О важных людях с горькой кровью

Это красивый человек. Не в том традиционном смысле, что имеют в виду люди, и не в том, что он знал из всей своей жизни демона. Красота этого человека в том, как он впервые посмотрел на него. Несмотря на то, что он не скрывал в этот раз ни своей метки на лбу, ни своих заострённых ушей, ни алых глаз, ни, тем более, столь очевидного демонического присутствия, этот человек не сбежал, как многие другие, не обнажил меч, как некоторые дураки, и даже не равнодушно прошёл, как одна не менее великолепная женщина, нет — этот человек посмотрел на него, как на нечто прекрасное. Как будто было что-то, что заставило этого человека игнорировать всё важное в мире, и, что же, Тяньлан-цзюнь уже буквально упустил одну женщину, которую ему предстояло найти — он не собирается повторять это с этим человеком (наверное, дело в жёлтых одеждах, что у той женщины, что у этого мужчины), когда легко подхватывает человека, выравнивая к своему росту, и прижимает к широкому стволу дерева; он лёгкий, очень лёгкий, если он не будет держать, то его человека может унести ветер; он думает об этом секунду, сжимая тощие хрупкие бёдра и целуя человека с большим запалом, чем рассчитывал. Кровь человека, в отличии от многих, более горькая, чем стоило ожидать; она такая же на вкус, как бывает у тех очень немногих людей, которых нельзя есть; то, что защищает этих людей даже от высших хищников; Тяньлан-цзюнь отрывается, улыбаясь, он не ошибся в исключительности этого человека. Кровь неприятная, омерзительна настолько, что он хочет отплёвываться; восхитительно. — Стоп-стоп-стоп-стоп! WTF?! Нет, подожди, что?! — начинает человек, стуча по его груди, пытаясь слиться сзади с деревом; у него звонкий голос, очень громкий и нервный, говорящий так быстро, что нужно иметь высокую сосредоточенность, чтобы понимать такую речь; к счастью, как император, он бесподобно справляется с этой задачей. — Что ты-почему-зачем, — человек делает судорожный вдох, его волосы очаровательно растрёпанны вокруг столь живого на мимику лица, — ты не должен этого делать! — сообщает ему человек с большей уверенностью, чем раньше. Тяньлан-цзюнь надувается на это; условно, ему не нужно разрешение, он — демон, но: — Я хочу этого, — только и заявляет он, перемещая руки с бёдер человека на ягодицы, сжимая без намёка на застенчивость; человек в его руках издаёт забавный высокий звук. — О нет, о нет… Ты под каким-то афродизиаком, да? Какого черта я вообще здесь тогда?! Почему император демонов укурился чем-то в человеческом лесу?! Чёртовы глупые растения, ты ведь Небесный Демон! — причитает человек, когда он решает заняться делом и исследовать тонкую нежную шею, у него есть желание впиться в неё, но эта кровь действительно тяжела даже для него; а сколько интересных вещей знает о нём этот человек? О, он обязательно спросит его об этом позже. Хотя, ему и не нравится, что человек думает, что ему нужно помутнение разума, чтобы захотеть что-то столь привлекательное, но, что же, он не будет портить иллюзии человека. Люди — хрупкие, он старается помнить об этом, когда рвёт на человеке одежду (уже здесь ему было тяжело сдержаться; с другой стороны, он может просто дать человеку свою). Люди — чувствительные, помнит Тяньлан-цзюнь, когда человек стонет только от его пальцев, и часть его хочет просто использовать его так весь день, только пальцами в нём, снова и снова, пока человек не начнёт умолять его о том, чтобы он прекратил. Люди — жадные, не проходит и ароматической палочки, как человек в его руках, такой развязный, такой распутный, такой красивый, просит его о большем, хотя замечал немногим ранее, что его член явно убьёт простого человека. — Риск… на который я готов пойти, — смеётся ему в плечо человек, противореча сам себе, опаляя его кожу дыханием, держась за него, цепляясь так, что ему пришлось также быстро избавиться и от собственной одежды, чтобы лучше чувствовать чужую кожу. Человек горячий, везде, и Тяньлан-цзюнь бы ожидал, что это может также горько-ядовито, как и его кровь; но нет, внутри человек мягкий, и горячий, и очень узкий, что Тяньлан-цзюнь снова прокусывает кожу человека, на этот раз в соединении плеча и шеи; его кровь омерзительна, она освежает, она отрезвляет, как ничто и никогда. Человек в его руках издаёт такой прелестный глубокий звук, что Тяньлан-цзюнь бы предпочёл оставить его в своей памяти между тем, как его женщина в жёлтом проигнорировала его, и как он лишился своей сомнительной невинности. Где-то посередине. Тяньлан-цзюнь усмехается, его рот полон ненастоящего яда, и опускает человека на свой член ещё больше. Дальше, дальше и дальше. Человек открывает рот, пытаясь поймать воздух, задыхаясь, и он касается губами его лба, оставляя кровь на чистой коже. — Красиво, — замечает Тяньлан-цзюнь, прежде чем безжалостно поднять человека вверх, до самой вершины, только, чтобы оставить кончик своего члена, и опустить. Он делает это ещё дважды, прежде чем человек, сотрясаясь и дрожа в его руках, кончает, но Тяньлан-цзюнь может только продолжать, хотя человек сжался вокруг него так опасно узко, что это было почти идеально, чтобы он не выдержал. Как было бы неловко порочить честь всех Небесных Демонов подобным провалом. Человек в его руках всё ещё издаёт приятные уху звуки, жалобно хнычет и почти слёзно плачет, но не просит остановиться; и это замечательно, потому что Тяньлан-цзюнь не думает, что уже бы смог. Человек столь бесстыден, что уже снова твёрд, быстрее, чем почти все расы демонов, кроме инкубов, с кем он был — превосходно. Тяньлан-цзюнь сдвигает человека чуть под другим углом, и тот вновь не выдерживает столь же быстро, достаточно ещё пяти движений, чтобы он содрогнулся, и чужое семя окрашивает его собственные мышцы белым второй раз, когда Тяньлан-цзюнь ускоряется до рваного темпа в этих чужих ощущениях оргазма человека, потому что тот настолько потрясающе узок, что только это заставляет его кончить так ничтожно скоро, изливаясь внутрь человека, едва помня, что он не должен случайно сломать человеку кости в ногах, что было крайне сложно сделать. Тяньлан-цзюнь дышит, тяжело и горячо, слизывая чужую кровь с укуса; останется след — хорошо, думается ему; кровь кажется ещё хуже, он почти уверен, что его, Небесного Демона, тошнит, и это заставляет его улыбаться. В его руках важный человек, слегка дрожащий и всё ещё ужасно хрупкий; Тяньлан-цзюнь ловит себя на том, что эгоцентрично не желает его отпускать.