Вечер и вино

Вечер постепенно опускался на Миср, забирая с собой жгучее солнце. Позволяя пескам охладиться ночью, чтобы днём снова раскалиться так, что даже верблюдам будет сложно ходить. Бурис любил этот мир за то, какой он есть. Даже при всех его недостатках, сложностях и то, как людям приходится изворачиваться для того, чтобы выжить. Иногда к нему действительно лезли в голову мысли о том, что это всего лишь ужасная шутка Богов. Будто бы они хотели насмехаться над тем, какие люди жалкие, несчастные существа. Он быстро откидывал эти мысли дальше в закоулки сознания. Не по наслышке Бурис знал, к чему приводят такие размышление. То'Ифэтун — пример того, как люди в своих мечтах гонятся за невозможным. Жалость наполняет его сердце. Бурис закрывает последний ящик с провизией, осматривая пустующий корабль. Все члены команды давно разошлись по домам или своим каютам. Сегодня они остановились в Нарфанисе для торговли. И, он соврал, если бы отрицал, что волнение, накатывающее на его тело, не связано с одним человеком, которого можно увидеть только здесь или редко на Гезире. Склянка вертится в его руках, пока Бурис наблюдает за тем, как грязновато-жёлтая жидкость плещется внутри, сверкая на остатках солнца. Цвет похож на гной, только-только выдавленный из уродливой раны. Забавно, такое описание вполне подходит смертоносному яду, сдерживаемому лишь небольшим слоем стекла. «Красивое и одновременно ужасное зрелище» — сказала бы Дана с хитрой усмешкой на лице. Бурис не разделял её мнения, но в попытках угодить шёл на любые меры. Даже если это значит терпеть страх, скребущий душу словно злая кошка. От размышлений его отвлекла узнаваемая поступь по гладкой песчаной плитке. Самоуверенные и твёрдые шаги выдавали Дану. Это одна из многих вещей, которыми Бурис восхищался в ней. Для кого-то может показаться странным, но то, какую уверенность показывала походка Даны восхищало его. Бурис повернулся, чтобы увидеть женщину, одетую в свою повседневную одежду. Сердце затрепетало, когда он оглядывал её с ног до головы. Прекрасная в своём устрашающем обличии она заставляла его хотеть преклонить колени, словно Дана Богиня, сошедшая с небес на грешную землю. Иронично. — Дана. — Бурис сделал несколько широких шагов, прежде чем она успела войти на палубу. Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться по неустойчивым ступенькам. — Бурис. — Её хитрый голосок, перетирающий его слух как наждачная бумага, с трепетом поприветствовал его. Дана взяла протянутую руку, хотя они оба знали, что в этом нет необходимости. Но также оба любили ненужные формальности и проявления нежностей. Это создавало атмосферу сказки в их маленьком пузыре спокойствия. Иногда Бурису казалось, что их отношения — простая формальность. — Рад видеть тебя здесь. Со мной. Как только Дана поднялась, Бурис провёл её к небольшому столику, почти у самого борта, где вид на закат не перекрывался ненужными предметами. Конечно, это не выглядело как в каком-нибудь дорогом ресторане Нарфаниса, куда им часто приходилось заглядывать из-за дел тайного братства. Но это никогда не были простые свидания, а скорее тщательная слежка за кем бы то ни было. Даже если им и удавалось попасть на такое задание вместе, у Буриса не было возможности даже слово сказать той, чьё лицо так красиво освещалось ароматной свечой, а золотые вставки на одежде переливались разными оттенками. Это место, можно сказать дом Буриса, создавало атмосферу романтики и уязвимости. Не то, что могла себе позволить такая личность как Дана. Но, будь он проклят, если бы не благодарил судьбу за то, что эта женщина появилась в жизни и дала именно ему посмотреть на себя. Обратила своё величественное внимание на такого невежу, как Бурис. На столике не было ничего кроме бутылки вина, двух бокалов, и маленького фонаря, освещающего небольшую площадь вокруг них. Бурис посадил Дану на стул и сам сел рядом, глядя в её выразительные глаза цвета самого страшного леса. Хотя он и видел только один лес в своей жизни, всё равно представить было несложно. Покопавшись в кармане, Бурис достаёт ту же самую склянку с жидкостью, с лёгким подрагиванием пальцев отдавая её в руки Дане. Она минуту смотрит, оценивая своим профессиональным взглядом содержимое, словно оно само под её гнётом начнёт разговаривать. Кажется она может прочитать состав вещества, лишь помешав его в руках. — У тебя совсем нет фантазии, дорогой. — Дана посмеивается, заставляя Буриса нервно сглатывать. Звук повторяется в голове как заезженная пластинка. Снова и снова. — Я старый мужчина. — Качает он головой, хотя уголки губ автоматически приподнимаются. — Прости меня за отсутствие фантазии. Дана последний раз осматривает склянку и убирает её подальше, чтобы сосредоточить всё внимание на своём спутнике. Проницательный взгляд заставляет табун мурашек пробежать по спине Буриса. Он чувствует себя как провинившийся ребёнок. Тогда, у торговца за лавкой, когда случайно разбил дорогую вазу. Пытается отвертеться от этого чувства. Дана его любовница, а не ругающий торговец. В её объятиях обжигающе тепло, а не больно. Лицо Буриса искажается кривой улыбкой и, взяв дорогую бутылку в руки, он разливает по бокалам немного вина. Недостаточно, чтобы опьянеть, но вызвать лёгкое головокружение — да. Бордового цвета жидкость плещется в стекле. Бурис благодарит себя за то, что не взял белое вино. Слишком уж сильно напоминает яд, что заставляет вспоминать о вреде алкоголя. Ночь стремительно наступает. Только сейчас Бурис заметил, насколько сильно потемнело, хотя в небе всё ещё разлились краски самым замечательным образом. Перелив оранжевого и розового завораживал и где-то за спиной Даны можно было заметить, как солнце стремительно опускается в песочное море. Будучи мальчишкой, Бурис часто думал о том, что Селиасэт опускается в пески ночью. Представлял, как её платье струится на маленьких песчинках и опускается всё ниже, чтобы утром снова осветить своей красотой весь Миср. До чего же глупым мальчиком был Бурис. Кожаные перчатки касаются его грубых рук. Дана будто бы целует прикосновениями, хотя через грубый материал нельзя даже почувствовать тепло её тела. Но это всё равно остаётся покалыванием на коже, когда она перемещается, чтобы взять бокал. Напряжённые черты лица Даны размягчаются, как только на её тонкие губы попадает сладко пахнущая жидкость. Это нектар, расслабляющий её в ночь и выпутывающий из пучины проблем и обязательств. Радость — разделять это с человеком, которому Дана почти с уверенностью может сказать «Я тебе доверяю». Они сидят в комфортной тишине, слушая, как вокруг них воет ветер, разгоняя песчинки в подобие волн. Вечно шумный город успокаивается под натиском ночного времени. Дана осматривает горизонт, словно вот-вот и что-то должно произойти. Но находит она лишь облака изворотливой формы. Поэтому, помешкав, задаёт вопрос в воздух: — Ты когда-нибудь думал о том, что случится после того, как братство найдёт все огни? Бурис необычайно тих и она может понять, что он всё ещё здесь лишь по тихому скрипу стула, на который он откинулся. Бокал в его руках почти пуст. — Ты знаешь, я не верю в это, Дана. — После минутного молчания говорит он. В голосе слышна лёгкая нервозность. — Пора бы перестать жить в мечтах, Бурис. С Лололошкой у То'Ифэтуна появилась реальная возможность достать их всех. — Дана поворачивается к любовнику, чтобы заметить, как он упёр взгляд в потёртое дерево под ногами. — Вечно держать нейтралитет не получится. Рано или поздно придётся решить. — Мне.. Я не хочу что-то менять в своей жизни. Меня вполне устраивает заниматься торговлей, плавать, помогать нуждающимся. Вступив в братство, я не рассчитывал на что-то большее, чем маленькая помощь извне. Бурис и Дана пересекаются взглядами. Он видит красоту её тонких черт и покраснение на губах, что почти сбивает с мысли. — Но если бы у меня была необходимость, я бы хотел уйти отсюда с тобой. Это, кажется, что-то будит в Дане. Её глаза еле заметно расширяются, густые ресницы трепещут. Она снова поворачивается к морю, с усилением разглядывая пейзаж перед собой. Краски в небе сменяются чернотой, а облака бегут дальше отсюда в своём неизвестном направлении. Земля видит их уязвимость и пытается поддержать, оголяя себя открытому космосу. — А ты? Ты бы хотела этого? В ответ молчание. Душащее, разрывающее плоть и пробивающее лёгкие. Бурис чувствует себя больным из-за того, как сильно его сердце сжимается. Но он может лишь покачать головой в смирении. Это не первый и не последний такой диалог. — Не стоит задавать таких вопросов, если сама не можешь ответить на них. Белоснежные зубы Даны хватают нижнюю губу. Привычка, доступная для вида только Бурису. Привычка, от которой их поцелуи с привкусом металла. Дана берёт бутылку. Кожа на перчатках тихо скрипит от движений. Она на секунду замирает, но после наливает себе половину бокала. Когда Дана пьёт, вино не сладкое, а горькое и неприятное от большого количества. Это не тот напиток, который стоит пить залпом, но она нуждается в этом сейчас. — Ты много значишь для-.. — Не оправдывайся передо мной, Дана. Ты знаешь, это последнее, что я хочу слышать от тебя. — Они снова смотрят друг на друга, прожигая дыры в глазах напротив. Около губ Даны появляются морщинки, указывающие на недовольство. — Хара.. Прости, я не хотел перебивать. — Я не могу обещать тебе вечность и не могу давать клятвы о том, как.. — Измученный вздох вырывается из её приоткрытых губ. Бурису не нужно продолжение, чтобы понять её слова. «Люблю тебя». Дана не может сказать, что любит его. И Бурис не может винить её за это. Они оба словно травмированные животные, которые отталкивают от себя всех, поэтому так просто открыться чужому человеку — Бурис хотел думать, что они не чужие друг другу — слишком больно. — Но.. Если бы у этого тупого братства действительно что-то получилось, я бы хотела увидеть парочку миров с тобой. Бурис снова чувствует, что может улыбнуться. Лицо до этого казалось залитым бетоном, но сейчас оттаивает. — Всего парочку? — Ха! Ты не стоишь большего, дорогой. Напряжённость между ними немного спадает, что даёт Бурису почувствовать себя достаточно смелым для шага, что равносилен как и удовольствию, так и скорейшей смерти. Он кладёт ладонь на предплечье Даны, где смуглая кожа не скрыта перчатками и рукавами. Она нежная, несмотря на то, какой является Дана по своей натуре. Приятная на покрытых мозолями пальцах. Голова кружится у обоих от небольшого количества алкоголя. Бутылка едва ли пуста наполовину, но они чувствуют себя достаточно пьяными, чтобы разрушить любые стены, построенные вокруг разума. В голову снова лезет сравнение в животными. Что Бурис, что Дана не любители физического проявления любви, но позволить себе такое иногда кажется словно сорвать единственный сочный плод с фруктового дерева. Это сладко и приятно. Их губы неуверенно встречаются, но двигаются со знанием профессионалов. Бурис может чувствовать алкоголь не только у себя во рту, но и на губах Даны. Они такие же сухие, как и его собственные. Тело само по себе придвигается ближе, чтобы почувствовать, понять, какого это находится так близко с такой удивительной женщиной. Она позволяет. Позволяет, как и во все немногочисленные предыдущие разы. В нос ударяет запах пшена и яблок. Знакомый до боли. От Даны всегда так пахло. Контраст между приятным ароматом и осознанием, откуда он, заставляет Буриса негромко выдохнуть. Он словно целует саму смерть. Богохульство ли это, называть Дану чем-то сродни Богине, как Кнефмтити, ему было плевать. Он давно понял, что богам также наплевать на людей. Сейчас это одна из немногих вещей, которая связывает Буриса и Дану. Её рука касается истерзанной стороны лица Буриса. Холодные пальцы проходятся вдоль огромного шрама и немного задерживаются над невидящим глазом. Будто бы Дана хочет острыми ногтями вырвать это белёсое яблоко. Бурис не может найти в себе желание отказать ей. Но вместо этого Дана гладит густые брови и одновременно проводит языком по его губам. — Я тоже тебя люблю. — Между поцелуями шепчет Бурис грубым голосом. Момент огнём отпечатывается в его сознании, ведь Дана молча соглашается, обнимая его щёки ладонями. Ночь окончательно наступила на пустынный мир. Больше не видно ничего, кроме небольшого столика, освещённого фонариком, вина, двух пустых бокалов и любовников, чью жизнь потерзало множество трудностей. Но им удалось найти утешение друг в друге. Пусть Бурис и не будет никогда до конца уверен, что Дана любит его также сильно. Он всё равно будет принимать всё то, что эта гордая леди может дать. Мерцающие звёзды далеко в небе молча благословляют их так, как не могут боги.