пальцев, направляя. Брат не вырывал стакан, даже не ворчал, не заявлял о самостоятельности, и это окончательно убедило в том, что дело было дрянь. Сэм сунул ему чистую футболку, а сам полез в аптечку, загрохотал банками с обезболивающим и прочими лекарствами. Бинты, пинцет, скальпель, пара катушек вощёных ниток… От простуды практически ничего, значит, придётся искать в этом захолустье круглосуточную? аптеку. Где чёртов градусник… Вот он. Когда он вернулся к кровати, Дин всё ещё сражался с футболкой, путаясь в рукавах. Сэм помог и в награду получил слабое «отстань». Что ж, уже неплохо. — Снилось, что я жарюсь на адских сковородках, — просипел брат. — Не слишком-то приятно. И никаких сексуальных суккубов… Голос Дина звучал и вправду как у больного — слабый, низкий, охрипший. Сэм покачал головой. Только ада с суккубами им не хватало. Интересно, он вообще существует? Лучше не знать и вообще не думать об этом. Хватит с них всяких тварей типа призраков, ведьм и перевёртышей. — Тебе не до суккубов сейчас. На, держи, — он сунул брату в рот градусник. Кажется, Дину нравилось держать во рту всё длинное и продолговатое. Очень хотелось сказать это, аж язык зачесался, но сейчас был не тот момент. — Видимо, дождь пошёл тебе не на пользу. Сэм сел на край кровати. Он-то знал, как тяжело болеет Дин, когда простужается. Температурит по-страшному, плюётся кусочками лёгких от кашля, лихорадит так, что его можно в качестве обогревателя использовать. Иногда даже встать не может. Ни одна рана не выводит его из равновесия так, как заурядная простуда или грипп. Как говорится, редко, но метко. У Дина так было с детства. Это единственный способ его организма заставить неугомонного хозяина отдохнуть. Если болезнь можно назвать отдыхом. А что, если это менингит?.. Страх крошечной ледяной змейкой вполз в мозг через ухо и моментально заморозил его, но Сэм поторопился выкинуть эту змейку из головы. Только начать параноить не хватало, особенно сейчас, когда нужно было позаботиться о брате. Вид у Дина был немного сконфуженный, но больше всего — измученный. Это Сэму тоже было знакомо. От сочувствия внутри что-то сжалось. Рука так и зачесалась погладить брата по взмокшему затылку. В любой другой момент он бы взбрыкнул, стряхнул руку, глянул бы возмущённо. Но сейчас Дин был беспомощен и не имел сил сопротивляться. Брат вдруг разразился таким кашлем, что едва не выронил изо рта градусник. Сэм вовремя подхватил его и посмотрел на свет ночника. Почти 102,2 . — Высокая, — он покачал головой. — Похоже, ты конкретно влип, старик. Валяться будешь несколько дней, не меньше. А может, и неделю. — Дерьмо собачье, — просипел Дин и снова разразился приступом кашля. — Я же просил, не надо о собаках, — вздохнул Сэм. Всё из-за этого долбаного Чёрного Пса. Жажда деятельности чесалась внутри. Нужно было приниматься за дело, и поскорее. Сначала хоть как-то помочь Дину, а потом бежать в аптеку. — Надо сменить постельное бельё. Сможешь встать? Некоторое время мозг Дина, казалось, обрабатывал запрос. Сэм почти видел напряжённую мыслительную работу и не торопил брата. Наконец тот сел, закутанный в одеяло до самых ушей — медленно, заторможенно, каким-то стариковским движением. Так же заторможенно попытался встать и тут же пошатнулся. Сэм моментально оказался рядом, поддержал за плечи и под локоть. Дин, кажется, хотел выругаться, но вместо ругательства из его рта вырвался только кашель, сотрясавший всё тело. — Не спеши, ковбой. Потихоньку, потихоньку, — пробормотал Сэм. Он точно знал, что сказал бы брат, если бы был здоров. «Пошёл ты, Сэмми». Медленно, крайне медленно они кое-как доковыляли до видавшего виды, но мягкого и просторного кресла, в которое Дин забрался с ногами. Замотался в одеяло, так что только голова торчала, и вдобавок накрылся шерстяным покрывалом. Теперь он был похож на птицу в гнезде. Его вид вызывал странную смесь беспокойства, умиления и сочувствия. Сэм принялся как можно быстрее перестилать постель — хорошо, что запасной комплект лежал в шкафчике, и не нужно было просить его у администратора или ждать прихода горничной. В этом мотеле даже была горничная, в отличие от тех клоповников, где им иногда приходилось останавливаться. Дину нужно было лежать, вдобавок его знобило. Надо откопать в его сумке толстовку, ну или дать свою, а ещё найти носки поплотнее. Сообразить горячее питьё, желательно, какой-нибудь ягодный морс или куриный бульон… Только где он всё это достанет в полшестого утра? Сэм щёлкнул кнопкой электрочайника, покопался в спортивной сумке в поисках какой-нибудь тёплой толстовки и поспешно вернулся к креслу. Дин будто бы успел задРемать. Будить его не хотелось, но пришлось. Очень осторожно Сэм наклонился и приобнял его за плечи, позвал тихо: — Дин. Надо лечь. Пойдём, я помогу. Ноль реакции. Только ресницы чуть дрогнули. Сэм не сдержался и слегка погладил брата по голове, тронул тыльной стороной ладони разгорячённую щёку. Попробовать донести его, что ли? — Дин. Тебе нужно лежать. Ты не сможешь так нормально спать. Наконец миссия «уложить Дина в кровать» была завершена. Сэм надел на Дина толстовку, как на большого ребёнка, подоткнул одеяло, в которое тот укутался на манер гусеницы. На несколько секунд он просто засмотрелся на брата. — Я до аптеки и обратно. Слышишь, Дин? Не открывая глаз, Дин прогудел что-то невнятное и разразился очередным приступом лающего кашля, таким сильным, что всё его тело сотрясалось даже под одеялом. Это придало Сэму ускорения: наспех умывшись, он покинул номер. Искать аптеку времени не было, поэтому пришлось звонить в колокольчик на ресепшене. Кругленькая седовласая бабуля, являвшаяся администратором и одновременно владелицей мотеля, выкатилась откуда-то из глубины корпуса. Она одслеповато щурилась и куталась в тёмно-красный китайский халат. — Что случилось, мистер Салливан? — сонно поинтересовалась она. — Надеюсь, у вас есть весьма веская причина поднимать меня ни свет, ни заря. Люблю, знаете ли, понежиться в кровати подольше. Хотя служба администратора это, увы, не предполагает. Бабуля не казалась особо рассерженной, но Сэму всё равно стало неловко. — Простите, миссис Эллиссон. Мой брат заболел, у него высокая температура. Мы только приехали, и я совершенно не знаю, где аптека. Хозяйка мотеля, казалось, оживилась. — Бедный мальчик. Аптека, к счастью, близко, всего через два квартала. Как выйдете из ворот, сразу направо. Попозже приходите ко мне, я заварю особый чай с имбирём. Очень хорошо помогает. Моего Эдварда он не раз спасал. — Спасибо вам, миссис Эллиссон. — Сэм кивнул словоохотливой старушке и поскакал в аптеку. Чем больше удалялся от мотеля, тем неспокойнее становилось. Как будто невидимая нить, соединявшая их с Дином, натягивалась всё туже и этим причиняла боль. Конечно, за время его отсутствия с братом вряд ли что-то случится, он же снова уснул. Но будь Дин под его присмотром, Сэму было бы спокойнее. Он должен быть рядом с ним, тем более в такой момент. Поэтому он постарался вернуться как можно скорее, вооружённый тайленолом, пастилками от кашля, упаковкой салфеток и ещё кучей всего, что могло понадобиться. Не бегать же в аптеку каждый раз и не оставлять пациента одного. К счастью, он помнил, какие именно лекарства всегда помогали брату лучше всего. Даже спустя несколько лет вспомнить их названия не составило особого труда, как и всё, что связано с Дином. Первая пара дней прошла именно так. Горькие таблетки, доброе, но не навязчивое беспокойство миссис Эллиссон, градусник, прохладная тряпочка на лоб, специфический запах лекарств. Поначалу Сэм надеялся, что всё обойдётся, что брат отлежится день-два и снова поскачет, как заведённый. За эту пару дней он прочувствовал на себе, что значит быть старшим братом. Ему и раньше приходилось заботиться о болеющем Дине, но это понимание почему-то выветривалось из головы каждый раз, стоило тому пойти на поправку. Сам Дин выглядел хреново: потрескавшиеся губы, заострившиеся скулы, нездоровый температурный румянец, превращавший лицо в красный цвет светофора, и слипшиеся от пота волосы. Первые три дня он выныривал из тяжёлого, тягучего сна буквально пару-тройку раз за день, чтобы попить чаю или воды и доковылять до туалета, а потом его затягивало обратно в болото бессознанки. Сэму приходилось будить брата, чтобы накормить хоть чем-то — и едой, и таблетками. Лекарства Дин послушно съедал, но, видимо, только потому, что не было сил оказывать сопротивление. С едой дела обстояли куда хуже. В него не лезло ничего: ни самый простой сэндвич, ни нежные панкейки из ближайшей закусочной, ни крем-суп, сваренный сердобольной миссис Эллиссон. Максимум брат проглатывал несколько кусочков и снова отрубался. Вечерами он начинал поджимать ноги от холода, вцепляться в одеяла — и своё, и Сэма — ледяными пальцами-сосульками и тяжело, часто дышать. Сэм подкатывал обогреватель поближе к кровати, но это не особо помогало. Тогда он сам обнимал кокон из Дина и одеял обеими руками и прижимал покрепче к себе. Тот в полусне прижимался так откровенно и доверчиво, как никогда, и, согревшись, прекращал дрожать. А Сэм, не в силах сдержаться, касался губами то макушки, то лба, то виска, то любой части лица, до которой мог дотянуться. И никаких тебе «Отстань, девчонка», никаких поддразниваний, вырывающихся жестов, взглядов типа «Ты чего вдруг?». Когда Дин болеет, его можно гладить и трогать, как захочется. В такие моменты он более смирный и уступчивый. Сил-то выделываться нет. И это единственнная причина, по которой Сэм любил, когда брат болеет. В одну из этих первых ночей, бессонных для Сэма, когда он неусыпно следил за Дином, всё-таки закемарил прямо при свете ночника. Сидел, оперевшись на подушку и прислонившись спиной к спинке кровати. Руки обнимали замотанного в одеяла брата, чья голова лежала у него где-то в районе плеча. Дин сонно сопел рядом с ухом, и Сэм уснул, скорее всего, именно из-за этого звука. В какой-то момент в его руках началась какая-то возня: брат ворочался, странно кряхтел сквозь сон, крупно вздрагивал. Сэм заморгал, ничего не соображая, и глянул на Дина. Глазные яблоки так и бегали под веками. Раздался сдавленный, жалобный стон, и что-то в нём было такое, из-за чего Сэм почти испугался. — Дин. Дин, проснись, — он потряс брата за плечо. — Это сон. Давай, просыпайся. Он ожидал, что будить брата придётся сложно и долго, но тот почти сразу распахнул ошалелые, лихорадочно горящие глаза. Капилляры в этих глазах полопались и залили белки кровью. А ещё там стоял испуг. Дину понадобилось несколько секунд, чтобы вернуться в реальность и понять, где он находится. — Всё в порядке. Тебе просто приснился плохой сон, — как мог мягко и тихо произнёс Сэм, чтобы не пугать его ещё больше, и провёл большим пальцем по скуле, присыпанной еле заметными веснушками. Не удержался. — Плохой — не то слово, — просипел Дин и отпил воды из стакана, протянутого Сэмом. — Снилось, что за мной гнались какие-то твари. Мы таких вообще никогда не видели, Сэм. Это были адские гончие. Здоровые, страшные твари. Они собирались утащить меня в преисподнюю. А я от них всё бежал, бежал… — Звучит действительно очень страшно, — ни капля ни лукавя, участливо произнёс Сэм. — Но, к счастью, это был лишь сон. И почему его брату снится ад, а не что-нибудь поприятнее? Он даже на суккубов согласен. Может, из-за температуры? От неё часто всякий бред видишь, и во сне, и наяву. Сэм прекрасно знал: Дин терпеть не мог всякие обсуждения чувств и мыслей, даже после смерти отца отказывался обсудить своё состояние. Бесплатная психотерапия, как он говорил с нескрываемым оттенком презрения в голосе. Поэтому не стал предлагать обсудить сон. Куда лучше на брата действовали другие методы. Например, отвлечься, даже на что-то самое банальное и простое. — Как себя чувствуешь? — Как труп голубя, попавшего под машину и размазанного по асфальту, — проворчал Дин, пытаясь устроиться поудобнее где-то между одеялами и Сэмом. Надо же, какая экспрессия. Из уст Дина это, пожалуй, впечатляло. Похоже, потихоньку идёт на поправку. — Не повезло тебе, — сочувственно покачал головой Сэм, зная, что брату нахрен не упало его сочувствие. Везение — это вообще про кого угодно, только не про их семью. — Спать давай, — буркнул Дин, устраиваясь головой где-то у Сэма в районе бедра. Тот вздохнул и погасил свет. Ещё какое-то время Дин хрипел и кашлял, но, наконец, затих. Он снова спал, прижавшись к боку Сэма. А сам Сэм думал. Что-то во сне брата обеспокоило его, хотя он не мог понять, что. Отца больше не было (впрочем, его всё равно что не было и раньше, но Сэм старался не допускать этой мысли). Они снова остались вдвоём. Как всегда. И кто знает, сколько всего им ещё предстоит.***
— Ради бога, Дин! Я понимаю, что тебе хреново, но ты ведёшь себя хуже ребёнка! Дин бросил на Сэма укоризненный взгляд. Его глаза были очерчены воспалённой бордовой каёмкой и нехорошо поблёскивали. К счастью, он был уже не такой горячий, как печка: Сэм только что обтирал его сложенным полотенцем, тёплым и влажным от горячей воды. Вместо благодарности Дин ворчал и жаловался, что Сэм превратился в смесь Саманты и курицы-наседки одновременно. А теперь он упрямился и совершенно не желал есть. Только что отказался и от нежной яичницы, пожаренной Сэмом (спасибо миссис Эллиссон за посуду), и от тостов. Невыносимый. Вдобавок со вчерашнего дня зарядили характерные для Сиэтла долгие холодные дожди, совсем не прибавлявшие хорошего настроения. — Чем прикажешь тебя кормить, если ты ничего не хочешь? — развёл он руками. Вместо ответа Дин посмотрел на него взглядом обиженной собаки, замотался посильнее в одеяло и закрыл глаза. — Дин, ну съешь хотя бы йогурт, а? Ты за эти дни вообще почти не ел! Где ты возьмёшь силы на выздоровление? Ноль внимания, фунт презрения. «Незачем меня кормить, я не младенец, а ты не курица-наседка», — сказал бы брат, если бы был в состоянии. Сэм слышал его голос в голове вплоть до последней интонации. Это было ожидаемо, конечно, ведь Дин всегда отказывался от еды во время болезни. Но проблему нужно было решать. Раньше каждый раз приходилось кормить этого умирающего лебедя буквально с боем, чуть ли не насильно заталкивая в него еду. Подвергать брата такой пытке снова не хотелось. Сэм уже все мозги себе свернул, пока думал, чем таким можно его накормить, чтобы в него влезло. Рассеянно оглядел номер, за последние дни превратившийся в лазарет. Взгляд Сэма упал на духовку. Сначала он её даже не заметил, или, скорее, не придавал значения. Надо же, здесь и духовка есть. Этот мотель действительно не так плох, куда приличнее тех, где они останавливались обычно. Сам не зная, зачем, он заглянул внутрь, покрутил ручки, проверил, всё ли работает. А потом в голове появилась идея. Тихо закрыв за собой дверь номера, он поспешил на ресепшен. — А, это вы, дорогой мистер Салливан, — при виде него миссис Эллиссон расплылась в улыбке. — Как себя чувствует ваш му… то есть, я хотела сказать, брат? Я могу ещё чем-то помочь? — Если вам не трудно, миссис Эллисон. Скажите, у вас нет, случайно, рецепта яблочного пирога? «Береги Сэма. Заботься о Сэме», — твердил отец Дину столько, сколько Сэм себя помнил. И брат делал это — всегда. Отдаваясь этому так, как будто защита Сэма была делом всей его жизни. Теперь настала очередь Сэма.***
— Дин. Проснись, Дин. — Сэм ласково пробежался ладонью по руке брата, уже не такой горячей, как в последние дни. Тот сонно зашевелился. Ещё не открыв глаза, успел скукурузить недовольную физиономию. — Извини, что бужу, но ты явно пожалеешь, если пропустишь это, — Сэм едва сдерживал улыбку, пока смотрел, как взъерошенный Дин медленно садился на кровати и потирал лицо ладонями. — Если это не красивые девчонки в мокрых майках, моющие Детку прямо напротив нашего окна, я тебя убью. Сэм фыркнул от смеха. Ну точно, начал выздоравливать. — Лучше, намного лучше. Неужели не догадываешься по запаху? Дин глянул на него с какой-то жалостью, как на последнего кретина. — Чувак, у меня насморк. Я вообще ничего не чувствую. — Ладно… Подожди, я сейчас. Сэм поспешил к тому, что называлось кухонной зоной. Подхватил большое круглое блюдо, укрытое крышкой и полотенцем, и вернулся вместе с ним к Дину. Сел на край кровати, поставил тёплое блюдо себе на колени. Почему-то его аж распирало от нетерпения и предвкушения реакции, как ребёнка, который торопится показать родителям новый рисунок. — Как думаешь, что это? — Не знаю. Ты изобрёл вечный двигатель? — хриплый от болезни голос Дина звучал скучающе, но взглядом он обшаривал блюдо, пытаясь понять, что там. Кажется, в его глазах появился какой-то намёк на понимание. Прежде, чем брат успел озвучить догадку, Сэм откинул края полотенца и снял крышку. В нос тут же ударил тёплый, насыщенный запах корицы, яблок и свежей выпечки. На блюде лежал похожий на миниатюрное солнце яблочный пирог. Золотистая корочка так и просилась в рот, а слой корицы напоминал веснушки Дина. Несколько секунд они молчали. Сэм посмотрел на брата с тенью опаски. Вдруг не проявит интереса? Он же толком ничего не может есть… Взгляд Дина был прикован к пирогу. И смотрел он так, будто перед ним лежало, без преуменьшения, восьмое чудо света. Так, будто никто в жизни не делал для него ничего чудеснее значимее. — Это ты испёк? Сэм застенчиво кивнул. — Для меня? Снова кивок. — Хозяйка мотеля помогла. Сам бы я не справился, я же никогда не пробовал, — признался он. Дин ещё несколько мгновений смотрел на пирог, а потом перевёл глаза на Сэма. Впервые за несколько дней в зелёном взгляде брата снова появилось что-то, похожее на задор, энергию и волю к жизни. — Кажется, мне понадобится рот побольше. Сэм молча улыбнулся и отправился за посудой.***
Ноябрьский дождь мокрыми пальцами отстукивал по оконному стеклу известный ему одному ритм. Стоявший на тумбочке старый радиоприёмник был настроен на волну со старым роком и негромко наигрывал что-то из репертуара The Beatles. Они ели ещё тёплый пирог, запивая имбирным чаем, и молчали. Получилось неплохо для человека, который вообще никогда раньше ничего не пёк. Сэм не столько ел, сколько любовался тем, как уплетал свою порцию Дин. С почти тем же аппетитом, какой бывал у него обычно. Однако от добавки отказался — с явным сожалением. — Не влезет, а жаль, — сообщил он, похлопывая себя по животу. — Это было куда вкуснее, чем в придорожных забегаловках. Сэм с улыбкой хмыкнул. Если брат и мог сделать комплимент, то только такой. А потом они лежали вдвоём на кровати, так же, как в последние вечера. Укрытый одеялом Дин дремал, прижавшись к Сэму, а тот время от времени поглаживал его по плечу и спине и тихо мурлыкал под нос знаменитую балладу Guns N’ Roses, игравшую по радио.«And when your fears subside And shadows still remain, oh yeah I know that you can love me when there's no one left to blame So never mind the darkness, we still can find a way 'Cause nothin' lasts forever, even cold November rain…» «И когда твои страхи отступят, И тени всё ещё останутся, Я знаю, что ты можешь любить меня, Когда не останется никого, кого бы можно было винить… Так что не бери в голову тёмные мысли, Мы всё ещё можем найти путь, Ведь ничто не длится вечно, Даже холодный ноябрьский дождь…»
Дин, хоть и любил старый рок, не был поклонником этой группы. Сэм тоже. Но сейчас от этой мирной песни у него на душе было спокойно и светло. Как будто она была колыбельной для засыпавшего Дина. Пользуясь тем, что тот не видел, Сэм с нежностью посмотрел на него сверху вниз. Посмотрел — и уже не захотел отводить взгляд. Ладонь бережно легла брату на лоб. Жара больше не было. Сэм улыбнулся. В полусне Дин прошептал то, что, Сэм знал, ни за что не сказал бы ему в здравом уме. — Я тебя тоже, Дин. Но Дин не слышал. Он спал. А за окном неумолчно лился ноябрьский дождь.