Основной экзамен жизни

Sunsetz- cigarettes after sex

-Юнги? - Чимин шепчет на ухо альфе, поглаживая его по плечу ласково, и Юнги урчит, целуя его сладко в шею: -Мм? -Юнги, а поесть-то мы забыли с тобой, - Пак целует встрепенувшегося мужчину в плечо, успокаивая его тут же, - Всё хорошо, любимый, просто было бы неплохо...Что-нибудь слопать. -Я сейчас приду, котёнок, - Мин встаёт с постели, осознавая, насколько проебался: его омега голодный ходит уже несколько часов, а он...А он что? Совсем голову потерял, идиот. -Я с тобой, - Ну конечно, куда без этого? Разве Чимин, дорвавшийся до своего истинного, хоть на шаг от него отойдёт теперь? -Чимини, тебе бы отдохнуть после сегодняшнего дня. Лежи, родной, я сам всё приготовлю. - Альфа любовно зачёсывает прядку волос Пака, и тот улыбается ему: так невинно, так солнечно, что в сердце щемит от любви. От того, что недосягаемое- вот оно, сидит пташкой хрупкой посередине твоей постели, с тобой вниз просится, глазками- полумесяцами уговаривая тебя нежно, не отговоришься. - Ты же не согласишься, да? Пак мотает головой всего раз, продолжая улыбаться, а щёчки- румяные, счастливые, полные жизни долгожданной, так и тянет зацеловать, не отпускать никогда. Ладошками к нему тянется, просится с альфой. - Иди, солнце, пойдём со мной, давай, - Доминант бережно помогает слезть с постели высокой, поднимая на руки так, чтобы Чимин обвил его торс ногами: похоже, это вошло в привычку, от которой он никогда не откажется теперь, получив своё хрупкое счастье в крепкие руки, которые никогда не отпустят больше. -Юни, тяжёлый ведь, опять нога болеть будет, опусти, - Чимин фырчит ему в шею робко, на что лишь поглаживание по спине получает в ответ: вот он, комфорт. Вот он- настоящий его дом. В одном человеке. -Не будет, сладость. -А что лопать будем? -А чего бы тебе хотелось? -Не знаю, сладкого, наверно. -Из готового только сливки, - Мин губы поджимает, опуская любимого на столешницу, и целует неторопливо в шею, одной ладонью поглаживая щёчку, - И ты. -Юнги-и... -Не робей со мной, Чимини. Сладкое займёт время, а мы слопаем простое печенье с молоком, пока его ждём. Это всё, что есть из готового. - Альфа отходит к холодильнику, открывая его, и покусывает щеку изнутри, вздохнув, - Минни? -А? Это вышло неожиданно для обоих: Мин не планировал, чтобы прозвище слетало с его уст. Слишком привык проговаривать его в голове, а тут...Сегодня, похоже, он выпустил на волю абсолютно все свои мысли, которые покоя не давали последние годы. Чимин ответил автоматически, помахивая ножками короткими в воздухе, отправив в рот кусочек рафинада, и прикрыв глазки: он на любое прозвище готов, лишь бы только мужчина его рядом был. Вот так спокойно, вот так комфортно чтобы было всегда. Разве нужно ещё что-то для счастья в этой жизни? Просто чувствовать, что человек, которого ты любишь, любит тебя в ответ. Этого достаточно, чтобы жить. Для обоих. Юнги оборачивается, улыбнувшись мягко, и застывает на месте, вбирая в себя красоту момента, создавая очередное воспоминание: Пак Чимин сидит по домашнему у него на кухонном столе, помахивая ножками в воздухе. Ляжки пухленькие обтянуты от принятой позы мягким материалом очаровательной пижамы, а сквозь белую футболку немного просвечивает грудь, от которой у Мина сердце заходится. Хмурит брови, переводя взгляд ниже, на крошки-ладошки: сцеплены в замочек в ожидании, покоятся совершенно спокойно меж сведённых вместе бёдер. Бегает взглядом то по лицу, то по ногам, а сам понимает, насколько в этой жизни оказался счастливым: ни у кого такого истинного нет на всём белом свете. Растрёпанные немного волосы пушистым и уютным гнёздышком над его головой устроились, обнажая широкий шрам, тянущийся от самого виска до затылка: на его месте никогда уже не вырастут волосы, всегда будет напоминать о таком же оголённом страхе Юнги в тот день. Носочек мягкий, бежевый, сполз вниз по пяточке, а другой сидит, как надо: это напоминает Юнги, застывшему, изучающему его, словно искусство века, что жизнь такой и является: то тянет тебя вниз, то на места всё ставит. А надо для этого всего-то поворочаться. И не важно, на постели ты это сделаешь, или на улице: носок твой сползти может до противного отвратительно и в публичном месте, прямо в кроссовках, там, где свой дискомфорт показывать нельзя. Скрывать будешь до последнего. А может сползти вот так уютно, как у Пак Чимина, обозначая, где именно находится дом профессора Мина: в нём. Ни в ком больше на всём этом свете. Отложив сливочное масло и яйца в сторону, Юнги подходит к нему вплотную, обхватив ладонями его личико, и Чимин вздрагивает от неожиданности, открывая глазки, сталкиваясь со слезящимися глазами истинного, который дрожит губами, прижимаясь ими к его полным, сладким от сахара губам: умрёт без этого. Умер бы, если бы не сделал это прямо сейчас. Юнги хнычет в поцелуй, как маленький, выпуская свои эмоции наконец, и кивает тихонько, продолжая сминать его губы своими, чувствуя, как Чимин понятливо обхватывает его торс своими ножками, прижимая его тесней к себе, и утирает его щёки от слёз, отвечая ласково на поцелуй, давая своему мужчине всё, что может: всего себя. Без остатка. Растворяется в нём, как кусок рафинада, который они поделили сегодня ночью на двоих. Юнги переходит с хныканья жалобного на урчание, запуская руку за спину, и поправляя сползший носочек, оглаживая оголённую часть ноги Чимина, который кивает в поцелуй, тычется своим носиком в его трогательно, совершенно не умея целоваться. Ничего, вся жизнь впереди. Юнги научит. Для Юнги он и без того - лучший на свете. Отстраняется от своего омеги, переводя дыхание, губы сомкнуть не может ни один из них. Юнги лбом утыкается в его хрупкое плечо, дыша тяжело, пока Чимин на его плечах ладошками узоры одному ему известные выводит. -Всё хорошо, любимый. Я тут. -Никогда не исчезай, Чимин, - Юнги шмыгает носом, совсем расклеившись, но ведь и сильным иногда надо быть слабыми? Стоит на кухне, уткнувшись в любимое плечо, и понимает: мне сегодня хочется быть слабым. Мне хочется быть слабым, и показать всё, что во мне есть. Мы ведь чаще всего говорим о том, чего нам не хватает, верно? Кажется, этого и не хватало так долго, все эти годы разлуки, заставив его окончательно сдаться эмоциям: ощущения счастья. Простого, банального ощущения любви от самого важного человека. -Я никогда не исчезну, слышишь, киса? - Пак шепчет на ухо, а ощущение- что в самое сердце, что под кожу пробирается, ладошками прижимая к себе, словно доказать пытается: вот же он, никуда не денется. Обнимает, поглаживает по волосам, целуя в висок неустанно, и всё шепчет, шепчет, - Я всегда тут буду, с тобой, Юнги. Ты - дом мой. Больше у меня дома нет. Только ты, Юнги. -Я никогда тебя не отпущу больше, - Это занимает ещё несколько минут: Мин просто не верит своему счастью, отключившись от мира полностью, и растворившись в любимом феромоне. Похоже, в этом мире действительно нет ничего сложней любви. - Слышишь, Чимин? Я всегда тебя держать буду, крепко-крепко держать буду, чтобы ты никогда больше не... Никогда... -Поплачь, киса, поплачь, тебе надо выпустить всё, - Ангельский омега терпеливо дожидается, пока истинный успокоится окончательно, сползая потихоньку со стола, и обнимает его из-за спины, поглаживая торс ладошками, целуя в позвоночник неустанно, - Всё хорошо, Юни...Всё закончилось, ты сильный у меня, такой сильный...Я горжусь тобой, знаешь? - Пушистая макушка омеги выглядывает из-за спины альфы, вынуждая его шмыгнуть носом, кивая согласно, и Мин успокаивается, устремив взгляд в потолок, запрокинув голову: ощущение такое, будто это не лампа светит с потолка, а солнце. Может, такой и будет вся его жизнь рядом с любимым? Юнги на ощупь находит макушку, принявшуюся за помощь, и целует её тихо, шепча: -Я сам приготовлю. Позволь мне поухаживать за тобой сегодня, ладно? -Ты всегда за мной ухаживал, а я и не видел, - Щёчки Пака заливаются румянцем, но омега понятливо отстраняется, позволяя мужчине показать себя, отвлечься на приготовление еды, приходя в себя постепенно. Садится на стул рядышком, и наблюдает заинтересованно за каждым движением своего альфы, подпирая подбородок кулачками, распускает свой сладкий феромон, склонив голову на тот бок, где не видно шрама. Юнги видит это, хмурится, настойчиво целуя обратную сторону: -Не скрывай его. Это наше общее прошлое. -Не буду. - Омега кивает согласно, прикрыв глаза послушно, и втягивает в носик аромат еды, которую он готовит, - Что делаешь? -Крем-брюле любишь, котёнок? -Никогда не ел, - Чимин вытягивает шею, наблюдая внимательно за истинным, пока тот хмурится, отделяя белки от желтков: Чимин насчитал аж пять. - А откуда это...Брюле? -Из Франции. - Юнги улыбается загадочно, прикрыв глаза всего на минуту, и вспоминает, как запомнил в мельчайших деталях одно из Парижских воспоминаний, в котором его омега уплетал этот десерт, сидя рядом со своей крошечной копией в одном кафе. Воспоминание смазано, не является чётким, но Мин по памяти постарался найти хоть что-то французское тогда, перерыв весь интернет, чтобы постараться вспомнить хотя бы вкус воспоминания. Отчего-то остановился на этом десерте, запомнив лишь светлый цвет того, что уплетал его омега. -Ты его так уверенно готовишь, десерт этот, не первый раз? -Немного тренировался. - Враньё. Мин Юнги учился делать этот десерт около ста раз, из раза в раз оканчивая каждую свою попытку разбитой о стену посудой: воспоминание восстановить не получалось никогда. Сегодня, даже если это не тот десерт, Юнги приготовит его, чтобы омега попробовал на вкус страну, в которую он его обязательно отвезёт однажды, хоть и ненавидит французский язык. Загадать заветное желание на Парижской железяке, как её называл крошка-ангел из воспоминания- вот цель Юнги: загадать счастье в каждом измерении. -А тёплые сливки пахнут вкусно, - Чимин облизывается, мурлыкнув довольно, когда Юнги нагрел сливки, смешав их со столовой ложкой сахара: одного рафинада на двоих им явно мало. Дальше Чимин не особо вникал: отвлекли венистые руки, проворно разложившие по формам заготовку. Юнги уже налил молоко в стакан для своего омеги, поставив тарелку с печеньем перед ним, и Чимин сейчас лопает так, что за ушками трещит, а сам любуется мужчиной мечты, готовящим для него десерт на утро: чтобы проснувшись, Пак Чимин начал свой день со сладкого, как и новую жизнь. Со сладкого, созданного альфой, который обеспечит ему беззаботное будущее. - Всё-ё, я больше не могу, лопнул! - Омега отодвигает от себя тарелку, допив молоко, и икает очаровательно, привлекая внимание истинного: Мин Юнги всегда мечтал об этом. -Всегда мечтал об этом. -О чём? - Чимин распахнул ротик, заломив бровки картинно,и охнув, - Ах, ты! Мечтал, чтоб я лопнул? -Мечтал, чтобы ты вот так сыто икнул, сидя у меня на кухне, котёнок, - Юнги отправляет в духовку десерт, подходя к покрывшемуся румянцем омеге, и сцеловывает крошку печенья с уголка его губ, улыбаясь разнеженно, - Мой сладенький котёнок наелся? -Да, - Омега пользуется моментом, выпятив нижнюю губу: знает ведь, что в поцелуе ему не откажут. Да и кто посмеет? Мин чмокает довольно своего омегу, оглаживая пальцем шею тонкую: -Я сделаю тебя самым счастливым. Верь мне. -А я и верю, киса, - Пак улыбается солнечно, повторяя его движение, и доминант плавится в его ладошках, как под солнцем, ластясь, - Сколько ждать? -Час. -Мм...Чем займёмся? -А чем бы тебе хотелось заняться? -Поваляемся на диване, как бездельники? -Почему бы и нет? -Но сначала... - Чимин гуляет пальчиками вверх по его руке, посмеиваясь, и доходит до плеча, смахивая невидимую пыль, - Сначала потанцуем? -Я не научился тогда. -А и не надо, Юнги. Просто кружи меня в водовороте этой жизни, а я тебе доверюсь. Навсегда доверюсь. -Сможешь? -Уже доверился, альфа. - Пак включает радио, улыбнувшись мягко, - Мне нравится. -Она грустная. -Зато атмосферная, если не вслушиваться в слова. -Но я... Пальчик омеги достал до рта Юнги, прикрывая его. Небесные глазки изучают совершенно спокойные глаза шартреза, а губы шепчут тихим, практически бесшумным голосом: -Отключите в себе преподавателя, профессор Мин. В этой песне есть свой шарм и двойное дно, вам не кажется? Юнги знает. Оно есть. Всегда было, есть и будет это двойное дно. Всю его жизнь. Обнимает его крепко, потеряв счёт времени, танцует, кружа своего омегу ласково, и улыбается глупо: вот, о чём он мечтал все годы их разлуки: просто танцевать поздней ночью в гостиной, дожидаясь еды, и стоять посреди комнаты в парных пижамах, глядя друг на друга неугасающей любовью. Впитывать в себя родной феромон, чувствовать себя живым. Мин Юнги никогда ничего не хотел больше, чем просто чувствовать себя живым. Это, похоже, было самым далёким его мечтанием, на которое он закрыл глаза уже давно, уничтожая себя изо дня в день ненавистью к себе, неспособностью разобраться в самом себе, чтобы шагнуть в будущее. Всё топтался на месте, отрицая правду: ты никогда не будешь жить по-настоящему, если будешь цепляться отчаянно за прошлое. Никогда не сможешь шагнуть в будущее, всё ещё мельтеша в том, что уже позади. Только никто никогда не говорил о том, что твоё прошлое может быть напрямую связано с твоим будущим, и ничего тут не попишешь. Остаётся только баланс искать. Бороться до последнего, выжимать из себя все силы, пока не упадёшь без сил. Но всё равно не откажешься: ради этого момента стоит жить. Вот он, Пак Чимин, счастливо перебирающий ножками в своих новеньких носочках, скользящих по полу. Вот оно, его доказательство. Профессору Мину ничего больше в этой жизни не нужно: только видеть его таким счастливым. Только знать, что он жив, и рядом. -Юнги? -М? -Ты опять грустишь. -Я не грущу, котёнок, - Юнги притягивает чуткого котёнка к себе, мурлыча ему на ушко, и покачиваясь в такт музыке, - Я наслаждаюсь твоим присутствием в своей жизни, и осознаю, насколько я без тебя в этой жизни не несу смысл. -Не говори так, Юни, - Чимин высовывает носик, запрокинув голову, и покачивается внутри объятия, поджав губки. -Это правда жизни, котёнок. Я без любви к тебе не могу быть живым. Не хочу без тебя жить. -Профессор Мин? -Да, Чимин? -Можно тишину в аудитории, пожалуйста? - Чимин разряжает обстановку, улыбнувшись солнечно, и тянется на носочках к мужчине, который кивает понятливо, целуя его невесомо, оглаживая талию, которая умещается в ладонях. -Ты такой худенький... -Шутишь? Я лопаю половину планеты каждую ночь, ты меня ещё на диету сесть упрашивать будешь, - Омега хихикает, хлопнув его ладошкой по груди, когда Юнги выдаёт скептическое выражение лица, вскинув бровь: -Вот ещё. Лопать будешь от души для мурчашника. Всё для твоего сладенького мурчашника, - Ладонь альфы ложится на его животик, совсем немного пухленький, и Юнги улыбается ласково, чувствуя, как молодой омега пытается его втянуть, - Не надо, Чимини. Ты прекрасен. -Ага, подъел всё твоё печенье, а ты и рад? -Пак Чимин? -М? - Омега хлопает невинно глазками, когда Юнги расплывается лужицей от синевы его глаз, склонившись над его лицом: -Можно тишину в аудитории? -Как скажете, профессор Мин. -Благодарю, котёнок. -Ты такое совершенство... Юнги не может налюбоваться своим ангелом: Чимин спит, то и дело улыбаясь во сне, и причмокивает изредка полными губами, придвигаясь к нему ближе инстинктивно. Мелкий Мин принимает его за родного практически сразу же, чувствуя близость с омегой,и спит сейчас между ними, устроив хвостик пушистый на своей законной территории- на предплечье Юнги, без которого жизни не видит. Ладошки Чимина сжимаются в крохотные, кругленькие кулачки, и Юнги не удерживается, целуя тот, до которого дотягивается, замечая, как носик-кнопочка дёргается в ответ на ласку, а омега сжимается в клубочек, фыркнув уютно в пуховое одеяло. Мужчина укрывает его одеялом, вставая с постели и готовясь к предстоящему дню нехотя: как можно оставить это счастье в постели не зацелованным до самого его крошечного, миниатюрного мурчашника? Доготовив десерт, Мин напевает впервые за последнее время с тех пор, как покинул сцену, и не замечает, как Чимин спускается вниз в пижамах, весь заспанный, испугавшийся, что альфа его бросил. Топает обиженно к мужчине, протирая на ходу глазки, и утыкается подбородком в грудь, бурча приветственное: -Ты не поцеловал меня утром. -Я боялся тебя разбудить, солнце, - Юнги целует своего птенчика в макушку, и тот вздыхает обречённо: -Буди меня поцелуями всегда, ладно? -Обещаю, котёночек. Давай, пора завтракать, и в дорогу. - Мин поглаживает румяную ото сна щёчку, и улыбается, довольный днём, который ещё и начаться толком не успел. - Я соберу вещи в дорогу, и присоединюсь. -Давай вместе? -Нет, котёнок. Я хочу сделать это сам, - Не скажешь же, что собираешься протащить чемоданы огромные на обычный ретрит? Как-то не особо верится в небольшую поездку, когда в гардеробной с зимними пальто тебя ждут восемь чемоданов, шесть из которых забиты под завязку всем, что может и не может понадобиться омеге в бытовой жизни: Сокджин, Феликс и Джисон постарались на славу, помогая Юнги собрать своего омегу к новой жизни. Всё, что требуется от Пака- всего лишь присутствие в этой новой жизни. -Я пом... -Чимин, давай просто создадим тишину в аудитории? - Это, похоже, становится негласным правилом пары: просто произносить эту фразу, чтобы избежать любого конфликта, пусть даже и по мелочи. Юнги смотрит такими влюблёнными глазами, что и отказать невозможно. Омега замолкает, отправляя в рот десерт, и мурлычет от удовольствия, - Понравилось, Манчкин? -Это рай на земле, Юнги. -Неправда. Ты- рай на земле. - Мужчина улыбается мягко,покачав головой, и принимается за дело, удаляясь. За прикрытой дверью гостиной слышно, как Чимин воркует с охочим до ласки котëнком, налаживая контакт, и Юнги, пользуясь моментом, шустро упаковывает все чемоданы в багажник, отдышавшись немного после. Возвращается, и млеет от картины: Чимин успел уснуть вновь, калачиком свернувшись на диване в обнимку с мелким Мином, который носиком зарылся куда-то в его футболку, один только пушистый хвост торчит. Поднявшись в спальню, Мин достаёт из шкафа вещи, и возвращается к своим котятам, нежным поцелуем в расплывшуюся от принятой позы щëчку будит своего омегу: -Мой славный катышек проснётся для своего альфы, м? -Ммм... -Мой котёночек наелся, и хочет отдохнуть ещё немножко? - Юнги потирается носом о его плечо, получая дополнительное мычание в ответ, и усмехается, кивая согласно, пристроившись рядом: поездка не убежит. Жизнь от них не убежит, если они поспят вот так сладко, уютно, в обнимку, ещё хотя бы час. -Юнги? Юнги, ты меня душишь,- Чимин попискивает откуда-то снизу, и Мин открывает глаза, тут же отстраняясь от своего омеги, оглядывая его обеспокоенно: -Я что-то сделал, да? Тебе больно? Где больно,Ч... -Тише, эй, ты чего-о, - Омега посмеивается, вновь подползая к мужчине, и оплетая его своими невозможными ручонками: тёплый, домашний, заспанный и абсолютно, беспрекословно любимый. - Просто обнял немного крепко, всё хорошо, не бойся. Я же не хрустальный. -Ты для меня и фарфоровый, и хрустальный, и какой угодно, Минни, - Часы на стене говорят о том, что один час сна плавно перетёк в четыре, и Юнги хмыкает, шмыгнув сонно носом, когда омега тянется ладошкой к его волосам, привычно их зачёсывая назад, и улыбаясь довольно, - Счастливый. Всегда таким будь. -Ты всегда так зачёсывал их, а мне хотелось подойти, и взъерошить твои волосы, пока тебя целую, - Пухлые пальчики переходят с затылка на лицо, невесомо его оглаживая, а небесные глаза так и затаскивают в свой омут потянувшегося навстречу мужчину, который мурлычет ласково: -Так чего же ты их сейчас зачёсываешь? -Не знаю. Просто. Просто дотрагиваться до них- такое же счастье. -Я люблю тебя, Чимин. Щёчки омеги краснеют от полной нежности фразы, и он встаёт с дивана, поправляя немного сбившуюся на плечах футболку, кивнув в сторону вещей на диване: -Я тоже тебя люблю. Это мои? -Твои. Но если не нравится, ты можешь выбрать другие, - Юнги намеренно оставил в шкафу полные полки вещей помимо упакованных чемоданов, чтобы не вызвать никаких подозрений у любимого, и тот согласно кивнул, прижимая к себе стопку светлых вещей: -Мне всё от тебя нравится. -А больше всего? -Твоё существование в моей жизни, - Омегат пищит застенчиво, сверкая пятками в сторону ванной, и Юнги усмехается, потирая переносицу: -Так я и существую лишь благодаря тебе. -Ты чего-то беспокойный, котёнок. Не нравится, что мы взяли на обед в дорогу? Мне вернуться за другим меню? - Юнги целует тыльную сторону ладошки истинного, не отвлекаясь от дороги, а Чимин качает головой, стыдливо опуская её, - Чимини, что происходит? -Ну...У меня...У меня течка скоро, и я... -М. - Мину долго объяснять не надо. Останавливает машину, стянув с себя рубашку поверх футболки, и протягивает любимому, укрывая его, словно пледом. Крохотный носик торчит около ворота, втягивая в себя феромон мужчины, и Чимин выдыхает глубоко, ёрзая на пассажирском кресле, и сползая вниз, чтобы улечься поудобней. - Лучше? -Намно-ого... -Хочешь поспать, или? -А ехать нам ещё долго? -Ещё час остался. -Тогда я тобой полюбуюсь, - Омега улыбается, зарывшись подбородком в ворот его рубашки, только мужчину не проведёшь: -Чего это ты там удумал? -Ничего. -Чимини? - Мин усмехается, потянувшись к вороту, и слышит, как омега причмокивает недовольно: лишили сладости. - Покачав головой неверяще и улыбнувшись робкому истинному, Юнги, не отрываясь от дороги, склоняет голову в его сторону, подставляя ему свою шею, - Давай. -Чт...Что давать? - Не так уж и смел птенчик, которого поймали на деле: Пак Чимин под рубашкой мужчины ладошки стискивает в кулачки, чтобы не сорваться, и невинно хлопает ресничками в опасной близости с крепкой, бледной шеей альфы, который шепчет: -Сделай, что делал с воротником. -Не буду. -Стесняешься, что ли? -Да. -Тебе нечего стесняться, котёнок. Давай, нападай на меня,я весь твой. Кажется, даже мелкий Мин с заднего кресла подгоняет, мяукая жалобно, когда Чимин облизывается, чувствуя, как в животе все на свете бабочки распрямляют крылья, и кончиком язычка слизывает феромон мужчины с его шеи: одно дело- заниматься подобным в спальне, без света. Другое- тут, посреди дороги, в преддверии течки. Распробовав вкус, лижет широко шею мужчины, вырывая из него стон, подгоняющий любопытство. Ладошку свою кладёт на его бедро, оглаживая его в такт движениям языка, причмокивает вокруг его шеи, а Юнги смотрит на дорогу, ведя осторожно, и позволяет себе немного сбавить скорость, чтобы истинный насладился вдоволь. Пять минут, и Пак Чимин хнычет, как нуждающийся котёночек, обнимая его шею, но не мешая водить. Всё целует в шею благодарно, щедро приправляя каждый коротенький чмок пищащим "спасибо, альфа", а Юнги урчит утробно, разнеженный вконец. Позволяет ему отдохнуть, откинув немного кресло, и Чимин засыпает спокойным сном, объясняющимся течкой вне режима: тесный контакт с доминантом- истинным даёт свои плоды, а крошечный, миниатюрный Пак Чимин не особо сильно разбирается в том, как именно действовать: боится близости. Юнги понятливо подтыкает рубашкой широкой его по бокам, продолжая урчать и напевать какую-то колыбельную, до самого конца дороги. -Приехали, мой Пусанский персик, - Мин целует шрам на виске своего омеги, будя его ласково, и Чимин причмокивает сонно, улыбаясь сразу же, как только видит глаза шартреза, - Как спалось? -Лучше все-ех, - Парнишка потягивается сладко, зевнув, и возвращает кресло в исходное положение, открывая дверь вслед за Мином. Выходит из машины, промаргиваясь, и ротик раскрывает шокированно, смотря то на дом, то на Юнги, который встал рядом, обойдя машину, успел оплести его талию своими крепкими руками, целуя в затылок: -Как тебе? Нравится? Омега всхлипывает, зарывшись в его футболку носиком, и обнимает его судорожно, просясь на руки, как ребёнок. Юнги не отказывает, заботливо поднимает его, дойдя до калитки, и открыв её. Заносит на руках своего истинного омегу в дом, целуя его в дрожащие губки, а Чимин только глазками по комнате гостиной бегать может, после останавливая затопленную слезами синеву своих глаз на глазах шартреза, шепча ему в губы: -Ю...Юнги, это же... Юнги, ты как нашёл его, это же...