But how can you live and have no story to tell?

—Так ты ничего не сделал? Опять? —Простите... —Сколько я уже могу повторять — ты должен быть активнее! Расскажи хоть что-нибудь. —Простите... Затянулось молчание и собеседник понял, что ничего дельного из человека перед ним и во век не вытянет. —Ох... Ладно, иди скорей. Наблюдая за удаляющейся спиной, мужчина мог лишь вновь вздохнуть — только уже не вслух. Да, этот парень будет проблематичным, но ведь его работа — справляться с такими, не так ли?

***

Ничего нового. Жизнь... Никогда не казалась настоящей. Люди вокруг — обычные. Происходящее вокруг — не меняется. Плыть и плыть по течению, пока не уткнёшься в тупик, под названием "Смерть". Серая, однотонная жизнь. Рождение, взросление и старение. Все важные пункты, разделённые на отсеки. Первые шаги, школа, университет, работа, пенсия, смерть. Ничего интересного. Друзья. Несколько людей, которые менялись с каждым "Пунктом" жизни. Непостоянные существа. Они явно более интересны, чем он сам. Чем же он так неинтересен? Без талантов, но и не худший. "Среднечёк" — слово, хорошо его описывающее. Без мечты и надежды, без грусти и отчаяния. Пустышка. Оболочка без единого чувства или истории. Как так жить? Невыносима ли такая жизнь? Можно ли её назвать жизнью? Нет, нет, и ещё раз — нет. Это нельзя назвать жизнью, скорее, существование. Безнадёжное, безустальное стремление в бездну чувств, недоступных ему. Попасть туда хотелось столько же, сколько и страха перед ней было. Сойти с изначального курса нельзя — да и не хочется. Хочется сказать, что течение реки "Жизнь" слишком сильно, вот только это у него самого не хватит сил для выхода. Иногда появлялось желание сбежать — укрыться в уголке и никогда не уходить оттуда, ждя своего спасителя. Только никто не придёт. Это ясно, как водная гладь во время штиля. Он начал плыть один, один и закончит. Уткнётся в тупик и уснёт вечным сном. Яркие оттенки, изредка мелькающие на сером окружении — чистые, добрые души. Не такие как его. Зависть. Она не появляется, что и логично — чувств, включая её, нет. Интересно, что такие души пытается помочь его. Зачем. Они должны жить свою, светлую и счастливую жизнь, наплевав на его — унылую и скучную, никого не интересовавшую. Так почему, почему они каждый раз пытаются даровать ему это ощущение надежды, что всё будет хорошо? За что он должен получать всё больше и больше шрамов, как глупый мотылёк ведясь на этот свет и каждый раз обжигаясь об него, возвращаться к пониманию своей никчёмности? Сначала свет привлекал, но со временем появилась привычка — почти инстинкт — убегать от него, боясь возможной боли. Смешно, что он как настоящее животное боялся одной боли, не чувствуя ничего больше. Хотя нет, даже животные ощущали эмоции — так говорили учёные —, в отличии от него. Не понятно было почему свет его преследовал. Не могло быть такого, что такое тепло может тянуться к чёрно-белому сгустку, спрятавшегося в углу. —Прошу, оставьте уже меня. —Уверен? Мне не нравится, что ты не отлипаешь взглядом от стены уже 2 часа. С тобой всё хорошо? —Да. Чёткий, уверенный голос тихо надломался, надеясь, что другой этого не услышит. Тучи внутри, мешающие жить вновь ожили от слишком близкого света, крича об опасности. Человек перед ним был удивителен — успешный, популярный. А ещё он живой, умеет чувствовать. Странно было, что крохи эмоций пробуждались именно рядом с ним. Как интересно. Такой далёкий, недосягаемый человек, и с ним появились чувства. Хотелось смеяться, смеяться от горя. Поняв, что он может чувствовать, он также понял, что тот, благодаря которому он может это, никогда не будет достаточно близко. —Со мной определённо всё в порядке. Что ты вообще от меня хочешь? Казалось, что если негативно себя вести, то свет... Нет, настоящее солнце перед ним уйдёт как можно быстрее из его жизни. Не хотелось надеяться на что-то в этом мире. —...ничего. Прости что потревожил, я пойду. И правда. Сработало. Человек ушёл, а на теле появился ещё один невесомый шрам, отдающий пульсирующей болью. Это то отношение, которого он достоин. Ни больше, Ни меньше.