***
Москва. Большой театр. Шумно выдохнув, Алла, еле перебирая ноги, закрыла за собой дверь в гримёрку и плюхнулась на ближайший стул, уже не думая о состоянии платья. Концертная программа просто отвратительна: Чайковский, Моцарт, Гендель... Какой идиот додумался их впихнуть сразу в один концерт? Как оказываешься в тишине - аж уши режет, после такого ужаса. Беспредел! Отодвинувшись немного на стуле, девушка заглянула за плотную синюю занавеску, достав оттуда «успокоительное». Бутылку дорогого коньяка она брала почти всегда, и в тайне от матери успокаивалась после выступлений только так, обесценивая другие варианты. В коридоре послышался настойчивый стук каблуков и резкие голоса. Как только девушка спрятала бутылку, женщина тут же влетела в комнату, останавливаемая маленьким неуклюжим секретарем. — Да выйди ты уже отсюда! — Рявкнула она на него, после чего он почти моментально скрылся. Поправляя черную вуаль на плечах, прикрывавшую стройную фигуру, Вишнёвская, скрестила руки, пристально вглядываясь в сидящую дочь напротив. — И что это было? — Где? — Алла устало посмотрела на мать. — Где? — Она выпучила глаза. — На сцене. Где ещё? Ты кабацкой певичкой заделаться хочешь, или как? — Женщина кивнула на дверь. — Вон, московские сидели, все уши затыкали от твоего нытья. Ты же не поёшь, ты просто ноёшь! Алла вздохнула. Спорить с матерью - самое бессмысленно, что только можно сделать. — Это было просто отвратительно! Всё! Каждая нота! А Моцарта в твоём исполнении я даже комментировать не собираюсь. Это бездарно. Ты позоришь и меня, и отца, и свою уже похорененую репутацию. — Она нервно прошлась по комнате. — Таких бездарностей у нас ещё не было. Да чем же пахнет!? — Женщина принюхалась. Подойдя к дочери и наклонившись, она поняла. — Ах ты, мерзавка! — Она стукнула девушку по виску. — Ты опять бухло проносишь? А если увидит кто? Бутылка где? Алла указала на занавеску. Мать резко распахнула её, взяла бутылку и прямо из горла сделала пару глотков. — Значит так. — Женщина спрятала бутылку, подходя к дочери. — В Москве мы оставаться не можем. Сейчас, нас здесь только засмеют. — И добавила. — Позорище, после комы вообще расклеилась, только хуже стало. — Она наклонилась к девушке и пронзительным взглядом всматривались в её лицо, словно впервые. — Будем возвращаться туда, откуда начали. Через три дня едем в Казань. Алла напряглась, словно ее резко выдернули из крепкого сна. — В Казань?...— Растерянно повторила девушка, будто не расслышав. — А что такое? — Иронично спросила мать, подняв брови. — А Клопова? — Алла, казалось, сейчас растворится от нахлынувшей тревоги. — А что такое? — Повторила женщина. — Ты её боишься? Боишься, что эта деревенская шалашовка обойдет тебя, как обошла тогда? Алла бегала глазами по материнскому лицу. Опять, ощущение как тогда: ладошки вспотели, резко стало жарко, не хватает кислорода, ком засел в горле, а глаза предательски слезятся, не поддаваясь никакому контролю. — Мам... — Жалостливо начала она, пытаясь взять себя в руки. — Не мамкай. Ты для чего год назад могилу сама себе выкапывала, вспомни? Для того, чтобы сейчас ныть, что здесь, что перед людьми? Ты известная русская вокалистка, должна завораживать лучше, чем Рубцова, но что на деле? Бездарность! — Женщина нервно поправила вуаль, развернувшись в профиль к дочери и уставившись на дверь. — Шмотки собирай и готовься. Через три дня выезжаем. С Клоповой твоей я разберусь. У отца там было много связей, поэтому туда и едем. Я просканирую всю её историю от и до. Мешать она нам не будет. Женщина вышла. Алла бросила испуганный взгляд в сторону. Какая Казань?... Она бросилась к зеркалу, наклонилась и повернула голову. Девушка провела кончиками пальцев по затянувшемуся большому шраму на шее. Закрыла глаза. Снова. Они однозначно снова встретятся. И, пожалуй, это самое неприятное чувство, которое она ощущала после того, как её вытащили из комы.***
— Да ты что! — Маринка радостно подпрыгнула на месте, заорав на весь коридор, не обращая внимания на косые взгляды остальных студентов. — Чё, прямо в щёчку поцеловала? Клопова закатила глаза, изо всех сил пытаясь сдержать улыбку, что получалось весьма плохо. — Ну да, Марин. — Анька! — Чайкина в пятый раз обняла подругу. — Я так рада! Я так рада! Надо быстрее рассказать Айгуль. Она придет сегодня на обед? — Скорее всего нет. Она к Марату собиралась. Так а что там с Вахитом у вас было? — Э... Да говорю же. Просто разговаривали. — Ага, ну да. Уворачивайся, уворачивайся от ответа, только я-то тебе не поверю в любом случае. — Аня лукаво улыбнулась. — Да как не поверишь то! Идём мы с ним в эту пятницу куда-то после трёх. Всё! Больше ничего говорить не буду! Ничего не знаю сама! — Это я уже слышала. А разговаривали-то о чем? Маринка покрылась розовым румянцем. — Что-то неприличное, да? Чайкина вылупила глаза. — Это какое такое неприличное? Ты, мать, за кого меня принимаешь? Да чтобы я, с группировщиком, ещё и о неприличном? Да никогда! Аня засмеялась. — Да ладно тебе. Всё равно мне кажется, что он неплохой. — Вот, вот. А я говорила, что он мне сразу понравился. Почти сразу. Аня, поднимаясь по лестнице, тихо вздохнула. — Да уж, эти Универсамовские... Что-то в них есть такое... Маринка резко остановилась. — Стоп, стоп, стоп! — Девушка посмотрела на Клопову, хлопая длинными ресницами. — Как ты сказала? Как они называются? — Универсамовские... — Неуверенно протянула Аня, смотря на подругу. — Да ладно... — Маринка остановилась в шоке, выпучив глаза. — Это ведь получается, что... Да ладно! — Перебивая собственные мысли, девушка даже не обращала внимания на подругу. — Да что такое? — Аня нахмурились. — Нет, ты просто не понимаешь. — К сожалению, я ещё не научилась читать твои мысли. — Да ладно!... Анька, ты не понимаешь! — И жду объяснений. Чайкина схватила подругу за локоть и поволокла вниз. — Стой, нам же на лекцию надо! — Сопротивлялась Аня, но нехотя следовала за подругой. — Да потом с твоими лекциями! Я тебе сейчас такое расскажу! Устроившись на подоконнике в пустом туалете, Маринка достала сигарету. — Будешь? — Она протянула ещё одну Ане. — Я же бросила. Говори давай, и пойдем. Марина чиркнула спичками и, сделав первую затяжку, начала. — Ты же знаешь, что мой отец иногда, стоя рядом с законом, немножко его нарушал? — «Немножко» это мягко сказано, но ладно, продолжай. — Так вот. Ты же в курсе, что где-то лет десять-двенадцать назад его посадили. Клопова кивнула. — На зоне он смог познакомиться с одним мужчиной. Мой отец не намного, но старше его. Папа говорит, что он сидел за кого-то, какого-то крупного человека, сейчас даже и не вспомню... Но это не главное. Они вдвоем в конце концов так сильно сблизились, что после выхода, когда отец не без труда, но вернулся на должность, он и его из тюряги вытащил. Этот человек приезжал к нам пару раз, ой, такие пряники вкусные привозил! В Москве таких нет. Ну и в общем, я ведь когда поступать собиралась, мне отец сразу сказал «езжай в Казань», а почему? А потому что ему спокойнее будет, чтобы я с дядей осталась. — С дядей? — Ну да. Я его так лет с семи называла. Ну так вот. А дядя мой, получается - недавно от отца услышала и ещё неделю вспоминала - самый старший в этом Универсаме, понимаешь? Это хорошо ещё, что ты мне напомнила их название, а то ещё бы месяц вспоминала как их там. — Девушка сделала ещё затяжку. Клопова непонимающе моргнула. — Так, ладно. А в чём всё-таки заключается шокирующая новость? — Да как ты не понимаешь! — Маринка спрыгнуда с подоконника. — Их старший - мой дядя, а это что значит? Клопова непонимающе нахмурила брови. — Как с тобой сложно... Мужчина будет восхищён женщиной только если в его подсознании она будет выглядеть выше, чем он! Аня вскинула брови. — Это ты сама придумала? — Не, в каком-то журнале прочитала. Ну так ты понимаешь или нет?! — То есть ты хочешь поддерживать связи с дядей, чтобы выглядеть лучше в глазах... — Нет! — Крикнула Марина. — Не называй! Не называй его имени! — Она понизила тон. — Да... Хочу выглядеть лучше, тем более с дядей я ой как давно не виделась, понимаешь? — Чайкина улыбнулась. — Какой хороший повод! Клопова выдохнула. — М-да... И ради этого я сейчас пропускаю лекцию? Сейчас влепят нам с тобой по паре и будем бегать потом. Ничему тебя жизнь не учит. Как хоть прозвище-то у твоего дяди? Может Турбо говорил... — Прозвище? — Маринка задумалась. — Прозвище, прозвище, прозвище... Папа говорил, что на зоне он был очень худощавый... А, точно! Кощей.***
Сидя в мягком рваном кресле, мужчина допивал уже неизвестную никому по счету бутылку дешёвого алкоголя, паралельно не выпуская изо рта сигарету. — Рыба! — Он щёлкнул по столу костяшкой домино. — Ну, ребята, чё киснем-то? Проигрывать тоже надо уметь. — Приговаривал он, собирая какую-то мелочь со стола. — Это вам не покэр, тут просто с маковкой не прокатит, тут интуиция нужна. А? Как я вас? Рядом зазвонил телефон. — Да что-ж такое. — Мужчина обернулся. — Всё, всё, закончили. Завтра приходите, отыграйтесь. — Он махнул рукой, и трое-четверо человек покинули маленькую комнату. Кощей поднес трубку к уху, затянув сигарету. — У аппарата. — Товарища Кощея позовите, ему звоним. — Послышалось властным женским тоном по ту сторону. — Да быть не может, Вишневская Татьяна Григорьевна? И какими же это судьбами вам довелось мне позвонить? Из трубки послышался искуственный звонкий смех. Тон женщины сделался мягче. — Так это ты что-ль? Слушай, ну я так и подумала сразу же! — Женщина вновь засмеялась. — Долго жить будешь, Кощеюшка! — Ну да, ну да, если не сопьемся раньше времени, увидим. Чё звонишь-то? — Хриплым голосом повторил мужчина, поднося бутылку к губам. — Слушай, дорогой, помощь твоя нужна. Без тебя никак. — Сидеть за кого-то, мать, не проси. Не пойду, хоть состояние отдай. Женщина снова засмеялась. — Да нет же, послушай. Мы с Аллой послезавтра приезжаем в Казань. — И что же вас, московских, к нам так занесло? — Таланты, Кощеюшка, таланты. — Со вздохом проговорила женщина. — Короче говоря, есть у нас там одна тварь в Казани, помнишь, из-за которой Алка в кому впала? Нам на неё справки навести бы, а? Сможешь помочь и поучаствовать где надо? — И что предложишь? — Пятьсот тысяч. Кощей молча опустился, открыл шкафчик и достал толстую мятую тетрадь с маленьким карандашом. — Имя, фамилия, и всё, что знаешь о человеке. Дальше разберемся. Пусть того и не было видно, женщина широко улыбалась, стоя с телефонной трубкой. — Клопова Анна Васильевна. Записав всё, что нужно, мужчина отложил карандаш. — Жди. Как приедете - всё будет готово. — И недожидаясь ответа, повесил трубку на место, склонившись над записями. Не прошло и трёх минут, как телефон вновь зазвонил. — У аппарата. О! Племяша! Ты чего это надумала? Маринка улыбнулась, почти повиснув на общественном телефоне в общаге. — Дядь, мне тут родня посылку прислали, уже как две недели назад. Тебе сказали шарф передать. Я зайду завтра? — Конечно зайдешь, чё спрашиваешь? Деньги-то есть? — Да есть, есть всё. Завтра зайду только... — Она смущённо отковыряла краску от стены. — Поговорить надо кое-чём. — Ну я жду. С шарфом. — Ага, я подружку ещё возьму? — Конечно, всмесье с хлебом, чаем и сахаром. — Ну дядь! — Племяш, а как ты думала? Время такое. Всё, жду. — Он положил трубку, так и не дождавшись ответа.