1. Скелет в шкафу
При внешнем готическом великолепии собор Дуомо совершенно не впечатлил Германа своим интерьером. Просторно, мрачно и совершенно типично для любого католического храма. Сложнейшее кружево мрамора наружной отделки поразило его гораздо больше. Однако многоуровневая крыша этого культового сооружения с множеством галерей и залов — действительно место, куда стоило попасть, чтобы рассмотреть изваяния героев легенд, мифических птиц и чудовищ, которые вблизи ажурными вовсе не казались и представляли собой довольно массивные фигуры в несколько метров на высоких шпилях. Просто не верилось, что это все творение рук человеческих. Недаром собор на протяжении шестисот лет строился! Вот уж интересно было бы взглянуть на первую проектную документацию… И во сколько раз, интересно, была в итоге превышена начальная сметная стоимость?
Подустав бродить по переходам и лестницам, Герман остановился у ограды, глядя на панораму города, залитого лучами яркого солнца. Конечно, пригласившие Филиппа владельцы крупнейшего ночного заведения предлагали организовать для Венского персональную экскурсию, но Герман всегда предпочитал остаться в незнакомом городе без сопровождающих. Ни с кем не согласовывать план, а просто двигаться не спеша по улицам, выбирая направление интуитивно, и останавливаться лишь там, где действительно этого захочется.
Его летний пиджак был сегодня лишним и уже полдня служил дополнительным аксессуаром, элегантно переброшенным через руку или небрежно закинутым на плечо. Он улыбнулся едва заметно, в очередной раз поймав на своей одинокой фигуре заинтересованный взгляд двух молоденьких туристок. Женщины всегда обращали на него внимание, это и сейчас весьма добавляет в себе уверенности.
Жаль, что у Филиппа совершенно нет времени на такие свободные прогулки, как раз его бы Герман с радостью по историческим местам поводил, старательно просвещая и поддерживая имидж всезнающего гуру.
Но Филя занят постановкой шоу на протяжении целого дня и, похоже, в этот раз совершенно не в восторге от того, как выглядит в итоге придуманная им программа. Премьера уже послезавтра, Филя нервничает, пытаясь выжать максимум из умений местных танцоров, однако причины для огорчения Герман не видит никакой. И девчонки, и парни двигаются абсолютно профессионально, и, на взгляд Германа, все получается просто отлично.
Венский не сомневался в своей правоте, настояв на том, чтобы Филипп все же принял приглашение итальянцев и после настойчивых уговоров согласился отправиться в Милан, отложив обещанную ему рыбалку. Герман еще свозит его на реку, и в палатке переночевать возможность у них точно будет. А вот отказываться от приглашений столь известных европейских менеджеров, по мнению Германа, совершенно недальновидно. Это всерьез может навредить карьере Филиппа, как модного постановщика клубных программ. Можно наплевать на предложения неизвестных сомнительных заведений, что только на пользу репутации востребованной звезды, которую нужно как следует поуговаривать, однако такие оферы, как этот, случаются нечасто. И отказавшись один раз, повторного предложения можно не получить.
Позволить Филе упустить шанс Герман не хотел, и хорошо, что дорогая бабушка в этом полностью Венского поддержала. И тем не менее, капризничал Филипп до последнего, ни за что не соглашаясь перенести заветную палатку, пока сама судьба в виде прогноза дождливой погоды на первые числа июля не вмешалась в их планы. В итоге это и стало главным аргументом в пользу солнечной Италии.
Однако пора, пожалуй, Венскому двигаться в клуб, чтобы на часок забрать оттуда своего хореографа, покормить его обедом и дать хоть небольшую передышку несчастным танцорам, которым сегодня ночью еще работать на подиуме. Всем известно, что только дорогой супруг и личный адвокат имеет на Филиппа Корфа достаточное влияние, чтобы выдернуть его из творческого процесса, в который Филя полностью погружается, работая над постановкой.
Да и самому Филиппу нужны перерывы. Он совсем вымотан, бедный, сражениями за собственные креативные идеи, которые не способны в полной мере реализовать исполнители.
Сколько раз за последнюю неделю, просыпаясь ночью, Герман заставал привычную уже картину: Филя, нацепив наушники, словно привидение, импровизирует в темноте посреди их просторного люкса в отеле «Парк Хаятт» и оказывает сопротивление, когда Венский возвращает его в постель.
Герман старается не слишком утомлять его сейчас своими активными приставаниями, давая отдохнуть всякий раз, когда Филе удается уснуть. Хорошо, что это ненадолго, и очень скоро жизнь войдет в привычный ритм, тогда уж Герман все себе компенсирует! Скорей бы премьера, в самом деле… Мечтательно улыбаясь и ощущая в паху напряжение от одной лишь мысли о том, как именно будет выглядеть его компенсация, Герман невольно задержался взглядом на строящих глазки красотках. Ну а что, симпатичные девочки. В былые времена он бы точно пообщаться не отказался…
Спустившись на лифте, чтобы больше не терять времени, Герман пересек Соборную площадь, любуясь по дороге видами исторического центра, как можно быстрее проскочил стеклянный пассаж с элитными бутиками и, пройдя мимо памятника Леонардо, повернулся, чтобы посмотреть на знаменитое здание театра «Ла Скала», которое на легендарное сооружение совершенно не тянуло. Невзрачное строение в очень сдержанном стиле с серым фасадом… Его и за театр-то, не зная, не примешь! Зимний театр в Сочи выглядит куда более презентабельно, что уж говорить о подобных достопримечательностях Москвы и Питера…
Охранник на входе любезно Венскому поклонился, открывая перед ним дверь, и Герман еще из коридора почувствовал, насколько напряженная обстановка в зале, где Филипп по-английски, в порыве ярости перемежая эмоциональную речь немецкими и русскими словами, разносил чьи-то непростительные косяки.
— Сколько времени?! — слышался его звонкий голос с явными металлическими нотами. — Сколько нужно времени на то, чтобы это запомнить!.. Это не должно быть удобно для тебя! — гневно отвечал он на чьи-то робкие возражения. — Должно быть «вау»! Найн!
Герман вошел в зал, усевшись за ближайший к сцене столик, чтобы Филя его увидел. В который раз поразился Венский тому, насколько преображается Филипп в рабочей обстановке. Шел приблизительно четвертый час репетиции, взмыленные ребята смотрели на него умоляюще, в сотый раз повторяя, как он это любит, все с самого начала и пытаясь наконец угодить, а он останавливал их постоянно, цепляясь к только ему видным мелочам, и требовал абсолютной точности. А Герман до сих пор не понимал: зачем столь детально прорабатывать нюансы в клубной шоу-программе? Хотя… Филе, конечно, виднее, не зря же такие деньги ему за постановки предлагают.
Танцы на стульях — прием избитый: начиная с незапамятных времен и до сегодняшнего дня, кто только на них не упражнялся… Почему Филипп выбрал именно эту тему для данного клуба, для Венского тоже загадка, но посмотрев впервые вживую на сцену и обстановку, ознакомившись с тем, что делают клубные танцоры, Филя принял решение сразу и с самого начала был исполнителями недоволен, уж Герман-то хорошо знает это обиженное выражение сложенных треугольничком губ. Ничего хорошего местных ребят изначально не ожидало. Среди них не было спортсменов и явных трюкачей, столь уважаемых постановщиком Корфом, но все они являлись танцорами. Среди девочек были даже бывшие балерины, которые, по мнению Венского, двигались весьма профессионально.
Как раз одна из них, бедняга, лежала сейчас спиной поперек стоящего на сцене стула с довольно высокими металлическими ножками, и именно она, по всей видимости, была причиной очередной тирады разгневанного хореографа.
— Волосы должны полностью быть на полу, надо делать большой наклон! Не держись, просто падай назад!.. Так! — свободно раскинул Филя руки, отбрасывая голову. — Конечно, если так ставить ноги, ты не удержишься!
Репетиция проходила уже на тех самых стульях ультрамодной конструкции, закупленных специально для шоу, и в обуви для выступления. От несчастной девчонки Филя требовал изогнуться так, чтобы с одной стороны достать головой до пола, а с другой — касаться сцены носком вытянутой ноги. Каким образом это можно было сделать на высоченном каблуке, Венский представить себе не мог. Хорошо Филе показывать — он в своей обычной рабочей одежде: простой майке, черных свободных бриджах, собранных в коленях, и кроссовках на босую ногу. Глаз от него не отвести — такой изящный он в талии, в этих узких коленках, но в то же время с выраженной мускулатурой крепенького зада и мужественным разворотом плеч. И надо же, в какого тирана способен превращаться его милый Филеныш!
Жалея готовую разрыдаться девочку, Герман встал из-за столика, приблизившись к подиуму, чтобы увести увлекшегося хореографа на перерыв.
Филипп сразу же замолчал, повернувшись к Венскому, и, улыбаясь, помахал ему рукой. Герман почувствовал себя героем-спасителем — с таким восторженным выражением смотрели на него измочаленные танцоры.
Назначив продолжение репетиции через два часа, Филипп спрыгнул наконец со сцены прямо в руки обнявшего его Германа, и следа в нем не осталось от бьющегося в приступе праведного гнева постановщика. Все тот же ласковый Филеныш с наивным взглядом зеленоватых глаз. Лохматый, уставший и голодный. Хорошо, что кафе и ресторанов вокруг клуба — великое множество.
Герман выбрал место с открытой террасой, чтобы Филя хоть свежим воздухом немного подышал. У них есть еще день в Милане после премьеры и план смотаться, пользуясь случаем, в Венецию. А может быть, задержаться в Италии подольше, подарив себе европейские каникулы после напряженной работы, Герман недаром не взял пока обратных билетов.
Он улыбался, представляя себе, как будет возить своего циркачонка по знаменитым местам и катать по каналам Венеции, однако Филипп сохранял печальное выражение на лице, сосредоточенно расправляясь со сливочным ризотто. Задумчиво рассматривая и отправляя в рот крупные креветки, Филя явно не мог отойти от тяжелых мыслей по поводу недостатков новой постановки. А когда Герман решил его успокоить, поделившись мнением, что со стороны все выглядит вполне достойно, посмотрел на Венского с таким изумлением, будто Герман сморозил откровенную глупость.
— Тебе нравится, что они делают? — удивленно поднял Филя светлые брови. — Ты бы за такое заплатил?
— А в чем проблема? — искренне не понимал Венский. — Красивые сексуальные девчонки, прекрасно танцуют…
— Кто сексуальные?! — вскинулся Филя, широко распахнув глаза. — Балерины? Да я вообще не знаю, что с ними можно делать… — с отчаянием в голосе сокрушался Филипп. — Я никогда больше не хочу с этими балеринскими скиллами работать! Хорошо, что стулья нормальные купили, хоть они красивые…
— Что-то ты к мужчинам-танцорам так не придираешься.
— Так они не балерины, они хотя бы руками вот так не делают! — смешно изобразил Филипп манерное движение в стиле знаменитых «лебедей». — У них здесь вообще проблема: у них нет звезды, ты не понимаешь меня? Промоутер тоже не понимает, а я не знаю, как правильно это сказать… Но он все равно уже сейчас ничего не успеет сделать. В их группе все одинаковые! Особенно балерины эти… Как ты можешь говорить, что они сексуальные! Они такие… несвободные, вот! — подобрал Филя наконец нужное слово. — Они же как… Пиноккио, ты не видишь, или что?
— Ну конечно, куда мне до твоего опыта! — криво улыбнулся задетый Герман. — Ты у нас по женской красоте большой специалист! А уж по сексуальности… Кому, как не тебе, учить женщин, как нужно на каблуках стоять. Куда мне и браться! Я, конечно, не великий хореограф, но как мужчина могу тебе сказать: девочки прекрасны. Ножки, попы… все, как должно быть в ночном клубе!
Венский понимал, что говорит это просто из чувства противоречия и из-за сомнений Филиппа в его хорошем вкусе. Он быстро пожалел об этом, заметив, с каким серьезным, изучающим выражением Филипп на него смотрит и насколько внимательно слушает.
Герман замолчал, соображая, как бы сменить дурацкую тему разговора, но Филя, выдержав паузу, сменил ее сам.
— А ты пойдешь на премьеру посмотреть, что получится? — совершенно другим, своим обычным спокойным тоном поинтересовался Филипп, не отводя прямого взгляда.
— Конечно, Филеныш! — улыбнулся ему Венский. — Извини, я немного не то хотел сказать. В твоем таланте постановщика я ни секунды не сомневаюсь. Просто девушки, знаешь, они по-другому устроены. Я вообще поражаюсь иногда, как они могут все это выдерживать: на каблуках танцевать, в корсетах… Но я не сомневаюсь, что программа получится прекрасно. Да уже получилась, считай! Думай о том, что мы скоро в Венецию поедем отдыхать и на гондолах кататься.
— Да, — потерянно произнес Филипп, мыслями явно находясь уже не с Германом. — Потом… Ты больше не приходи на репетиции, до премьеры, хорошо? Я хочу закончить быстрее, а когда ты в зале, не могу настроиться.
— Как скажете, босс! — шутливо отдал Герман честь. — Но ты там постарайся хоть кого-то в живых оставить, а то послезавтра танцевать будет некому.
— Хорошо, — неожиданно серьезно сказал Филя, вставая из-за стола. — Я пойду уже, ладно? Вечером в отеле встретимся.
Он даже ухо забыл подставить на прощание для поцелуя, как делает это всегда, зная о сдвиге Германа на особенностях его внешности. Ладно, что с Филиппа сейчас взять, он не совсем вменяем во время творческого процесса. А Венский, пожалуй, посидит здесь еще, заказав себе эспрессо, и понаблюдает за суетой типичной итальянской улицы. До вечернего сеанса связи с Сочи на предмет очередной юридической консультации еще есть время… Обиделся, видите ли, его циркачонок на то, что Герман по-прежнему на красивых женщин обращает внимание, да еще их выгораживает. Ну так Венский не слепой, в конце концов, и не совсем уж робот бесчувственный! Да и столько лет с ними плотно общался, должен же Филя понимать, что не могло это пройти бесследно…
Филя оставался серьезным и сосредоточенным вечером и спал всю ночь неожиданно спокойно, ни разу не вскочив, чтобы воспроизвести внезапно пришедшую в голову идею. Однако умотал в клуб практически с рассветом, ограничившись быстрым оральным контактом больше для того, чтобы драгоценный муж не обиделся. Филиппу было не до Германа. По всем признакам, его внезапно охватила новая волна творческого энтузиазма, и Венский даже предполагать не пытался, что именно мог Филя придумать за день до показа программы перед гостями, приглашенными на закрытую вечеринку.
В день премьеры Филипп заметно волновался и улыбался таинственно, пряча глаза, будто скрыть эту улыбку от Германа пытался. И Венский был вполне спокоен: Филя явно доволен, и ему не терпится свое творение публично продемонстрировать. Знать бы тогда, чем закончится столь знаменательный день…
Но ни утром, ни вечером во время подготовительной суеты в клубе ничего не предвещало неожиданностей. Местная богема начала подтягиваться к началу программы, расцеловываясь с встречающим у входа владельцем. С этим представителем европейского общества, наряженным на грани откровенного китча и щедро украшенным перстнями, Герман был лично знаком еще со времен встречи в Монреале. С ним в итоге Венский и оказался за главным столиком, в компании его неожиданно простой с виду, немолодой супруги и того самого «непонятливого промоутера», подбирающего состав артистов.
Филиппа не было в зале, он находился с танцорами, и Венский развлекался тем, что рассматривал прибывающих гостей, вполуха слушая восторги промоутера на дикой смеси итальянского с английским. Герман предпочел бы, чтобы этот ярко выраженный представитель сексуальных меньшинств, от души политый цветочным парфюмом, отодвинулся от него подальше, но личное пространство для итальянцев — понятие весьма расплывчатое. Приходилось вежливо терпеть дружеские похлопывания и бесцеремонные касания, иногда отвечая неопределенными репликами, подходящими под любой смысл. До Германа долетела фраза о каком-то прекрасном подарке по поводу премьеры новой программы и оказанной им великой чести, и Венский не совсем понял, о чем речь: какие подарки, если все прописано в контракте и оплачено строго по договоренности? Ну, может, промоутер просто слишком доволен сотрудничеством…
И правильно, что доволен: программа, которая вскоре началась, действительно удалась на славу. А Герман изначально в Филе не сомневался! Трудно было поверить, что всего лишь неделя ушла на то, чтобы так тщательно синхронизировать движения участников номеров, которых удалось-таки обучить некоторым из любимых «фишек» Филиппа. И таким узнаваемым был этот стиль исполнения с периодическим замиранием в необычных и в то же время казавшихся естественными позах… Улыбаясь, Герман невольно вспоминал свои первые впечатления от выступления Филиппа на сцене Сочинского Дома культуры, его номера в ночном клубе и той эпичной постановки в отеле Канкуна. Ни разу ни на секунду с тех пор не пожалел Герман, что так неожиданно и легко на предложение Филиппа согласился…
Именно на этой мысли застал его финал программы, когда, на миг затихнув, резко сменился стиль музыкального сопровождения, и под первые звуки глубокого тембра Гару на мягко освещенный подиум начали всплывать уже расставленные стулья с сидящими на них танцовщицами. Тоненькими, женственными и элегантными. Герман не сомневался в том, что эту особенность подвижной сцены Филипп обыграет, и ожидал даже чего-то более оригинального.
Одетые в облегающие комбинезоны девочки грациозно поднимали точеные ножки, пользуясь удобной опорой, двигаясь в типичном, по-балетному сдержанном стиле, вызывающим диссонанс со звучащим чувственным блюзом, и по окончании вступительной части вдруг переставили стулья, освободив центр подиума. И все. Никаких девочек Герман больше не замечал.
— I put a… spell on you! — вместе со звуковым акцентом зажегся прожектор, высветив внезапно появившийся силуэт. — Because you’re mine… — пошел он, казалось, прямо на Германа, волоча за собой по подиуму тонкий стул, который уверенно поставил прямо в центр сцены, на миг застыв в откровенно вызывающей позе.
Агрессия и страсть исходили от фантастически сложенной фигуры. Ни мыслей, ни слов не было в первую секунду. Только полный паралич, остановившееся сердце и мгновенно выступивший холодный пот на вздрогнувшем, как от электрического разряда, теле Германа. Ему до сих пор казалось, что шок от представшего зрелища он уже в Сочи когда-то получил?.. Тогда что это, стоящее сейчас перед ним?!
А это его Филя. Нежный, неземной мальчик, белый агнец во плоти. И законный супруг! В сверкающих лаковых туфлях на немыслимо высоких каблуках, черных полупрозрачных чулках с кружевом на бедрах и короткой, маленькой, едва прикрывающей белье юбочке в красную клетку. Или там нет белья?! Идеальная пропорция во всей красе развернутых плеч, расходящихся от затянутой в жесткий корсет талии, прямые светлые волосы едва ли не до нижнего края символической юбки… И броский макияж на лице, черты которого почти неузнаваемы. Яркие, дерзкие, высокомерные… Хищный блеск в его глазах не был виден в луче света, он угадывался интуитивно! И не только оцепеневшим Германом!
Промоутер рядом, например, завизжал так, что даже немного вернул Венского к действительности, и тот хотя бы воздух втянуть смог. Один раз. До того, как Филипп начал двигаться.
С первых же колебаний узких бедер стало понятно, что имел он в виду под понятием «звезды» на подиуме ночного клуба. Он не был похож на мужчину, который играет женщину. Он не играл! Не исполняя никаких акробатических трюков, он в этот раз откровенно соблазнял, томно, в такт звучащему блюзу, извиваясь на смело расставленных переступающих ногах и страстно скользя по своему телу ладонями. И когда под его юбку залезть хотелось уже непреодолимо, опустился на стул спиной к залу, раздвинув колени, и, прогнувшись, почти коснулся пола закрывающими спину волосами.
Ни ног таких, нереальных по своей форме и стройности, ни пластики в гибком и сильном теле, ни столь явного сексуального призыва Герман точно до сих пор не встречал, и визжать ему хотелось не меньше, чем тем, кто смотрел сейчас на Филиппа и, не скрываясь, истекал слюной. Только Герману кричать хотелось вовсе не от восторга! От желания прекратить это немедленно, столкнуть его со сцены и забыть о происходящем навсегда. А Филю это, похоже, мало волновало…
Он уже повернулся на стуле боком, заканчивая свое шокирующее выступление, и когда с длинным финальным аккордом откинулся назад, Венский увидел, чего именно добивался Филипп от бедной балерины. Да только куда до этой энергетики всем балеринам, вместе взятым! И до этой нереальной красоты его линий…
Длинные светлые волосы, отброшенные в резком наклоне, полностью легли на пол, выгнутая дугой грудная клетка заметно вздымалась от дыхания, а неимоверный изгиб стоп в черных лаковых туфлях не мог принадлежать мужчине, это было невозможно!
Хорошо, что все продолжали бурно выражать восторги и поздравления владельцам клуба. Никто не заметил, как вскочил Венский с места, устремившись за сцену сразу, как только закончилось дикое зрелище. Он снес бы любую охрану, попадись она ему на пути, но дежуривший в коридоре бодигард лишь снова поклонился, увидев несущегося к гримерке Германа.
Дверь была не то что не заперта, а даже приоткрыта, напрасно Венский приготовился ее высадить. Смелый мальчик, оказывается, его ждал, томно развалившись поперек большого кресла, на подлокотнике которого скрестил свои соблазнительные ноги в черных чулочках, и даже не думал переодеваться!
Филя, видимо, и фразу какую-то для Германа приготовил, зазывно ему улыбаясь, только произнести ее уже не успел, схваченный за верхний край корсета и одним рывком выдернутый из кресла.
— Ты что делаешь, ты?! — прижимал его Герман к стене, пытаясь разглядеть лицо за нарисованными на нем чертами. Слишком много выражений крутилось в голове, подходящих по смыслу, и путались мысли от близости жаркого дыхания. Венский придавил большими пальцами его разрисованные веки и, размазывая к вискам тушь, еще больше взбесился от полученного эффекта.
Сцепив зубы от ярости, он уже вдохнул, чтобы назвать наконец этого дьявола подходящим словом, а тот просто взял его за затылок и, впиваясь в рот, сразу же уперся в зубы языком, требуя разжать челюсти и в себя впустить.
Оттолкнувшись от стены, Герман отскочил на шаг, вытягивая перед собой руку, словно от Филиппа защищаясь:
— Смой это все немедленно! Сейчас же, ты понял меня? Ты… Нет! — ответил Венский то ли на движение к нему Филиппа, то ли на собственные ощущения, и выскочил из гримерки, яростно пытаясь стереть тушь с испачканных ладоней.
Он не помнит, как добирался до отеля, но оказавшись в номере, сразу же закрылся в ванной, встав под горячий душ и пытаясь упорядочить мысли.
То, что забыть увиденное Герман уже не сможет, было совершенно ясно. Ему и глаза-то страшно закрывать: кажется, что яркий прожектор так и освещает изогнувшееся на стуле тело, и запах клубничной помады и вкус настырного поцелуя тоже никуда не деваются.
Как же прекрасно умеет Филипп стоять и двигаться на этих немыслимых каблуках… И как естественно чувствует себя в такой одежде! Не просто в женской, а в откровенно профессиональной! И что вообще знает о нем Герман, исходя из увиденного сегодня? Потерянный талантливый мальчик, отвергнутый родителями, травмированный первой любовью, беспомощный перед обычными бытовыми проблемами… Милый ангелочек, требующий постоянной заботы и защиты. Сколько времени был знаком с ним Герман до того, как столь скоропостижно оформить отношения? Восемь месяцев?..
До их встречи Филя жил в Сочи около года, перед этим не более двух с половиной лет гастролировал в цирковой труппе на пару с незабвенным Грегором, репетировал новую программу и лежал в клинике… Он многое успел в известный Герману промежуток времени! А что, интересно, успел он до того? До своего двадцатилетия, к примеру? Сколько связей у него было, и как, интересно, он их находил? И не только это интересно! Вопросы возникали один за одним, стоило лишь задуматься о том, как же мало на самом деле Герман о своем супруге знает…
Венский понятия не имел, сколько времени пробыл в душе, сначала стоя под струями воды, а потом сидя прямо на шершавом кафеле. К тому моменту, когда он, больше не в состоянии ни о чем думать, выполз из ванной, Филипп уже лежал на кровати в шортах и простой футболке и сосредоточенно переключал телевизионные каналы. Он лишь мельком взглянул на застывшего в дверях Венского, который рассматривал его, будто видел впервые. У Германа действительно было такое чувство.
Да только ничего нового, к своему удивлению, Венский в нем не находил. Тот же профиль со вздернутой к конопатому носу верхней губой и торчащие вперед светлые ресницы… Тот же рваный ежик растрепанных волос и безмятежность расслабленной позы.
Герман лег рядом, больше на Филиппа не глядя и тоже уставившись в телевизор, хотя местные новости, которые как раз транслировались, ни одного из них не интересовали.
— Ты обиделся? — после долгой паузы произнес Филипп, первым нарушив напряженное молчание.
— Ну что ты! — иронично сказал Венский, все так же глядя перед собой. — Ничего необычного. Ты хочешь сказать, что за один день такому научился?
— Конечно, не за один, — спокойно ответил Филипп, сохраняя отстраненный тон и тоже в сторону Венского не поворачиваясь. — Мы раньше часто после репетиций в клубах выступали, в Мюнхене. Давно. Мне лет семнадцать тогда было. Мы так… подзарабатывали, — припомнил Филипп трудное русское слово. — Было весело.
— И много ты успел подзаработать?
— Нет, мне не очень много платили. Много — тем, кто на приваты оставался. Но мне не нужно было, у меня же были деньги. Мне просто нравилось.
— Нравилось?! — изумленно повернулся к нему Герман.
— Да, — невозмутимо подтвердил Филипп. — Я всегда себя совсем по-другому в такой одежде чувствую. Это как театр, понимаешь? Другая жизнь! — повернулся он наконец к Венскому, серьезно глядя в лицо. И поизучав его немного, добавил: — У меня было двое мужчин до Грегора. Я никогда не спал за деньги.
— Спасибо, успокоил… — отвел взгляд Герман, хотя некоторое облегчение все же почувствовал. — И какие еще, интересно, скелеты в шкафу меня ожидают?
— Почему в шкафу?
Венский только глаза закатил в ответ. У Фили просто потрясающая способность в любой ситуации придумать наиболее дурацкий вопрос. Филипп его молчание понял, как всегда, своеобразно и обиженно произнес:
— И никакой я не скелет! — он отбросил к Венскому пульт, активно заерзал, отворачиваясь и наглядно демонстрируя, что разговор окончен, а когда замер, свернувшись на кровати спиной к Герману, глухо добавил: — Это просто в чулках так кажется!
Какого черта он это сказал?! Венский уже надеялся, что от его сегодняшнего образа отвлекся! Не тут-то было, милый Филеныш вмиг оживил все воспоминания, которые, учитывая услышанное и дофантазированное, стали еще более яркими. И совсем не хотелось лезть сейчас к быстро уснувшему прямо в одежде Филиппу, хотелось другого… Какой же кошмар с Германом творится!
К утру ему снова понадобился душ, чтобы хоть немного сбросить напряжение. Филипп еще спал, и Венский, стараясь не шуметь, быстро собрался на пробежку. Физическая нагрузка в подобных случаях помогает наилучшим образом!
Пробежавшись по пустым еще улицам города, он действительно привел себя в относительную норму, а когда вернулся в отель, застал Филиппа за запихиванием в чемодан привычно скомканных вещей.
— Ты куда-то собираешься? — холодно поинтересовался Герман, снимая кроссовки.
— В Монреаль.
— А в Венецию мы уже не едем, я не понял?
— Ты можешь поехать.
— Что значит «можешь поехать»?! — раздраженно сказал Герман, глядя на то, как трамбует свой чемодан Филя. — Мы здесь вдвоем! Хотя, я вижу, ты в последнее время подзабыл, кем мы друг другу приходимся!
— Герман, я устал! — обессиленно выдохнул Филипп, взглянув на возмущенного супруга. — Я хочу домой. Пожалуйста, давай вернемся в Канаду.
А Венский ни на каких совместных путешествиях и не настаивал! После всего случившегося его тоже не слишком тянуло на душевные разговоры и романтические прогулки.
Они почти не разговаривали ни в аэропорту, ни в самолете. Герман автоматически заказывал еду и напитки для себя и Филиппа, тот молча все это принимал, молча жевал, уставившись в айфон, и раздражал Венского всем своим видом.
Герман не мог дождаться, когда они наконец долетят, раз десять вставая, чтобы пройтись по салону, поскольку спать в этом взвинченном состоянии было невозможно. А великому артисту хоть бы что! Филя спокойно дремал у окошка, развалившись в кресле и уперевшись коленом в пластиковый столик перед ним. Ерзая рядом, Герман постоянно косил глазами на его задранную ногу в облегающих бедро джинсах, снова и снова мысленно возвращаясь к виду этого бедра в черном кружеве. Просто поверить невозможно в такое тотальное перевоплощение! Даже форма рельефа его мышц сейчас кажется совсем другой… Скорее бы оказаться дома, в самом деле, где можно хоть в разных комнатах находиться!
***
Маргарита Львовна, которую Филипп предупредил об их срочном возвращении, наверняка заметила между ними напряжение, хотя Филипп держался подчеркнуто безмятежно, отдыхая после поездки, валяясь целый день на диване и с удовольствием прихлебывая приготовленный бабушкой чаек. К Венскому он не обращался и показательно игнорировал его явно неадекватное поведение, чем еще больше Германа бесил.
Не в силах сосредоточиться на работе, Венский в очередной раз вышел из кабинета, направившись в гостиную, где Филечка мирно беседовал с бабушкой, расположившейся в кресле с книгой в руках. Просто семейная идиллия! Так уютно устроился одетый в любимые шорты Филипп под пледом, выставив колено и с аппетитом откусывая от яблока внушительные куски. Конечно, с такими-то крепкими зубками и знатным размером ротика!
Герман быстро сел во второе кресло подальше от дивана, рядом с Маргаритой Львовной. Он сосредоточенно посмотрел в свой телефон, потыкал в экран пальцами и через несколько секунд нервно бросил его на журнальный столик, невольно встретившись с Маргаритой Львовной глазами.
— Яблочка? — явно издеваясь, протянула она ему угощение.
Герман уже вдохнул, чтобы выдать едкую фразу, но его телефон зазвонил: Алиса желала пообщаться.
Он ответил и, снова сорвавшись с места, ушел на кухню. Алиса спрашивала, все ли у них в порядке, почему Венский долго не звонил, и рассказывала о какой-то ерунде вроде поездки на очередные сборы. Вникнуть в суть ее сообщений Герман был не в состоянии и, сказав, что опаздывает на встречу, по-быстрому отвязался. Он даже с дочерью нормально общаться не может, а этому наглому шоумену все до лампочки, как будто не случилось ничего, и беспокоиться не о чем, кроме бабулиной запеченной курочки! Посмотрела бы на своего ангелочка бабушка каких-нибудь два дня назад!
Снова появившись в гостиной, Венский вдруг обнаружил, что его кресло занято: Маргарита Львовна разложила там клубки для вязания! Ну конечно, зима через пару месяцев, надо заранее навязать шерстяных носочков, ведь без них обожаемый внучок просто пропадет! Плевать, что полы в их доме с подогревом — Филечка с удовольствием в вязаных носках ходит, послушно держа в тепле свои уникальные ножки, которые, как оказалось, и на шпильках прекрасно себя чувствуют!
Положение было идиотским, не станет же Герман выбегать из комнаты снова! Он сел на диван рядом с Филиппом, сразу же уперевшись взглядом в его торчащую из-под пледа ногу.
Маргарита Львовна, склонившись над спицами, следила за происходящим, исподтишка глядя поверх очков. И вправду любопытно, что могло случиться между ними в последней поездке. Несмотря на дерганья чем-то крайне возмущенного Венского, Филя ведет себя абсолютно спокойно, хотя раньше в подобной ситуации откровенно паниковал, выискивая способы задобрить недовольного супруга. А сам Венский вместо того, чтобы, разобидевшись, изображать круглосуточную занятость или, как он это умеет, вообще хлопнуть дверью, хорошенько выпить в ближайшем баре и успокоиться, сидит дома, словно привязанный, и лишь наматывает вокруг Филиппа круги. Наблюдать за этим, конечно, забавно, однако нервное напряжение в доме можно терпеть не до бесконечности. И ей почему-то кажется, что, вынудив Венского сесть наконец рядом с Филей и начать разговаривать, она была совершенно права.
Заметив, что Герман наконец, накрыв ладонью колено Филиппа, склонился к его уху, она встала, на всякий случай оставив вязание на освободившемся кресле, и тихо проследовала на кухню. Они не слишком-то ее стеснялись, когда тискались на диване, но ей всегда хватало такта понять, что ее присутствие бывает неуместно.
***
Невозможно было этому сопротивляться. Чувствуя себя извращенцем больше, чем в ту Сочинскую зиму, когда началась их с Филиппом связь, Герман вдыхал исходящий от него ванильно-яблочный аромат и, ощущая под рукой тепло гладкой кожи, все же решился.
— Я хочу чулки, — совсем тихо и неуверенно озвучил наконец Венский причину своего помутнения рассудка, опасаясь справедливой насмешки, но Филипп, казалось, даже не удивился.
— И все? — неожиданно серьезно спросил он и, когда Герман посмотрел наконец в лицо, уточнил: — Мейк ап?
— Да. Я все хочу…
— Сегодня?
— Сейчас! У тебя есть?
— Еще нет, — все так же по-деловому спокойно сказал Филя, вставая с дивана. — Я дам знать, какой отель. Через три часа.
Джип Филиппа вылетел со двора уже через несколько минут и унесся в сторону города, а Герман не знает, как эти три часа провел и чем занимался: он только об одном мог думать. Кровь закипала лишь от мысли, что он вот-вот увидит это снова. И сможет прикоснуться и убедиться, что это не мираж, это существует в реальности!..
Филя выбрал современный «Хилтон», но Герману было все равно. Он в любом случае перестал бы замечать обстановку, где бы их встреча ни происходила. Стоило лишь войти в номер и увидеть в приглушенном свете вновь расположившийся поперек кожаного кресла силуэт, и он вообще забыл о существовании еще чего-то в этом мире, кроме изящных ног в полупрозрачных кружевных чулках, затянутой в жесткий корсет талии и запаха клубничной помады. Угадав его желание, Филипп поднялся навстречу, оказавшись на высоких каблуках одного с Германом роста, и Венский развернул его спиной, сразу же прижав к себе.
— Боже мой… — только и смог прошептать Герман, отбросив с голого скульптурного плеча длинные волосы и стараясь растянуть каждое мгновенье упоительной игры.
Кончиком языка он провел вверх по линии шеи Филиппа, от четкой ямки надплечья до уха с маленькой родинкой. Филя откинул голову, подставляясь под страстные поцелуи и дразня призывно отставленным круглым задом, спрятанным под клетчатой юбкой. Герман закрыл ладонями его липкие от яркого макияжа веки и, размазывая черную тушь, уже не сдерживал хищной восторженной улыбки от образовавшихся раскосых полос на светлой коже. Скользнув ладонью по затянутому в гладкий чулок бедру и запустив наконец руку под короткую юбочку, Герман ощутил его тугой стояк, сдавленный эластичными стрингами, и сознательно растягивать процесс дальше был уже не в состоянии.
Он сгреб Филиппа за бедра, развернувшись и вместе с ним свалившись на кровать, а через миг уже был над ним, лихорадочно пытаясь разделаться со шнурками корсета и теряя остатки разума от вида уходящих под шнуровку линий спины. Филя дал ему немного повозиться перед тем, как сам расстегнул сбоку молнию и мгновенно сбросил широкий жесткий пояс. Удовольствия стащить с него юбку Герман уже не уступил, и резинки маленьких стрингов наблюдать на обнажившихся мячиках упругого зада был больше не способен, рванув вниз эти провокационные веревочки.
Только черные чулки с кружевом вокруг бедер и лаковые туфли с агрессивными шпильками оставались на сильном, взмыленном от бешеной страсти теле, в которое Герман со звериным рычаньем вбивался, исполняя самые безумные фантазии последних дней и всей своей прошлой жизни.
Кто бы мог подумать, что почувствовать себя реальным участником почти уже забытых короткометражек с порноактрисами, которых пересмотрел он множество в своей активной молодости, он в полной мере сможет лишь сейчас, и вовсе не с женщиной… И сколько угодно можно экспериментировать с этими пластилиновыми ногами, забрасывая их себе на плечи, разводя в шпагат или складывая Филиппа пополам, со всех сторон рассматривая, как облегает полупрозрачный капрон тонкие щиколотки и острые косточки лодыжек, как сексуально изгибается высокий подъем его стопы, повторяя изысканную форму туфель, и какими возбуждающе опасными выглядят торчащие вверх шпильки…
Но физические силы все же не бесконечны, и когда их не осталось совсем, Герман, наслаждаясь наступившей легкостью, просто лежал на спине, ероша лохматые, взмокшие после парика волосы Филиппа, и нежно ему улыбался, рассматривая перепачканное тушью наивное лицо с натыканными на носу веснушками.
— Ты можешь побыть еще здесь, — спокойно сказал ему Филя, приподнявшись на локте и улыбнувшись в ответ. — Номер все равно до завтра наш. А я быстро в душ и домой поеду, хорошо?
Герман на миг закрыл глаза в знак согласия, поскольку произносить какие-либо звуки ему было уже не под силу, и едва смог снова поднять тяжелые веки: после двух бессонных ночей он отключался неотвратимо.
Как и когда уходил Филипп, Герман уже не слышал. И ничего ему больше не снилось, он ни разу не проснулся этой ночью и с утра, с наслаждением потянувшись на большой кровати, чувствовал себя по-настоящему счастливым человеком. Видеть своего артиста ему хотелось немедленно. А еще гренок хотелось и омлета в исполнении их бесподобной бабушки, и ее ехидных шуточек, и разложенных на кресле уютных клубочков… И что вообще Венский до сих пор в этом отеле делает?
Вернувшись в их пахнущий кофе и гренками дом, он старался не шуметь, входя в спальню, но Филя уже проснулся и просто валялся на постели. Он даже в ванной успел побывать, судя по влажным волосам. Не раздеваясь, Герман лег рядом с ним на свою подушку, и Филипп повернулся к нему, оказавшись лицом к лицу и с такой же, как у Германа, таинственной улыбкой на своего мужа глядя.
— Как прошло твое рандеву? — обыденным тоном спросил Филипп. — Она была красивая?
— Фантастическая, — мечтательно закатив глаза, ответил Герман. — Я никогда таких не встречал. Она просто с ума меня свела.
— Как ее звали? — продолжал Филипп их игру.
— Не знаю… Может, по имени города, где я впервые ее увидел? — улыбался в ответ Герман.
— Милан?..
— Или Милана… Да, пускай она будет Миланой.
— Ты в нее влюбился? — игриво сощурился Филя, заставив Германа задуматься над тем, как лучше ответить.
— Ну, разве что немного, — равнодушным тоном произнес Венский, обнял Филиппа за плечи и, изменившись в лице, серьезно добавил: — Я соскучился, циркачонок.
Филипп взялся за дужки его очков, осторожно снимая и перекладывая на прикроватный столик…
Совсем по-другому целовал его Герман, дыша через раз от накрывающей его нежности, и Филипп был снова ласковым и отзывчивым в его руках, и надо было, наверное, остановиться, дав Филе отдохнуть после сумасшедшего вечера, но Филипп ему этого не позволил, произнеся на тихом выдохе:
— Любимый мой, Герр Манн… Приходи!
И Венскому необходимо было это услышать, чтобы вернуться окончательно в свой собственный мир, в свою счастливую жизнь, которая только рядом с ним возможна…
