***
В свёртке оказывается тот самый новогодний шар с ёлочкой. Она напоминает о том дивном продавце, и Минхо невесело хмыкает себе под нос. Стоит, наверное, вновь заглянуть в тот магазинчик. До Рождества ещё две недели, не закроется же, в самом деле. Парень ставит подарок на камин, свою маленькую гордость. Разумеется, в доме есть и батареи, но маленькую печку не заменит никто. Невероятно потрясающе сидеть в углу в кресле с пледом на коленях и книгой в руках, наблюдать за тем, как потрескивают дрова и горит алый огонь. От него всегда идёт особенное, волшебное тепло и добрые эмоции. И пусть Минхо не верит во всю эту чепуху, но зато хотя бы изредка чувствует себя счастливым. С родителями ему не очень повезло. Нет, это не самый худший вариант, случается в некоторых семьях и пострашнее. Правда, факта их неготовности завести ребёнка никто не отменял. Да, взрослые, да, с образованием. Ага, без нормальной квартиры и здоровой нервной системы. Минхо рос, если можно так сказать, как сорняк, едва ли купаясь в любви матери или отца. Справедливости ради, случались в его жизни периоды весьма неплохие. Дни рождения, например. Когда они всей семьей ходили в парк аттракционов или кинотеатр. Посещали разные музеи, цирк, кафе. Так тоже бывало. Так что говорить, что мальчика не любили совсем, будет неправильным. Не так, как стоило бы — да, но всё-таки. С Рождеством вот только не свезло. То ли денег не было, то ли желания. В любом случае, представление о празднике исказилось и не вызывало затем ничего, кроме странной меланхолии. Постепенно, разумеется, появилось и отрицание. Почему все радуются? Почему все такие счастливые? Все счастливые, а Минхо нет. Этому горю нетрудно помочь: заходишь домой, закрываешь двери на замки и сидишь в гордом одиночестве наедине со своими мыслями. Не сказка ли? Самая настоящая, зимняя. Другой такой ни у кого нет. Минхо слегка виляет бёдрами в такт собственному пению, когда варит себе любимое какао. Он тихонечко бурчит себе какую-то, на удивление, романтичную песенку на английском, глотая половину слов за простым незнанием языка. Кончик носа обдаёт паром и манящим запахом. Какао так аппетитно пахнет, что прямо спасу нет. Хоть из сотейника хлебай. Идея плохая, но зато описывающая все желания целиком. Минхо довольно жмурится и, чуть фырча как кот, отпивает горячий напиток из кружки. Он для пущей сладости бахает туда немного маршмеллоу, которое так красиво начинает расплываться светлыми кружочками на коричневой поверхности. Всё. Минхо счастлив. Ничего ему больше в этой жизни не надо, отстаньте все. В карманах домашних штанов как назло звонит телефон. Это Феликс пытается достучаться до злого буки по видеозвонку. Не будь это любимый друг, Минхо бы его порешал, честное слово. — Хо, смотри! — улыбчивое солнышко поворачивает камеру, и в кадре появляется пушистая красавица-ёлка, а возле неё, скрючившись в три погибели, сидит Хёнджин. Видимо, что-то вкручивает. И это что-то, судя по всему, болты. Минхо и забыл, что в придурошном семействе Хван живёт непоседливый хорёк, который каждый год норовит всё перевернуть вверх дном. Точнее, о хорьке-то он как раз помнил, а вот о дырках под ёлкой — нет. Так что ещё пару минут понадобилось, чтобы сообразить, в чём вся соль сея мероприятия. — Бедняга, — сочувственный вздох, и Хёнджин награждает его несчастнейшим взглядом из-за плеча. — Моргни морзянкой, если тебя держат в заложниках. — I try to get the waiter`s attention by blinking in morse code… — самым грустным тоном тянет Хван, а потом Минхо видит, как в него прилетает пушистый тапок. Парень шипит и потирает ушибленный затылок. — Абьюз в семье, кошмар. Тоже мне солнце… Феликс прыскает где-то за кадром, а потом опять поворачивает камеру к себе. На руках у него уже сидит смешнявое длинное зверьё. Минхо думает пару секунд, а потом приходит к решению, что в очередной раз шутить про хорьковые шапки уже невесело, поэтому озвучивает догадки насчёт шубы. Наверное, будь он где-нибудь рядом, ему бы прилетел хороший такой, ощутимый подзатыльник, но Феликс на это высказывание только возмущённо пыхтит, а где-то вдалеке слышится смех Хёнджина. — Ты точно не будешь украшать свой дом? — предпринимает попытку Ликс. Он, на самом деле, давно отчаялся, но почему-то всё равно продолжает спрашивать и сподвигать на это каждый год. Авось получится. Но пока не получается. — Вот ещё, — Минхо отхлёбывает из своей кружки с котами и с интересом смотрит, как стена сзади друга и он сам начинают моргать всеми цветами радуги. Значит, Хёнджин уже повесил гирлянду. Вот от гирлянды и он бы, пожалуй, не отказался… Нет, бред какой-то. — Хотя бы молоко с печеньем поставь. Мало ли, — отчаяние сквозит в чужом голосе. Забавно. — С чего бы? Санта ко мне не придёт. Раньше не соизволил, а сейчас так тем более не за чем, — пожимает плечами он, но всё же задумчиво глядит на холодильник. Там как раз новая неоткрытая бутылка молока стоит. — Да и Рождество ещё не скоро, — ещё одна попытка отменить свою казнь. — Попробуй! Хотя бы разочек! Заранее тоже стоит ставить, мало ли. Вдруг олень заглянет! — Рогатых мне тут не хватало, — Минхо прячет улыбку в кружке, — оленей и на дорогах хватает. Вчера чуть не вписался в одного такого. Светофор ему ни о чём на этом свете не говорит. — Хо, — Феликс смотрит на него совершенно серьёзно, отчего даже мурашки по спине бежать начинают, — просто попробуй. Тебя за это никто не осудит. И я знаю, что ты любишь гирлянды, так что повесь хотя бы одну над кроватью. Увидишь, станет приятнее. Минхо не сильно видит смысл спорить, потому что уже пытался. Он молчаливо кивает, думая, что как только Феликс отключится, от него отстанут. Лучше просто пока что согласиться. Но не тут-то было. Друг требует фотоотчёт и с криками Хёнджина на заднем плане отключается. Видать, на несчастного что-то всё-таки упало, и ему теперь жизненно необходима помощь. Минхо даже как будто бы жаль, но не сильно. Как хорошо, что у него тут поблизости никаких мозгоклюев нет. Нет. Обознался. На телефон снова приходит просьба о фото, и Минхо буквально воет в пустоту.***
Щелчок камеры, и вот уже стакан с молоком и тарелка с самодельным свежим печеньем в виде фото отправляются Феликсу. Минхо правда не знает, почему друг так взъелся в этом году, но выбора особо никто и не предоставляет. Так хотя бы обеспечено спокойствие на ближайший вечер. И то слава богу. Парень шаркает тапочками по дороге на кухню, чтобы сварить себе ещё немного какао, потому что тот сотейник закончился как-то быстро и совсем незаметно. У Минхо чистой воды стресс. А смайлик с глазами-сердечками, пришедший в ответ от Феликса почти мгновенно, вообще заставляет дёрнуться в нервном припадке. Появляется навязчивое желание отключить звук на телефоне и продолжить жить жизнь. Причём спокойную и никому не нужную. Красота. Силиконовая лопаточка неслышно бьётся о стенки сотейника, лицо вновь обдаёт сладким ароматом, а слюна во рту скапливается с каждой секундой всё сильнее. Съесть бы сейчас что-нибудь сладкое. Шоколадку, например, или, может быть, то печенье, приготовленное для «Санты». Он ведь с дуру все остатки с прошлого вечера на блюдце-то и выложил… Минхо вообще себе жизнь без сладкого слабо представляет. Не бывает так, чтобы у него дома не завалялась какая-нибудь пачка любимого зефира или мармелада. В противном случае, день прожит зря. Сегодняшний вечер грозится таким стать, потому что ни в шкафчиках, ни в холодильнике ничего отдалённо похожего на сладость нет. Даже пастилы и той не осталось. Внутренний ребёнок парня готов вот-вот расплакаться. Отрывая его от внутренних стенаний, в гостиной слышится грохот. У Минхо внутри всё стремительно покрывается инеем. Он живёт совершенно один в компании себя и ещё раз себя. Что могло упасть? Или кто, судя по звукам. На всякий случай, парень берёт в руки ножницы и осторожно двигается к источнику шума. Благо на ногах мягкие тапочки, а большая часть поверхности застелена коврами. Из комнаты тем временем раздаётся непонятное шуршание, отдалённо напоминающее возню Феликса во время сна. Только вот это точно не Феликс и даже не Хёнджин. Больше, чем Минхо, здесь быть просто некому. И когда речь идёт про «некому», значит, действительно некому. Пока он активно размышляет, из-за поворота начинают слышаться ещё и звуки чавканья. — Что за чёрт, — шепчет себе под нос Минхо и, собравшись с силами, делает шаг сторону, чтобы вырасти в дверном проёме. Ножницы падают из рук, а рот открывается в немом шоке. На полу, весь в саже и подтаявшем снегу, сидит Джисон. Джисон. Джисон из магазина. Тот самый Джисон с очень милыми щёчками, которые сейчас делают его ещё больше похожим на хомяка, чем раньше. Джисон с выразительными глазками, так восторженно глядящими на мир. Джисон с чудесными волосами, не прикрывающими на этот раз уши. Уши… Заострённые ушки, пробитые в нескольких местах неизвестным мастером, откуда красиво свисают какие-то серебряные серёжки с камешками на концах. Минхо пребывает в том состоянии, которое описать очень трудно, — чаще всего люди попросту употребляют некоторую нецензурную брань, — но на его лице наверняка отражается весь спектр эмоций, который только может представить себе здоровой человек. А Джисон… А что Джисон. Джисон сидит как таракан, которого поздней ночью застукали на кухне за поеданием пищи. Что, в принципе, не далеко от правды, ведь, как бы комично это не звучало, он сидит на ковре чумазый, как бес, и подъедает невероятно вкусное печенье, которое испёк хозяин дома. Это заметно и по форме, и по утончённому вкусу, совсем не химозному. Такого в магазине не делают. Ну, разве что пекут в каких-нибудь пекарнях, но Джисон всё равно перманентно уверен, что это дело рук Минхо. — Мне очень хочется спросить, но я не уверен, что готов услышать ответ, — поразительное спокойствие для такой ситуации. В тишине, повисшей в комнате вместе с напряжением, это звучит как гром среди ясного неба. Однако же Джисон держится и с самым невозмутимым видом дожёвывает печенье, удерживая себя от того, чтобы потянуться к ещё одному. С самого утра ничего не ел. Когда же слышится протяжный глоток последних крошек, юноша — Минхо не совсем уверен, что это простой человек, — поднимается и, шустро отряхнувшись, с самым что ни на есть официальным видом кашляет себе в кулак. — Ты мне тут речь произносить собрался? — выгибает он бровь. Да ладно? Серьёзно? — Ну… понимаешь… — Джисон на долгие секунды замолкает, очевидно, совсем растерявшись, как оправдываться и что вообще говорить. Он гнёт пальцы одной руки другой и неопределённо отводит взгляд в сторону, подбирая нужные слова. Выглядит мальчик при это весьма виновато. — Я Санте помогал, подарки разносил и всё такое… А потом учуял запах выпечки, — он ловит ошалелый взгляд Минхо на себе и всё менее уверенно продолжает, к концу срываясь на не сильно разборчивый лепет, — а у тебя печеньки такие вкусные тут, и я молоко очень люблю, и вообще не ел с утра… В общем, вот… Да. — Погоди, погоди, — Минхо потирает переносицу большим и указательным пальцами, второй рукой размахивая перед лицом, прося остановиться. Брови его плотно сведены друг к другу, превращаясь почти в одну сплошную линию. — Какой Санта? В смысле помогал? Как ты оказался в моём доме? — Через печную трубу, — просто отвечает нежданный гость, очевидно, решив проигнорировать первые два вопроса. Однако под суровым и непонятливым взглядом сдаётся. Сдаётся и снова неконтролируемо тянется к манящей печеньке. Прерывает его несдержанный кашель, так что руку приходится отдёрнуть. Минхо же хочется приложиться ладонью об лоб, потому что труба не труба, а человек голодный тут стоит, и он вообще не для того признаки жизни подавал, просто прокашляться хотел. Да, его мало волнует, как именно Джисон тут оказался и что вообще забыл. Это совершенно неважно, честно. С тяжёлым вдохом и медленным шагом парень возвращается на кухню за молоком. Он берёт в руки бутылку, потом недолго думает и забирает её в гостиную вместе со стаканом. Подумаешь, одной упаковкой больше, одной меньше. Всё равно потом заставит расплачиваться, — как именно, хозяин ещё не придумал — за лёгкий испуг и порчу имущества: испачканный в саже ковёр никто не отменял, как и чудных следов на полу. Минхо, вообще-то, любит чистоту и порядок, но почему-то грязь в данной ситуации его только забавляет. Хотя, если быть честным, она смешит его ровно настолько, насколько и пугает. Жесть же. У него дома продавец-консультант, который запал в душу пару часов назад и с которым они не имели буквально никакой связи. Абсолютно никакой. Ни тебе телефона, ни общих друзей. Когда Минхо приходит вновь, Джисон в ожидании сидит на полу, не сдвинувшись с места. Это чудище только поменяло своё положение со стоячего на сидячее, не более. Паренёк с интересом рассматривает уютный, но пустоватый и совсем не новогодний интерьер комнаты. Голова крутится во все стороны, а глаза напоминают какую-нибудь сову в ночной мгле, которая только-только вылетела на охоту. Презабавный. — Не подавись, — выдавливает Минхо и подаёт тому бутылку с молоком и стакан. Джисон благодарно улыбается, — губы его вновь образует форму сердечка, отчего сердце приятно щемит, — и набрасывается на тарелку. Он долго и тщательно жуёт, становясь совершенно похожим на хомяка или белку. Минхо только и остаётся, что пристально следить за стремительно уходящей последней партией печенья и постепенно таять где-то внутри себя. Юноша действительно просто очаровательный. У него мягкие щёчки с родинкой на одной, большие вечно удивлённые глаза и чудные ушки, заострённые на концах. Не будь Минхо взрослым, наверное, решил бы, что перед ним сидит какой-нибудь эльф. Ну, или может, феечка. Он пока не определился. Джисон же с идентифицированием себя справляется превосходно, ошарашивая простым: — Я рождественский эльф. Минхо сначала кажется, что он ослышался, потому что щёки у говорящего набиты и дикция, соответственно, страдает. Но нет. «Эльф» повторяет предложение снова, и если бы хозяин дома уже не сидел, то, наверное, именно сейчас бы опустился и больше не встал. Да, определённо. — Ты уверен? — вопрос странный, конечно, ну а вдруг. Упал, головой повредился. Всякое же в жизни бывает. Ответом служит заливистый смех и последующий кашель от не до конца прожёванного печенья. Значит, всё-таки уверен. Какая досада. — А тут-то ты как оказался?.. — У тебя печенье так вкусно пахло, с ума сойти можно. Я тут вообще мимо проходил, подарок девочке по соседству заносил заранее, ныкал старательно — Санта там дальше сам разберётся, — Ким Бок Су, знаешь, наверное? — Минхо заторможенно кивает. — Вот как раз ей. По крыше шёл, а тут запах такой стоит… Я и поскользнулся. Упал прямо в твою печную трубу. Давненько такого уже не было, — как ни в чём не бывало смеётся Джисон и громко фыркает молоком. Минхо морщится. — Кошмар какой. Не даром говорят, бойся своих желаний. — Что? — Да ничего. Ты мне ещё в лавке примечательным показался. Ты там-то, кстати, что забыл, раз тут подарки разносишь? — Работаю. — В смысле работаешь? А как же, — он неопределённо машет кистью руки в пустоту, пытаясь подобрать наиболее точную формулировку, — заводы, детские игрушки целый год и тому подобная дребедень? — Пф, — Джисон почти оскорблённо смотрит на своего слушателя, — этим другие эльфы занимаются. Я только документы иногда в канцелярию таскаю, подарки изредка разношу и игрушки продаю по самой низкой цене. Это такое маленькое чудо для взрослых. Им же Санта подарки уже не дарит. — Не дарит… — эхом отзывается Минхо и как-то странно смотрит на эльфа. Во всяком случае, так тому кажется. В гостиной повисает молчание. Оно густое, но не сильно напрягающее. Просто-напросто каждый пребывает где-то в своих мыслях. Но, стоит заметить, в разной степени. Минхо, кажется, так вообще бы оттуда не вылезал. У него это обычно так и происходит: дом, тишина и собственные размышления. Только вот гость ждать, судя по всему, не намерен. Он начинает активно шевелиться, а потом осторожно, на коленях, не касаясь ковра грязными ногами, пододвигается ближе к хозяину дома. С пару секунд смотрит на задумчивую фигуру, а потом выдаёт первое, что приходит на ум: — А чего у тебя тут так грустно? Рождество же! — глаза у Джисона загораются каким-то детским огоньком, похожим на тот, что обычно поблескивает у Феликса. — Не люблю Рождество, — может, не слишком мягко для рождественского эльфа, но зато честно. В конце концов, не начнёт же это нечто сейчас из воздуха ёлку материализовывать или ещё чего похуже. Оленей, например. Джисон аж рот открывает от удивления. Признаться честно, он ещё никогда до этого не встречал людей, которые не любили бы Рождество. Профессия у него такая — работать с теми, кто в этот праздник безумно влюблён. Обычно это дети и некоторые подростки, чуть реже встречаются случаи со взрослыми. К примеру, те, кто страдает от болезней или любых других недугов. Им инструкции предписывает немного, но помогать. — Почему? — звучит настолько искренне и непонимающе, что Минхо пробивает на смешок, но он честно сдерживается. — В детстве не сложилось. Сколько бы писем Санте ни писал, никогда ничего не получал в ответ. Джисон тут же тушуется. На округлом лице отражается крайняя степень задумчивости и размышлений о чём-то. Выглядит он в этот момент так, будто его в принципе не существует, будто это иллюстрация, сошедшая с картинки детской книжки. Приходится давить в себе внезапное желание ткнуть в щёку пальцем или коснуться губами той самой родинки. Ужас какой, Минхо, прекращай, ты его знаешь без года пару часов. Нельзя так. — Придумал! — Если ты мне сейчас предложишь украсить дом, спешу тебя расстроить — Феликс пытался. Уголки чужих губ стремительно опускаются книзу. Чмокнуть бы их, лишь бы эльф не грустил. Ему не положено. По должности и по судьбе. Минхо одёргивает себя, осознавая, что мысли его опять заходят в какую-то не ту сторону. Кажется, какао было просроченным. — Тогда давай сходим куда-нибудь? Вместе? Сердце в груди пропускает удар, удивлённое не меньше своего обладателя. Его куда-то позвали? Его-то, злого и нелюдимого буку Минхо? Да ещё кто! Рождественский эльф в его собственном доме. Поистине удивительное зрелище. Феликс бы сейчас хохотал как вне себя и утирал невидимые слёзы, а Хёнджин придерживал бы парня за талию и сам бы тоже едва держался, чтобы не покатиться со смеху по полу. Ну, Минхо, ты даёшь. — Я подумаю.***
Минхо правда не знает, что делает тут, посреди торгового центра, окружённый толпой людей и боязливо озирающийся по сторонам. Нет, некоторые подозрения в голове, конечно, возникают, но лишь некоторые и большинство из них, к сожалению, ни разу не утешительные. Даже грустно как-то становится. Справедливости ради, он всегда держит своё слово: пообещал — будь добр, сделай. Минхо и делает. Переминается с ноги на ногу, словно маленький ребёнок, оставшийся без родителей, и едва не плачет, пытаясь не убежать к себе в тёплую норку. Возможно, по поводу «плачет» он немного преувеличивает, но одно другому не мешает. Находиться среди незнакомых людей ему не нравится совершенно. Более того, Минхо здесь ещё и не ориентируется от слова совсем. Так что шансы попасть вновь наружу очень малы. Неважно уже, какая там «ружа», выбраться хочется очень сильно. Там сейчас прохладно и мороз щекочет щёки. Ох-ох… — О, ты уже здесь? Джисон вырастает будто бы из ниоткуда. Минхо даже карикатурно хватается за сердце, изображая самый настоящий испуг. В этом жесте примешано совсем немного, но правды. Эльф действительно появляется слишком неожиданно и немного пугающее. Совсем немного. Но теперь Минхо не хочется так сильно сбежать. — Достаточно давно… — глаза у Хана забавно округляются. Он в очередной раз становится похож на белку. Тут назревает некая дилемма, потому что Джисон сам предложил сходить куда-нибудь. Не будет ли это странным, если Минхо сам спросит, куда имненно? В груди у него стремительно расплывается какое-то странное, но отдалённо знакомое чувство. Хочется угодить, произвести хорошее впечатление, чтобы прямо совсем «вах». Чтобы поухаживать, в конце концов. Да, как за девчонкой, да, как на свидании. Почему бы собственно и нет. А чем, собственно парни отличаются от девушек? Джисон видится тем человеком, ради которого стоит провернуть всю эту муть. Минхо набирает в грудь побольше воздуха и выдаёт краткое, но быстрое: — Куда ты хочешь? Джисон как будто бы даже почти не удивляется. Ну, может быть самую малость. — Изначально я хотел предложить тебе пройтись по магазинам и прикупить вещичек для Рождества, но потом быстро понял, что это не наш вариант. Как насчёт игрушек? — Игрушек?.. — Минхо рассеянно моргает, медленно и верно переваривая информацию. — А почему нет? Всем нравятся игрушки! — Джисон улыбается так ярко и солнечно, а глаза его так загораются особенным счастливым блеском, что отказать ему не представляется возможным. И они идут в магазин игрушек. По правде говоря, Минхо до какого-то времени был железно уверен, что только попортит настроение эльфу, себе и окружающим, потому что человека с таким недовольным выражением лица двадцать четыре на семь ещё поискать надо. Причём хорошо так поискать, не забыв заглянуть на дно Марианской впадины. Однако, на своё удивление, он искренне наслаждается процессом. Джисон, будто впервые оказавшись в плюшевом царстве, — к слову, таком же плюшевом, как и он сам в этой забавной шапочке с ушками квокки, — активно носится меж стеллажей, чуть не снося их следом за собой. Эльф даже однажды цепляется длинным вязанным шарфом за торчащий прутик огородки, но Минхо героически отцепляет его и тянет на себя. Джисон, не устояв на своих двух, падает прямо в мягкие объятия. Щёки его стремительно наливаются румянцем, в прочем, как и у самого Минхо, поэтому они оба, справедливо рассудив, делают вид, что ничего не было. Подумаешь. На этом приключения не заканчиваются. У Джисона не закрывается рот, а Минхо просто-напросто устаёт ловить и предостерегать несносного эльфа, поэтому молчаливо следует и внимательно слушает. У него интересные истории про Санту, про забавные письма детей и про оленей, которые каждый раз пытаются пожевать его волосы, путая с сеном. И Минхо смеётся. Смеётся чисто и искренне. Возможно, не так громко, как многие люди, но зато только для Джисона. Парень ранее так смеялся только для одного Феликса, и то крайне редко. С Джисоном хочется по-другому, постоянно. С каждым хмыком или тихим смешком у него самого уголки губ неконтролируемо тянутся вверх. Джисону кажется, что Минхо очарователен. Эльф с трудом может вспомнить кого-нибудь, кто так же волновал его сердце или вызывал желание рассказать про всё-все в своей жизни. Эльф, как правило, молчал в тряпочку, — а что скажешь? Работаю на Санту Клауса, будем знакомы, очень приятно. И руку протянуть? Или стопку опрокинуть? Совсем непонятно. Но с Минхо по-другому. С ним интересно и не напряжённо. С ним комфортно и будто дома. Джисон даже ловит себя на глупой мысли, что его персональный олень, Ббама, смотрит на него такими же преданными глазами, как парень. Ну прямо точь-в-точь. Эльф прыскает в кулак, пока Минхо в недоумении вскидывает брови. Джисон отмахивается и идёт на кассу. То, что Минхо не примет его подарок, он уверен почти на сто процентов, но ведь попытка не пытка, верно? — Товары по акции? — девушка продавец мило улыбается эльфу, а Минхо пилит её напряжённым взглядом, точно так же напрягаясь всем телом и возмущённо сопя. Потому что улыбаться надо скромнее: так, чтобы у окружающих не возникало ощущение, будто перед вами любовь всей вашей жизни. Внутри рождается странное желание кого-нибудь придушить. Чуть-чуть. Самую малость. Ну, может быть, Минхо немного утрирует, но правда немного. — Нет, спасибо! Ничего не нужно, пакет тоже! — то ли Джисон слишком внимательный и всё замечает, ускоряясь в своих ответах, то ли у Минхо не получается не палиться, но факт остаётся фактом. Эльф решает все вопросы чётко и по делу. Из магазина они уходят тоже быстро и без лишних рыпаний.***
— Может, тебя проводить? — Зачем? — Запомню твой адрес. — Ты буквально вчера свалился ко мне в печную трубу. — Ну а вдруг?.. — Почему ты не хочешь, чтобы я тебя проводил? — Потому что я живу за много километров отсюда, — у Джисона становится такое лицо, будто Минхо совершенный дурачок, чей случай безнадежен ровно настолько, насколько вообще может быть. — То есть ты каждый день добираешься сюда на оленях за кучу вёрст? — брови на чужом лице стремительно ползут кверху. — На олене, — поправляет Джисон. — Так и есть. Выбирать особо не приходится. Вряд ли я смогу объяснить любому арендодателю огромное количество всякой шняги в квартире и свои уши, — он выразительно касается кончика одного из них, а Минхо ловит себя на том, что тоже не прочь почувствовать его тепло между пальцами. Он просто никогда не видел таких ушей, вот и всё. Необычных, завораживающих, манящих, чтобы их легонько чмокнуть. — Звучит логично, — соглашается Минхо и задумчиво кивает, отгоняя непрошенные мысли куда подальше. — Поэтому я провожаю тебя! — звучит голосом, не терпящим возражений. Минхо сдаётся и просто пожимает плечами, стараясь улыбаться менее заметно. Джисон действительно очень милый. Милый, шумный, слегка наивный, а ещё весьма притягательный. Минхо таких никогда не встречал. Конечно, в его жизни немаловажную роль играет Феликс, который по сути своей тоже напоминает звёздочку. Он яркий, солнечный и часто-часто улыбается. Таких буквально один на миллион. Парень понимает, почему Хёнджин клюнул на него, однако же считает, что сам на такое никогда не подпишется. Феликс правда хорош, но как друг или младший брат. Короче говоря, никого даже отдалённо похожего Минхо подле себя не представлял. Не сказать, что Феликс с Джисоном совсем на одно лицо, с одним типажом личности и тому подобной дребедени. Но всё же среди всех своих знакомых Минхо в «двойника» выбирает друга. Потому что более подходящую кандидатуру ему подобрать несколько трудно. Все чувства, которые он испытывает, совсем не похожи на те, что начинают появляться при виде друга. Разумеется, они тоже тёплые и тоже светлые, но другие. С Джисоном хочется не только лежать и смотреть фильмы, — хотя и это тоже, безусловно, — но хочется постоянно касаться, зажимать по углам и, наверное, целоваться. Иронично, что Минхо приходит к не самому утешительному для себя выводу именно по дороге домой, по которой недавно топал с Феликсом. Слушает он при этом крайне радостного Джисона, хотя ещё в прошлый раз, с другом, был перманентно уверен, что никого и никогда в его жизни здесь не будет. Но итог — вместе с эльфом под бочком — напрашивается сам собой. Простое влюбился, даже почти не ошарашивает. Почти. Ладно, хорошо, ошарашивает. Но, в любом случае, новое непонятное чувство ощущается приятно, так что Минхо решает, что ничего плохого с ним не случится, если он попробует. Конечно, сам Джисон остаётся под вопросом, потому что сам парень, признаться, слабо себе представляет, что там у эльфов с делами амурными. Но хочется верить, что не хуже, чем у людей. — А потом меня окунули в снег и… — договорить Джисон не успевает: согласно своей истории, он феерично приземляется в самый сугроб мягким местом. Глаза его так сильно и так удивлённо округляются, что Минхо не сдерживает внезапного хохота, наверное, впервые за долгое время, смеясь громко и заразительно. В голову неожиданно приходит идиотская идея, и Минхо, ведомый один бог знает каким чувством, падает рядом с эльфом, утягивая того за собой так, чтобы тот лёг совсем рядышком. Клокочущий в груди смех всё ещё рвётся наружу, поэтому Минхо переключает своё внимание на небо. Сейчас темно достаточно, чтобы можно было разглядеть россыпь звёзд, образующих самые удивительные созвездия. Джисон замолкает и тоже поначалу смотрит вверх. Затем со стороны слышится тихий хруст снега. Минхо поворачивает голову и встречается с тёмным молчаливым взглядом. В глазах у Джисона слишком многое, но самое главное — свет фонаря и Минхо. У парня совсем по-настоящему перехватывает дыхание. — Ты свободен в это Рождество? — выпаливает эльф почему-то шёпотом. — Всегда свободен, — так же тихо отвечает Минхо, не в силах пошевелиться. — Давай проведём его вместе? — эти слова насквозь пропитаны сумеречной надеждой. Они звучат настолько искренне и робко, что просто не имеют права получить иной ответ кроме как «обязательно».***
Наверное, впервые в жизни Минхо испытывает что-то, что можно назвать «новогодним настроением». Во всяком случае, то внезапное вдохновение, что находит на него перед приходом Джисона, с которым они общаются вот уже как пару недель, удивляет. Но что удивляет ещё больше, так это лопаточка в руках, замешивающийся для торта крем и видеозвонок Феликсу. — Привет! — мальчишка светится, как рождественская звезда на вершине ёлки, которая обнаруживается прямо у него за спиной. — Здравствуй, — немного официально, зато привычно. Минхо вряд ли переживёт ещё какие-либо изменения с его внутренним «я». — Ты что-то хотел? — Феликс действительно выглядит слегка удивлённым: Минхо ни разу не звонил ему в канун Рождества, только писал поздравление и отключал телефон, чтобы побыть одному. — Да… Тут такое дело… — парень неловко чешет загривок, чем шокирует друга ещё больше. У Феликса глаза становятся по пять копеек, а рядом с ним возникает не менее удивлённый Хёнджин с зверьём на руках. Ну вот, всё семейство Хван в сборе, теперь можно добивать. — Как ты обычно украшаешь дом? Что-то по ту сторону экрана падает, и Минхо бросает туда быстрый взгляд, замечая отсутствие хорька. По-видимому, Хёнджин выронил. Наверное, Феликс бы сейчас начал ругаться за такое халатное отношение к живому существу, но он слишком удивлён. Лица у ребят в самом деле комичные, хоть на обои ставь. — Что? — мямлят они одновременно. Да, чем чёрт не шутит. Минхо с ухмылкой думает, что скоро друзья будут предложения друг за другом дополнять. Первый этап превращения в чету Хван проходит успешно. — Ликс, ты каждый год этим занимаешься, неужто посоветовать нечего? — лучшей тактикой Минхо выбирает задавание интересующих его вопросов и воздержание от лишних объяснений. Потом как-нибудь. Феликс действительно отмирает. Он шустро бегает глазами по собственной квартире, очевидно, выбирая, что из этого лучше подойдёт Минхо, а потом вопросительно смотрит на своего парня. Хёнджин пожимает плечами, тыкает большим пальцем на что-то за кадром и заигрывающе подмигивает. Феликс же закатывает глаза и бьёт себя по лбу, мол, он безнадёжен. Минхо с удовольствием наблюдает за этой пантомимой, потому что искренне рад за парочку. Он быстро бегает глазами по заднему плану и приходит к выводу, что гирлянды точно его вариант. Касательно остального он пока не определился. После длинного монолога Феликса на тему рождественских украшений, Минхо всё-таки отключается, в голове помечая, что ему нужно и что он успеет докупить до прихода Джисона. Времени сравнительно немного, но на его счастье существует машина и недалёкий супермаркет. Он доваривает крем, укладывает красиво коржи и отправляет торт в холодильник. Про любимое печенье эльфа он тоже не забывает. Так что совсем скоро всё готовое уже стоит на столе и в холодильнике. Жить, слава богу, можно. Дальше по плану магазин и куча всяких бестолковых штучек-дрючек. И Минхо покупает всю эту шнягу, потому что хочет увидеть в глазах Джисона блеск, радость или что-то ещё, что будет обязательно положительным. Ради Джисона Минхо корячится так и сяк, чтобы повесить длинные огоньки, даже ставит злосчастную ёлочку, пусть и не сильно высокую. Минхо стелет клетчатый плед, зажигает любимый камин и расставляет повсюду фигурки всяких оленей и эльфиков. А ещё парень запаковывает подарок, купленный специально для Джисона. Он небольшой, скорее чисто символический, но хочется верить, что он сможет порадовать. И это тоже просто потому, что захотелось. Звонок в дверь раздаётся неожиданно настолько, что Минхо крупно вздрагивает и несётся открывать. На пороге стоит запыхавшийся Джисон, с ног до головы обмотанный тёплыми вещами. Его красно-зелёный шарф закрывает половину лица, на пару с шапкой оставляя небольшую полоску для больших любопытных глаз. Эльф прижимает к себе маленький свёрток и переминается с ноги на ногу. — А ты чего через дверь? — хихикает Минхо. — Как это чего? Чтобы культурно было! — Джисон неуклюже поднимает свою лапку кверху. Тёплая, но большая варежка слетает с неё и повисает в воздухе на ниточке. Минхо только счастливо улыбается. — Ну, раз культурно, то проходи, — он делает шаг в сторону и пропускает ватный заснеженный шарик вовнутрь, в дом. — Холодрыга какая, — возмущается Джисон и принимается снимать с себя свои сто одёжек. С него падает слой за слоем, и Минхо даже теряется, в уме подсчитывая, сколько уже было снято и сколько ещё остаётся. — Ты же эльф?.. — Эльф, — соглашается тот. — Эльфы тоже умеют мерзнуть, — он солнечно улыбается, вешая свою куртку и кофты на вешалки. Одной тут явно не обойтись. — Я стесняюсь спросить, ты, когда в трубу падал, одежду на ходу снял? — справедливо интересуется Минхо и помогает гостю со снятием ботинок. Выглядит, надо признать, романтично: он в ногах у Джисона и Джисон, который обеими руками держится за небольшой пуфик, потому что обувь снимается слишком тяжело из-за своего шерстяного начёса. — Там специальная была, мне её Санта подарил как самому мерзлявому, — хрипит эльф, с облегчением выдыхая, когда ноги его оказываются свободны. Минхо подозрительно косится исподлобья. Голову его посещает очередная дурацкая мысль. Правда, обдумать он её не успевает, поэтому в ту же секунду Джисон ойкает и обхватывает его всеми конечностями, будучи поднятым в воздух. Минхо тычется носом ему в ключицу и прижимает поближе. Несколько недель об этом мечтал. От Джисона пахнет чем-то рождественским, всё той же ёлкой с мандаринами, что ли. А ещё он очень тёплый и мягкий. Минхо понимает, что теперь совершенно точно счастлив. Вот только не поторопился ли он? Но Джисон сверху издаёт радостный визг и цепляется за его волосы, не больно оттягивая. — Ты чего? — удивлённо, но совершенно точно довольно интересуется эльф. — Захотелось, — мычит Минхо и потирается лбом о чужое плечо. — Захотелось ему, — наигранно ворчит Джисон, а сам в душе наслаждается. Наверное, это именно то, что он хотел бы получить на Рождество. Но ведь эльфам ничего не дарят, они же эльфы. А Минхо дарит. Свою теплоту и только-только зарождающееся нежное чувство. Это всё, чего Джисон мог желать долгое-долгое время.***
Когда они заходят в гостиную, — вернее сказать, Джисона заносят, а Минхо старается не воткнуться в дверной косяк, — у эльфа даже рот приоткрывается от восторга. В его глазах отражается огонь камина, светлячки гирлянд и что-то такое, чему Минхо пока не может дать определение, но очень постарается однажды. И это что-то определённо то, что он предпочел бы видеть ещё очень и очень долго. — Ты… Это всё сам украсил? Минхо только хмыкает удовлетворённо и перехватывает эльфа поудобнее, чуть подкидывая его. Тот сдавленно пищит и хватается крепче за чужую шею. Ему, кажется, такое положение вовсе не мешает, Джисон продолжает рассматривать красиво обставленную гостиную, и в душе его появляется какое-то непонятное чувство бескрайней нежности. Ради него одного Минхо пересилил себя, сделал то, что не делал уже очень давно, поборол то, что его столько времени терзало. Джисон честно решает, что за такое Минхо вполне достоин своего подарка. — Опусти, пожалуйста, — шепчет он в самое ухо. Оказавшись ногами на твёрдой поверхности, эльф бежит в коридор за свёртком, который остался там, когда он пришёл. Тот по-прежнему лежит себе преспокойно ровно так же, как лежал до этого. Джисон глубоко вздыхает, собираясь с силами и надеясь, что не разочарует. Он растерянно вертит в руках разноцветную бумагу и всё-таки несётся обратно, едва ли не подпрыгивая от нетерпения. — Держи! С Рождеством тебя! — эльф протягивает свой подарок и с трепетом в сердце смотрит на округлившиеся кошачьи глаза напротив. Минхо выглядит сейчас до невозможного трогательно и даже словно незнакомо вовсе. — Спасибо… — его глаза, кажется, начинают немного поблескивать прямо как тогда, когда он получил подарок от Феликса. Поделать он ничего не может, поэтому только тихо шмыгает носом и принимается аккуратно развязывать ленточку. Тоненькая полоска ткани бесшумно приземляется на ковер, вслед за ней туда же опускаются ещё и клочки бумаги. Освободившись от них, на Минхо большими чёрными глазками смотрит плюшевый котёнок. И он не может сдержать восхищённого вздоха. Мягкая рыжая шёрстка приятно щекочет пальцы, огромные треугольные ушки забавно топорщатся в стороны. В целом, игрушка выглядит чрезвычайно умилительно. — Но как ты узнал? — «о моей любви к ним». — Ты просто очень напомнил мне его, — светится эльф напротив и с непрекрытой мягкостью смотрит на него. — Спасибо, — шёпотом повторяет Минхо и делает несколько шагов вперёд, чтобы заключить удивлённого и тронутого Джисона в объятия. На душе тепло-тепло, а ещё спокойно и очень приятно. Эльф широко улыбается и успокаивающе гладит прижавшегося дурачка по плечам и затылку. Минхо у него на плече всхлипывает, но почти незаметно. И хотя Джисон всё прекрасно слышит, предпочитает сделать вид, что ничего не было, чтобы не смущать. Парень благодарен ему за это чисто и искренне. Он ещё стоит так какое-то время, не желая отпускать тёплое тельце, но потом понимает, что настал его черёд дарить свой рождественский подарок, каких он никогда в жизни не делал. Джисон с интересом наблюдает, как хозяин дома мечется из стороны в сторону, на радостях запамятовав, куда вообще подевал нужную ему вещь. Та находится в углу дивана, завалившаяся за сложенный плед. Минхо с облегчением выдыхает и трясущимися руками отдаёт подарок. Сам он по-прежнему прижимает к себе плюшевого котёнка и с надеждой смотрит на разворачивающего бумагу Джисона. — О, — эльф с интересом рассматривает позвякивающую вещицу у себя в руках. — Это для Ббамы, — смущённо комментирует Минхо. Глаза у Джисона тут же загораются. — Этот дурачок как раз свой потерял! — он хлопает себя по лбу, словно это он тут олень. Бубенчик в его руках приветливо звенит, будто уже готов встретиться со своим будущим владельцем. Но почти тут же эльф замечает ещё что-то, лежащее снизу, но завёрнутое в отдельный пакетик. — У меня тут квест «сто слоев бумаги»? — хихикает он и, положив погремушку себе в карман, начинает подбираться ко второму подарку. Там, в небольшом прозрачном пакетике, лежит красивая длинная серёжка на одно ухо. У неё дорогие сердцу растительные мотивы, которые, по идее, должны не менее дорого обрамлять острое ушко. Джисон восторженно пищит и тут же прыгает к Минхо на шею, заставляя его немного пошатнуться назад и приложить усилия, чтобы устоять на месте. Эльф в его руках радостно извивается и, не останавливаясь, благодарит. А потом неожиданно чмокает в самый кончик носа и прячет смущённую мордашку в пространстве между изгибом собственного локтя и щекой Минхо. Тот долго молчит и стоит, не шевелясь. Джисон начинает паниковать и думать, что сделал что-то не то, но стоит ему выглянуть из своего импровизированного убежища, как его лицо принимаются осыпать кучей мелких чмоков то туда, то сюда. Эльф счастливо хихикает и прижимается ближе. — С Рождеством, — он улыбается в чужие губы и думает, что это лучшее, что могло с ним приключиться за этот год. А Минхо ни о чём не думает, ну, разве что о том, что всё это время стоило не получать подарки, если в конечном счёте ему достанется Джисон.***
Когда Минхо разлепляет глаза рано утром, ему едва ли верится, что он дожил до этого чудесного дня. Чудесным он становится только потому, что совсем неожиданно, но оттого не менее приятно, парень обнаруживает себя на диване в обнимку с сжавшимся вокруг него Джисоном. Тот что-то еле слышно бормочет во сне и прижимается ещё теснее, забавно морщась. Чужие ресницы дрожат, но упорно не открываются, не дают Минхо заглянуть в бесконечно красивые большие глаза. Он активно борется с желанием провести по ним кончиком пальца. Парень с улыбкой на губах любуется ещё не проснувшимся эльфом. Всё-таки подносит палец к его лицу, но только для того, чтобы разгладить образовавшуюся морщинку, ощущая подушечкой мягкость кожи. Джисон весь из себя нежный, как ни посмотри, со всех сторон. Нестерпимо хочется его тискать и тискать, никуда не отпускать от себя. Минхо, словно кот, довольно жмурится и чуть касается своими губами тёплого виска. Почему-то кажется, что сейчас ему позволено всё на свете. Эльф что-то протяжно мычит и утыкается носом Минхо в ключицу, заставляя обхватить себя покрепче за плечи — не дай боже свалится ещё. А парень и рад: он осторожно переворачивается на бок, уступая Джисону побольше места, и теперь уже обнимает его обеими руками, чтобы уж точно наверняка. Он упирается подбородком в шелковистую макушку и, наслаждаясь моментом, задумчиво смотрит куда-то вглубь гостиной. В камине дрова уже окончательно прогорают, оставляя за собой тлеть чёрные угли; ёлка возле былого огонька по-прежнему мягко мерцает разными цветами, не сильно раздражая глаза; а за окном шумит ветер, тактично подчёркивая, что сидите вы, старые черти, дома, живее будете. К всеобщему сожалению, взгляд Минхо падает прямо на настенные часы, и он с ужасом понимает, что ещё немного и за смену ему не заплатят. Будить Джисона не хочется от слова совсем. Хотя он с этим справляется и сам: острые ушки чуть дёргаются, брови складываются домиком, а сам эльф начинает часто-часто моргать. Заспанным взглядом он проходится сначала по груди, на которой лежит, по собственной руке на этой самой груди, затем по обвивке дивана и, в конце концов, по слегка перепуганному лицу напротив. Джисон тут же солнечно улыбается, ещё не совсем понимая, что происходит, но видя объект своего воздыхания. Он коротко прикладывается губами к щеке Минхо и тычется носом ему в шею, греясь, будто птенец. — Доброе утро. — Доброе, — сам Минхо невольно расплывается в дурацкой улыбке, ловя себя на мысли, что, видимо, плывёт окончательно. Вот ведь как бывает. Зайдёшь в магазинчик и всё, больше не выберешься: тот поглотит тебя целиком и полностью, а самое главное, безвозвратно. Джисон, в крайней степени разнеженный с утра пораньше, закидывает на него свою ногу, а затем тихо хихикает, ощущая, как Минхо игриво проводит от колена к бедру, заставляя клетчатую штанину поползти складками, и обнажает голень, которая тут же покрывается мурашками. — Мне на работу пора, — разочарованно шепчет он и с досадой заглядывает в не до конца проснувшуюся сонную мордашку. Глаза у Джисона тут же распахиваются, и он озадаченно глядит на него с несколько секунд, видно, что-то прикидывая. — Без проблем, — эльф щёлкает пальцами, затем обнимая покрепче поперёк торса, — теперь лежи спокойно. — Что? — Что? — он невинно хлопает глазками, а потом прыскает кулак, когда где-то за спиной Минхо призывно звякает телефон. Парень ошалело смотрит сначала на чудо в своих руках, затем разворачивается вполоборота и достаёт из-за себя злосчастную коробку. Там ярким окошечком высвечивается простое, но чрезвычайно ёмкое «отпуск с *** по ***». — Ты… — на лице у Минхо отражается, наверное, слишком многое. От шока до принятия и обратно. Джисон внимательно вглядывается в него и замечает там проблески радости, так же искренне радуясь в ответ. — Ещё один подарок на Рождество пчёлке-трудяжке… — договорить не успевает — его стискивают в счастливых объятиях и покрывают многочисленными поцелуями-бабочками.2 года спустя
— Хани, ты там закончил? — Минхо отрывается от нарезки очередного салата и утирает проступившую капельку пота на виске. Кажется, что это многообразие блюд для травоядных не закончится никогда. Но желание его парня — закон. — Секунду! — слышится из гостиной, а затем грохот. Прямо как пару лет назад. Минхо вздрагивает. — Не ушибся? — влетает он почти мгновенно в дверной проём, видя перед собой потирающего щёку Джисона и лестницу рядом. — Горе луковое, — шипит Минхо, опускаясь рядом, — дай посмотрю. Парень осторожно обхватывает чужое лицо руками, нежно поглаживая его большими пальцами, вертит из стороны в сторону и, к своему облегчению, не замечает ничего страшного. Можно не беспокоиться, ничего с ним не станется. Наверное. Оставляет невесомый поцелуй на ушибленной щеке и с любовью смотрит на надутые из-за положения губы. — А я говорил, что Рождество плохой праздник, ты скоро расшибёшься с этой ёлкой, ей-богу, — в шутку хихикает Минхо. В ответ ему прилетает щелбан. — Вот тебе на, — брови взметаются в наигранном возмущённом удивлении, — домашний эльф это, оказывается, ещё и больно. Джисон начинает хохотать от души, цепляясь за плечи Минхо и покачиваясь взад-вперёд. В конечном счёте он почти бьётся лбом об его нос, от чего начинает смеяться ещё громче, хрюкнув. Минхо тоже прошибает, и они оба заваливаются на пушистый ковер, обнимаясь и веселясь, потому что сейчас чувствуют себя самыми счастливыми в мире. И никто не в праве отобрать это чувство у них. Внезапно становится тихо. Парня пробивает вновь, но на этот раз уже не на смех. Так что над Джисоном стремительно нависают, расставляя руки по обе стороны от его головы. — Я люблю тебя, — шепчет в самые губы Минхо, — и чувствую, прямо вот здесь, — он прикладывает небольшую ладошку к своей груди, где мерно стучит его сердце. Только для Джисона, только для любимого. Эльф потирается кончиком носом о нос парня; так же, как и Минхо ранее, обхватывает его лицо и притягивает ближе к себе, пока тот, в свою очередь, меняет положение для удобства. Джисон каждой клеточкой тела чувствует, как под его свитер пробираются проворные шаловливые руки. У него в ответ кружится голова от шторма, творящегося сейчас внутри. Везде-везде: сердце, лёгких, душе. Его чувств слишком много, они переполняют и наверняка вытекают наружу через касания губ, трогательные вздохи и полные тайного смысла взгляды. Джисон почти не выдерживает. Он чувственно целует в уголок чужие припухлые губы. Обхватывает ногами талию Минхо, заставляя того почти лечь на себя. За ним Джисон чувствует себя как за щитом. Объятия любимого для него — целый мир. И в этом мире тепло, уютно и всегда полно любви, окутывающей с ног до головы пуховым одеялом. — Я тоже люблю тебя, — отвечает на грани слышимости, когда Минхо захватывает в плен его губы и задирает верхнюю часть одежды сильнее, открывая себе обзор на плоский животик и чуть выступающие рёбра. Кажется, что обжигающие руки везде. Они гладят, ласкают, удерживают на плаву в сознании и одновременно топят в ощущениях. Джисон теряется в них, прогибаясь в спине сильнее и подставляясь под нежные прикосновения. Минхо будто бы пересчитывает его позвонки, скользя широкой ладонью вдоль изящного эльфьего прогиба, очерчивает тонкую талию и оставляет дорожки поцелуев тут и там. Джисон зарывается пятернёй в его волосы и вздрагивает, когда горячее дыхание опаляет низ живота. Минхо же проходится языком по косым мышцам и целомудренно целует выступающие косточки. Резинка штанов давно сползла на бёдра, открывая великолепный вид. — Ты знаешь, что ты произведение искусства? — задаёт риторический вопрос парень, мягко сжимая пышное бедро. Одной рукой он всё ещё поддерживает Джисона в районе поясницы, вызывая у того целый табун мурашек. Эльф отзывается на это тихим стоном, когда чувствует лёгкий укус сквозь ткань всё на том же бедре. Ему невыносимо хорошо. Так, как может быть только с Минхо. И так, как может быть хорошо Минхо с ним. Оба думают о том, что ради этой любви и ради них двоих стоило ждать столько времени. Джисон для Минхо лучший подарок от Санты — или кого там вообще, не столь важно, — а для Джисона Минхо просто самый-самый. Это, пожалуй, самое точное определение для него и всех тех чувств, что греют их вот уже несколько лет.