Пора баиньки, Санёк

У Рахманинова выработалась привычка - ежедневно в десять часов вечера садиться за фортепиано и упражняться. Делал он это с постоянством и упорством школьного отличника, ни на минуту не отходя от плана. Гибкие пальцы Сергея Васильевича "оживили" музыкальный инструмент. Фортепиано заговорило. Оно то тихо и мелодично плакало и сетовало на тяжкую долю, то взрывалось победоносными маршами и разражалось смелыми революционными мотивами. То трогательно и милосердно молились монахи, то слышались лязг студенческих рапир и торжествующий возглас победившего дуэлянта. Музыка набирала силу, мелодия наполняла комнату. Идиллию прервал резкий стук в дверь. Казалось, кто-то ломился в жильё Сергея, долбясь головой и кулаками об дверь. "Кого это принесло?" - раздражённо подумал Рахманинов, - "Сейчас я его отправлю в пешее путешествие!" Сердитый от того, что его оторвали от занятий, Сергей Васильевич подошёл к двери и открыл её нараспашку. Как жернов с мукой, что-то тяжёлое рухнуло на композитора. Сергей Васильевич едва удержался на ногах. - ЧТО?! - вскричал Рахманинов, - Я полицмейстера позову. - Ах, это ты, Серёжа, - прохрипел незваный гость пьяным голосом, - Любишь ли ты меня, моя радость? Только сейчас Сергей признал в пьяном молодом человеке с рваной бородкой и усами, в помятом костюме с болтающимися лямками брюк, с до неприличия торчащим из-под брюк нижним бельем и грязных ботинках своего товарища по консерватории Скрябина. - Саш, где ты умудрился так нализаться? - изумился Сергей. Скрябин во время учёбы был поборником трезвости. - Аах, это был замечательный... Ик... Симпозиум, - заговорил, безумно глядя на друга, Александр Николаевич Скрябин, - Какие там были девочки... Я их так отодрал... Ё, как мне плохо... Рахманинов вспомнил афиши недельной давности: "Подающий надежды талантливый композитор А. Н. Скрябин выступит в доме мецената Самохвалова". - Я... Ик... Там играл... Меня аплодировали... - весело сообщил нетрезвый Скрябин, речь которого пестрила ошибками, - Девочки огонь... У меня там ноет... Я такая пошлый. Рахманинов покраснел от стыда, слушая этот бессвязный поток бреда. "Придётся мне переквалифицироваться в работники вытрезвителя,"- подумал Сергей, схватил Александра подмышки и потащил в ванную. - Прости, Санёк, мне придётся нарушить границы, - сообщил Рахманинов, раздевая Скрябина, - Это для твоего же блага. Сейчас искупаешься и проспишься. За ночь алкогольные пары выветрятся. Александр мягкой куклой развалился на стуле и позволил совершать с собой все манипуляции. Он не дернулся, даже когда Рахманинов стащил с него нижнее белье. - Марта, - крикнул Сергей домработнице, - Возьмите эти вещи и постирайте их. "Странные эти господа,"- подумала Марта, положив в корзину одежду Скрябина и, стараясь не смотреть на процесс его омовения, вышла из ванной. - Потерпи, Санёчек, - комментировал Сергей, заталкивая Скрябина в ванну, - В трезвом виде ты бы мне этого не простил, но, видимо, мне придётся и подмывать тебя. Ой, бога ради, не заблюй мне ванну! Я вложил в неё целое состояние. О Господи! Проспись ты, наказание! Рахманинов засунул голову бывшего однокашника под струю воды, надеясь, что это приведёт Александра в чувство. Мера не возымела должного эффекта, поэтому Сергей Васильевич продолжил процесс мытья своего товарища. - Так, - комментировал процесс купания Рахманинов, так же, как это комментируют родители, моющие своих детей, - Мы вымоем тебе спину и грудь. Твой животик. O mein goth, у тебя всё ниже пояса в... ммм ... вожделенной жидкости. Как мне этого не хочется. О-о-о... Сергей сбросил уже промокший до плеч сюртук и рубашку и сунул руку между ног пьяного. Тот визжал, видимо, от щекотки и что-то говорил про какую-то Катерину. Ловкость пальцев Сергея пригодилась и здесь. Мыло скользило между самых сокровенных мест мужчины и тщательно отмывало все следы недавнего похождения. Покончив с мытьём "мужского прибора", Рахманинов ловко перевернул друга и засунул намыленный мизинец в дырку задницы. "Ууу, - заскулил Скрябин, - Ниночка, не трожь меня, мне больно!" "Всё вспоминает своих девок,- с завистью подумал Сергей, - Мне бы так." Пошевелив пальцем в заднице своего приятеля, Рахманинов вытащил его, спешно вымыл руки, выключил воду, взял полотенце и вытащил Скрябина из ванны, завернув в него. Протащив Александра через всю квартиру и вытерев его полотенцем, Сергей Васильевич положил его на кровать. "Что дальше?" - подумал Сергей, - "Оставить его голышом, чтобы продрых? Свежий воздух отрезвляет. Нет, надо бы хоть как-то приодеть его... Да нет же, пусть валяется раздетый!" Рахманинов садистски улыбнулся: его достойный, извечный соперник был целиком в его руках. Он спал, как ребёнок, храпя, такой беззащитный. "Ладно уж,"- подумал Сергей и крикнул Марте: - Подите сюда с чистым бельём. Спальным. Марта появилась с пижамой в руках. Вдвоём они одели Скрябина. Рахманинов накрыл своего оппонента и в своё время друга байковым одеялом. - Пора баиньки, Санёк. Оставив сладко сопящего Скрябина видеть красочные сны, Сергей вышел из своей комнаты. Речи о том, чтобы музицировать, уже не было. Заказав чашку чая на ночь, Рахманинов прошёлся по квартире. Из его комнаты доносился безмятежный храп Скрябина. "Боже ж ты мой, - думал Рахманинов, - Если б меня за полчаса предупредили, не поверил бы. Мой оппонент, соперник, гений, талант - спит в моей кровати! Это так... Возбуждает?" Сергей вошёл в спальню и посмотрел на спящего. Тот улыбался во сне. Должно быть, чары вина рассеивались. У Сергея появилось дикое желание пощупать Александра Николаевича между ног, но он сдержался. - Что за содом? Держи себя в руках. О святые угодники, неужели я содомит? Да, он возбуждает меня с первого дня нашего знакомства. Сергей присел в кресло и очень скоро заснул. *** Преподаватель композиции Николай Сергеевич Зверев имел обычай самых талантливых ребят учить лично на дому с проживанием и питанием. Чем было сие желание вызвано, непонятно. Сам факт проживания в просторном доме Николая Сергеевича как минимум пяти учащихся был неоспорим. Самым непослушным был талантливый, но довольно ленивый Серёжа Рахманинов. А любимцем Зверева был не менее озорной, но более осторожный в шалостях мальчишка, Саша Скрябин. Серёже доставалось довольно часто, зато на Сашеньку приходился весь фимиам и одобрение педагога. Мальчики жили в десяти комнатах по двое мальчишек в каждой. По случайному стечению обстоятельств Серёжа Рахманинов был соседом Сани Скрябина. Именно тогда Серёже понравился миловидный русоволосый мальчишка с озорными карими глазами. Сашка был синестетом. Это значит, что он видел в любом звуке или ноте определенный цвет (некоторые синестеты "слышат" запахи). Ещё его отличала огромная самоуверенность и чувство собственной важности. Робкому, застенчивому Рахманинову не хватало как раз этих качеств, поэтому он с придыханием внимал сашиным рассказам об очередном "дополнительном занятии" с маэстро Зверевым. А Скрябину импонировало, что его обожают, что он купается в почёте. Лавры величайших композиторов не давали Сашке покоя. Однажды ночью Серёжу мучила бессонница. В такие моменты у него в ушах как бы гудели колокола. Странная музыка не исчезала из головы. Когда бедняге удалось чуть-чуть вздремнуть, он почувствовал, как кто-то его тормошит. Он открыл глаза и увидел перед собой лицо Скрябина. Его глаза как-то по-особеннному блестели в темноте. - Ты тоже это слышал? - прошептал тоненьким голоском Саша. - Вроде, - неуверенно ответил Серёжа. - Я слышал. Это божественно, - восторженно прошептал Саша и хитро предложил: - Я сейчас к тебе заберусь. Поболтаем. Всё равно нет сна в глазу. Рахманинов подвинулся, а Скрябин моментально забрался к нему под одеяло и прижался. Опешивший от такого бесцеремонного обращения Серёжа затаил дыхание. Он ощущал на своей щеке дыхание Скрябина. - Ну так что, Сань? - осмелел Рахманинов, - Что же это такое? - Не знаю, - шепнул Скрябин, - Но я думаю, это знак. Знак того, что мы станем известны на весь мир. Саше хотелось прославиться, чтобы о нём весь мир и говорил. Серёже хотелось сочинять музыку, сочинять, сочинять, сочинять... В стол. Спустя полчаса мальчишки мирно дремали в одной постели. О той ночи после они старались не вспоминать. Как бывший воспитанник кадетского корпуса, Скрябин обладал отменной физической формой. Серёжа тайком любовался ею в банный день по субботам, который ради такого случая только и ждал. Кажется, Саша понял это, потому что в бане, намыливая голову, он как-то хитро смотрел на Серёжу оценивающим взглядом, пока Рахманинов пожирал взглядом его собственное тело, остановив взор чуть ниже пояса. Серёжа стеснялся своих родителей. Мамы, которая всем заправляла, в том числе слабовольным мужем, который пропивал всё её приданое. Поэтому, когда родители заезжали его навестить, он очень стеснялся их в присутствии товарищей. Зато Санька, казалось, только и искал общения. Он совершенно очаровал сережиных родителей. На прощание мать сказал Рахманинову. - Ты с ним дружи. Он очень хороший. Впрочем, Серёжа заметил, что и сам Скрябин стесняется своей родни - тётки и бабушки, которые пестовали его, как маленького. Тетка Любовь Александровна устраивала разнос Звереву, "если у Сашеньки слишком неудобная постелька" или "башмачки жмут". Иногда заходил его отец, дипломат Николай Александрович. К дружбе своего сына с Серёжей он отнёсся хорошо. Серёжа, опять робея, расспрашивал сашиного отца о делах в Турции, и Николай Александрович отвечал совершенно спокойно и радостно, так как хоть у кого-то появился интерес к его рассказам. Отпрыск дипломата в это время обычно ковырял носком ботинка землю или расхаживал взад и вперёд. Ребята стали очень дружны. Вообще, все воспитанники Николая Сергеевича были дружны, но особенно сблизились именно Скрябин и Рахманинов. Соседи по комнате, каждый вечер они проводили в неспешной беседе или игре в шахматы. Ещё в одну ночь Серёже захотелось ощутить чьё-то тепло рядом с собой. Он с надеждой взглянул на Скрябина - тот крепко спал. - Саш! - Рахманинов робко позвал соседа, - Саша! Я с тобой лягу, можно? Проснувшийся Скрябин кивнул головой. Серёжа перебрался к другу и лёг рядом с ним. Скрябину вдруг захотелось обнять Рахманинова. Мальчики прижались друг к другу и крепко обнялись. Вскоре они уже видели сны. С тех пор, накануне каких-то важных событий или экзаменов друзья проводили ночи вместе. Делились самыми сокровенными мыслями и мечтами. Просто отдыхали. Скрябину нравилось, когда его друг расчесывает ему волосы. Рахманинов наслаждался тактильными ощущениями от прикосновения к каштановым волнистым волосам Скрябина, поскольку они были мягкие и шелковистые. Иногда Серёжа позволял себе пошалить и по старому доброму методу "рельсы-рельсы, шпалы-шпалы" массировал Скрябину спину. Вынужденный во время многочасовых упражнений на фортепиано держать спину ровно и прямо, Саша расслаблялся во время лёгких и плавных движений Серёжи, который осторожно проходился по его спине и широким плечам щипками, тычками и щекоткой. В свою очередь Скрябин проводил массаж спины для Рахманинова. Николай Сергеевич имел обыкновение появляться в свете "со своими детьми". Юные музыканты производили неизгладимое впечатление на Благородное собрание и на многочисленные купеческие банкеты и благотворительные концерты у различных вдовствующих графинь, княгинь, актрис театра и балерин. Однажды Зверев вызвал к себе в кабинет Скрябина и Рахманинова. - Вот что, Сандро и Серж, - обратился к мальчикам педагог, - Завтра в благородном собрании будет сам государь император с августейшей семьёй. Не подведите меня. - Мы будем старательны и послушны, Николай Сергеевич, - кивнул головой Саша. Когда было надо, он умел подлизаться к педагогу. - Ой, чувствую, ты что-то задумал, Санька,- рассмеялся Зверев, - Чтоб к завтрему были готовы. Вымыться, одеться прилично, взять ноты, тренироваться. Всё понятно? - Разумеется, Николай Сергеевич, - ответили ребята. В мае 1883 года в Москве проходили торжества по случаю коронации императора Александра III. Высокий, полный, с бородой, Александр Александрович дал надежду консерваторам на сохранение "былой Руси". Как человек начитанный и культурный, император знал о Звереве и о его воспитанниках. И, естественно, хотел посмотреть на выступление "зверей". Зверев выбрал самых лучших учеников - Серёжу Рахманинова и Сашу Скрябина. Всё должно было пройти без сучка без задоринки, поэтому в течение нескольких часов мальчики упражнялись в игре на фортепиано, потом их купали в мыльной воде со скипидаром, очень долго причесывали и наряжали. К одиннадцати утра восемнадцатого мая Зверев и его ученики прибыли в Кремлёвский дворец, где сейчас проживал царь с семьёй. В полдень Николай Сергеевич, Скрябин и Рахманинов зашли в один из залов дворца. На стульях сидели несколько взрослых и детей. Полный, высокий и плешивый мужчина с бородой был, без сомнения, император, низенькая худощавая женщина его жена. Подросток лет пятнадцати со скучающим взглядом синих глаз - цесаревич Николай. "Так, - прикинул сметливый Саша,- Это цесаревич Николай Александрович, а тот худой мальчишка, мой ровесник, наверное, царевич Георгий. Девочка - княжна Ксения, мелкий в матросском костюмчике - царевич Михаил. Тот, усатый, брат царя великий князь Владимир. Его жена и дети..." - Его благородие коллежский регистратор композитор пианист Николай Сергеевич Зверев и его ученики, Александр Скрябин и Сергей Рахманинов, - провозгласил церемониймейстер. Высочайшие особы зааплодировали, а царевич Михаил взвизгнул: "Молодцы!", за что на него тут же шикнули. - Начинаем выступление! - воскликнул Зверев, - Позвольте, ваше императорское величество. - Дозволяю, - громыхнул царь. - Сашка, не подведи, - прошептал Зверев и огласил,- Первый номер. Фридерик Шопен... - "Этюд до-минор", - звонко воскликнул Скрябин. - "Этюд до-минор",- повторил Зверев, - Исполняет Александр Скрябин. Саша сел за фортепиано. Зазвучала революционная, торжественная, гневная музыка, полонез. Император слушал очень внимательно. Он нахмурился, сверкнул глазами. "Господи боже мой, - встревожился Николай Сергеевич, - Ведь это музыка польских революционеров. А государь страсть как их ненавидит. Саша, как же ты меня подставил!" Исполнив произведение полностью, Скрябин встал и поклонился, как заправский пианист. Лицо Александра III побагровело. Казалось, он был готов разразиться гневной тирадой. Положение спас четырехлетний Миша, который с детской непосредственностью взвизгнул и захлопал в ладоши. - Блаво! Блаво! Саса Склябин - блаво! Здолово! Император вздохнул и обратился к Николаю Сергеевичу. - Извините меня за поведение моего сына. Он ещё слишком мал и многого не понимает. Да, Михаил? - Ничего-ничего, - подобострастным тоном заговорил Зверев, - Главное, Михаилу Александровичу понравилось. Скрябин, уступите место Рахманинову. Серёжа, всё должно пройти достойно. Итак, встречайте: Модест Мусоргский "Скерцо до-диез минор". Исполняет Сергей Рахманинов. Серёжа сел за фортепиано. Он был сердит на Сашу за то, что тот разгневал императора. Теперь тот отнесётся и к Серёже предвзято, а это опасно. Надо сыграть лёгкое, Мусоргского. А может, "Жизнь за царя" Глинки?". Рахманинов закрыл глаза, представил, что никого рядом нет и стал исполнять произведение как бы для себя. Сперва робко, потом более уверенно, он сыграл. Зверев с удовлетворением отметил, что лицо царя прояснилось, и он более не гневается. Как только Серёжа завершил игру и поклонился, неугомонный великий князь Миша снова захлопал в ладоши и воскликнул. - Блаво! Блависсимо! Силеза Лахма-нинов! Блаво! - Ваше высочество, - строго осекла его какая-то дама, но Мишу было не остановить. - Блаво, Са... Са-ша Склябин и Силежа Лахма-нинов! - Что ж, - подвёл итог Александр Александрович, - Вы учите смелым произведениям своих воспитанников, Николай Сергеевич. Но исполнены они божественно, талантливо для ребят десяти-двенадцати лет. Кроме того, - улыбнулся император, - Благодаря вам мой младший сын наконец-то выговорил букву "ш". Во время возвращения домой Зверев пожурил Сашу. - Как же тебе, постреленок, не стыдно? За такое меня могли и в казематы упечь, а с вами даже не знаю, что было бы. Счастье, его высочеству понравилось. А если бы нет? - Что же, - надулся Скрябин, - Мне надо было спеть "Боже, царя храни"? - Может быть, - назидательно произнёс Николай Сергеевич, - Мы живём в такое время, когда либеральничать не пристало. *** Наступило лето. Зверев решил дать ученикам небольшие вакации. Мальчики разъехались по домам. Рахманинов предложил Саше неделю погостить у него. - Конечно, - согласился Санёк, - Только зайду домой, предупрежу старших. Сам видел, как они обо мне заботятся и беспокоятся. Была бы возможность, дышали бы за меня и подтирали мне задницу после известного процесса. Да и сам зайди ко мне ненадолго. Тётка и бабушка отказывались пускать Скрябина "незнамо куда". Но последнее слово сказал Николай Александрович. Грустно вздыхая и покручивая ус, дипломат сказал. - Я не против. Пусть парень учится самостоятельности и взаимодействию с другими людьми. От того, что он неделю-две побудет в гостях ничего плохого не будет. Я в его года каждое лето приезжал к Володе Куприну. А вы, маман и сестра, избаловали его. Отпустите птенца из гнезда! Тогда Любовь Александровна и Елизавета Ивановна (тётка и бабка по отцу соответственно) начали упаковывать Скрябину чемоданы, куда напихали всякой дребедени, ночной горшок, кучу белья и одежды, лекарства и "Лечебную книгу на все случаи жизни". Саша, посмеиваясь, наблюдал за всей этой возней. - И так с самого детства, - сказал он Серёже, - Мама всегда была слабого здоровья. Через год после моего рождения она умерла от чахотки. Бабушка и Любовь Александровна посчитали, что я здоровьем и телосложением пошёл в мать, вот они и дёргаются от каждого моего чиха. Серёже никогда не приходило в голову спрашивать друга, где его мама. К нему приезжали тётка, бабушка, отец, но никак не мать. Только сейчас Рахманинов понял, в чём дело. Оказывается, Санька - наполовину сирота. В тот момент Серёжа почувствовал новое, до сего неизвестное чувство, то ли жалости, то ли какой-то непонятной любви. "Надо предупредить родителей, "- подумал Рахманинов, "Чтобы аккуратно заводили темы с Сашей. Как бы они не заикнулись о здоровье сашиной мамы." В возке ребята за несколько часов доехали до имения Рахманиновых - Семёново. Возок подъехал к двухэтажному дому, на крыльце которого стояла женщина в модном тогда платье электри́к и высокий мужчина в очках, с бородой. Во дворе шла суета. - Барчук приехал, - крикнул кто-то. Серёжа вылез из возка и позвал за собой Сашу. К ребятам подошли супруги Рахманиновы - Василий Аркадьевич и Любовь Петровна. - Мама, папа, здравствуйте, - скороговоркой произнёс Рахманинов, - Это Саша Скрябин, мой товарищ. Вы не против, если он погостит у нас недели две? - Вовсе нет, - засмеялся Василий Аркадьевич, - Мы рады приветствовать столь известную персону в нашем скромном доме. Николай Александрович уже прислал нам телеграмму. Господин Скрябин, мы приготовили для вас комнату. Но сейчас пойдёмте обедать. Кухарка Марфа постаралась на славу: такого вкусного борща, по выражению Василия Аркадьевича, не ели со времён царя Саула. Скрябин был сама вежливость. Поблагодарив за обед, он пошёл помогать поваренку Семёну мыть посуду. - Какой вежливый и деликатный молодой человек, - сказала сережина мама, - Наверняка, мать и отец вкладываются в его воспитание всеми силами. Серёжа и Василий Аркадьевич напряжённо посмотрели на Любовь Петровну, а потом отец осторожно сказал: - Видишь ли, Люба, вкладывается только отец, да ещё тетушка с бабушкой. Матери у Скрябина нет. Она скончалась, когда ему был едва год. В столовой воцарилось напряжённое молчание... За день ребята очень сильно устали, поэтому вскоре после ужина разбрелись по комнатам. Серёжа быстро залез в постель и уснул, а вот Скрябин некоторое время читал "Маленькие трагедии" Пушкина, которые захватил с собой. Более всего его интересовала пьеса "Сальери", о том, что Моцарта будто бы отравил его конкурент. - Вот она - цена славы, - подумал Скрябин, закрывая книгу. Он быстро разделся и залез в кровать. Сон долго к нему не шёл. Дверь приоткрылась. В комнату вошла Любовь Петровна. Саша, уже находящийся в полудрёме, улыбнулся: ему казалось, что откуда-то с неба на него смотрело далёкое, но такое доброе лицо матери. Рахманинова присела рядом на кровать. Она нежно посмотрела на сонного мальчугана, у которого была такая печальная судьба. Любовь Петровна спросила: - Саша, ты не спишь? - Нет, Любовь Петровна, - зевая, ответил Скрябин. Он уже догадался, что это мать Рахманинова. - Ну и отлично, - улыбнулась женщина, поправляя съехавшее одеяло и поглаживая мальчику ноги, - Тебе, надеюсь, здесь хорошо и тепло? - Да. - Я рада, что Серёжа дружит с таким замечательным человеком, как ты. Если что-то случится, Сашуня, можешь всегда обращаться к нам. - Хорошо, Любовь Петровна, - сказал Саша, засыпая. Любовь Петровна поцеловала его в лоб и вышла. Две недели мальчишки отдыхали. Дни были жаркие, поэтому с утра они шли на речку. Серёжа, с самого раннего детства умевший хорошо плавать, решил показать другу свои навыки. Его удивило, что Сашка - городской житель - доплыл до противоположного берега и вернулся обратно. Скрябин хохотал и притоптывал босой ногой, глядя на сережино изумлённое лицо. - Ха, ты думал, я плавать не умею? Не, брат, не на того напал. Я каждое лето купался в Москва-реке, даже несмотря на гневные протесты тетки с бабушкой. После освежающего купания мальчишки лежали на траве и обсуждали прочитанные книги. Серёжа делал акцент на русскую классику, а Саня на заграничные приключенческие произведения. - Мне понравились "Кавказские рассказы", - говорил Рахманинов, - Когда-нибудь я напишу графу Толстому отзыв. - Не, это скучно, - протянул Санёк, - Только "Кавказского пленника" можно почитать. Вот "Робинзон Крузо" - это дело. "Том Сойер" - во! Я, когда читал, проводил аналогию - Том - это я, а тетя Полли и Мэри - мои бабушка и тётка. Жюль Верн - это прекрасно. Вот знаешь, музыка музыкой, а хотелось бы иногда отправиться в какое-нибудь путешествие, открыть что-нибудь и стать известным на весь мир! Как Ливингстон или Стэнли, продираться через джунгли Африки, как Колумб или Беллинсгаузен и Лазарев открыть новый материк, как Гумбольдт взобраться на высокую гору... Серёжа задумался. А ведь в самом деле - почему бы не стать отважным путешественником, не отправиться в опасный путь, не получить мировую известность? Шаткое мировоззрение Рахманинова пошатнулось. А его змей-искуситель перевернулся на живот и подставил лучам солнца спину. Мальчики целыми днями наслаждались летним солнцем. Изобретательный Скрябин каждый день придумывал что-нибудь новое, чтобы позабавиться. Однажды он, начитавшись где-то о буддийских монахах, гулял по берегу реки в одном полотенце, часть которого была надета на его плечо, и изображал из себя какого-то Будду или Конфуция. Спустя две недели приятели расстались. Встретились они лишь в конце августа, когда снова вернулись в пансион Зверева. Занятия продолжались. Скрябин, как всегда, был на высоте, успевая по всем предметам. Серёже не всё давалось гладко, особенную нелюбовь его заслужила арифметика. Николай Сергеевич часто бывал недоволен Рахманиновым в разных не музыкальных дисциплинах. Саша, как мог, помогал Серёже. С помощью друга Рахманинов смог подтянуться и лучше решать задачи. В конце концов, науки перестали казаться ему скучными. Много было увлекательного в биологии, географии или истории. 25 декабря был особенный день. Это было не только Рождество, когда ребятам родные привезли подарки и забрали их по домам. Это был день рождения Скрябина. Рахманинов последние дни перед Рождеством долго обдумывал, что бы такое подарить Сане. Зная, что Скрябину нравится творчество Шопена и что он хранит под подушкой книжки с нотами произведений Шопена, юный Рахманинов зашёл в музыкальный магазин. Дородный мужчина спросил его. - Вам чего, юноша? - Мне Шопена. Книжку с нотами. Вот эту, зелёную, вот деньги. - Так-с, - пересчитал торговец монеты. Не хватает рублика-с. Продать никак не можем-с. Серёжа был в отчаянии. Он даже не мог порадовать лучшего друга чем-нибудь, и всё из-за того, что не хватало какого-то несчастного рубля. - Дитя моё, почему вы такой грустный? - поинтересовался продавец. Рахманинов хотел высказать всё, что он думал о продавце и его лавочке. Он рассказал о том, что хочет подарить эту книжку другу на день рождения, который совпадает с днём светлого праздника Рождества Христова, и что друг его обожает творчество Шопена и жить без него не может. Торговец побарабанил пальцами по столу. Дождавшись окончания гневной тирады, он протянул Серёже книгу, забрав все деньги, которые он дал. - По случаю Рождества - и только. Радостный мальчик выбежал из магазина, прижимая к груди книжку с нотами Шопена. Как Сашка обрадуется! Только бы донести! Слава небесам, это удалось. Через пару дней Рождество! В этот день Серёжа проснулся рано-рано. На душе было светло. За окном было ещё темно, но скоро должно было светать. Около полудня должны были приехать родители. Рахманинов посмотрел на скрябинскую кровать. Саша ещё досматривал сны, блаженно улыбаясь во сне. Сперва Серёжа решил разбудить друга и поздравить его с днём рождения. Потом подумал: "Стану ли я будить именинника? Он заслужил сон." Засунув руку под подушку, мальчик с облегчением вздохнул: Шопен был там. Заметив, что Скрябин уже просыпается, Рахманинов вытащил из-под подушки книжку, подскочил, сорвал одеяло со Скрябина, ущипнул его за бок и крикнул: - С днём рождения, Саня! Саша окончательно пробудился. С радостным криком "Спасибо, Серёжа!" он обнял Рахманинова. Серёжа не ожидал такой прыти, но решил не отстраняться и в ответ прижал к себе Скрябина, бормоча что-то вроде: "Санёк, с днём рождения, ты самый лучший!" Мальчики ещё долго сидели в дружеских объятиях. Через ночную рубашку каждый ощущал горячее биение сердца друга. ... Прошло несколько лет. Не мальчики, но юноши обучались композиторскому искусству в Московской консерватории. Александр Скрябин и Сергей Рахманинов учились в классе Антона Аренского - прекрасного молодого педагога, профессора консерватории и талантливого композитора. Студенты обожали Аренского, который поддерживал учеников в творческих поисках. С первого дня учения в консерватории Антон Степанович заявил: - Поскольку нас с вами разделяет 10-12 лет, нет смысла вам обращаться ко мне по имени-отчеству или по титулу. Я для вас просто Антон, вы для меня по полному имени. Вот вы, например, - обратился Антон Степанович к курносому юноше с вьющимися каштановыми волосами и зоркими карими глазами. - Скрябин Александр. Николаевич, - после некоторой заминки студент назвал и своё отчество. - Хорошо, Александр. Вы,- спросил Аренский соседа Скрябина, юношу лет шестнадцати с зеленоватыми глазами и смуглым лицом. - Рахманинов Сергей Васильевич. - Очень приятно, Сергей. Итак, начнём обучение. Сергей взялся за ум, а вот Сашку как подменили. Выезжал Скрябин "только на энтузиазме и таланте" по выражению Аренского. Вместо этого Скрябин занялся личной жизнью и очень скоро стал завсегдатаем столичных клубов, где поражал светских львов и львиц исполнением музыкальных номеров. Алкоголя он, как ни странно, не употреблял, что было удивительно, ибо в местах его выступлений зелёный змий прямо-таки царил. Дошло до того, что Скрябин стал водить и Рахманинова по этим местам. В те годы, несмотря на неусыпный контроль Святейшего Синода и самого́ консервативного императора Александра, царил подпольный разврат. Поговаривали, что во главе его стояли брат царя Сергей и кузен Константин Константинович. Среди молодых дворян и интеллигенции был очень распространен опыт мужеложства. Многие неопытные юноши и девушки испытывали "второй первый раз" с представителями своего пола. Говорили, что мода на содом пришла из Франции. Не избегла она и наших героев. Однажды, возвращаясь в бричке с очередного кутежа, в Серёже проснулось подзабытое уже чувство возбуждения. Ему резко захотелось Скрябина. Рахманинов голодными глазами оглядывал Александра. Парень недурной внешности его возбуждал. Саша встряхнул волнистыми волосами и коснулся пальцем кончика курносого носа - подобная деталь внешности была крайне неприятна для Скрябина, и он из-за неё комплексовал. Хотя девушки находили курносость Саши очень милой. Саша обернулся. Рахманинов поступил взгляд и покраснел. Вышло неловко. Скрябин хитро подмигнул и кивнул головой, мол, всё путём. Бричка подъехала к квартире Скрябина. Тут бы и попрощаться, но Александр потянул за собой Сергея. - Идём, идём, ты же этого хочешь, - возбуждённо говорил Скрябин. Тон его спокойного и мелодичного голоса вскружил Рахманинову голову. Парни вылезли из экипажа и направились к подъезду дома Скрябина. Они поднялись по лестнице и зашли в квартиру. - Ну что, ты точно этого хочешь? - сверкнул тёмными глазами Скрябин. - Да, Саня, хочу-у, - протянул Сергей. Скрябин с ловкостью пантеры повалил Рахманинова на кровать и начал стаскивать с него брюки. Сергей принял правила игры и тоже стал снимать брюки со своего друга. Через пять минут два обнажённых парня соединились в глубоком поцелуе. Сергей провёл пальцем от сашиного кадыка до волосков паха, от чего Скрябин напрягся. Рахманинов прошептал: - Расслабься! Скрябин обнял своего друга и поцеловал его в тонкие губы. Сергею пригодилась природная ловкость пальцев. Он аккуратно и максимально нежно поглаживал естество Скрябина, расчёсывая волосы на паху. Александр запрокинул голову и приглушённо заохал от удовольствия. - Сейчас будет ещё лучше. Ложись на бок и сгибай колени. Скрябин устроился в нужной позе, а Рахманинов, намазав указательный палец вазелином, ввёл его прямо в задний проход своего теперешнего партнёра и нащупал нужное место. - Сперва может быть неприятно. Терпи, Сашка. Сергей начал слегка поглаживать "место", а другой рукой естество Скрябина. Спустя пару минут Александр, испытавший приятное ощущение, запачкал простыню. - Всё, Серёга, теперь я, - взял инициативу в руки деятельный Санёк. Теперь уже Сергей лежал на боку, а Скрябин, нанеся на палец руки вазелиновый слой, сунул его в задний проход партнёра и нащупал "место". Ловкость рук и нежные прикосновения, и через пару минут и Рахманинов завершил процесс. Парни соединились в глубоком поцелуе. Идиллию прервало то, что обоим потребовалось по нужде. Но уже через пять минут они снова наслаждались обществом друг друга. *** Поведение Саши в учебном заведении оставляло желать лучшего. Только с Сергеем Скрябин был самим собой - чудаковатым, слегка чокнутым парнем с нестандартным мировоззрением. С прочими людьми он вёл себя подчёркнуто надменно и горделиво, так что в конце концов однокурсники втайне возненавидели кичливого студента, хваставшегося тем, что он напишет "величайшее произведение искусства в истории". В довершение всего Александр стал раздражать даже демократичного Аренского. Успеваемость студента консерватории Скрябина сильно ухудшилась, и в 1891 году он был исключен из класса Аренского. Во время очередного экзамена Александр Николаевич не сдал зачёт. Экзаменаторы вынесли свой вердикт, и Аренский грустно уведомил об этом Скрябина цитатой Льва Николаевича Толстого: - Вы не пройдёте, господин Иртеньев. Надо очистить факультет. - А вот вы, Сергей, - обратился он к Рахманинову, - Вы молодец. Выше всех похвал. Так держать! Всю дорогу обратно Скрябин дулся. Тщетно Сергей пытался развеселить его какой-то шуткой. Скрябин напряжённо и упорно молчал. Добил его Николай Сергеевич Зверев, встретившийся ребятам по пути. Постаревший педагог с гордостью пожал руку Серёже Рахманинову - своей особой гордости, - а Саше Скрябину заявил. - Я надеялся на лучшее. Александр, я в тебе разочарован. - Да ну вас к чёрту, - выругался неудачник, - Надоели все. - Саш, ну всё бывает, - попытался его утешить Сергей. Этого делать не следовало. - Бывает?! - вспыхнул Скрябин, - Легко тебе говорить, когда тебя все хвалят. На тебя весь почёт и всё уважение. Одни почести, ты можешь почивать на лаврах. А я? Пошёл ты. Друг называется. Словно чёрная кошка пробежала между друзьями. Скрябин ускорил шаг, сжался и ссутулился, от чего он, и без того невысокий, стал совсем маленьким. Александр упрямо шёл вперёд, промочил ноги в луже и чуть не споткнулся, но вскоре скрылся за поворотом московских улочек. Серёже захотелось окликнуть приятеля, обнять и пожалеть, но пронзительное "Саня, погоди!" так и не вырвалось из его пересохшего горла. Он так и стоял и смотрел в ту сторону, где скрылся его теперь бывший друг Сашка Скрябин. *** На Серёжу не могли нахвалиться. Родные его чествовали, как могли, знакомые ставили в пример своим детям. И всё-таки Рахманинову было стыдно. Было такое ощущение, что он украл у Скрябина заслуженную медаль. На выпуске Сергей Васильевич Рахманинов получил Большую золотую медаль. Все его прославляли, а ректор консерватории произнёс в честь него речь, где говорил, какой же всё-таки замечательный талант выпускается из стен великой консерватории. Раздались громкие аплодисменты. Сердце Сергея сильно билось. Возвращался на своё место он на негнущихся ногах. Повернув голову в сторону класса Сафонова, он увидел Скрябина, на лице которого читались усталость и грусть. Больше полугода не дружил Рахманинов со Скрябиным. Сергей вернулся к родным. Их удивило, что блестяще окончивший консерваторию - почти университет - Сергей выглядел так, будто бы провалился на всех экзаменах. Рахманинов отмахнулся и в истоме закрыл глаза. Стали приглашать класс Сафонова. До слуха Сергея донеслось: "Студенту Александру Николаевичу Скрябину присваивается Малая золотая медаль!" На помост забрался худенький невысокий юноша. Он кивнул головой и приветственно взмахнул рукой. Ректор торжественно вручил ему медаль, а Александр, прижимая её к сердцу, сделал рукой жест "victory". Раздались аплодисменты, приветственные крики. Больше всех радовался Сергей: "Браво! Браво, Санька! Санёк, так держать!" Любовь Петровна грустно изрекла. - Жаль, вы больше не общаетесь. Такой милый молодой человек. Преодолел все преграды и получил заслуженный диплом. - Мам, пап, я пойду его поздравить, - Сергей сорвался с места и кинулся прямо к возвращающемуся со своего места Скрябину. Александр недоуменно смотрел на продирающегося к нему бывшего друга. Внезапно что-то переключилось в его голове, и теперь уже Скрябин, расталкивая не только студентов, но и профессоров, кинулся к Сергею. Парни заключили друг друга в крепкие объятия и долго хлопали друг друга по спине. Им было очень хорошо вместе. Да, в обозримом будущем они снова разойдутся по разным баррикадам, потому что их музыка, их стиль композиции разный. Но они друзья. Заклятые, но друзья. Навсегда. *** Было раннее утро. Александр Николаевич с трудом продрал глаза. Что вчера было? Он дал блистательный, ошеломительный концерт в зале, снятом меценатом Самохваловым, и превзошел самого себя. Потом были пьянки и "невежливо не пить, коль хозяин предлагает." Потом какие-то гулящие девки... Больше он ничего не помнил, что с ним было, и где он был. Он понял только, что находится в чужой квартире, в чужой постели, в чьей-то пижаме. И, боже мой, это квартира Сергея. Вот же он, спит в кресле. Александр Скрябин вылез из одеяла и, бесшумно скользя босиком по паркету, подошёл к Сергею, присел на ручку кресла. Рахманинов дёрнулся и проснулся. - Сашка, ты уже встал? - удивлённо спросил Сергей. - Разумеется, - в своей типичной грубоватой манере подтвердил Скрябин, - Я не знаю, что я вчера вытворял. Меня насильно напоили у Самохвалова - больше у него концерты вести не буду. Спасибо, тебе, Серёж, что помог мне прийти в порядок. - Да не за что, - смутился второй композитор. - Только одно замечание, - продолжил Скрябин, - Мог бы снабдить меня какой-нибудь обувью, а то у тебя паркет холодный. - Это я не предусмотрел, извини. - Впрочем, это сущие пустяки, - сменил Александр Николаевич гнев на милость, - Тем более мне сейчас обувь не понадобится. - В смысле? - изумился Сергей, поднимаясь с кресла. - Хочешь повторить то, что было в наши студенческие годы? - тронул его за плечо Скрябин, - Ты, кажется, ещё холост. И я тоже. - Ладно, ложимся, - согласился Сергей, который был не прочь с утра развлечься. Меньше чем через пять минут одежда лежала на полу в одной куче, а друзей уже объединил крепкий поцелуй. Наблюдающая за этой пикантной сценой в дверной проем Марта подумала: - До чего же странные эти господа - настоящие педерасты!